Где Оберманнс?
В декабре 1939 года на группу Сони обрушился тяжелый удар. Осенью 1939 года Франц забрал у нее свой передатчик, намереваясь вести связь самостоятельно. В кантоне Фрейбург он снял находившийся посреди леса замок "Ля Розьер", испытал свой передатчик и приготовил все для того, чтобы после каждого сеанса связи закапывать его в лесу. Они встречались еще один раз - Урсула забрала у Франца последние донесения для передачи в Центр - следующие он должен был передавать уже самостоятельно. Но на следующую встречу Оберманнс не пришел, не явился и на повторную встречу. Нарушив все правила конспирации, Урсула позвонила ему домой, и ей ответили, что такой там не живет. Франц исчез бесследно.
Куда он мог деться? Естественнее всего было предположить, что Оберманнс арестован. Напрямую, конечно, ничего выяснять было нельзя. В телефонном справочнике Урсула нашла адрес адвоката, знакомого ей еще по Шанхаю - он приезжал туда в связи с делом Ноленс-Ругов и, хотя за столько лет его взгляды могли измениться, другого выхода не было - приходилось доверять. Однако адвокат не подвел. Некоторое время спустя он сообщил, что Франц, действительно, арестован и порекомендовал юриста, который мог заняться его делом. Это все, чем он смог помочь, но и эта помощь была неоценима.
Как оказалось, события разворачивались следующим образом. С началом войны в Швейцарии был усилен контроль за иностранцами. Оберманнса пригласили "на беседу" в полицейское управление Фрейбурга, где его допрашивали в течение нескольких часов, после чего он отказался давать показания, и был тут же помещен в центральную тюрьму Фрейбурга. В квартире устроили обыск, на имущество наложили арест. Начались допросы, а вскоре была установлена и личность арестованного. Швейцарская полиция негласно сотрудничала с гестапо, и в Берлине, по присланным фотографиям и отпечаткам пальцев, без особого труда опознали Оберманнса. Когда выяснилось, что Франц - немец, гестапо потребовало его выдачи, поскольку в Германии он обвинялся в государственной измене и был приговорен к смертной казни. Однако швейцарские спецслужбы уже сами возбудили против него дело.
И швейцарские, и немецкие службы пеленгации к тому времени зарегистрировали передатчик и перехватили передачи, которые не могли расшифровать. В качестве радиста подозревали Франца, поэтому обе стороны и хотели заполучить его себе, однако победили в этом "перетягивании арестованного", к счастью для него, все же швейцарцы. Швейцарская полиция искала радиоаппаратуру Оберманнса, однако найти не могла, и, несмотря на все подозрения, доказательств того, что он и есть тот самый радист, не было, а, как говорится, не пойман - не вор.
Впрочем, швейцарские спецслужбы редко применяли суровые меры к агентам разведок государств антигитлеровского блока - разве что под давлением Германии, и случай с Оберманнсом был как раз из таких. Правда, в Германию его не выдали, хотя на допросах, с целью устрашения, нередко этим пугали. Впрочем, даже усиленные ("усиленные" по-швейцарски - постоянно включенный электрический свет, длительные по времени допросы) методы следствия не дали результата. Франц молчал, а вскоре объявил голодовку.
Ситуация пахла скандалом. Швейцарская полиция держит в тюрьме, непонятно за что и по какому обвинению, немецкого антифашиста. А если произойдет утечка информации и станет известен факт сотрудничества с гестапо… Общественное мнение было настроено резко антифашистски - попробуй объясни ему особенности работы спецслужб! Кончилось все тем, что гражданский суд во Фрейбурге приговорил Франца к штрафу и шести месяцам тюрьмы за… нарушение паспортного режима.
Оберманнса доставили в каторжную тюрьму Бельшасс, где, когда все улеглось, потихоньку продержали до конца войны, а потом еще четыре года - в лагере для интернированных. Впрочем, как вспоминает Урсула, заключение его не было суровым. В 1941 году он, например, встречался сначала с Леном, а потом с Джимом, и даже сумел организовать возвращение на родину советских офицеров, вывезенных из Германии, но интернированных в Швейцарии.
Франц Оберманнс почти ничего не успел сделать в качестве разведчика. Но его молчание обеспечило группе Урсулы возможность продолжать работу в Швейцарии. Спустя много лет, они встретились снова. "Когда нам с Леном осенью 1958 года вручали в Берлине медаль "Борцы против фашизма", мы взяли с собой не торжество нашего пятнадцатилетнего сына Петера. Вдруг позади меня кто-то тихо произнес: "Соня". Я обернулась и увидела Франца. Мы долго смотрели друг на друга, а потом, плача, обнялись. Петер, который никогда не видел меня такой, смущенно отвернулся. Я сказала ему: "Этот товарищ был арестован в те годы, когда мы боролись с фашизмом. Его мучили, но он никого не выдал. Иначе я, быть может, не была бы здесь, а тебя и вообще не было бы на свете". У Петера заблестели глаза. "Пригласи его к нам, ладно?" - попросил он меня. Франц побывал у нас дома, и то, что он рассказывал, доставило мне большую радость. Он женат, у него пятеро детей. Вскоре мы познакомились с милой женой Франца". Все-таки этот человек, которому столько лет было отказано в возможности иметь семью - а ведь в момент ареста ему был тридцать один год! - сумел вознаградить себя за столь долгое одиночество.
Удар, откуда не ждали
А со своим одиночеством Урсула боролась весьма успешно. В конце 1939 года она, наконец, получила развод и тут же принялась хлопотать о новом браке. Это было далеко не легким делом - ведь страны жениха и невесты воевали друг с другом. Он был англичанином, а она по-прежнему считалась немкой, хотя ее паспорт был давно просрочен, и в Швейцарии она находилась на положении эмигрантки. Признают английские власти ее паспорт действительным или нет - все равно будет сделано все возможное, чтобы брак не состоялся. Такая позиция властей была сама собой разумеющейся - в то время множество эмигрантов шли на все, отдавали последние деньги, чтобы с помощью фиктивного брака попасть из охваченной войной Европы в относительно спокойную Англию.
Но все оказалось достаточно просто. К февралю 1940 года все документы были собраны, и, хотя брак, (как думала Урсула), был фиктивным, они решили выбрать приятную дату и остановились на 23 февраля, дне рождения Красной Армии. Купили дешевые кольца в магазине стандартных цен, в том самом, перед которым они в первый раз встретились. Швейцар и служащая бюро регистрации браков стали свидетелями. Олло испекла пирог. Так началась их совместная жизнь.
В английском консульстве новоявленную соотечественницу встретили недружелюбно, но свидетельство о браке было налицо, и десять недель спустя, 2 мая 1940 года, она получила английский паспорт. Лен перебрался к ним на Кротовый холм. Достаточно быстро Урсула поняла, что ей на редкость повезло. Они удивительно подходили друг другу. Мало того, что оба были товарищами по работе - но они еще и одинаково думали о людях и книгах, любили одно и то же. Оба наслаждались прекрасной природой. Лен любил и понимал ее детей. В общем, он оказался прекрасным "товарищем по семье" (ведь Урсула пока что думала, что брак фиктивный), однако нельзя сказать, что с ним было просто. Далеко не сразу она нашла правильный подход к Лену, с которым нельзя было обращаться просто по-товарищески. Он оказался человеком эмоциональным и очень ранимым, нервозным. Урсула не знала, что делать с частой сменой его настроений, с приступами подавленности, причину которых она стала понимать лишь позже, когда больше узнала о своем новом спутнике жизни.
Все-таки жизнь семьи стала налаживаться. Точнее, стала бы, если бы не совсем уж неожиданное обстоятельство. На этот раз подвел тот человек, на которого, казалось бы, можно полностью положиться - Олло. И еще как подвела!
Отношения с Леном у старой няньки сложились хорошие. У нее были хорошие отношения со всеми, кроме Миши. Шестидесятилетняя женщина и девятилетний мальчик вели между собой настоящую войну. Атмосфера в доме стала невыносимой, и Урсула всерьез задумалась о том, что надо что-то делать, как-то решать эту проблему.
Правда, международная обстановка несколько отсрочила принятие окончательного решения. Вермахт оккупировал одну за другой маленькие европейские страны, над Швейцарией нависла угроза войны. Пансион, в школе которого учился Миша, закрыли, а другой школы поблизости не было, и Урсуле поневоле пришлось отправить ребенка в интернат. Она выбрала английский интернат в Глионе, городке чуть пониже в горах. Школа была дорогой, но директор, найдя мальчика способным, дал им скидку, тем более что у него были основания думать, что мальчик переедет вместе с родителями в Англию, поэтому к нему можно было отнестись как к будущему английскому гражданину.
Мишу отправили из дома, но Олло не успокоилась. Даже за глаза стоило кому-нибудь сказать что-либо хорошее о мальчике, как Олло тут же возражала и переводила разговор на Нину. Девочку она просто боготворила, и это чувство послужило причиной катастрофы.
Друзья давно удивлялись, что Урсула, имея английский паспорт и возможность уехать в относительно безопасную Англию, до сих пор остается в Швейцарии. Они ведь не знали о ее работе! Неизвестно, услышала ли Олло такую беседу или сама додумалась до того, что они могут уехать в Англию, куда ее, немку, не пустят - а значит, предстоит разлука с обожаемой Ниной. Постепенно эта мысль привела ее на грань психической болезни. Она ничего не ела, не спала, все время плакала и повторяла, что без девочки жить не может. Урсула предложила ей взять отпуск - Олло отказалась, заявив: "Нет уж. Я с вас глаз не спущу". Вскоре она ушла от них - собрала вещи и перебралась к своей подруге, жене крестьянина Франсуа, хозяина дома. Свою угрозу "не спускать глаз" она привела в исполнение буквально - часами сидела на скамейке над их домом и наблюдала за ними в бинокль. Постепенно в ее мозгу зрел чудовищный план. Олло решила, что, если с Урсулой и Леном что-нибудь случится, если их арестуют, то она сможет увезти ребенка в Германию. Даже если арест был бы непродолжительным, все равно, обратно из Германии девочку они уже не получат. Она решилась предать своих хозяев, о работе которых знала пусть и немного, но, все-таки, что-то знала.
Олло отправилась в Монтрё, к представителю английского консульства. Английским языком она владела плохо, и вела себя настолько истерично, что в консульстве подумали, что это очередная ненормальная, которых много было в это неспокойное время. Ее вежливо выслушали и выпроводили. Тогда она решила повторить этот визит, но предварительно посоветоваться, и отправилась за советом к матери Мириам, подруги Урсулы. Сама Мириам к тому времени, вместе со своим мужем Вернером, уже уехала в Латинскую Америку. Нет, это была явно не та союзница, которая требовалась Олло. Мать Мириам безумно скучала по своим детям и внукам, и, не говоря уже о том, что ее дочь была подругой Урсулы, одна мысль о том, чтобы отобрать у матери ребенка, приводила ее в ужас. Она попыталась успокоить Олло, а затем известила обо всем Урсулу и обещала и впредь держать ее в курсе всех действий обезумевшей женщины, о которых ей станет известно. Не нашла Олло понимания и у жены Франсуа. Совершенно ясно было, что Урсула, даже если и занималась разведкой, могла работать только против Гитлера, которого крестьянка ненавидела. Кроме того, соседка ей нравилась. Жена Франсуа возмутилась и не захотела больше давать приют Олло.
Однако жить на Кротовом холме стало невозможно. Олло постоянно рассказывала, что ее хозяйка - шпионка. Она доложила об этом своему парикмахеру - но тот, на ее беду, тоже оказался антифашистом. Хуже было другое: Урсула по-прежнему должна была часто ездить в Женеву к Альберту и боялась, как бы во время ее отсутствия Олло не выкрала девочку и не увезла в Германию. Когда она уезжала, Лен ни на шаг не отпускал Нину от себя. Но долго так продолжаться не могло. Надо было что-то придумывать, искать для детей безопасное место. Урсула нашла в соседнем кантоне немецкий интернат под названием "Ди зонненштрален" ("Солнечные лучи"). Интернат ей понравился - современные методы обучения, никакой нацистской пропаганды. Детей они с Леном решили отправить туда, а самим перебраться в Женеву. Так кончилась их жизнь на Кротовом холме.
Перед самым отъездом Урсула объявила все Олло, объяснив ей, что дети в надежном месте, а сама она ничего не боится. С пожилой женщиной случился припадок - она с посиневшими губами рухнула на пол: по-видимому, на самом деле была не совсем здорова. Через несколько дней Олло уехала к брату в Германию. Она горько раскаивалась - но, как оказалось, не в предательстве, а только в том, что потеряла Нину. Дальнейшая судьба ее показывает, что решение Урсулы не доверять ей было абсолютно правильным.
В Германии Олло разыскала старую знакомую семьи Кучински, и та помогла ей устроиться в детский пансион. Заведующая пансионом давала приют детям евреев и политических противников режима, и, когда Олло не понравилось какое-то ее распоряжение, она попыталась пустить в ход опробованный еще в Швейцарии метод - донос. Германия - не Швейцария, и последствия доноса были бы совершенно иными, но заведующая вовремя узнала об опасности и переправила детей в другое место. Дальнейшая судьба Олло неизвестна.
Итак, Урсула с Леном, к радости Альберта, переселились в Женеву, сняв скромную двухкомнатную квартирку. Из дома теперь они не радировали, а пользовались другими точками. Она по-прежнему выходила на связь дважды в неделю, передавая как свои донесения, так и Альберта (по воспоминаниям Урсулы, его сведения были важнее).
Кроме передачи информации, она должна была подготовить для Альберта радиста. Это был швейцарский коммунист Эдмунд Хамель, ровесник Урсулы, выпускник парижской радиошколы, по убеждениям левый социалист, хозяин небольшого радиомагазина и ремонтной мастерской. Его привлекли к работе по рекомендации Леона Николя, лидера швейцарских коммунистов. Профессия, связанная с радиотехникой, делала для него работу радиста менее рискованной.
Жена Эдмунда, Ольга, тоже была коммунисткой. Трудно понять, что связывало эту темпераментную красавицу-брюнетку и спокойного, но ничем не приметного Эдмунда. Впрочем, потом она рассказала о себе, и тогда все стало на свои места. Ольга была родом из деревни. Приехав в город, она до замужества работала в баре. Неудивительно, что, насмотревшись на завсегдатаев "увеселительного заведения", она, когда рядом появился спокойный, солидный, хотя и ничем внешне не выделяющийся Эдмунд, восприняла его как приятное разнообразие. Урсула решила "перевыполнить план" и сделать радистку и из Ольги. Оба - и муж, и жена - учились охотно и позднее прекрасно проявили себя в работе.
Однако срок пребывания семьи Урсулы в этой стране заканчивался. Поздней осенью 1940 года Центр предложил им с Леном перебраться в Англию. Альберт был против, но у него уже не было оснований удерживать их в Женеве. К тому времени закончил обучение Джим, прекрасными радистами обещали стать Эдмунд и Ольга. Перед отъездом Урсула получила из Центра новое расписание сеансов связи и шифры, которые передала Джиму - Футу. Впрочем, уезжала пока что только Урсула с детьми, а Лен еще на некоторое время оставался в Женеве, так что Шандору не на что было жаловаться.
Отъезд
Прямого сообщения с Англией в то время не было, туда добирались кружными путями, и самым удобным был путь через Испанию. Во Франции была открыто одна дорога, которая вела к испанской границе, затем им предстояло проехать всю Испанию и Португалию и уже из Лиссабона морем отправиться в Англию. Лен, как бывший интербригадовец, через Испанию ехать не мог - маршрут для него еще предстояло разработать.
С большинством своих швейцарских знакомых Урсула больше никогда не увидится. Особенно расстроились супруги Хамели, которые успели горячо привязаться к Урсуле. Ольга горько рыдала. Эдмунд, естественно, держался, но по нему видно было, что он очень расстроен. Ирен Форбс-Моссе хорошо понимала, что, коль скоро Урсула имеет возможность уехать в Англию, это надо сделать. Все же она была тоже расстроена. Она собиралась вместе с ними встретить рождество и подарить каждому по велосипеду. Вместо этого Ирен вручила Урсуле, как та ни отказывалась, сорок фунтов (впоследствии эти деньги очень пригодились). Урсула отослала к ней свои книги. Один раз она уже оставила в Шанхае достаточно ценную библиотеку, теперь та же история повторялась в Швейцарии.
Урсула с детьми отправилась в Англию 18 декабря 1940 года. В семь часов утра они сели в автобус. Лен проводил их. Помог шоферу погрузить багаж, а сам остался, чтобы вскоре, как они думали, приехать. Они не знали, что встретятся лишь через двадцать месяцев. Им еще повезло - сколько семей война разделила навсегда…
Глава 8
"Красная капелла" в Швейцарии
Трудно не только оценить, но даже просто понять значение работы Урсулы в Швейцарии, если не знать, частью какого дела она была. Поэтому давайте на время отвлечемся от биографии отважной разведчицы и обратимся к "Красной капелле", или, если пользоваться абсолютно точным переводом, "Красному оркестру" (так западные историки называли нелегальную советскую агентурную сеть, во время войны охватывавшую всю Западную Европу).
Самое любопытное, что такой сети на самом деле не существовало. В разных странах были самостоятельные резидентуры ГРУ и НКВД, иной раз по несколько в одной стране, зачастую ничего не знавшие о существовании друг друга, как и полагалось согласно жестким правилам конспирации. Что же касается "Красной капеллы", то с этим наименованием дело обстояло с точностью до наоборот: так называлась не советская агентурная сеть, а зондеркоманда СС, которая занималась радиоперехватом нелегальных передатчиков, работавших на территории Западной Европы. Затем это же название получила операция гитлеровских спецслужб по борьбе с советской разведкой, и только после войны это броское, понравившееся журналистам наименование было присвоено подпольным антифашистским группам.