Сложности добавлял категорический отказ Рекса Харрисона записывать вокал заранее:
- Я не просто пою, я обыгрываю каждую фразу! Это не пластинка, а действие.
Ему хорошо, по роли профессору Хиггинсу позволялось даже не петь, а скорее говорить речитативом, я же должна в каждой песне показывать все, на что способна и чему научилась.
Но я боролась. Недаром Джордж Кьюкор говорил: "Если падаешь, всегда можно приземлиться на ноги. Нужно только точно знать, где эта земля".
Кьюкор знал, недаром он открыл столько дарований и снял столько совершенно разных по жанрам, но одинаково гениальных фильмов. С Джорджем с удовольствием работали и Грета Гарбо, и Кэтрин Хепберн, и Мэрилин Монро… он "открыл" Кэрри Гранта, Энтони Перкинса… да много кого. Правда, водился за Кьюкором грешок - особое внимание к актрисам, приведшее даже к увольнению из двух роскошных проектов - "Волшебника из страны Оз" и "Унесенных ветром". Но Джордж не расстроился, он просто принялся снимать другие фильмы с другими актрисами, одна "Филадельфийская история" чего стоила.
Получив возможность снимать "Мою прекрасную леди", Кьюкор откровенно заявил журналистам, что это для него никакой не мюзикл, а просто пьеса с музыкой. Я была с ним согласна и считала, что это сильно облегчит работу на площадке. Ошиблась. Нет, работать с Кьюкором оказалось легко, трудности нашлись в другом.
Замарашка… оборвыш… и это все, когда статистки, изображающие дефилирующее мимо высшее общество, носят потрясающие наряды Сесила Битона!
Однажды я просто не выдержала и принялась прямо в гримерке наряжаться в одно платье за другим, надевать шляпы, набрасывать на плечи боа… Какой же это был восторг! Ободренная восторженными восклицаниями, я устроила настоящее дефиле, как в фильме "Забавная мордашка". Закончился невольный показ тем, что Уорнер просто разрешил мне устроить фотосессию в особенно понравившихся нарядах. Она удалась еще больше, чем само дефиле.
В порыве эмоций я почти сокрушенно заявила Сесилу Битону, что зря согласилась на роль Элизы Дулиттл, у нее так мало красивых платьев! Битон был того же мнения, он считал, что роль замарашки, даже превращавшейся в леди, не для меня, потому что я уже леди. В каком-то интервью он даже сказал, что именно из-за моей светскости не очень удалась главная сцена фильма - первый бал цветочницы, потому что Элиза должна чувствовать себя не слишком уверенно, ведь, несмотря на все обучение, это не ее место, и девушка прекрасно это понимает. А у меня, мол, сразу чувствуется, что мое место на балу в роскошном платье, а не на мостовой в тряпье.
Наверное, он прав, я действительно мучилась, пока мы не отсняли сцены до переезда в дом Хиггинса, но и там играть бывшую замарашку было тяжело. Это не моя роль, не мой характер. Борясь за нее, я представляла только одно: победу Элизы над Хиггинсом и ее триумф на балу, забывая, что абсолютно большая часть фильма посвящена происходившему до этого. Но тогда я этого не понимала, а все вокруг уверяли, что я играю прекрасно, пою хорошо, все идет отлично.
Кьюкор - не Уайлер, он добровольно по тридцать дублей не делал, зато делал под нажимом Рекса Харрисона. Рекс, словно оправдываясь перед всеми, кто видел его на Бродвее, старался превзойти самого себя, без конца совершенствуя и совершенствуя свою игру, борясь за каждую фразу, каждый жест. Это прекрасно, но очень трудно для меня.
Страшно раздражал грим и вообще все, что касалось цветочницы Элизы, терпеть не могу растрепанные волосы, неопрятность, а здесь нужно делать вид, что для меня это привычно. К тому же Кьюкор решил действовать наверняка и каждую свою придумку тут же снимал, делая десятки дублей в разных вариантах. Одну и ту же сцену мы проигрывали несколько раз, играя чуть иначе, и несколько раз снимали.
Рекс Харрисон оказался очень похож на собственного героя, он держал себя со мной так, словно и был тем самым профессором-воспитателем, то есть совсем не дружелюбно. Особенно ему удавалось это, когда требовалось показать раздражение Хиггинса на непонятливую или не желавшую подчиняться Элизу. Нет, Рекс не грубил, он просто отказывался помогать мне и идти навстречу. Совсем недавно купавшаяся в обожании Кэрри Гранта и окружающих, я чувствовала себя почти несчастной, страшно нервничала из-за вокала, а еще из-за новых планов Мела.
Мой супруг носился с очередной утопической идеей, намереваясь снимать очень дорогого "Питера Пена", где роль Питера отводил мне. Возникли разногласия со студией Диснея, у которого были все права на экранизацию этой книги, Феррер злился, злил меня, я нервничала и однажды даже сорвалась, накричав на ни в чем не повинного фотографа. Пришлось извиняться.
Настроение на некоторое время поднял переход к сценам, в которых Элиза появляется на балу уже в наряде леди. Наконец-то я получила возможность играть то, ради чего напросилась на эту роль! Вот тогда все увидели настоящую Одри Хепберн. Я помню изумленное восхищение труппы, когда я впервые вышла в белом бальном платье Элизы. Хотелось громко сказать:
- Вот так-то!
Но почти сразу последовал страшный удар: мне наконец объявили, что, как бы я ни старалась, песни не звучат достаточно хорошо, а потому в фильме будет голос Марии Никсон! Я не могла поверить своим ушам. Столько усилий, столько надежд, и все прахом?!
- Почему?!
- Одри, мы не можем рисковать, твое исполнение недостаточно хорошо.
- Позвольте мне перезаписать, у меня все получится!
- В смете не заложены деньги на перезапись, к тому же все готово.
Это был просто крах!
- Вы отняли у меня половину роли!
- Одри, свой миллион вы получите все равно. У нас не может быть никаких личных пристрастий, все ради дела.
Что было делать: плакать, умолять? Но если песни в исполнении Марии Никсон уже записаны, значит, все было заранее известно, а меня просто дурачили похвалами?! Аплодировали, как маленькой девочке, чтобы не надула губки в обиде? Я знала, что в похожей ситуации Мэрилин Монро закатила сцену и вытребовала, чтобы все песни, исполненные ею, вошли в фильм. Я не Мэрилин и так сделать не смогла.
Попросилась домой пораньше, весь вечер проплакала, прячась от остальных, не хотелось, чтобы кто-то видел мои слезы и мое отчаянье. Едва ли я согласилась бы, зная, что петь будет кто-то другой. Но еще хуже, что меня почти до конца держали в неведении, хвалили, обнадеживали… Кроме того, я не была уверена, что теперь совпадут движение губ и звук, ведь, когда мы снимали "Забавную мордашку", столько сил было потрачено, чтобы жестикуляция совпадала со звуком! А интонации? Я уже чувствовала, что все будет звучать вразнобой.
Вдруг меня взяло зло на саму Марии. Если она записывалась, значит, точно знала, что будет звучать ее голос? Знала, но от меня скрыла! Мы не были дружны, но такой поступок граничил с подлостью. Когда я все же получила возможность высказать Марии свое отношение к такому поведению, та пожала плечами:
- Ты делала свое дело, я свое. А претензии к режиссеру и к Уорнеру.
А еще меня пронзило понимание, что знала не только Марии, но и Джулия Эндрюс, возможно, она, послушав тогда мое исполнение, сказала свое веское слово, перевесившее чашу весов не в мою пользу? Не знаю… А Харрисон, неужели он тоже знал? Типично голливудский способ решать дела - выгода и только выгода, на остальное наплевать.
Только я знаю, чего стоило довести дело до конца и не подать вида, насколько я удручена и обижена. Пригодилось мамино воспитание. Леди не плачут и не взрываются. Я терпела, но боль внутри скрутила такая, что не хотелось не то что играть, но и никого видеть. Я понимала, что лично для меня это провал. Я так давно мечтала об этой роли, с таким трудом добилась ее, так старалась научиться петь, но даже если запомнят меня как Элизу Дулиттл, то обязательно вспомнят, что пела не я.
Мама только пожала плечами:
- Как можно на что-то надеяться в Голливуде? Значит, ты недостаточно хорошо спела…
По всеобщему признанию, фильм удался, он был номинирован на "Оскара" по двенадцати(!) позициям и восемь статуэток получил: как лучший фильм, за режиссуру, лучшую мужскую роль, за работу художников, оператора, за лучшие костюмы, музыку и звук. Четыре номинации остались без награды: актер и актриса второго плана, за монтаж и за сценарий.
Фильм был номинирован по всем возможным позициям, кроме одной - за лучшую женскую роль!
Журналисты выдвигали несколько разных соображений: от ссоры внутри студии до соображений, что выдвигать на "Оскара" актрису, не спевшую в мюзикле ни одной песни, нелепо. Они правы, исполнение песен другой актрисой навсегда лишило меня ощущения принадлежности роли Элизы Дулиттл. Писали, что актеры Американской академии киноискусства отвергли меня в отместку за то, что Уорнер не взял на роль Эндрюс. Но это нелепо, сам Уорнер-то получил статуэтку за фильм.
Когда меня саму спрашивали, почему это произошло, я только пожимала плечами:
- Я недостаточно хорошо сыграла эту роль.
Мама права, нужно было петь лучше, не было бы Марии Никсон. Была ли обида? Конечно, но я сумела с ней справиться. Но одно знала точно: я больше никогда не буду сниматься у Джорджа Кьюкора и на студии Уорнера. Хотя в то время я вообще сомневалась, что когда-либо смогу сниматься снова, слишком трудно получить роль, о которой мечтала столько лет, и быть так грубо обманутой в своих лучших стремлениях. Если бы мне сразу сказали, что мое исполнение песен не подходит, я уступила бы роль другой…
Джулия Эндрюс, которой из-за меня не досталась роль Элизы Дулиттл, получила "Оскара" за роль Мэри Поппинс у Диснея. При вручении она сначала поблагодарила Уорнера, и все поняли за что - своим отказом взять ее в фильм он обеспечил ей участие в других, более успешных проектах. Мне пришлось вручать "Оскара" Харрисону за лучшую мужскую роль, и тот не нашел ничего лучше, как поблагодарить нас с Эндрюс обеих, сказав, что ему приятно стоять между двумя "прекрасными леди", которые играли с ним на сцене и в кино.
Я поздравила Джулию Эндрюс от души, она не виновата в моих неприятностях и просчетах, действительно, не стоило верить фальшивым словам Уорнера и Кьюкора, никто не виноват, что я возомнила себя певицей. Мне самой прислала телеграмму Кэтрин Хепберн, получавшая заветную статуэтку много раз:
"Не расстраивайся, ты еще получишь второго "Оскара" за какую-нибудь роль, которая того не будет стоить". Я понимала, что она права и не права одновременно. За сестру Люк в "Истории монахини" или за Холи Голайтли в "Завтраке у Тиффани" я тоже "Оскара" не получила, но эти роли мне дороги не меньше, чем замечательная роль сбежавшей из дворца Анны. Кто знает, по какому принципу судьба распределяет награды? Или их просто не нужно ждать совсем, получая как подарок? Наверное. Но я не ради награды хотела играть Элизу Дулиттл, я не меньше хотела спеть ее. Жаль, что не вышло…
Так состоялась (или не состоялась) "Моя прекрасная леди", о которой я столько мечтала и которая получилась столь неудачной лично для меня. Я никогда не говорила о неудаче, в конце концов, в фильме не только песни, но и актерская игра. Элиза Дулиттл не моя Наташа Ростова, застывшая на одной ноте на целый фильм, цветочница все же доросла до сильных эмоций последних сцен, но неприятный осадок, безусловно, остался. И вовсе не из-за "Оскара", а из-за обмана.
Моя приятельница Дорис Клайнер была замужем за удивительным и странным актером Юлом Бриннером, странным во всем. Юл долго разыгрывал из себя монгольского принца и носил, как в знаменитой роли сиамского короля в фильме "Король и я", длинные черные волосы, а потом по совету Марлен Дитрих обрился наголо и настолько свыкся с этим обликом, что остался таким на всю жизнь. Бриннер был по крайней мере наполовину русским, имел ту самую загадочную русскую душу, изводил всех своих жен и любовниц, ожидая и от них каких-то душевных устремлений, в 1956 году, получив "Оскара" за "Король и я", сказал свое знаменитое:
- Я надеюсь, вы не ошиблись, вручая его мне, потому что обратно я не отдам.
Дорис вышла замуж за Юла прямо на съемочной площадке вестерна "Великолепная семерка", где Бриннер играл роль главного парня из семи - Криса, принесшую ему пусть не второго "Оскара", но славу и безумную любовь зрителей. Если после игры в "Король и я" никто уже не представлял, что на голове у Юла могут расти волосы, то после "Семерки" - что он может быть еще кем-то, кроме ковбоя. Бриннера воспринимали теперь только так: с бритым черепом, в ковбойском наряде и на лошади.
Сам Юл возненавидел эту роль, потому что играть пусть и симпатичного, но глуповатого ковбоя долго невозможно, а уж многие годы тем более. Однажды они с Френком Синатрой устроили в Лас-Вегасе… похороны куклы, изображающей Криса из "Великолепной семерки"! Похороны были организованы пышно, за катафалком с куклой шла огромная толпа, умолявшая:
- Юл, воскреси его! Оживи его, Юл! Мы любим Криса!
Но Бриннер в одеянии священника гнусавым голосом тянул отходную молитву (по-русски!) и грозил собравшимся кулаком. На площади поставили столы и желающих угощали русской водкой, блинами и еще чем-то. Сам Юл пил водку прямо из горлышка бутылки и танцевал на столе что-то невообразимое, приседая и выбрасывая вперед ноги.
Куклу похоронили, но от необходимости играть подобные роли это Бриннера не избавило. Кстати, с Дорис они довольно быстро разошлись, несчастная женщина сильно страдала, не понимая, чем же не угодила странному русскому мужу. Бриннер женился еще несколько раз, продолжая изумлять всех: на его вилле у Женевского озера жила целая стая… пингвинов!
Но я вспомнила Юла Бриннера не из-за Дорис, пингвинов или танцев вприсядку. Он ненавидел роль Криса, а еще мечтал, чтобы копии фильма с ним в роли Мити Карамазова сгорели все разом. Фильм действительно получился роскошный, как наша "Война и мир", но совершенно пустой, публика не могла понять, что же такое есть в этих русских, что никак не удается постичь остальным.
Я ловила себя на том, что иногда также хотела бы уничтожить пленки с "Войной и миром", не потому, что мы сыграли плохо, а потому, что сыграно безлико. Хотелось, как и Юлу, просто забыть о существовании этого фильма. Желание почти исполнилось, мне редко о нем напоминали. Но "Мою прекрасную леди" никто забывать не собирался, фильм вышел великолепным и достойно собрал целый букет "Оскаров". Если статуэтки не досталось мне, то себя и надо винить.
Мама ничего не говорила, но я точно знала, что именно она думает. Если бы с самого начала я не возомнила себя певицей и согласилась на дубляж, мы могли бы спеться даже не с Марии Никсон, а с Джулией Эндрюс получился бы великолепный тандем! У Джулии голос хорош и на мой похож, можно было бы отрепетировать каждую музыкальную фразу, каждое движение, чтобы все совпадало не только по времени, но и по духу. Никсон записывалась тайно от меня (я ее не виню, хотя тогда была очень обижена за, как считала, предательство), а потому совсем не по роли, у нее просто красивое, правильное, сильное исполнение, но на Элизу Дулиттл в моей игре не похоже. Получается, что в фильме две Элизы - одна движется и говорит, а вторая поет. Разве такой разлад мог получиться удачным?
От понимания, что, даже не имея возможности действительно спеть достойно, я все же могла бы пойти на компромисс и согласиться с дубляжом, тем самым улучшив роль, но не сделала этого, становилось особенно не по себе. Мама права, моя самоуверенность погубила роль моей мечты. Тогда я этого не понимала, ни с кем не желала обсуждать "Мою прекрасную леди", все считали, что я просто обижена из-за "Оскара", кто-то сочувствовал, кто-то тихонько злорадствовал… Я пыталась объяснить, что считаю такое положение вполне заслуженным, но чем больше объясняла, что понимаю недостатки игры и вполне согласна с оценкой моей работы, тем хуже получалось, покаяние воспринимали как хорошую мину при плохой игре. Очень неприятное ощущение.
Самым разумным было просто перестать оправдываться и на все обращать внимание, что я и сделала. В конце концов, жизнь ролью Элизы Дулиттл не ограничивается, у меня есть другие роли, есть Шон, есть семья.
Я попыталась наладить семейные отношения, весьма пострадавшие из-за съемок, помогала Мелу в его бесконечных начинаниях, потом мы купили свой дом в Испании якобы для того, чтобы отдыхать там, хотя прекрасно понимали, что он будет пустовать. Делали вид, что все еще может наладиться, но в глубине души знали, что наш брак уже не склеить. По моему настоянию был куплен дом, ставший моим настоящим домом, которого я не имела с детства, - в Толошеназе. Я назвала эту небольшую виллу "Ла Пасибль" - "Безмятежная", "Спокойная", "Умиротворенная"… Мне так необходимо было это самое умиротворение!
Джордж Кьюкор прислал предложение сняться в мюзикле(!) "Оливер". Как можно после такого провала с пением снова звать меня в мюзикл? На что рассчитывал Джордж - что я соглашусь открывать рот под чужую фонограмму? Или что с горя вдруг запою, как Марии Никсон?
Пришлось вежливо отказать.
Одновременно с этим Мел узнал, что Уорнер готовит экранизацию "Подожди до темноты" Фредерика Нота, пьесы о слепой девушке, в доме которой преступники ищут наркотики, о чем она сама не подозревает, а потому ей угрожает гибель. Я не имела ни малейшего желания снова связываться с Уорнером, даже думать об этом неприятно, но продюсером фильма предполагался Феррер. Уорнер просто знал, чем меня взять.
У меня было жуткое ощущение, что попала в какие-то сети, замкнутый круг, из которого не выбраться. Не хотелось даже слышать о Кьюкоре, Уорнере, Голливуде и "Оскарах", вместе взятых. Нервы не годились никуда, хотелось просто спрятаться от всех и заниматься только Шоном.
Спасло меня… ограбление! Но что это было за ограбление!..
Самое замечательное ограбление. "Как украсть миллион"
Я больше не была ничего должна "Парамаунту", а потому могла сниматься на любой другой студии. Я многое пережила и многое поняла, стала совсем иной, чем была во время съемок благословенных "Римских каникул", поняла, что могу играть серьезные роли, но также поняла, что слишком многого не могу. Так и не стала трагической актрисой, а потому с восторгом приняла предложение сыграть в комедии.
Курт Фрингс прислал мне сценарий Гарри Курница с уверениями, что съемки в Париже, режиссером будет обожаемый мной Уайлер, костюмы создаст Живанши и никаких сцен с замарашками не предвидится. Это бальзам на душу. Легкая комедия, для съемок которой на студии "XX век Фокс" Курту удалось привлечь мою любимую команду - оператора Чарльза Ланга и пару де Росси - Альберто и Грацию. Когда мы начали работу, Грация вздохнула:
- Сюда бы еще Грегори Пека…
Я была с ней абсолютно согласна, но Грегори играть роль молодого, озорного детектива, притворяющегося грабителем, просто не мог, правда, мой партнер Питер О’Тул был не хуже. Комедия получилась по-настоящему искрометной и легкой.