Вот я смотрю на план производства фильмов. Сколько тут чепухи всякой намечено (Сталин очень часто употреблял это слово: "чепуха", "чепуха какая-то". - Прим. автора ) Вот намечено - "Ночь полководца". Зачем? Зря. Чепуха какая-нибудь выйдет. Или "Спутники". Зря. Или "Сказка о Царе Салтане". Зачем это нужно?
О Матросове фильм плохой получился.
Надо не давать воли республикам, очень много денег на кино тратят. А что выпускают? Вот хотят делать "Рейд на Карпаты". Зачем? Вершигора будет врать. Или "Заслонов". Что это? - воспевание партизанщины. Или фильм о нахимовцах. Ну что можно сказать о нахимовцах? Военных тем и так много.
Фильм "Великая сила" - нужен. Только режиссер мне не нравится. Хорошо если бы за него взялся Пырьев.
Дело Клюевой и Роскина показало, что у некоторых наших ученых нет чувства национальной гордости, патриотизма. (Советские ученые Клюева и Роскин были обвинены в том, что они якобы выдали американцам открытое ими средство от рака. Оба ученых были осуждены за это товарищеским судом. - Прим. автора ) У нас разглагольствуют об "интернационализации науки". Даже в книгу Кедрова эта идея проникла. (Имеется в виду книга Б. Кедрова "Энгельс и естествознание". - Прим. автора ) Идея об интернационализации науки - это шпионская идея. Клюевых и Роскиных надо бить.
Поэтому такой фильм, как "Великая сила", фильм о патриотизме советских людей, о национальной гордости советских людей нужен.
Вообще все важные картины надо поручать опытным режиссерам. Вот Ромм - хорош, Пырьев, Александров, Эрмлер, Чаурели. Им поручать. Такие не подведут. Им же поручать цветные фильмы. Это дорогая штука. Козинцев хорош. Лукова надо гнать. Пудовкин хорош.
Вот тут Большаков (И.Г. Большаков в этот период был министром кинематографии СССР. - Прим. автора ) распинается, что нужны выдвиженцы, молодежи надо поручать. А вы такие эксперименты за свой счет делайте, а не за счет государства.
По документальным фильмам: картина о Ленине нужна. Только нужно дать её Ромму. А тут стоит Беляев.
Я не знаю Беляева. Или Пырьеву дать о Ленине. О Белинском картина нужна.
Плохо с кино в Армении. Надо поправить. Помочь.
Нельзя ли в фильме о Грузии выбросить заголовок: "Фильм о родине великого Сталина". Ха-ха-ха-ха. Ну, а если бы не было Сталина, поставили бы фильм о Грузии?
Или "Сталинский Урал". Что это - моя собственность? Выбросить слово "Сталинский".
Фильм о Волге нужен. Назвать его надо видовой картиной.
Надо предложить Агитпропу и Министерству кино представить в ЦК предложения о расширении сети кино, чтобы кино было во всех бойких районных центрах, и предложение об увеличении числа копий хороших картин. Для проката кино автомашины будем давать.
…Я привел лишь одну из записей высказываний Сталина о кино. Но они очень типичны. Он любил кино неописуемо. Понравившуюся ему картину он мог смотреть бесчисленное количество раз. И он постоянно приглашал на просмотр своих любимых фильмов не только других членов Политбюро, но и приезжающих советских дипломатов, и лидеров коммунистических партий других стран, и иностранных общественных и политических деятелей, которые попадали к нему на прием и которым он хотел выразить свое благорасположение.
И всё же весьма своеобразные взгляды Сталина подтачивали кино в основе. Я упоминал выше, что Сталин считал, что выпускать на экраны нужно только шедевры, но такие фильмы размножать большими тиражами и прокручивать многократно. Такая установка Сталина привела к тому, что производство художественных фильмов сокращалось из года в год и доведено было буквально до единиц. Крупные мастера кино обречены были на вынужденное безделье и деквалифицировались. Актеры уходили в другие сферы искусства. В результате этого советское кино оказалось в очень трудном положении.
Но то, что с великими муками пробивалось на экран, Сталин поощрял очень щедро. На заседаниях Политбюро он постоянно призывал:
- Ну, ещё кто что предлагает? Не забыли ли кого? Давайте, давайте, для хорошего дела премии не жалко.
И даже когда кто-либо отводил тот или иной фильм или того или иного актера от премии, Сталин, как правило, не поддерживал таких отводов.
Помню, что часть кинодеятелей очень негодовала оттого, что некоторые крупнейшие режиссеры неизменно снимали в главных ролях только своих жен, даже когда они уже не соответствуют этим ролям по возрасту и другим сценическим данным. Что это закрывает путь в кино молодым одаренным кадрам и т.д. По этому поводу было много писем и в правительство, и в ЦК. На одном из заседаний Политбюро кто-то из присутствовавших очень настойчиво и убедительно сделал отвод одной пожилой киноактрисе, которая фигурировала в числе кандидатов на премию. Причем несоответствие по сценическим данным и чрезмерное покровительство её супруга-режиссера были очевидными.
Сталин заметил:
- Видите ли, когда актриса молода и красива, у нее нет опыта. Когда она приобретает опыт, она уже не молода и не красива. Ну, как тут быть с этим противоречием? Предлагаю оставить героиню в списке на премию.
И она была там оставлена.
При рассмотрении вопросов о премиях в области науки и технических изобретений часто вызывало большое удивление - откуда Сталин знает такие технические детали? Когда и как он успевает знакомиться с такими капитальными работами в области философии, экономики, истории, права, биологии? Хотя и в этих областях у Сталина бывали порой и свои пристрастия и свои странности.
На заседании Политбюро 22 марта 1949 года, когда рассматривался вопрос о присуждении Сталинских премий в области науки, а 31 марта - в области технических изобретений, Сталин вникал в каждое предложение. И в этот вечер он удивил всех присутствовавших своей оценкой одного исторического факта, противоречившей оценке, сложившейся в общественной науке.
На Сталинскую премию была выдвинута одна работа по истории. Обращаясь ко мне, Сталин сказал:
- Я не успел прочитать эту книгу. А вы читали? Я сказал, что прочитал.
Сталин:
- И что вы предлагаете?
Я сказал, что Агитпроп поддерживает предложение премировать эту работу.
- Скажите, а там есть что-нибудь о бакинских комиссарах?
- Да, есть.
- И что же, их деятельность оценивается положительно?
- Да, безусловно.
- Тогда нельзя давать премию за эту книгу. Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва. Их не нужно афишировать. Они бросили власть, сдали её врагу без боя. Сели на пароход и уехали. Мы их щадим. Мы их не критикуем. Почему? Они приняли мученическую смерть, были расстреляны англичанами. И мы щадим их память. Но они заслуживают суровой оценки. Они оказались плохими политиками. И когда пишется история, нужно говорить правду. Одно дело чтить память. Мы это делаем. Другое дело правдивая оценка исторического факта.
Все были в недоумении, но с возражениями никто не выступил. Вопрос о премии отпал.
Очень придирчиво допрашивал Сталин министров-хозяйственников об изобретениях и конструкторах. Обращаясь к министру авиации Хруничеву, Сталин спросил:
- А этот тип истребителя действительно оригинален у Лавочкина? Он не повторяет просто иностранного образца?
К министру вооружений Д.Ф. Устинову:
- Очень способный конструктор вооружений Симонов (речь о главном конструкторе одного из заводов вооружений С.Г.Симонове. - Прим. автора). А почему мало фигурируют уральские артиллеристы? У нас отстает тонкая промышленность: измерительные приборы и прочее. Надо это дело поощрять. Тут всё ещё монополисты швейцарцы. А как у нас с хлопкоуборочной машиной?
Вот тут говорили об Америке: продолжает ли она держать курс на паровозы. И так говорят, что можно подумать, будто мы уже изучили Америку и хорошо её знаем. Конечно, это не так…
Как-то на одном из заседаний, когда текст какого-то представления на Сталинскую премию показался недостаточно обоснованным, Сталин обратился с вопросом, кажется, к министру Кафтанову:
- Вы как считаете, какая премия выше: Нобелевская или Сталинская?
Кафтанов поспешил ответить, что, конечно, Сталинская.
- Тогда, - сказал Сталин, - надо представлять на премию обоснованно. Мы ведь здесь не милостыню раздаем, мы оцениваем по заслугам.
Но в общем он был щедр на премии. И когда при одном из рассмотрений вопроса о премиях Сталина спросили, как быть: народный артист А.Д. Дикий представлен сразу на две премии - за спектакль в Малом театре "Московский характер" и за кинокартину "Третий удар", Сталин ответил:
- Ну, что же? Значит, заработал. Что заработал, то и нужно дать.
Именно на этом заседании зашла речь о присуждении Сталинской премии 1-й степени академику Т.Д. Лысенко за его книгу "Агробиология".
А далее в руководстве страны, в Политбюро разыгрались события очень бурные и значительные, в том числе лично для меня.
Смерть Жданова
Академик Лысенко и борьба за власть в Политбюро. Жданову всё хуже. Я подружился с сыном Жданова. Чудо-юдо "от сохи" становится живым классиком. Хрущев как покровитель Лысенко. "Ах вы, наивная душа". "Поднялся со стула я и сказал: я разрешил, товарищ Сталин". Суслов был занят другими делами. Агитпроп попадает "под Маленкова". Обморок и больничная палата. "Жданова убили врачи".
На мартовском заседании Политбюро раздались осторожные голоса против Лысенко. Но Сталин язвительно ответил президенту Академии наук СССР А.Н. Несмеянову на частное замечание того в адрес Лысенко. Затем подробно говорил о заслугах Лысенко. Он зачитал полностью какой-то отзыв о работах Лысенко с ветвистой пшеницей и продолжал:
- Вы подумайте только: обыкновенная пшеница имеет 30-40 зерен в колосе, а ветвистая 150-200. Какое это будет увеличение хлебных богатств, если удастся производственно освоить выращивание ветвистой пшеницы. Лысенко работает с ней не как крестьянин, а как ученый. Ветвистая пшеница была в Америке и в Канаде, но выродилась. Если Лысенко удастся её освоить, это будет великое дело. Пока, в опытах Лысенко и грузинских селекционеров она деградирует. Надо следить за этим делом и охранять его. У нас на Сельскохозяйственной выставке пытались похитить один колос ветвистой пшеницы…
…Может; показаться странным: какое отношение имела биология к борьбе за власть в Политбюро?
Связанная с этим история развивалась действительно странно, но предельно драматично - и закончилась смертью А.А. Жданова.
На всех заседаниях ЦК, на которых мне довелось быть, Андрей Александрович Жданов вел себя очень сдержанно и осторожно. И это вполне понятно. С 1944 года А. Жданов переходит на работу в ЦК партии. Неиссякаема была его инициатива в постановке крупнейших идеологических проблем. Его выступления, доклады, беседы по вопросам философии, литературы, искусства, международным проблемам всё увеличивали его популярность в партии и в народе.
В это время Г. Маленков был отставлен от работы в качестве Секретаря ЦК и пребывал в Совете Министров СССР более или менее не у дел. Руководство всеми отраслями партийной работы по линии Секретариата ЦК осуществлялось А. Ждановым.
Сталин очень сблизился с Ждановым. Много времени они проводили вдвоем. Сталин высоко ценил Жданова и давал ему одно поручение за другим, самого разного характера. Это вызывало глухое раздражение со стороны Берии и Маленкова. Их неприязнь к Жданову всё возрастала. В возвышении Жданова им мерещилась опасность ослабления или потери доверия к ним со стороны Сталина.
Да простит мне читатель мои невольные ошибки и заблуждения, мои попытки представить себе мысли Лаврентия Берии в период после окончания войны. Попытки представить его состояние: страх, вечное сосущее неотвязное чувство страха перед Сталиным. Что думает о нем этот человек? Не ворвутся ли к нему в особняк на Садово-Кудринской улице кромешной ночью неведомые новые опричники Сталина? Разве не было так с его предшественниками - Ягодой, Ежовым, Абакумовым?
Почему Сталин так пристально смотрит на него в последнее время? Почему несколько раз он обошел его, не пригласил к себе на ужин? Может быть, это козни против него Жданова или Вознесенского или обоих сразу? За последние годы Николай Александрович Вознесенский непомерно возвысился. Сталин передоверил ему огромную власть в решении экономических вопросов. Авторитет Вознесенского непререкаем. Жданов стал главным советчиком Сталина по всем идеологическим вопросам. Всё свободное время Сталин проводит со Ждановым…
К Жданову, отмечу, питали большие симпатии наиболее влиятельные, марксистски образованные и просвещенные люди в Политбюро - В. Молотов и Н. Вознесенский. Поэтому цель Берии-Маленкова была ясна: любыми средствами ослабить доверие Сталина к Жданову, на чем-то дискредитировать его. Это означало бы вместе с тем ослабить или даже подорвать доверие Сталина к Молотову и Вознесенскому.
При патологической мнительности Сталина такие возможности всегда находились. Блестящие выступления Жданова печатались огромными тиражами и передавались по радио. Выходили тома со статьями и речами В. Молотова. В 1948 г. получила Сталинскую премию 1 степени теоретическая работа Н. Вознесенского "Военная экономика". Молотов и Вознесенский стали академиками. Уже одно это давало возможность всемогущему Яго-Берии с лестью и вероломством сыпать соль на самую больную рану Сталина: Жданов, мол, себя популяризирует. Жданов хочет занять ваше место теоретика партии. Жданов группирует вокруг себя "своих" людей - ленинградцев и не только ленинградцев.
То же говорилось, полагаю, при всяком удобном случае о Вознесенском, о Молотове. Конечно, не так (до поры до времени) прямолинейно и открыто, а тоньше, хитрее, ядовитее.
Жданов знал о всех этих интригах и часто выходил из равновесия. Он не раз приезжал "сверху" крайне озабоченный и расстроенный. Это сразу сказывалось на больном сердце. Он становился бледным и прозрачным. При рассказе о том, что было "наверху", он возбуждался, начинал прерывисто дышать и жадно хватать ртом воздух. Но по соображениям такта никогда не позволял себе сказать вслух что-нибудь недостойное о других членах Политбюро.
И вот случай нанести больному Жданову удар представился. И притом с самой неожиданной стороны. Он был связан как раз с Лысенко - и с выдвижением на политическую работу сына Андрея Александровича, Юрия Андреевича.
Я познакомился с Юрием Ждановым летом 1947 года в Сочи. На меня он произвел очень благоприятное впечатление своей воспитанностью, эрудицией, музыкальностью, легким, веселым нравом. С молодежной компанией мы ездили на Рицу - волшебной красоты горное озеро. После пяти лет пребывания в армии, после грязи, крови и мук войны всё казалось мне дивно-прекрасным: и море, и эвкалипты-гиганты, и бездонная бирюза неба, и нежнейшие чайные розы. Как-то, всё с той же компанией, музицировали на одной из правительственных дач. Я пел что-то Чайковского, Рахманинова, старинные русские романсы, Юрий Андреевич аккомпанировал, импровизируй - без нот…
В Москве, после одного из приездов "сверху", Андрей Александрович упомянул:
- Вчера товарищ Сталин сказал мне: "Вы что же скрываете от меня своего сына? Нет, нет, Вы приведите его как-нибудь ко мне и познакомьте нас".
Вскоре я увидел решение о назначении Юрия Андреевича на работу в Отдел науки ЦК. Так началось наше уже не музыкальное, а деловое сотрудничество.
В апреле 1948 г. в ЦК был созван Всесоюзный семинар лекторов. За несколько дней до открытия семинара Ю. Жданов сказал мне, что он хотел бы прочитать на семинаре доклад о положении в советской биологической науке. В докладе предполагалось покритиковать академика Лысенко. Юрий поделился своими намерениями: какое именно из положений Лысенко затронуть, и показал мне подготовленный текст доклада.
С Т.Д. Лысенко я познакомился в 1936 году, работая в Отделе науки ЦК. Лысенко тогда делал только ещё первые шаги на поприще науки, и аппарат ЦК всячески, помогал ему, как новатору, двигаться вперед. Лысенко щедро поощрялся и популяризировался как практик, как человек от земли и противопоставлялся оторванным от жизни кабинетным ученым, занимающимся "абстрактными проблемами".
В первый период я тоже скорее видел в Лысенко чудо-юдо: ишь ты, простой агроном, человек "от сохи", а вот самостоятельно и по-новому ставит коренные проблемы биологической науки.
Скоро вокруг Лысенко стали группироваться люди типа И. Презента, И. Глущенко, Н. Нуждина и другие. Эти предприимчивые люди от науки почуяли, что Лысенко становится фаворитом в самых высоких сферах и на него можно делать ставку. Сам Лысенко по теоретической малограмотности своей не мог литературно оформлять приходящие ему в голову "новаторские" идеи. Радетели-презенты придавали этим идеям, или порой простым агротехническим приемам, литературное обрамление. Постепенно предположения и домыслы Лысенко стали именоваться ими в широкой печати "новыми открытиями", "биологическими законами", "законами жизни", "мичуринской биологией".
И Лысенко при жизни провозгласили классиком. А все предшествовавшие ему завоевания генетики, в том числе открытия и теоретические положения Грегора Менделя и Томаса Моргана, объявлены были Лысенко и его окружением идеализмом и буржуазными выдумками.
В развитых капиталистических странах классическая генетика делала одно величайшее открытие за другим. На основе глубочайшего проникновения в тайны живой клетки и законов наследственности создаются новые сорта сельскохозяйственных растений, повышается урожайность полей, движется вперед медицина. А лысенковцы с маниакальным упорством объявляют гены и хромосомы - эти субстраты наследственности - несуществующими.
Т. Лысенко становится академиком и директором Института генетики Академии наук СССР, президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. Ленина. Ему трижды присваивается звание лауреата Сталинской премии. По всякому поводу и без повода ему вручается 6 (шесть!) орденов Ленина, звезда Героя Социалистического Труда. Он становится бессменным депутатом Верховного Совета СССР.
И чем шире росло негодование самых широких кругов советских ученых (не только биологов) по поводу той вульгаризации, которую: изрыгал Лысенко, тем истошнее кричали презенты-глущенки-нуждины о гениальности вновь коронованного папы.
Как же и почему произошла вся эта великая мистификация, обошедшаяся так дорого социалистическому обществу?