Мне довелось несколько раз слышать и публичные выступления А.М. Коллонтай. В 1923 году вышла серия её популярных работ, посвященных проблемам любви, семьи, морали - "Революция чувств и революция нравов". Она выступала на эти темы, и ещё по международным проблемам. В те времена нам, "комсомольцам двадцатого года", А. Коллонтай казалась каким-то коммунистическим божеством. Красивая женщина с благородными, изящными манерами. Со вкусом одетая. Великолепный оратор, свободно владевшая несколькими иностранными языками; первый в мире посол-женщина. Она темпераментно и образно говорила о проблеме любви и нравственности. Мы смотрели на нее, должно быть, с не меньшим благоговением, чем фанатичные тибетцы на своего Далай-ламу.
С окончанием войны А. Коллонтай, четверть века пробывшая послом в Норвегии, Мексике и Швеции, так же как и Литвинов, была отстранена от всех дипломатических дел и пребывала в одиночестве.
Само собой разумеется, что самое пылкое воображение не могло бы представить в те дни, что мне суждено стать в будущем преемником Литвинова и Чичерина на посту министра иностранных дел Советского Союза…
Так вот, как-то в середине сентября 1947 года перед рабочим вечером я обедал в кремлевской столовой. Меня вызвали к правительственному аппарату и сказали, что А. Жданов просит сейчас приехать к нему в ЦК.
Тот же пятый этаж в доме на Старой площади. Огромный кабинет, отделанный светло-бежевым линкрустом. Письменный стол в стиле барокко и большущий стол для заседаний. Книжные шкафы. Многочисленные книги, газеты, журналы. Тоже на столе.
Передо мной стоял человек небольшого роста с заметной сутулостью. Бледное, без кровинки лицо. Редкие волосы. Темные, очень умные, живые, с запрятанными в них веселыми чертиками глаза. Черные усики. Андрей Александрович был в военном кителе с погонами генерал-полковника. Не помню по какому поводу, возможно, в этот день у меня были занятия с моими адъюнктами в Военно-политической академии, где я оставался преподавателем, но я тоже оказался в генеральской форме.
Внешний облик, его манера держаться и говорить, его покоряющая улыбка - все это очень располагало к себе. Этот первый разговор был очень продолжительным и впечатляющим. Жданов очень откровенно изложил положение дел на идеологическом фронте и свои соображения - как следовало бы решать назревшие вопросы. Говорил он живо, остроумно, интересно, с взволнованной страстностью. Он всё время прохаживался по кабинету и помогал своей речи выразительными жестами. Иногда он вплотную подходил ко мне и пытливо заглядывал в глаза, словно желая убедиться, что аргументы его убедили собеседника. Время от времени он останавливался, чтобы отдышаться: все знали, что у Жданова больное сердце.
Главное, что сказал Жданов в этой первой беседе со мной, сводилось к следующему: у нас сложилось очень неблагополучное положение в Агитпропе ЦК. Война закончилась. Перед нами встали гигантские хозяйственные задачи. Замысел товарища Сталина таков: в ближайшее время, не только полностью восстановить социалистическую промышленность, но и серьезно двинуть ее вперед. То же - сельское хозяйство. Но для того чтобы решить такие задачи, нужно провести огромную идейную работу в массах. Без этого мы не сможем продвинуться вперёд ни на один вершок.
Положение достаточно серьезное и сложное. Намерение разбить нас на поле брани провалилось. Теперь империализм будет всё настойчивей разворачивать против нас идеологическое наступление. Тут нужно держать порох сухим. И совсем неуместно маниловское прекраснодушие: мы-де победители, нам всё теперь нипочем. Трудности есть и будут. Серьезные трудности. Наши люди проявили столько самопожертвования и героизма, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Они хотят теперь хорошо жить. Миллионы побывали за границей, во многих странах. Они видели не только плохое, но и кое-что такое, что заставило их задуматься. А многое из виденного преломилось в головах неправильно, односторонне. Но, так или иначе, люди хотят пожинать плоды своей победы, хотят хорошо жить: иметь хорошие квартиры (на Западе они видели, что это такое), хорошо питаться, хорошо одеваться. И мы обязаны всё это людям дать.
Среди части интеллигенции, и не только интеллигенции, бродят такие настроения: пропади она пропадом, всякая политика. Хотим просто хорошо жить. Зарабатывать. Свободно дышать. Хорошо отдыхать. Вот и всё. Им и невдомек, что путь к хорошей жизни - это правильная политика.
Товарищ Сталин постоянно твердит нам в последнее время: политика есть жизненная основа советского строя. Будет правильная политика партии, будут массы воспринимать эту политику как свое кровное дело - мы всё решим, создадим и достаток материальных и духовных благ. Не будет правильной политики, не воспримут массы политику партии как свое кровное дело - пропадем.
Поэтому настроения аполитичности, безыдейности очень опасны для судеб нашей страны. Они ведут нас в трясину. А такие настроения ощутимы в последнее время. В литературе, драматургии, кино появилась какая-то плесень. Эти настроения становятся ещё опаснее, когда они дополняются угодничеством перед Западом: "Ах, Запад", "Ах, демократия", "Вот это литература", "Вот это урны на улицах". Какое постыдство, какое унижение национального достоинства! Одного только эти господа воздыхатели о "западном образе жизни" объяснить не могут: почему же мы Гитлера разбили, а не те, у кого урны красивые на улицах.
В последнее время товарищ Сталин, Политбюро ставят один идеологический вопрос за другим. А что в это время делает Агитпроп: Александров и его "кумпания"? Не знаю. Они приходят ко мне и восторгаются решениями, которые ЦК принимает, чтобы духовно мобилизовать наш народ. И никакой помощи от них ЦК не видит.
И это не случайно. Ведь все эти александровы, кружковы, Федосеевы, Ильичевы, окопавшиеся на идеологическом фронте и монополизировавшие всё в своих руках, это - не революционеры и не марксисты. Это - мелкая буржуазия. Они действительно очень далеки от народа и больше всего озабочены устройством своих личных дел.
Вы человек военный и знаете, что такое "запасные позиции". Создается впечатление, что по части квартир, дач, капиталов, ученых степеней и званий они подготовили себе первые запасные позиции, вторые, третьи - так, чтобы обеспечить себя на всю жизнь. В ЦК несколько писем насчет этих деятелей поступило. Они словно чуют, что всплыли наверх случайно, и их лихорадит: могут прогнать, надо обезопаситься. Какие же это духовные наставники. Какая уж тут идеология.
Вот почему в Политбюро пришли к выводу, что мы не сможем вести успешное наступление на идеологическом фронте, не почистив и не укрепив Агитпроп ЦК. Есть такие соображения, чтобы и вас привлечь к этому Делу: назначить вас пока заместителем начальника Управления пропаганды и агитации ЦК. Начальником предполагается оформить М.А. Суслова, но он будет отвлечен другими делами, так что фактически вам придется вести все дело.
Я сказал Андрею Александровичу, что я благодарю за оказанное доверие, но думаю, что такая работа мне не по плечу, у меня нет достаточно знаний и опыта.
- Ну, батенька, это уж позвольте с вами не согласиться. У вас два высших образования: МГУ и Институт Красной профессуры. Нашему брату так поучиться не посчастливилось. Да и опыт - слава тебе, Господи: работа в комсомоле, в ЦК партии, политотдельская работа в Сибири, пять армейских фронтовых лет - комиссар дивизии, член Военного совета армии… Нет, батенька, у вас нет ни малейших оснований отказываться.
Жданов продолжал:
- Уберите с идеологического фронта всю эту мелкую буржуазию, привлеките свежих людей из обкомов, из армейских политработников, и дело пойдет наверняка.
Так с 18 сентября 1947 года началась новая полоса моей жизни.
Агитпроп при Жданове
Гнусная и подлая философия Достоевского. Товарищ Сталин рекомендовал не забывать Куприна. Жданов в состоянии творческой одержимости. Модернисты, умерщвляющие душу музыки. Музыка - моя страсть на всю жизнь. Мой опыт оперного гримера. Речь, которую Жданов подготовил сам. Шостакович с окровавленной душой. Сколько страниц в день читал Сталин. Как присуждались Сталинские премии. В США - другие задачи кино. Эпитафия бакинским комиссарам.
Агитпроп ЦК в те времена по своим задачам, функциям и масштабам представлял собой гигантскую империю, которая охватывала все стороны духовной жизни советского общества. В ведение Агитпропа входило все - от ликвидации неграмотности до тончайших вопросов религии, эстетики, философии. Вся система народного образования - от школ и курсов по ликвидации неграмотности и до высших учебных заведений. Вся печать - от заводских многотиражек и до "Правды", "Известий" и "Печатного двора". Огромная сеть научных учреждений - от заводских лабораторий до Академии наук СССР. Физкультура и спорт. Музеи и библиотеки. Литература и союзы писателей. Музыка и союзы композиторов. Живопись, скульптура и союзы художников. Все вообще искусства - от заводской и колхозной самодеятельности до Большого театра, Всесоюзного ансамбля народного танца, Хора имени Пятницкого, Государственного оркестра СССР. Гигантская сеть партийного просвещения - от политкружков до Университета марксизма-ленинизма, Высшей партийной школы и Академии общественных наук при ЦК ВКП(б). И многое, многое другое.
Нужно было постоянно держать все эти участки идеологического фронта в поле зрения. Знать по существу суть идейной жизни в каждой ячейке общества. Правильно расставлять руководящие кадры с тем, чтобы обеспечить проведение линии партии в идеологических вопросах.
Все это требовало больших познаний. Хорошо поставленной информации. Необходимости самому много читать, много видеть, много слушать. Работа требовала огромного напряжения физических и духовных сил. Дело осложнялось некоторыми сложившимися привычками. Агитпроп должен был приспосабливаться к стилю работы Секретариата ЦК, а Секретариат и Политбюро - к стилю работы Сталина. Между тем Сталин и после войны сохранил режим работы, сложившийся в военные годы. Вставал в 6-7 часов вечера. Заседания и беседы назначались на ещё более поздние часы. И работа шла до утра. Под это вынуждены были подстраиваться Совет Министров, аппарат ЦК, министерства и все центральные учреждения.
Но страна, народ, предприятия жили, и работали в нормальное время. И с этим тоже нужно было считаться. Поэтому нередко конец одного рабочего дня (вернее, ночи) смыкался с началом другого. И у каждого руководящего работника в служебном помещении сохранялась (как в годы войны) постель, чтобы, улучив подходящий момент, вздремнуть немного. Работа шла на износ. Инфаркты, инсульты и смерти сыпались всюду. Я часто чувствовал себя на пределе человеческих сил.
В этот период Сталин особенно много занимался идеологическими вопросами и придавал им первостепенное значение. Агитпропу давалось одно поручение за другим. Они излагались Сталиным на заседаниях Политбюро или Секретариата, по телефону, а часто - в неофициальной обстановке.
Обычно после заседания Политбюро Сталин приглашал своих соратников на "ближнюю дачу". Здесь просматривали новый (или полюбившийся старый) фильм. Ужинали. И в течение всей ночи велось обсуждение многочисленных вопросов. Иногда сюда дополнительно вызывались необходимые люди. Иногда здесь же формулировались решения Политбюро ЦК или уславливались к такому-то сроку подготовить такой-то вопрос.
Более или менее регулярно Жданов около полудня приглашал меня с 3-го этажа к себе на 5-й. Лицо у него было очень бледным и невероятно усталым. Глаза воспалены бессонницей. Он как-то прерывисто хватал раскрытым ртом воздух, ему явно его не хватало. Для больного сердцем Жданова эти ночные бдения на "ближней даче" были буквально гибельными. Но ни он, ни кто другой не мог пропустить ни одного из них, даже больным: здесь высказывалось, обсуждалось, иногда окончательно решалось абсолютно всё.
После обычных приветствий Жданов говорил примерно следующее:
- Вчера товарищ Сталин обратил внимание на то, что в выходящей новой литературе очень односторонне, а часто и неправильно, трактуется вопрос о творчестве и социологических взглядах Федора Достоевского. Достоевский изображается только как выдающийся русский писатель, непревзойденный психолог, мастер языка и художественного образа. Он действительно был таким. Но сказать только это - значит подать Достоевского очень односторонне и дезориентировать читателя, особенно молодежь.
Ну, а общественно-политическая сторона творчества Достоевского? Ведь он написал не только "Записки из мертвого дома" или "Бедные люди". А его "Двойник"? А знаменитые "Бесы"? Ведь "Бесы" и написаны были для того, чтобы очернить революцию, злобно и грязно изобразить людей революции преступниками, насильниками, убийцами; поднять на щит людей раздвоенных, предателей, провокаторов.
По Достоевскому в каждом человеке сидит "бесовское", "содомское" начало. И если человек - материалист, если он не верит в Бога, если он (о, ужас) социалист, то бесовское начало в нем берет верх, и он становится преступником. Какая гнусная и подлая философия.
Да и Раскольников-убийца является порождением философии Достоевского. Ведь "Бесы" только по своей грязно-клеветнической форме отталкивали либералов. А философия в "Преступлении и наказании" по существу не лучше философии "Бесов".
Горький не зря называл Достоевского "злым гением" русского народа. Правда, в лучших своих произведениях Достоевский с потрясающей силой показал участь униженных и оскорбленных, звериные нравы власть имущих. Но для чего? Для того, чтобы призвать униженных и оскорбленных к борьбе со злом, с насилием, тиранией? Нет, ничуть не бывало. Достоевский призывает к отказу от борьбы, к смирению, к покорности, к христианским добродетелям. Только это, по Достоевскому, и спасет Россию от катастрофы, которой он считал социализм.
А наши литераторы кропят творчество Достоевского розовой водицей и изображают его чуть ли не социалистом, который только и ждал Октябрьской революции. Но это же прямая фальсификация фактов. Разве не известно, что Достоевский всю жизнь каялся в своих "заблуждениях молодости" и замаливал свои грехи - участие в кружке Петрашевского? Чем замаливал? - поклепами на революцию, рьяной защитой монархии, церкви, всяческого мракобесия.
Товарищ Сталин сказал, что мы, конечно, не собираемся отказываться от Достоевского. Мы широко издавали и будем издавать его сочинения. Но наши литераторы, наша критика должны помочь читателям, особенно молодежи, правильно представлять себе, что такое Достоевский.
В другой раз, вынув из кармана свою изрядно замусоленную записную книжку, Жданов сказал:
- Вчера товарищ Сталин рекомендовал не забывать Куприна. Он дал "Молоха" - яркое обличение капиталистического свинства, буржуазной морали. Он дал "Поединок" - правдивое полотно о царской армии, с её духом бесправия, палочной дисциплины и иными тяжкими пороками.
Так передавались и указания Сталина об улучшении сатирического журнала "Крокодил", о постановке в Большом театре оперы Мусоргского "Борис Годунов", о творчестве Глеба Успенского, о радиовещании, о великих традициях В.Г. Белинского, об опере "Великая дружба" В. Мурадели и по множеству других вопросов. По каждому указанию немедленно приводилась в движение "Правда", газета Агитпропа ЦК "Культура и жизнь", критики, издательства, театры и все соответствующие рычаги идеологического воздействия.
В осуществлении указаний Сталина Жданов был очень требователен и пунктуален. Но что за человек был сам Жданов, как он мыслил, как с ним работалось? Жданов принадлежал к тому замечательному поколению русской революционной интеллигенции, которое отдало всю свою кровь - каплю за каплей, всё пламя своей души великому делу развития социалистического общества и торжеству идей марксизма-ленинизма во всемирном масштабе.
Как партийному лидеру ему приходилось заниматься самыми разными вопросами: реэвакуацией заводов и отменой хлебных карточек, увеличением добычи рыбы и развитием книгопечатания, производством цемента и повышением зарплаты ученым, посевами льна и телевидением.
Но была сфера, соприкасаясь с которой Жданов буквально преображался, становился одержимым, с вдохновенным горением искал ответы на мучившие его вопросы. Это была сфера идеологии: вопросы марксистско-ленинской теории, художественной литературы, театра, живописи, музыки, кино и т.д.
Андрей Александрович Жданов был разносторонне образованным марксистом. Причем марксизм он, как и все интеллигенты - старые большевики, изучал не по шпаргалкам и цитатническим хрестоматиям. Он обогащал свой ум марксистской теорией постоянно и капитально, по первоисточникам. Из общения с ним я многократно убеждался, что законы, положения и выводы марксистско-ленинской теории не лежат у него в кладовых головного мозга в спрессованном и омертвевшем виде, и не выдаются по мере надобности в виде цитат, на манер Почтовой открытки из уличного автомата. Жданов мастерски обладал способностью пользоваться законами и категориями марксистской диалектики для освещения, анатомирования и обобщения самых различных явлений духовной жизни.
Меня всегда очень привлекали манера и метод работы Жданова над сложными идеологическими проблемами. Он никогда не ждал от Агитпропа ЦК и своих помощников готовых речей для себя или высиженных ими проектов решений по подготавливаемому вопросу. Он сам всесторонне изучал назревшую проблему, внимательно выслушивал ученых, писателей, музыкантов, сведущих в данном вопросе, сопоставлял разные точки зрения, старался представить себе всю историю вопроса, систематизировал относящиеся к делу высказывания основоположников марксизма. На этой основе А. Жданов сам ставил Агитпропу ЦК задачи исследования вопроса, формулировал основные выводы и предложения.
Он никогда не пользовался готовыми текстами статей или речей-шпаргалок, написанных от первого слова и до последнего универсальными помами и борзыми газетчиками. При Хрущеве этот "метод" стал единственным для чрезвычайно широкого круга партийных и государственных работников. Именно в хрущевские времена люди разучились самостоятельно мыслить, анализировать и обобщать, разучились или вообще не приобретали навыка говорить с людьми живым человеческим языком. Живое слово заменила вездесущая шпаргалка.
Жданов любил интересных, оригинальных людей, настойчиво искал их и привлекал к работе в ЦК и культурных учреждениях страны. Он не терпел посредственностей, тех стандартизированных агитпропщиков, весь духовный мир которых был заключен в ограниченном наборе заученных цитат и марксистскообразных формул. Сам очень живой, творческий, одаренный человек, он хотел видеть на всех участках идеологического фронта пытливых, деятельных людей, людей с "искоркой Божьей".
Жданов всегда самостоятельно со всей тщательностью готовил каждую речь, вкладывал в это дело все силы своей души. Помню, в каком состоянии творческой одержимости вынашивал он свое выступление по вопросам музыки. Он собирал по крупицам и всесторонне продумывал высказывания Маркса и Энгельса, штудировал эстетические работы Плеханова, статьи, записи бесед, письма Ленина. На столе у него лежали стопки книг В. Стасова, А. Серова, письма П. Чайковского с закладками, пометками, подчеркиваниями.