06.00. Меня будит матрос и сообщает, что уже светает. Я поднимаюсь на мостик и вижу, как небо на востоке начинает едва уловимо бледнеть. Оглядевшись по сторонам, я отмечаю, что мы находимся в нужном районе. Тогда я приказываю готовиться к погружению. Внимательно оглядев горизонт в бинокль, я спускаюсь вниз. Погружением руководит вахтенный офицер. Я стараюсь, чтобы мои офицеры почаще практиковались в этом. В посту управления люди занимают свои места. Дважды звучит ревун, впередсмотрящие спускаются по трапу вниз. Мы начинаем погружаться, а я внимательно прислушиваюсь к звукам, доносящимся из башни. Но вот люк закрыт и задраен, и в пост управления спускается вахтенный офицер. Мы плавно скользим на глубину 80 футов. В помещении очень спокойно. Дизели не работают, не слышен свист ветра, только ровно жужжат электродвигатели. Так пройдет два часа, пока не станет достаточно светло, чтобы можно было использовать перископ (в северных широтах предрассветные сумерки длятся долго). Я удаляюсь на свою койку, предупредив вахтенного, чтобы он разбудил меня без десяти минут восемь. Все свободные от вахты офицеры незамедлительно следуют моему примеру.
08.00. Мы поднимаемся на перископную глубину, и я как следует осматриваюсь, чтобы составить представление о погоде и видимости, проверить наше местоположение по одному или двум пеленгам. Затем я оставляю перископ вахтенному офицеру, который медленно ведет корабль по пятимильному участку патрулирования, который я нанес на карту. Каждые полчаса он проверяет, не отклонился ли от курса. Начался день, поэтому все помещения ярко освещены и сразу стали выглядеть более привлекательно. Я возвращаюсь в кают-компанию и вместе со всеми отдаю должное не слишком аппетитному завтраку. Следует отметить, что наш кок вынужден готовить еду на пятьдесят человек в камбузе размером с половину кухни небольшой современной квартиры, поэтому от него не следует ожидать особых кулинарных изысков. Но если бы он хотя бы немного разнообразил рацион! Завтрак следует описать отдельно. Обычно он состоит из консервированного бекона (всегда скользкого и какого-то дряблого), плавающего в тепловатой лужице томата (тоже консервированного). Кофе, сваренный из растворимого кофейного порошка и концентрированного молока, пить невозможно, но мы, конечно, его пьем. Зато с тостами все в порядке, поскольку делаем мы их сами в электрическом тостере. А к ним у нас имеется изрядный запас масла и мармелада.
От завтрака до ленча. Сон, прерываемый (для меня) периодическими визитами к перископу, чтобы посмотреть, как идут дела. Вахтенные сменяют друг друга каждые два часа.
Ленч. Обычно холодная солонина или колбасный фарш с отварным картофелем, соленьями, чатни или кетчупом. После ленча - снова сон, чтение или внесение записей в журнал.
Около 14.30. Начинает темнеть. Я еще раз внимательно осматриваю в перископ береговую линию. Но скоро я уже ничего не вижу. Мы уходим на глубину и удаляемся от берега. Я не хочу всплывать близко к земле в такие ясные лунные ночи. В помещениях субмарины гаснет яркий свет, теперь мы используем только красные лампы. Около 16.00 мы пьем чай.
Около 16.50. Я напоминаю вахтенному офицеру, что подошло время объявлять пятиминутную готовность к всплытию. В принципе операции погружения и всплытия совершенно идентичны, но я всегда акцентирую разницу. При всплытии впередсмотрящие должны успеть натянуть теплую одежду, а механики подготовиться к пуску дизелей. Я слышу приказы и вижу, что люди занимают свои места. А я тем временем напяливаю поверх свитера и старых форменных брюк "урсуловский" костюм, шлем и кожаные ботинки на меху. Затем я аккуратно протираю линзы бинокля, проверяю фокус, опускаю защитный козырек над линзами, натягиваю шерстяные перчатки и иду в пост управления. Мы находимся в полной темноте, тусклый свет только слегка освещает шкалы приборов. Наш акустик Макилмюррей докладывает из своего угла, что вокруг все чисто. Мы поднимаемся на перископную глубину, и я быстро произвожу круговой осмотр.
Вокруг абсолютно темно и не видно ничего, кроме лунной дорожки на воде. К ней мы и идем, чтобы силуэт лодки был менее заметен при всплытии.
"Всплываем!"
Робинсон открывает крышку нижнего люка. С тихим шипением убирается вниз перископ, я поднимаюсь по трапу, вслед за мной идут впередсмотрящие. Почему-то именно здесь в темной боевой рубке я особенно остро чувствую себя оторванным от всех. Снизу доносится голос старшего помощника, но мне кажется, что он очень далеко. Но вот раздается свист воздуха, рвущегося в балластные танки. Номер один стоит у люка и громко считывает показания глубиномера: "25 футов, сэр, 15 футов, сэр..." Люк еще находится под водой, но в лодке создалось избыточное давление, от которого лучше избавиться поскорее. На глубине десять футов верхушка боевой рубки показывается из воды. Давление помогает распахнуть люк, и воздух вырывается наружу. Из-за ветра я остаюсь на трапе, причем держусь особенно крепко. (Известен случай, когда одного из командиров при всплытии выбросило за борт, беднягу потом так и не нашли.) Затем выбираюсь на мостик. На мостике еще бурлит вода, а с башни перископа сыплются ледяные соленые брызги. Холодный воздух в первые минуты неприятно покалывает отвыкшие от свежего воздуха легкие. Я направляюсь к голосовой трубе, открываю заглушку и оглядываюсь по сторонам. Надо убедиться, что мы всплыли не под носом у вражеского судна. Это довольно напряженный момент. На мостике появляются впередсмотрящие и вахтенный офицер, которые также начинают внимательно всматриваться в темноту. Лично я начинаю обзор с самого опасного сектора - с кормы, потому что оттуда врагу проще всего разглядеть нас под лунным светом. Мы тихо двигаемся на электродвигателях. Лодка еще не набрала полную плавучесть: на палубе плещется и пенится вода. После застоявшегося воздуха, которым мы долго дышали, свежий воздух кажется почти неприятным из-за резкого запаха соли, водорослей, рыб. Иногда вонь была такой сильной, что частенько ночами мы внимательно разглядывали палубу: не зацепилось ли где-нибудь мертвое морское животное.
Пять минут мы внимательно осматриваемся - вокруг все тихо и спокойно. Тогда я приказываю запустить главные двигатели. Получив такой приказ, старший помощник знает, что можно закончить продувку балластных цистерн для сообщения субмарине полной плавучести и начать подзарядку батарей. Вскоре он дает команде с нетерпением ожидаемое разрешение курить. Обычно я не остаюсь на мостике долго.
Если ситуация не вызывает беспокойства, я оставляю корабль на вахтенного офицера, даю ему специальные указания, если считаю необходимым, и спускаюсь вниз.
Вечер. Это самое лучшее время суток. Примерно в половине восьмого мы ужинаем. Поскольку пища горячая, а мы успели проголодаться, ужин всем нравится и не вызывает нареканий. Обычно он состоит из супа, мясного блюда с гарниром из зеленых овощей, на десерт сладкий пудинг или консервированные фрукты. После кофе мы остаемся за столом при тусклом, но удивительно уютном свете (по ночам для освещения используются красные лампы). Теперь можно спокойно покурить и сыграть в карты. Мы "зарядились" свежим воздухом, плотно поужинали и чувствуем себя вполне комфортно. Лампа над столом мерно покачивается в такт движению корабля. Иногда нам не хочется играть в карты, тогда мы просто сидим за столом и ведем беседы, причем их темы могут быть самыми неожиданными. Мы говорили о том, каковы наши шансы встретить вражеский корабль, где будет "Шторм" через год в это время, где каждый из нас мечтает жить после войны и чем заниматься, какие лучшие ночные клубы в иностранных портах... В какой-то момент в разговоре возникает пауза, один из собеседников зевает и сообщает, что идет спать. Чиф берет очередную сигарету длинными, пожелтевшими от никотина пальцами и отправляется в машинное отделение проверить, как идет зарядка батарей. Я поднимаюсь на мостик вдохнуть еще несколько глотков свежего воздуха. Полюбовавшись красотой северной ночи, я беру несколько пеленгов на береговые объекты и иду вниз уточнить местонахождение субмарины. Вернувшись в кают-компанию, я почти наверняка увижу там чифа с неизменной сигаретой в зубах. Если есть настроение, мы можем еще поговорить, только очень тихо, чтобы не мешать спящим. Незадолго до десяти часов (в это время меняются вахтенные) я включаю электрический чайник. Мне необходимо приготовить четыре чашки какао: одну для вахтенного, который сейчас спустится с мостика, вторую для офицера, который готовится идти на смену, третью для чифа, четвертую для меня. Около одиннадцати часов я задергиваю занавеску возле моей койки и проваливаюсь в сон.
На следующее утро меня разбудит вестовой и сообщит, что начинает светать.
* * *
Поход оказался неожиданно коротким. Мы были очень удивлены, когда вечером 21 ноября получили приказ возвращаться. Нам предписывалось уйти из района патрулирования в два часа ночи. Таким образом, паше боевое дежурство длилось всего четверо суток. На рассвете 22 ноября мы уже отошли довольно далеко от берега и следовали домой по поверхности. Весь день погода была прекрасной, дул легкий попутный ветер, море слегка покачивало лодку, а в сумерках на небе появились яркие звезды. Вечером 26 ноября мы получили сообщение, что маяк Макл-Флагга будет гореть для нас всю ночь. Ровно в четыре часа утра мы заметили его тусклый огонь справа по курсу. К десяти часам мы были в гавани Лервика, которую покинули в тот же день, и через два дня вошли в Клайд, совершив переход длительностью 3500 морских миль.
Мы несли дежурство на 71-м градусе северной широты. А менее чем через три месяца мы уже потели в тропиках в четырех градусах от экватора.
Глава 13.
Переход на Цейлон
Мы вышли из Холи-Лох наутро после Дня подарков. Когда мы отходили от плавбазы, к моему величайшему сожалению, Джефф Стюарт был в числе провожающих. Мне пришлось с ним расстаться. Не приходилось сомневаться, что, благодаря своему опыту и многочисленным достоинствам, его в ближайшем будущем пошлют на командирские курсы. Не было смысла тащить его с собой на Цейлон, чтобы по прибытии отправлять обратно. Лучше сразу назначить на должность старшего помощника Брайана Миллза, чтобы он успел освоиться на новом месте за время перехода. И не придется "менять коней на переправе": производить замены в составе офицеров субмарины накануне серьезного похода. Мы решили, что будет справедливее перевести Джеффа на одну из субмарин, действовавших в прибрежных водах. Но Джефф так и не попал на командирские курсы. Несколькими месяцами позже, находясь в отпуске, он вместе с женой погиб из-за нелепой случайности.
Брайан Миллз женился всего за две недели до нашего выхода в море. Так что новая должность и большая ответственность должны были помочь ему меньше тосковать о молодой жене. А на место штурмана у меня был Ричард Блейк, во время северного похода он доказал, что вполне способен справиться с этой работой. Теперь в комсостав нашей субмарины входили:
Старший помощник: лейтенант Брайан Миллз.
Торпедный офицер: лейтенант Р. Вейд.
Штурман: младший лейтенант Р. Блейк.
Инженер-механик: уоррент-инженер В. Рей.
Эта команда оставалась неизменной до возвращения в Англию через шестнадцать месяцев. Менялись только звания ее членов; позже к ней добавился Дикки Фишер.
По Ирландскому морю мы плыли в компании с датской субмариной "К-14", также направлявшейся на Дальний Восток, и "Викингом" (командир Баннар-Мартин), следовавшей в Плимут. Сопровождала нас старая знакомая "Катти Сарк". Утром 29 ноября мы погрузились к югу от островов Силли, и через перископ я в последний раз увидел Англию. "Викинг" и "Катти Сарк" быстро удалялись на северо-запад к Плимуту. "К-14" тоже опускалась в глубины моря. Нам было приказано следовать в Гибралтар независимо друг от друга и разными курсами, погружаясь в светлое время суток.
Канун Нового года мы встретили в Атлантике, идя курсом на юг. В этот день у нас впервые появилась корабельная газета. Вернее, на первых порах это был небольшой информационный листок, впоследствии ставший газетой. Я принял решение выпускать информационный бюллетень, поскольку считал необходимым держать команду в курсе текущего положения дел. Вскоре я стал добавлять информацию о ситуации на важнейших фронтах, регулярно получаемую по радио, а еще немного позже начал включать в разросшуюся газету кое-что для развлечения: головоломки, ребусы, тесты. Со временем в нашем корабельном издании стали появляться вклады всех членов команды, желавших проявить свои таланты в сочинительстве или рисовании. У нас в кают-компании имелась внушительная подшивка американских журналов с роскошными фотографиями кинозвезд в разной степени обнаженности. И я добавил "уголок красоты", каждый вечер вырезая из журнала фотографию очередной красотки и вклеивая ее в газету. Издание существовало в одном экземпляре, который я печатал лично (я довольно быстро печатаю на машинке, используя по два пальца на каждой руке). По вечерам газета переходила из рук в руки и прочитывалась всеми членами команды от первой до последней строчки. Поскольку в ней содержалась секретная информация, я собирал и хранил все выпуски у себя. Я храню их до сих пор. В процессе написания этой книги я неоднократно просматривал пожелтевшие страницы с загнутыми уголками и пятнами машинного масла, вчитывался в заметки о буднях субмарины, в незамысловатые юмористические рассказы и мысленно перенесся в те далекие военные дни. Я назвал свой листок "Добрый вечер", в противоположность названию газеты для подводников, издаваемой редакцией "Дейли миррор" и называющейся "Доброе утро". "Добрый вечер" появлялся практически каждый вечер на протяжении всего похода вплоть до нашего прихода в Аден на обратном пути. Его объем менялся в зависимости от самочувствия и настроения редактора (то есть меня), но частенько занимал с обеих сторон лист бумаги форматом 13 х 16 дюймов, причем печатал я через один интервал. Иногда после тяжелого дня я чувствовал себя таким измученным, что требовалось затратить немало усилий, чтобы заставить себя сесть за пишущую машинку и отпечатать очередной вечерний выпуск. Однако в те редкие вечера, когда "Добрый вечер" не появлялся, мне поступало столько жалоб, что я не сомневался: занимаясь этим делом, я не теряю время зря.
Приведу некоторые выдержки из моих информационных бюллетеней, вышедших во время перехода на Цейлон:
"31 декабря. "К-14" находится примерно в сорока милях от нас к северо-западу. Она имеет приказ отыскать шлюпку с британскими пилотами, обнаруженную с воздуха в том районе. К югу от нас замечены спасательные шлюпки с моряками трех немецких эсминцев, потопленных "Глазго" трое суток назад. Поступило сообщение о наличии, как минимум, тринадцати немецких подводных лодок в Бискайском заливе (вниманию наблюдателей!). Субмарина его величества "Шекспир" находится на пути домой и пройдет сегодня встречным курсом недалеко от нас.
1 января. С момента выхода из территориальных вод Англии мы не видели звезд. По счислению мы уже прошли Бискайский залив. Принимая во внимание время года и репутацию залива, можно считать, что с погодой нам повезло.
Мы находимся примерно в 100 милях от мыса Финистерре. Ночью получен, дальнейший маршрут до Гибралтара. После полуночи мы приблизимся к побережью Португалии и вечером 5-го выйдем в точку в 20 милях от мыса Сан-Висенти. Остаток пути мы пройдем по поверхности.
По имеющейся информации на нашем пути могут оказаться немецкие подводные лодки. Их здесь около шестнадцати.
2 января. Определились по солнцу и звездам. Находимся в 120 милях к западу от побережья Португалии. Теперь вахтенные на мостике в любой момент могут почувствовать сладостные запахи, принесенные ветром с берега. Сегодня старший помощник заметил в перископ ласточку, а вчера инженер-механик наблюдал плывущий по воде ботинок. Значит, земля не может быть далеко.
3 января. Приношу свои глубокие извинения за разочарование, постигшее всех кровожадных пиратов, собравшихся на этом корабле, но мы пока не находимся в состоянии войны с Испанией, а я еще не готов закончить свою военную карьеру, представ перед судом военного трибунала. Наша цель оказалась испанским судном "Капитан Сегерра". Оно возглавляет мой личный список судов, на которых не лежит подозрение в попытках прорвать блокаду. Мы подошли к нему достаточно близко, чтобы прочитать название и убедиться, что оно не маскируется под другое.
Мы приближаемся к побережью Португалии. Возможно, уже сегодня ночью желающие смогут увидеть огни Лиссабона. Встречные суда могут оказаться нейтральными и будут нести навигационные огни. Если судно идет без огней, скорее всего, ему есть что скрывать и оно просится на дно. Конечно, здесь могут встретиться немецкие подводные лодки.
4 января. Рано утром мы преследовали освещенное судно. Когда подошли ближе, выяснилось, что оно освещено как госпитальное. Это показалось странным, поскольку нам не поступала информация о нахождении в этом районе наших плавучих госпиталей. Более того, у нас не было сведений и о вражеских плавучих госпиталях, которые обычно дают извещение о своих выходах в рейс и о маршрутах плавания. Мы не смогли перехватить подозрительное судно, а я не счел нужным украсить шевелюру стармеха седыми волосами, устраивая погоню с выжиманием из машин всего возможного. Тем более, что это судно вполне могло оказаться безопасным. Поэтому я пошел на компромисс и прекратил преследование, сообщив о своих подозрениях в Гибралтар. В конце концов, судно держало курс в сторону Британских островов, и может статься, что нам не сообщили о нем по чистому недоразумению.
5 января. Ночью мы прошли маяк на мысе Сан-Висенти. Под утро в небе появились два самолета, оба наши. После всплытия мы взяли курс на Гибралтарский пролив. Завтра к полудню увидим берег Африки. Если не появятся немецкие самолеты, весь путь до Гибралтара, куда мы прибудем ориентировочно завтра к вечеру, пройдем по поверхности".
Гибралтар без "Мейдстоуна" показался мне совсем другим, но нам все равно понравился, и мы с удовольствием провели там два дня. Мне удалось встретиться с младшим братом, который находился в Гибралтаре с одним из подразделений санитарного корпуса. Сразу по прибытии я отправил ему сообщение, и буквально через несколько часов он приехал в гавань на велосипеде.
После выхода из бухты мы присоединились к конвою торговых судов, следующему в Александрию. Было очень радостно смотреть, как формируется, готовясь в путь, гигантская армада судов. Еще год назад это было невозможно. Должен признаться, со времени моего посещения Средиземноморья на "Сарацине" здесь произошли серьезные изменения в лучшую сторону. Немцев выбили из Северной Африки и с Сицилии, теперь их теснили вверх по Апеннинскому полуострову. Но сохранялась возможность нападения вражеских самолетов с одной из баз на юге Франции.
Вот что я писал в "Добром вечере":
"9 января. Маршрут конвоя идет вдоль побережья Северной Африки до мыса Бон, откуда он возьмет курс на Мальту. Завтра утром мы подойдем к Орану.