Как мог М. А. Казаков утаить из получаемых за аренду государственных рыбных промыслов пятьдесят тысяч рублей? Казаков занимал должность начальника Управления рыболовства и рыбоводства Наркомзема в Москве - сдача в аренду происходила на местах через заведующих местными управлениями рыболовства, всегда коммунистами, всегда с торгов. Как, через кого могли попасть пятьдесят тысяч рублей в руки Казакова, ГПУ не попыталось выяснить. В 1924–1925 годах я занимал в Управлении рыболовства должность заведующего арендным отделом, а затем отделом нормирования рыболовства и превосходно знал, что ни М. А. Казаков, и никто другой из служащих управления не мог получить ни копейки из сумм, поступавших за сдачу рыболовных участков. И ГПУ в дальнейших "материалах" само опровергает это "показание".
В "показаниях" Казакова от 14 сентября имеются следующие циничные слова: "Я вступил в организацию вследствие стесненных денежных обстоятельств". (У Казакова детей не было, он имел казенную квартиру, жил очень замкнуто и более чем скромно, при сравнительно очень высоких окладах.) "Я проводил директивы, которые получал от руководящего центра. Персонально я был увязан с Ергомышевым и Фишзоном, от которого получил через Ергомышева непосредственно за все время состояния во вредительской организации 10 000 (десять тысяч) рублей".
Как связать это с предыдущим: Казаков подарил организации, внеся через Фишзона, пятьдесят тысяч рублей, разумеется рискуя жизнью, в случае, если это откроется, и в то же время вступил в организацию "из-за стесненных денежных обстоятельств", получив с не меньшим риском только десять тысяч рублей. Могут ли такие "показания" соответствовать истине?
Остальные источники получения средств, перечисленные под литерами б, в, г, так же непонятны и невероятны. Что за лица из "частного сектора", кто были эти иностранные концессионеры и покупатели, которые жертвовали деньги на вредительскую организацию? Видимо, все они, разбросанные по СССР и за границей, от Японии до Германии, были широко осведомлены о существовании вредительской организации в рыбном деле в Москве и щедрой рукой вносили деньги в ее вредительскую кассу - только ГПУ пять лет не знало об этом ничего и не попыталось в дальнейшем открыть этих жертвователей.
В "показаниях" М. А. Казакова от 14 сентября дается совершенно иной источник средств "организации", с не меньшей точностью и подробностями. Оказывается, что "вредительская организация" в рыбном деле существовала на средства проживавшего за границей эмигранта Ванецова, который якобы неоднократно переводил деньги вредителям, что М. А. Казаков ездил осенью 1929 года в Берлин, якобы специально затем, чтобы "требовать" от Ванецова 25 000 рублей советскими червонцами, которые тот и перевел затем через какую-то иностранную миссию. Осенью 1929 года двадцать пять тысяч рублей советских денег составляли уже ничтожную сумму и, можно думать, что за этим сокровищем не стоит ездить в Берлин и затруднять иностранную миссию тайным перевозом в СССР. Во всяком случае, это показание Казакова с показанием Фишзона не совпадает.
Еще резче противоречия этих двух основных "показаний" в вопросе о руководстве организацией. В "показаниях" Фишзона значится, что идейным руководителем организации был Казаков, по "показаниям" же Казакова - находящийся за границей Ванецов, который давал не только деньги, но и распоряжения "извращать партийные директивы", возбуждать недовольство масс, задерживать в Англии (!) постройку судов для лова сельди на Дальнем Востоке, сам же обязался (!) организовать порчу советских судов в японских портах.
Программа действительно обширная.
Но как могут спецы извращать партийные директивы? Каждое распоряжение, исходящее из советского учреждения, проверяется именно с этой стороны, как непосредственно сидящим около каждого спеца коммунистом, так и высшим коммунистическим начальством, которое подписывает распоряжения после того, как они скреплены беспартийным спецом.
Если бы это не было просто неприкрытой ложью, можно было бы думать, что "Союзрыбой" в Москве руководили не коммунисты Фрумкин и Крышев, а эмигрант Ванецов из Берлина.
Как могли московские спецы задержать в Англии постройку рыболовных судов, даже если бы они захотели это сделать, когда контроль за постройкой судов за границей находится в руках торгпредств, когда наблюдают за этим те предприятия, для которых предназначаются суда - в данном случае Дальневосточный трест? Наконец, что за абсурд в утверждении, что Ванецов "обязался" организовать порчу советских судов в японских водах! Не только внешнего правдоподобия здесь не соблюдалось, но это просто была фраза из детективного советского романа.
Что касается конкретных "фактов" вредительства, им уделено много места в "показаниях", но, несмотря на то, что я хорошо осведомлен в вопросах рыболовства СССР, я не могу объяснить, в чем же, собственно, заключалось вредительство, в чем оно должно было выразиться.
В "показаниях" М. А. Казакова от 17 сентября значится: "Ергомышев принял на себя проведение вопроса об огласке факта существования группы Дальбанка путем опубликования постановлений правительства, касающихся рыбопромышленности Дальневосточного края".
В чем тут вредительство? Опубликование постановлений правительства в правительственной печати (другой в СССР не существует) - это вредительство?
"Вредительская деятельность в области распределения и реализации рыбной продукции заключалась в том, что группа направляла работу синдиката в сторону сокращения продукции, передаваемой для реализации через кооперацию, и увеличения размеров продукции, проводимой через аппарат синдиката и его отделений" ("показания" И. М. Фишзона от 14 сентября).
В чем тут вредительство?
Рыбная продукция государственных рыбопромышленных трестов продавалась через государственный рыбный синдикат, в который входят все эти тресты и который для этого и был создан советской властью. Часть этой продукции синдикат продавал для реализации кооперации, которая в СССР такая же казенная организация, как и любой орган государственной торговли. Ввиду острого недостатка пищевых продуктов в СССР и магазины кооперации и синдикаты далеко не удовлетворяли покупательского спроса, - товара всем не хватало. Разумеется, этот недостаток не зависел от того, через какую сеть магазинов - синдиката или так называемой кооперации - потребитель получал эти продукты. Между тем именно за это в числе "48-ми" расстреляно пять человек видных специалистов, а сколько пошло на каторгу или убито тайно, осталось неизвестным.
В чем выразилось вредительство на местах промысла, в материалах ГПУ обойдено молчанием, только в списке расстрелянных сообщены имена лучших в России специалистов, работавших на местах, - К. К. Терещенко, С. В. Щербаков, С. П. Никитин, Г. Абдулаев, Головкин, руководившие в крупнейших районах государственной рыбной промышленностью, с указанием, что они расстреляны как "руководители вредительства" в трестах.
Только в отношении Волго-Каспийского района в длинных и сбивчивых "показаниях" М. П. Арцыбушева есть попытки объяснить, в чем конкретно заключается вредительство, но и они сводятся к голословным утверждениям, что "вредители" намеренно неверно планировали, намеренно препятствовали концентрации лова, причем и в этих "показаниях" указывается, что и самому автору не всегда ясно, с "вредительской" или с иной целью это делалось. Об остальных районах нет даже попытки разъяснить, в чем же выразилось вредительство. Каковы же были условия работы на местах и насколько мы были свободны в планировании, мною было освещено в статье о "Севгосрыбтресте".
О вредительстве в консервном деле в материалах ГПУ приведено только одно показание Розенберга, который проектировал консервные заводы для рыбной и плодоовощной промышленности. Здесь вредительство заключалось в том, что запроектированная мощность заводов была менее предельно возможной. "Мною запроектирован консервный завод в Ингушетии на 3–4 миллиона банок против возможных 9-10 миллионов банок в год; тоже в Дербент запроектировал на 12–14 миллионов банок, а сырьевая база позволяла проектировать 30 миллионов банок; Адыгейского на 7 миллионов банок, а сырьевая база, за счет удлинения сезона (!), позволяла проектировать на 17–18 миллионов банок".
В чем тут преступление или вредительство?
В показании принимается за аксиому, что всякий консервный завод должен проектироваться предельно максимальной мощности, сообразуясь только с одним: чтобы всю "сырьевую базу" данной местности переработать на консервы. Между тем такой установки никогда не бывало, даже в СССР. При проектировках всегда принималось, что лишь определенная часть добываемой массы сырья должна идти в консервное производство, остальное же должно доставляться потребителю в свежем, сушеном, соленом и других видах. От проектировщика завода никогда не зависело соотношение количеств разных видов переработки, ему давалось твердое задание, в каких размерах он должен проектировать тот или иной завод.
Соотношение разных видов переработки товаров в СССР - вопрос политический, и определяется не специалистами данной отрасли, а партийными органами. Так, в рыбном деле одно время считалось, что социалистическое государство должно питаться только мороженой и парной рыбой, затем "партлиния" на этот счет изменилась, и было признано, что социалистическое общество должно питаться консервами. Этому вопросу были посвящены специальные статьи в "Правде". Вследствие этого нового решения вопроса все запроектированные до этого консервные заводы были объявлены либо уклонистскими, либо вредительскими. Это мудрое решение партии совпало с процессом "48-ми", но те лица, от которых фактически зависело соотношение разных видов продукции, а следовательно, и размеров проектируемых заводов, т. е. коммунистов, стоявших во главе дела и определявших этот политический вопрос (в рыбном деле Крышев и Фрумкин), остались в стороне, зато были расстреляны проектировщики, точно выполнившие их распоряжение.
Итак, на основании подобных "показаний" ГПУ считало возможным уничтожить всех видных руководителей всех отраслей пищевой промышленности.
В высшей степени типична и внешняя сторона всех материалов ГПУ, соответствовавшая их внутреннему содержанию. Трудно сказать, где в них кончалась небрежность, где начинался заведомый подлог. Имена, отчества, фамилии, звания лиц, о которых шла речь в "показаниях" и которым грозила смертная казнь, сообщались с массой ошибок. В некоторых случаях невозможно установить, о ком говорится, и то ли лицо расстреляно, которое упоминалось в "показаниях".
В материалах, например, приведены два показания Казакова. Показание от 14 сентября озаглавлено: "Показание М. А. Казакова, консультанта Союзрыбы". Его же показание от 17 сентября озаглавлено:
"Показание М. Д. Казакова, бывшего дворянина, бывшего крупного чиновника Министерства земледелия, зам. зав. рыболовством Наркомзема". Читающим должно было казаться, что показания принадлежат двум разным лицам, с разными именами, званиями и должностями. Только лица, близко стоявшие к рыбной промышленности, знали, что это одно и то же лицо, что во втором "показании" приведена должность Казакова, уже упраздненная ввиду ликвидации бывшего управления, а затем отдела рыболовства Наркомзема. Инициалы во втором случае приведены неверные.
Дроздов имеет инициалы то В. П., то В. Н., причем в первом случае говорится, что он служит в Наркомземе, а во втором - что он агроном П. Э. У. "Союзмяса".
Гинзбург имеет инициалы то С. М., то О. М.; Левандовский называется то Б. А., то И. А. Так, в материалах значится: "Показания А.Левандовского" и подпись "И. Левандовский"; в списке же расстрелянных стоит Б. А. Левандовский, и только по должности можно судить, что расстрелян тот, кто давал показания.
В материалах часто встречается фамилия Соколова, иногда с именем Сергей, иногда без имени и инициалов. Сергей Соколов занимал должность инспектора Уральской областной конторы "Совмяса". Кроме него, есть Соколов без каких-либо иных обозначений, который, по "показанию" Куранова, беседовал с ним на контрреволюционные темы. Упоминается и Соколов, зав. производственным отделом Троицкого мясокомбината (Урал). Сколько было Соколовых - один, два или три? Через два дня в списке расстрелянных оказалось два Соколова: Сергей Павлович, инспектор уральской областной конторы "Союзмяса", и Георгий Григорьевич, занимавший должность зав. откормом скота сибирской конторы "Союзмяса". Видимо, для объяснения его расстрела сообщается, что он - бывший капитан царской армии и начальник снабжения армии Колчака. Этот ли Соколов "вел беседы на контрреволюционные темы" или другой, решить невозможно.
Крайнюю небрежность представляют "показания" Романовского от 20 сентября, единственные в плодоовощном отделе. Небрежность их, видимо, объясняется тем, что они фабриковались 20 сентября, опубликованы 22-го, а к 24-му подготовлялся общий расстрел; при такой спешке немудрено, что "показания" не совсем точны. Так, например, в этих "показаниях" сообщается: "Вредительство по таре проводил Козлов (речь идет об овощах. - В. Ч.), вредительство по заготовкам М., по хранению овощей Батран".
В списке расстрелянных на основании этого "материала" имеется фамилия Козлова Ивана Арсеньевича, руководителя "Беконтреста". Фамилия Козлова более в материалах ни разу не упоминалась. Что это- совпадение фамилий или если уже фамилия Козлова была упомянута, то и надо было какого-нибудь Козлова расстрелять? Если он работал не в той области, по которой был упомянут, не имел отношения ни к таре, ни к овощам, а служил в "Беконтресте", это не так уж важно… Но свидетельское показание по отношению к вредителю М. поражало даже советских граждан. Видимо, в тот момент ГПУ еще не решило, чью фамилию поставить, и в крайней спешке так и послало в газеты "показание" с этим замечательным пробелом. Кого оно затем расстреляло, чье имя было подставлено на место этого М., сказать невозможно.
В "показаниях" С. Соколова среди ряда лиц указан некий Вент; более нигде в опубликованных материалах не встречается сколько-нибудь похожей фамилии, тем не менее в списке расстрелянных 25 сентября значится: Вендт Карл Мартынович, технорук консервной фабрики Троицкого комбината "Союзмяса", с ремаркой "бывший владелец консервной фабрики". Видимо, ГПУ подыскало человека со сходной фамилией.
Я остановился на этом так подробно, потому что это типично для всех дел ГПУ. В тех же "делах", которых ГПУ не публикует, допускаются несравненно большие "вольности": подписи подделываются, имена вписываются, и вообще, где лежит граница того, что "следователям" все же нужно получить от "свидетелей", и что они могут дополнять и комбинировать сами, никому не известно.
После опубликования "материалов" и оповещения о том, что ЦИК и СНК передали это дело ГПУ, можно было ждать самого худшего, но никто не верил в возможность поголовного расстрела. Всем было ясно, что на этих несчастных безвинных людей, лишенных возможности защищаться хотя бы на советском суде, правительство стремится свалить всю неудачу с пятилеткой, с такой изумительной быстротой приведшей страну к голоду. После опубликования "материалов", противоречивых и сумбурных, ждали обвинительного заключения ГПУ, которое внесло бы большую ясность, но события пошли быстрее.
Тотчас за опубликованием "материалов", в тот же день, рабочие и служащие всех предприятий и учреждений СССР были созваны на общие собрания и их заставили вынести резолюцию с требованием расстрела всех вредителей. На таком собрании не то что протестовать против голословности и неточности обвинений или усомниться в правильности рассмотрения дела ГПУ, но просто задать вопрос, который может показаться подозрительным, или даже воздержаться от голосования предложенной резолюции, ведет к потере работы и влечет за собой заключение в тюрьму и чаще всего ссылку. Поэтому резолюции принимались всюду, но к чести петербургских рабочих надо сказать, что они не везде проходили гладко.
Когда через месяц я очутился на Шпалерной, то нашел там рабочих, пострадавших из-за неблагонадежного поведения на собраниях по поводу расстрела "48-ми". Полученные таким образом единогласные резолюции занимали много места в газетах 23 и 24 сентября. Кроме того, газеты заполнялись отвратительными статьями, стихами, карикатурами. Все требовало смерти. Это значило, что ГПУ готовит расстрел. Так и случилось. Вскоре появилось сообщение ОГПУ. "Коллегия ОГПУ, рассмотрев по поручению ЦИК и СНК СССР дело о контрреволюционной вредительской организации в области снабжения населения продуктами питания, материалы по которому были опубликованы в "Правде" от 22 сентября 1930 года, постановила (далее шел список "48-ми" профессоров, ученых, специалистов. - А. Ч.)…Расстрелять.
Приговор приведен в исполнение.
Пред. ОГПУ Менжинский".
Это убийство превосходило самое страшное, что можно было ожидать. Самые мрачно настроенные люди не могли себе представить такого ужаса.
Убиты были поголовно все беспартийные специалисты в области пищевой промышленности, занимавшие ответственные должности в центральных учреждениях Москвы и являвшиеся руководителями трестов и других крупных учреждений на местах. Это был список должностей, а не лиц. Пропущены были только те высшие должности, которые занимались коммунистами. Если должность ко времени провала была занята коммунистом, расстреливали беспартийного специалиста, который занимал эту должность ранее. Если же должность долгое время занималась коммунистом, то перед самым процессом его заменяли беспартийцем, и он попадал в число "48-ми".
Так в производственном управлении "Союзрыбы" (директорат) старший директор, руководивший всей работой, коммунист Г. А. Крышев остался цел, а И. М. Фишзон, старший инспектор государственной рыбной промышленности, часто замещавший старшего директора, убит.
Директор Дальневосточного района Н. А. Ергомышев, беспартийный и видный специалист, - убит, директор же Северного и Азовско-Черноморского районов Гущин, коммунист, - цел. За него убит В. К. Толстой, который ранее занимал эту должность.
Директором Волго-Каспийского района был долгое время коммунист М. Непряхин, перед арестами его сменил беспартийный М. П. Арцыбушев, он и был убит по этой должности.
То же было и по другим управлениям "Союзрыбы". На местах было убито по одному наиболее крупному специалисту, занимавшему должность не ниже члена правления, причем после каждого имени добавлялось: "руководитель вредительства… такого-то… треста", что открывало перспективу на "раскрытие" тех, кем он "руководил".
Здесь, в случае отсутствия беспартийного специалиста в правлении треста, ГПУ убивало ранее работавшего в соответствующей должности.