Яркая люстра хорошо освещала большую просторную комнату. У самых дверей он увидел невысокого, плотного мужчину лет сорока пяти в намокшем плаще, нервно теребившего в руках шляпу; из-под плаща виднелись мятые брюки и видавшие виды башмаки.
- Пройдите к столу! - сказал Павел. - Кто вы такой?
Незнакомец подошел, рассматривая консула настороженно-сосредоточенным взглядом небольших, глубоко посаженых глаз. Лицо у него было круглое, темновато-красное. Бросались в глаза почти лысая голова, оттопыренные уши и длинный прямой нос. В его взгляде, в выражении уставшего, с плотно сжатыми тонкими губами рта чувствовалось какое-то напряжение и, как показалось Павлу, внутреннее недоверие и настороженность.
- Кто вы такой? - повторил Павел.
- Пусть он выйдет, - глуховатым голосом на берлинском диалекте произнес мужчина, указывая взглядом на Васильева.
- Пойди посмотри, что там на улице и жди меня в дежурной! - сказал Павел Васильеву.
Шумно вздохну, комендант, чтобы затянуть пребывание в теплой комнате, поправил стоящие в стороне стулья и, не торопясь, вышел. Павел тем временем пододвинул стул, сел и выжидающе посмотрел на мужчину.
- Ну, что же вы молчите?
- Меня зовут Эрнст Кур, - произнес он тихо с такой интонацией, будто это имя и фамилия могли что-нибудь сказать или же вообще все объясняли. - Прошу сообщить вашему начальству, что я нахожусь здесь.
- Ишь ты! - Павел не смог удержать улыбки. - Ну и что же будет дальше?
- Дальше вас не касается. Руководство все решит само.
- Кто это руководство? Кто конкретно вам нужен?
- Руководство гепеу.
Он замолчал. Перестав улыбаться, Павел удивленно посмотрел на посетителя. Тот сидел за приставным столиком, поглядывая настороженно и отчужденно, руки его иногда мелко вздрагивали. Плащ он небрежно бросил на спинку стула.
Павел собрался было спросить, есть ли у него с собой документы, но воздержался, подумав, что ознакомиться с документами еще успеет. Поглядывая на Павла холодно и отчужденно, немец молчал.
- Что так и будем сидеть и молчать?
- Вы должны сейчас же доложить руководству, что я нахожусь здесь, - упрямо повторил он.
- Я никому ничего не должен, - сказал Павел раздраженно. - И пока вы не объясните, кто вы и откуда, я ничего делать не буду!
Немец продолжал молчать. После продолжительной паузы, напряженно подумав он сквозь зубы выдавил:
- Я из полицай-президиума Берлина. Я писал об этом в письме.
- Из полицай-президиума? - Павел не поверил. - Чем вы можете доказать, что вы работаете в полицай-президиуме? И о каком письме вы говорите?
- Я ничего вам не буду доказывать. Вы должны сейчас же сообщить обо мне руководству! Письмо я бросал в почтовый ящик посольства.
Павел некоторое время разглядывал его и размышлял. Фамилия Кур ему ровным счетом ничего не говорила, но, может быть, руководство резидентуры его знало или знало что-то о его письме: за время работы в разведке он привык ничему не удивляться.
Вид у посетителя был не ахти какой, однако держался он довольно независимо, говорил уверенно: даже не просил, а требовал. Угрюмый, сосредоточенный, он производил весьма странное впечатление, и его утверждение. Будто он чиновник полиции, казалось явной ложью.
Понятно, Павел не собирался сообщать о нем непосредственно резиденту, но доложить своему куратору было его прямой обязанностью. Он подумал, что они займутся посетителем и сами выяснят, что к чему.
Оставив немца в приемной, он выше в соседний кабинет и вызвал по внутреннему телефону резидентуру.
- Вас слушают, - услышал он голос шифровальщика Виктор Маслова.
- Виктор, это Корнель беспокоит. У меня здесь посетитель. Он требует встречи с руководством.
- Не знаю, где сейчас Смирнов, а шеф на совещании у посла!
- Ты можешь его вызвать?
- Не могу и не хочу! - ответил Маслов запальчиво. - Что ты ко мне с пустяками лезешь! У меня сейчас сеанс связи, а ты позови того, позови этого! Что я тебе мальчишка, что ли!
Как я понял… - Павел на мгновение замялся. - Он говорит, что он…
Но Маслов уже положил трубку. И Павел бросил свою, злясь на посетителя и еще больше на Маслова. Но подумав несколько минут он вновь вызвал Маслова.
- Это опять Корнель, прошу меня выслушать, - твердо заявил Павел. - Я опять по поводу посетителя. Он настаивает на встрече с руководством!
- Откуда он его знает? - спросил Маслов устало.
- Он не говорит. Я считаю нужным доложить о нем шефу!
- Если считаешь, что нужно, докладывай сам, - с каким то безразличием сказал Маслов. - Ты вообще считаешь возможным лезть к начальству со всякой ерундой. Я лично не вижу оснований беспокоить руководство, тем более во время совещания. Несолидно!
- Так ты советуешь мне самому позвонить в приемную полпреда?
- Я тебе ничего не советую, и ты меня не впутывай.
Павел соединился с секретарем полномоченного представителя Пчелинцевой и сообщил, что у него в приемной консульского отдела находится посетитель и что он настаивает, чтобы о нем сообщили Ефиму Соломоновичу.
- Ясно, - прервала его Пчелинцева. - Ожидайте. Я сейчас доложу.
Минуты через две резко и требовательно зазвонил телефон.
- Корнель? Добрый день, Павел Иванович! - Павел узнал низкий, глуховатый голос Гольденштейна. - Что у вас там стряслось?
- Пришел посетитель. Настаивает на встрече с вами, Ефим Соломонович.
- Понятно! Слушай внимательно! Попроси всех наших удалиться, чтобы его не видели. Создай все условия, дай ему бумагу и ручку. Пусть пока напишет, что он хочет сообщить. В общем создай ему условия и пока не трогай его расспросами. Я освобожусь минут через тридцать-сорок. Понял?
- Так точно! - по привычке быстро ответил Павел, и резидент положил трубку.
Корнель вернулся в комнату приемов.
- Чаю хотите? - спросил он у немца.
- Потом, - ответил тот.
Тогда Павел положил перед ним на стол бумагу, перо, пододвинул чернильницу и попросил изложить свои данные, а так же то, что он хотел бы довести до сведенья руководства. Выглянув из кабинета, он крикнул Васильеву, чтобы тот приготовил чаю.
Между тем, немец начал что-то писать; пальцы у него были короткими с плохо обрезанными ногтями. Время от времени он останавливался, нервно покусывал губы, думал и снова принимался писать.
Через минут тридцать, как и обещал, в комнату быстро вошел резидент - невысокий, коренастый, с волнистой рыжеватой шевелюрой. Подойдя к столу он, бегло взглянув на посетителя, взял исписанный им лист бумаги, стоя быстро его прочитал и сев на место Павла, сказал:
- Так, значит вы Эрнст Кур! Бывший сотрудник контрразведывательного отделения, или, как вы называете "абвера", полицай-президиума! Интересно! Что вы хотели? И почему именно со мной хотите беседовать? - его голубые, с сероватым оттенком глаза требовательно уставились на немца.
- Мои друзья знают вас, - отрывисто начал Кур. - Они знают, что вы руководитель, поэтому я решил обратиться именно к вам! - он остановился, ожидая реакции Гольденштейна.
- Так, так, говорите! Я вас внимательно слушаю, - подтолкнул его резидент, подвижное лицо которого с прямым носом и выпуклым лбом оставалось невозмутимым.
- Я хочу предложить вам свои услуги, как бывший полицейский чиновник! Естественно, за плату!
- Вы что сейчас без работы?
- Да, уже несколько лет, как я уволился из полицай-президиума. Не поладил с руководством! Сейчас перебиваюсь случайными заработками, да иногда помогают старые друзья.
- Понятно. Чем вы можете помочь нам?
- Я думаю, мог бы наводить справки на интересующих вас лиц, при необходимости мог бы вести разработки. Все, что смогу, все буду делать.
- Ну а подробней, что можете о себе рассказать? - спросил Гольденштейн.
- Извольте. В полиции с 1904 года. Поступил в Берлине, служил в Данциге, Эссене, потом опять вернулся в Берлин. Последние годы был в контрразведывательном отделении полицай-президиума Берлина в чине криминал-обервахмистра. За служебный проступок был уволен без права на пенсию. Стал перебиваться случайными заработками, - он замолчал.
- И что было дальше?
- Я всегда любил живопись, - продолжил Кур. - Хотел стать художником. Но средств на обучение живописи не было, поэтому пришлось стать простым маляром. Красил крыши. Потом друзья из полиции подсказали, что у вас, в посольстве, можно получить работу.
- Кем же, маляром? - улыбнулся Гольденштейн.
- Нет, зачем, думаю, вам лучше использовать мой опыт полицейского, - Кур замолчал и, прищурясь, выжидательно смотрел на резидента.
- А вы могли бы возобновить контакты с вашими прежними сослуживцами? - подключился к беседе Павел.
- Думаю, что мог бы. Они охотно со мной болтают, главное только умело направить разговор в нужное русло.
- Ну, хорошо! - Гольденштейн на минуту задумался, видимо, размышляя над решением, потом сказал: - Сейчас я не могу вам ничего обещать. Нам нужно подумать, посоветоваться. Сделаем так: через неделю он, - резидент кивнул головой на Павла, - позвонит вам и укажет место, где вы сможете встретиться и все обговорить. А пока - до свидания, всего доброго и… спасибо за предложение! - он встал и крепко пожал немцу руку.
Кур явно не ожидал такого окончания разговора. Он растерянно посмотрел вокруг себя, видимо не решаясь расстаться с людьми, от которых ожидал большего.
- Павел Иванович! Проводи гостя! - предложил Гольденштейн.
Павел взял плащ немца и жестом руки показал ему в сторону двери. Кур молча надел плащ и вышел.
Когда Павел вернулся, Гольдештейн, потирая маленькие пухловатые руки, расхаживал по кабинету.
- Ты извини, у вас перекусить чего-нибудь не найдется? - спросил он.
Корнель быстро достал приготовленные Васильевым для немца бутерброды, налил в стакан чаю. Пока резидент ел, он, присев сбоку, стал рассказывать о том, что им было проделано за последнее время, а потом остановился на визите Кура. Гольденштейн слушал, изредка задавал уточняющие вопросы, его красивое, лицо оставалось спокойным. Лишь когда речь пошла о необычном посетителе, он оживился и попросил все повторить в подробностях.
Гольденштейн - оперативный псевдоним Доктор, он же Александр - был тем самым человеком, чье мнение и чьи советы в процессе разведывательной работы, без сомнения, интересовали Корнеля, впрочем, как и других оперативников. Член РСДРП с 1900 года, Гольденштейн был одним из самых опытных и заслуженных работников Иностранного отдела ОГПУ. До перевода в Германию, он много лет проработал на Балканах и Ближнем Востоке и, в настоящее время, помимо резидентуры в Германии, руководил из Берлина работой агентурных сетей во Франции и Англии, не забывая при этом своих старых знакомых на Ближнем Востоке. Резидентура в Берлине поддерживала строго конспиративную связь с руководством Германской коммунистической партии и помогало ему материально.
Доктор обладал редкостным талантом делать правильные выводы из минимума данных. Осмысливая факты, он нередко по какой-нибудь частности приходил к весьма неожиданному умозаключению и, как правило, не ошибался. Поэтому Павел обстоятельно, до мелочей, изложил ему все, в том числе и свои сомнения относительно версии посетителя, и, закончив, приготовился внимательно слушать.
Тем временем Гольденштейн, доев бутерброд, закурил. Наконец он заговорил, как всегда тихо и неторопливо.
- Да, возможно, посетитель провокатор. Настораживает то обстоятельство, что он настаивал на встрече именно со мной.
- И вел он себя необычно, - заметил Корнель. - Как-то уж очень развязно и цинично.
- А может, сильно нервничал? Он действительно давно мог сидеть без работы и поэтому проявлял такую настойчивость, - тихо и неторопливо рассуждал Гольденштейн. - М-да, есть над чем подумать…
Излагая информацию, он, по обыкновению, все время ставил под сомнение каждый сообщаемый факт и свои предложения и требовал такого же критического отношения от тех, кто его слушал. Он не любил бездумного поддакивания, его правилом было: подчиненные должны откровенно и независимо высказывать свои соображения, спорить и противоречить. За два года совместной работы Корнель отлично усвоил эту манеру обсуждения и ценил ее эффективность.
- Этим делом, Павел Иванович, придется заняться тебе, - сказал Гольденштейн. - Эрнста Кура надо проверить. Подключи друзей, дай задание нашему источнику в полицай-президиуме, может быть, он сможет что-нибудь узнать. Если ничего настораживающего не добудешь, вытягивай Кура в город. Для начала попроси собрать данные на кого-либо из известных нам лиц. В качестве аванса выдай ему марок сто, не больше. Регулярно докладывай мне и Смирнову, как будут идти дела. А сейчас пойдем в резидентуру - уже вечер!
- Понятно, Ефим Соломонович! - Павел стал торопливо собирать со стола бумаги.
В последние дни Корнель, при содействии Дмитрия Смирнова, а также через других сотрудников, стал осторожно наводить справки о Куре.
Время летело стремительно. Как-то утром, в сентябре, около десяти часов, когда Павел еще не начал прием иностранцев в консульском отделе, зазвонил телефон. Корнель поднял трубку.
- Павел Иванович! - Павел узнал голос Смирнова. - Быстренько подымись наверх! Тебя хочет видеть Ефим Соломонович.
- Есть. Иду! - Павел машинально поправил узел галстука, бегло взглянул на себя в зеркало, на ходу бросив секретарю, что его вызывает начальство, и устремился по переходу в главное здание представительства.
Постучав предварительно в дверь, он вошел в просторный кабинет. Гольденштейн, как обычно, сидел за пустым столом. В коллективе уже все знали, что ему готова замена - в конце октября должен прибыть новый резидент Самсонов, ветеран ВЧК и Иностранного отдела. Гольденштейн по существу уже готовился к передаче дел. В своих сорок пять лет он решил связать судьбу с молодой женщиной и в последнее время все замечали, что Доктор устал и хочет уйти на покой. Он несколько раз подымал вопрос о своей замене, но только теперь, осенью 1929 года, ему наконец разрешили вернуться в Москву. Начальник Иностранного отдела Триллиссер собирался назначить его своим помощником.
- Добрый день, Павел Иванович! - приветствовал резидент Корнеля и по тону его голоса, по выражению лица, Павел понял, что Доктор с утра пребывает в хорошем настроении. - Как самочувствие?
- Спасибо, самочувствие хорошее, - ответил Павел, чувствуя внутреннее облегчение от того, что возможного нагоняя, как это часто бывает при общении с начальством, сегодня не будет.
- Я пригласил вас вот зачем, - сразу перешел к делу Гольденштейн. - Из Центра пришла телеграмма. - Он поднял трубку и набрал номер шифровальщика. - Виктор, принеси телеграмму по А/70!
А потом вновь обратился к Корнелю.
Напомни, что мы писали в Москву по источнику А/70 и его связях.
- Мы сообщали, - не спеша начал Павел, - что консульство посетил бывший чиновник политического отдела полицай-президиума Берлина Эрнст Кур и предложил нам свои услуги. По соображениям конспирации мы присвоили ему номер А/70 и приступили к его изучению. Через источник в полицай-президиума Папаша удалось выяснить, что А/70 действительно являлся в прошлом чиновником пятого контрразведывательного отделения полицай-президиума. Одно время он был доверенным лицом начальника штаба штурмовых отрядов нацистской партии Франца Пфеффера фон Заломона и выполнял его личные поручения. Во время пребывания в командировке в Польше совершил уголовное преступление, находился под следствием, но при содействии нацистов дело было замято. За этот проступок А/70 из полиции уволен. В настоящее время объект с нацистами связи не поддерживает. Ему не доверяют, считая, что он выдавал секреты партии полиции.
- Как объясняет все происшедшее сам А/70? - спросил резидент.
- Он говорит, что произошло для него стечение обстоятельств: арестованный умер в камере сам по себе, но Кур не смог доказать свою невиновность. Выручили нацисты. Сотрудничать он с ними стал, потому, что хотел заработать.
- А как на счет передачи информации в полицию?
- Этот факт он начисто отрицает. Считает, что его оболгали завистники из "Коричневого дома", поскольку он стал пользоваться доверием фон Заломона.
- Ну хорошо, - кивнул Доктор, - пошли дальше!
- В процессе разработки связей А/70, - продолжил Павел, - и освещения деятельности контрразведывательного отделения полицай-президиума, мы установили подходящего объекта в окружении А/70. После предварительной проверки этого объекта…
- Так, что удалось о нем узнать, - прервал Павла резидент.
- Мы сообщили его данные: Вильгельм Леман, возраст 45 лет, проживает по адресу - Кармен-Сильверштрассе, 21 в двухкомнатной квартире, женат, имеет домашний телефон. Источник А/26 сообщил: Леман имеет ранг криминал-ассистента, занимает должность секретаря по картотеке в комнате 67 полицай-президиума. Среди коллег считается работником средних способностей и не особенного прилежания, любит задаваться, считая себя лучше их, но выдвинуться не смог. По месту жительства известен как комиссар криминальной полиции и очень любит, когда его так величают. Товарищи по службе полагают, что он человек без определенных политических взглядов. Мы присвоили ему номер А/201.
- Так, понятно… - резидент задумался.
Дверь кабинета неожиданно отворилась и шифровальщик Маслов вошел в помещение. Все замолчали.
- Принес телеграмму? - спросил его Доктор.
- Так точно… - Маслов, сделав несколько быстрых шагов, оказался между сидевшим за приставным столиком Смирновым и Гольденштейном. Открыв свою известную всей резидентуре черную папку, он достал из нее телеграмму и положил ее на стол перед резидентом. Потом, отступив на шаг в сторону, он застыл в ожидании дальнейших указаний.
- Продолжай, Павел Иванович! - сказал резидент и кивнул Маслову головой, давая понять, что тот свободен. Подождав, пока Маслов вышел, Павел продолжил свой доклад:
- После того, как была получена информация в отношении А/201, мы рекомендовали А/70 попытаться осторожно вовлечь А/201 в работу с нами. В результате последний дал согласие сотрудничать с нами…
- Какие еще материалы передал нам за это время А/70? - опять прервал Павла резидент.
- Летом от него получены подробные данные о структуре полицай-президиума, его политического отдела с указанием фамилий руководителей, а также информация, которую он добыл из бесед с отставными полицейскими Вулем и Шуленбергом. Затем А/70 проводил по нашему заданию установки, представил информацию об организации, которая используется военной контрразведкой для разработки наших учреждений в Берлине.
- Понятно, продолжайте!
- Очень ценно то обстоятельство, что А/201 связан с бывшим чиновником политической полиции Новаковским, который в настоящее время работает на военную контрразведку, с чиновником отдела Iа политической полиции Рау, который занимается выявлением подпольных радиостанций, и сотрудником военной контрразведки Лизиным. А/201 согласился информировать нас о всех заданиях, которые будут поступать от Рау через Новаковского, что для нас сейчас очень важно.
- С этой почтой мы что-нибудь будем посылать от А/201? - спросил Смирнов, молчаливо сидевший за столом.