ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 1 НОЯБРЯ 1951, КАНСК - Л.
My dear В!
Excuse my having been silent so long, but the situation down here in Kansk (I mean my personal affairs as well as the matters of my service) did not let me a damn split of time or mood to write to anybody and to you especially, because I know, that you, as well as me, don't like sentiments, and had I written to you during this very time my letter would have been overfilled with all sorts of complaints, regrets and so on, and so forth. Besides there was nothing substantial to write about: everything in our poor and miserable life is flowing dully and endlessly, without much to change and little to love.
The state of things down here never changed since that time, but my conscious cann't stand your silent, and still hot упреки (have forgotten the word), and I decided to write to you a pair of lines. First of all about my personal life.
I'm fed well, sleeping sound, drinking little. Work much; read much - and what sort of stuff am I reading? First of all - "Systems of the Universe" by a certain Gurvitch - a splendid outline of the history of the development of the human's views upon the Universe. Liked the book very much. Think you've already read it. Then reread Ostrovsky's "Plays" - very nice, "Another Such Victory" by an American - Weever, if I'm not mistaken - about the affairs in the USA, taken place in 1932, when MacArthur shot the veterans who had come to Washington to ask for their earned money. What else? In Japaneze - "[название иероглифами]" - "Don Juan in the Hell" by Kikuchikan, "[название иероглифами]" - "Before and after the Death" by Arisima Takeo. In English: reread "The War of the Worlds" by Wells, "Pickwick's Club" by Dickens and so on. That's all, I suppose.
The second - my service. Here there is very little to say about - service is service. Very much of work, indeed. Now I'm storming over the heads of my poor pupils and pressing out of them the last drop of oil. They are becoming thinner and thinner just upon one's eyes, but even can'nt complain - they are too frightened to move a finger against me. I am killing every spot of protest in the begetting.
Now, here I'm finishing. You write more often then you have been before, I need letters from mama and you badly, because by some reasons you don't need to know now I'm too lonely now. So, don't forget your poor brother.
I'll probably come to Leningrad about 24th of January 1952, and then we shall be gay and happy for a while.
Here is the End.
Kiss you and mama.
Your Ark.
О своей службе в Канске АН рассказывал такую байку:
ИЗ: АНС-ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Аркадий Натанович - дежурный по школе военных переводчиков в Канске. Только что приказом по армии офицерам было велено носить шашки. В обязанности дежурного входило приветствовать при построении школы ее начальника - низенького, небольшого роста полковника.
И вот утро, плац. Через плац неспешным шагом шествует полковник.
- Школа, смирно! - рявкает длинный, как жердь, офицер Стругацкий и, согласно уставу, выхватывает шашку из ножен, одновременно делая широкий шаг по направлению к командиру - шаг, больше похожий на выпад фехтовальщика. Начальство в растерянности пятится, стараясь не попасть под шашку на вымахе. Стругацкий делает еще один широкий шаг вперед - и командир, чтобы не быть зарубленным на месте, делает три мелких шажка назад, почти пускаясь в бегство.
Стругацкий в растерянности приостанавливает движение своей шашки, оставляя ее в каком-то незавершенном фехтовальном положении, но по инерции совершает следующий шаг, который оказывается роковым. Пятящийся в испуге начальник школы плюхается в пыль плаца.
Стругацкий наконец-то спохватывается, вспоминая о своих обязанностях дежурного, и, как будто ничего не произошло, берет шашку к ноге и начинает рапортовать лежащему в пыли полковнику:
- Товарищ командир! Канская школа военных переводчиков построена!..
А товарищ командир как-то боком поднимается, зло роняет "столько-то суток без увольнения!" - и с позором исчезает с плаца. Тут Аркадий Натанович догадывается оглянуться на военных переводчиков у себя за спиной - шеренга в величайшем восторге стоит по стойке "смирно", и кто-то, давясь хохотом, говорит шепотом Стругацкому:
- Скомандуй "вольно", идиот!
1952
Неустроенность личного быта, оторванность от дома и родных, поднадоевшая уже, видимо, служба… И тут же - о сочинительстве, как о чем-то, может быть, единственно светлом в тогдашней жизни АНа.
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 19 МАЯ 1952, КАНСК - Л.
My dear Bob!
Excuse me for my having been silent so long a while. But you - I mean you personally and mammy - were equally attentive towards me, and on your part it is much worse than on mine, because you a two and I am alone. You should write more often, otherwise till my next leave you will forget me. So I hope that you - you and ma - will respond my lamentations and be kind enough to send me at least one letter a week.
As to my life, it is as usual miserable and poor, as one of my best friends likes to say. I am terribly tired and exhausted and have no time to rest. I say "have no time to rest", but that doesn't mean that I overwork myself. True, I work much, but in some kind of normal situation (in respect of my family relations, flat) I would be able to enjoy all the pleasures of free time. Still the normal conditions of life don't exist for me, and I, to get rid of lonelines, thoughts and so on, am compelled to leave my home and go to friends and she-friends, spend time in the most silly way.
Still my lamentations are not to touch you, because all that is mixed up with more serious business. For instance, I go on with writing a book, have invented a new theme, read an excellent thing - "The Birth of Worlds". Now 1 know all the present theories of cosmogony. By the way, I can not comprehend, why Fesenkogot "Laureat Сталинской премии", if his theory is wrong and the Shmidt theory is acknowledged the only true? You, astronomers, are rather illogical, I should say.
After all I may insist upon saying, that I live all right. But I’m too lonely, Bob, too lonesome. Excuse my mistakes.
Best regards to ma and all of ours. Kiss and shake hand.
Your Ark.
Неурядицы и однообразие усугублялись проблемами в личной жизни. Рассказывает БН:
ИЗ: БНС. Я ПЛОХО ПРЕДСТАВЛЯЮ БРАТА ВОСЬМИДЕСЯТИЛЕТНИМ
- Когда-то Вы рассказывали мне, что Аркадий Натанович был в свое время исключен из комсомола. За что, если не секрет?
- Это любопытная и даже романтическая история в стиле купринского "Поединка", но я не уверен, что Аркадий Натанович был бы доволен, если бы я стал ее сейчас рассказывать. Это никакая не семейная тайна, конечно, но говорили о ней у нас редко и неохотно.
В результате этой романтической истории, о которой позже, АН не только лишился комсомольского билета, но и был переведен служить на Камчатку. Может быть, высшее военное руководство и считало это наказанием (Камчатка считалась еще более "медвежьим углом", чем Канск), но АН видел в нем светлые моменты:
ИЗ: АНС: "КТО ЖЕ ПОЙДЕТ В СБОРЩИКИ МУСОРА?"
- Океан для меня все…
- Почему именно океан, а не лес, не степь, не горы?
- В детстве я страстно увлекался морской биологией. Много читал об океане, восхищался разнообразием жизненных форм в его глубинах - раки-отшельники, актинии, медузы, осьминоги… Ну, а потом по долгу службы пришлось попасть на океан и увидеть все это своими глазами. Это был рай детской мечты.
Новые впечатления, новые люди, новая работа. И сразу изменяется тон писем:
ПИСЬМО АРКАДИЙ БРАТУ, ОКТЯБРЬ 1952 ПЕТРОПАВЛОВСК-КАМЧАТСКИЙ - Л.
Дорогой мой Бэмби!
Вот и нашей семье пришлось забраться в страну чудес и удивительного, ставшего буднями. Ибо Камчатка - это гораздо более странное и интересное, чем Курильские острова и Сахалин, взятые вместе. Здесь медведи бродят в полутора десятках километров от города, в изобилии растут грибы и ягоды, в речках шириной в метр водятся рыбы, не умещающиеся в них поперек; из утреннего тумана вырастают снежные вершины, неделями бушуют катаклизмические ливни, гигантские красные муравьи охотятся за кузнечиками.
Есть очень много, что хотелось бы рассказать тебе, но придется отложить до встречи. Пока скажу, что насобачился стрелять из пистолета неплохо, и за тридцать метров противник от меня не уйдет. Остальное потом, когда будем разговаривать. Как я мечтаю об этом времени! А до него еще 700 дней. Впрочем, может быть, увидимся раньше. Боря, заклинаю тебя, береги маму. Ты, сосунок, не знаешь, что она значит для нас, но клянусь чем угодно, я тебе никогда в жизни не прощу, если с ней что-либо случится. Господи, как я вас обоих люблю, если бы вы только знали. Это, вероятно, еврейская кровь. Помнишь, у Куприна в "Гамбринусе" Сашка говорит: "Что поделаешь, мы, евреи, любим родственников". Впрочем, это все сантименты.
Обдумываю повесть о Тарзане - новом, другом, настоящем звере - жестоком, хитром, мстительном: назову его Румата - каково? "Берег Горячих Туманов" меня не удовлетворяет, придется много переделывать, вплоть до изменения фабулы. Есть еще кое-какие идейки, но очень смутные. Приходится также во многом менять пьесу "Товарищи офицеры". Это о литературной деятельности.
Пьют здесь много, но однообразно: коньяк, перцовка и спирт. Женщины глушат шампанское.
Всегда готов я, братцы, пить
Стаканом спирт разбавленный.
Стаканом пить, водой запить
Разбавленный!
За то с Камчатки все бегут,
Иль на Камчатке прямо мрут,
Что пьют, стаканом в глотку льют
Разбавленный!
Наблюдаю, записываю, слушаю. Всё ново, интересно. А жизнь здесь трудновата, надо прямо сказать. Ну, что поделаешь. Служить надо. Бэмби, на каком курсе ты будешь в сентябре 1954 года? Может, уже кончишь? Во всяком случае, жди меня. И еще раз: береги маму. Вот пока всё. Крепко целую, брат мой.
Твой brother Ark.
БН рассказывает:
БНС. ЧТО ДЛЯ ВАС ЗНАЧАТ МУЛЬТФИЛЬМЫ ДИСНЕЯ?
Сейчас уже ничего. А когда-то значили очень много. "Бэмби" я запомнил на всю жизнь. Это был один из первых настоящих мультфильмов, которые я видел. Я смотрел его бесчисленное количество раз.
Видимо, АН знал пристрастие брата к этому мультфильму - обращение "Бэмби" впоследствии встретится нам еще не раз.
Подходит к концу первый месяц пребывания АНа на новом месте. Он уже обустроился, порасспросил новых знакомых об особенностях местной жизни.
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 24 ОКТЯБРЯ 1952, ПЕТРОПАВЛОВСК-КАМЧАТСКИЙ - Л.
Здравствуй, мой мальчик!
Получил (наконец-то!) письма и от тебя. Возблагодарил судьбу, что я у матери не один. Хочу, чтобы ты писал часто, как можно чаще, а то я уже начал подозревать, что ты меня забываешь. Ну, это сентименты, перейдем к делу.
Первый вопрос - о лете. Вы, вероятно, уже получили мое письмо, где я с достаточной убедительностью доказал вам, что Камчатка вообще - не Петергоф, и на электричке до нее не дотянешь, а то место, где я нахожусь, в частности, труднодоступно и для тех, кто добрался (таки) до Камчатки. Так что, как это ни печально, придется дожидаться весны или лета 1954 года. Второй вопрос - о связи между нами. Это, брат, целая проблема. По приезде я объясню, какая здесь создана сложная обстановка для военнослужащих в этом смысле, пока же придется удовлетвориться тем, что есть: я могу вам посылать телеграммы, деньги, мои письма будут доходить до вас через десяток дней; вы можете адресоваться ко мне только на в/ч 25324, телеграммы до меня не доходят, письма ваши идут ко мне месяц. Изменить здесь пока ничего нельзя. Считаю, что с этими вопросами покончено. Да, авиапочтой - не посылайте. Но неплохо, если будете слать заказными. Письма и телеграммы на почтамте - для меня за семью печатями. Вероятно, скоро вернутся к вам.
Помнишь, в последней посылке в Канск ты послал мне две аглицких книжонки Киплинга. Одна из них - о традициях британского флота - чушь, хотя стихи там хорошие. А вот другая, "Stalky & Со" - чудесная вещица. Прочитал ее трижды, теперь перевожу, к новому году думаю закончить. Как-то мы с тобой в Ленинграде фантазировали о том, как бы проснуться году в 39-м, обладая всеми знаниями и опытом сегодняшнего дня. Так вот, в этой книжке описываются похождения трех школьников - учеников колледжа, у этих друзей совершенно взрослый склад ума (не опыт, не знания, а именно склад ума). Рассказывать неинтересно, привезу перевод - прочтешь. Из-за этой книги я даже забросил начатый было перевод "Сына Тарзана". Впрочем, и он от нас не уйдет. Забавляюсь я также и чтением Диккенса - услаждаю себя "Пиквикским клубом" в оригинале; Ты себе и представить не можешь, сколько теряется в переводе! Что касается японского, то - увы! - забываю понемногу: нет матерьялов. Я уже писал маме насчет словарей, прошу тебя помочь ей и срочно выслать на в/ч 25324 заказной бандеролью. Много читаю, а писать пока бросил, нужно о многом подумать. В частности, придется, вероятно, перестроить сюжет "Берега Горячих Туманов". Кстати, недавно я где-то прочел о новой теории происхождения залежей радиоактивных руд. По этой теории наибольшее их количество должно оказаться на Меркурии. Напиши мне о своих взглядах на это дело.
Меня продолжает привлекать и "тарзанья" тема. Идея - Тарзан островов Южных Морей. Подобрал имена - Румата и Юмэ - остается изобрести сюжет и писать. Есть и еще кое-какие мыслишки, иногда просто заманчивые заголовки и отдельные кадры. Но здесь я боюсь пойти по дорожке незабвенного кадета Биглера. Стихи не пишутся. Да, о стихах. Пиратская песня пулковского героя мне понравилась, хотя мне слишком что-то бьют в нос "пенные бокалы", "искристый огонь", "усталые глаза". Может быть, старею? Что касается ВАМПИР'а, то предложение с удовольствием принимаю. Правда, не совсем понятно, почему ты считаешь, что я "подхожу, как никто из вас"? Это, брат, ошибка. Ты вообще всё еще смотришь на меня, как на "большого брата" благословенных времен, когда тебе было десять лет, и ты ловил каждое мое слово с восторженно раскрытым ртом. Не те времена, Бэмби, ты вырос, а я постарел, отупел немного. Пришло время мне смотреть на тебя с надеждой и восхищением. Конечно, я сделаю my best, но много от меня не жди. Только присылай мне фото, и побольше притом.
Прочел ли ты "Поджигатели" и "Заговорщики"? Если нет - обязательно прочти. Это сила. Кроме того, это совершенно новый стиль в литературе - публицистическая беллетристика. I would call i ]. Вообще мне хотелось бы, чтобы ты сообщил мне, что читаешь. А если хочешь увидеть мощу в историческом романе - прочитай "Георгий Саакадзе", только вначале прочти преди- или послесловие. С историческими книгами всегда нужно так, а то ни черта не поймешь.
"Смир-р-рна-а!" и "Ширинги", так восхитившие тебя, мне надоели до ума решения. Но если бы ты знал, что я здесь видел… ничего, ничего, молчание. Очень много нового, и при всем этом часто приходится делать вид, что с этим ты давно знаком. Из чудес природы новым для меня было: восхождение на вулкан (вулкан, конечно, а не восхождение, хотя оно само по себе тоже для меня в новинку), погода, которая меняется буквально каждые четверть часа, моря грязи, в которых застревают даже танки, ветер, от которого ползешь на четвереньках, землетрясения (небольшие, правда) и всё такое прочее в том же духе.
Пишу, сидя в кабинете. Около ходит Питер, он же мой начальник майор Галдин, он же мой сожитель и товарищ. Ходит и бубнит (уже второй месяц), чтобы я развесил по стенам плакаты и макеты по разведке. Я ему принес новые (за август) номера "Крокодила", и он успокоился. Пожалуй, плакаты подождут до нового года, а там видно будет.
Вот пока всё. Крепко жму руку, целую, твой Арк.