Послевоенная жизнь
Пять лет после войны у АБС были заполнены учебой. БН доучивался в школе в Ленинграде, живя с мамой, АН - в институте в Москве, с выездом на практику в Казань. Общие жизненные наблюдения того времени:
БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 18.09.03
Недавно один мой знакомый, преклонных лет человек, сказал нечто вроде следующего: "Эх, хорошо было при Сталине! Чуть что не так - к стенке. Вот и делали все хорошо. И жилось не в пример лучше, чем при этой… демократии-дерьмократии…" А что бы Вы ему ответили?
Черный Zамысел. Север, Россия
Я бы ответил ему, что он плохо информирован. Жилось совсем не лучше, - хуже жилось. С продуктами прилично было только в столицах союзных республик и в Ленинграде: в Москве - просто хорошо, в Питере и прочих ташкентах похуже, но, в общем, все необходимое для жизни было. (Кроме денег.) В "простых" городах снабжение было отвратительное, а на деревне (за исключением нескольких десятков-сотен образцово-показательных колхозов) просто голодали. Мама моя, чтобы прокормить себя и меня, работала на двух работах да еще и репетиторствовала. И все равно: в магазинах свободно была, например, икра, но позволить ее себе мы могли только в исключительных случаях. Что касается промтоваров, то царила непонятная нынешнему человеку бедность, почти нищета. Одежду штопали и перешивали. Купить костюм - это была грандиозная проблема. А уж пальто!.. Хорошо одетый человек на улице был большой редкостью. Чтобы купить мне фотоаппарат (я безумно увлекся вдруг фотографией), нам пришлось продать велосипед (который, между прочим, тоже был роскошью, а не средством передвижения). Так что мы не голодали, конечно, и ощущали, что жизнь прекрасна (особенно после войны и разрухи), но мы были бедны, унизительно бедны - все: и мои друзья, и мамины знакомые, и все соседи по дому. Теперь можно только поражаться, откуда взялась эта легенда, что "при Сталине жилось хорошо"?! Цены снижали ежегодно и регулярно, это верно, но уровень жизни все равно оставался безнадежно низким. Отдельная квартира была редкостью. Личный автомобиль был редкостью в квадрате (хотя в продаже - свободно). Телефон считался роскошью. Телевизор мы сумели себе позволить только в 56-м году (я получил первый свой гонорар). В общем, не обольщайтесь: никакого Золотого Века не было при Сталине, как не было его вообще никогда.
Учеба АНа в ВИИЯ КА не была такой трудной (в бытовом отношении - его кормило-одевало государство) и одновременно не была и легкой: казарма - это не житье с мамой.
Но сначала о самом институте (компиляция составителей).
ВИИЯ: ИСТОРИЯ
I февраля 1940 года при 2-м Московском государственном педагогическом институте иностранных языков был создан Военный факультет со статусом высшего военно-учебного заведения по изучению европейских языков.
В июле того же года был создан еще один военный факультет - при Московском институте востоковедения.
В начале 1941 года факультеты получили новые официальные названия: Военный факультет западных языков при 1-м и 2-м МГПИИЯ и Военный факультет восточных языков при Московском институте востоковедения.
Острый дефицит переводчиков на фронтах заставил командование перевести факультеты на курсовую систему подготовки специалистов, где в массовом порядке (до 3000 человек одновременно) стали готовить личный состав по языкам стран гитлеровской коалиции. С 1 сентября 1941 г. были сформированы постоянные шестимесячные курсы и временные курсы со сроком обучения от полутора до четырех месяцев для подготовки военных переводчиков. На всех курсах изучался только немецкий язык.
В октябре 1941 года, с приближением фронта к Москве, факультеты эвакуируются в тыловые районы. Военный факультет западных языков - в г. Ставрополь-на-Волге Куйбышевской области, а восточных языков - в г. Фергану. Находясь в эвакуации, факультеты расширили гамму изучаемых языков до 15. Было впервые введено обязательное изучение двух иностранных языков.
12 апреля 1942 года факультеты объединяются в Военный институт иностранных языков Красной Армии (ВИИЯ КА) под единым командованием в Ставрополе-на-Волге.
К осени 1943 года Институт возвращается из эвакуации и размещается в Москве по двум адресам - в районе Семеновской площади и Таганки, а уже весной 1944 года получает постоянную прописку на Волочаевской улице в Лефортово. В 1944 г. возобновилось прерванное в первый год войны заочное обучение, а с сентября институт перешел на 4-летний срок обучения по западным и 5-летний по восточным языкам.
Многие выпускники 40-х-50-х годов стали известными военачальниками, дипломатами, руководителями структурных подразделений Министерства обороны СССР, выдающимися учеными, известными писателями, журналистами, кинорежиссерами. Среди них - актер В. Этуш, журналист В. Овчинников, композиторы С. Кац и А. Эшпай, переводчик В. Суходрев, писатели Ю. Друнина, П. Коган, А. Мицкевич (Днепров), Е. Ржевская, А. Стругацкий, посол О. Трояновский, режиссер Ф. Хитрук.
Кафедрой японского языка руководил уже тогда хорошо известный ученый - профессор Н. Конрад (впоследствии академик), кафедру китайского языка возглавлял Б. Исаенко. На кафедрах преподавали В. Маркова и Н. Фельдман (японского языка) и И. Ошанин (китайского).
Из неперечисленных выпускников ВИИЯ - Михаил Леонидович Анчаров, бард и писатель.
БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 30.01.02
Действительно, АНС учился в одном институте с Анчаровым, только двумя (или тремя?) курсами раньше. Вспоминал [АН] о нем всегда с большой теплотой, хотя знаком был только шапочно, а вот жена АНС, Елена Ильинична, учившаяся с Анчаровым на одном курсе, с удовольствием рассказывала, какой это был очаровательный человек и как влюблены в него были все без исключения курсанты ВИИЯза женского полу.
В начале 46-го года АНС был направлен институтом на практику - в Казань.
ИЗ: БНС. КОММЕНТАРИИ
"КАК ПОГИБ КАНГ"
Насколько я знаю, это самое раннее из сохранившихся произведений АНа - самодельная тетрадочка в четырнадцать листков, текст аккуратно написан черной тушью и снабжен очень недурными (на мой взгляд) иллюстрациями автора. Рассказ датирован: "Казань 29.5.46". Это было время, когда курсант Военного института иностранных языков Аркадий Стругацкий был откомандирован в распоряжение МВД Татарии, в качестве переводчика с японского. В Казани он участвовал в допросах японских военных преступников: шла подготовка Токийского процесса - восточного аналога Нюрнбергского процесса над гитлеровцами. АН не любил распространяться об этом периоде своей жизни, а то немногое, что мне об этом стало от него все-таки известно, рисует в воображении картинки, исключительно мрачные: угрюмая беспросветная казарма; отвратительные сцены допросов; наводящее ужас и омерзение эмвэдэшное начальство… Неудивительно, что начинающий и очень молодой (всего двадцать полных лет!) автор бежит от этого мира в морские глубины - там он, по крайней мере, свободен, там он продолжает жить в мире любимых книг своего детства - "Следы на камне" Максвэлл-Рида и "Тайны морских глубин" Биба, изобретателя батисферы.
Для большего понимания, чем же там занимался АН, даем справку:
ТОКИЙСКИЙ ПРОЦЕСС
ТОКИЙСКИЙ ПРОЦЕСС: судебный процесс над главными японскими военными преступниками, происходивший в Токио с 3 мая 1946 по 12 ноября 1948 в Международном военном трибунале для Дальнего Востока. Требование суда над японскими военными преступниками было сформулировано в Потсдамской декларации (26 июля 1945); в Акте о капитуляции Японии от 2 сентября 1945 дано обязательство "честно выполнять условия Потсдамской декларации", включая наказание поенных преступников.
Суду были преданы 28 человек. Приговор вынесен в отношении 25, в том числе 4 бывших премьер-министров (Тодзио, Хиранума, Хирота, Койсо), 11 бывших министров (Араки, Хата, Хосино, Итагаки, Кайя, Кидо, Симада, Судзуки, Того, Сигэ-мицу, Минами), 2 послов (Осима, Сиратори), 8 представителей высшего генералитета (Доихара, Кимура, Муто, Ока, Сато, Умэдзу, Мацуи, Хасимото). Во время процесса бывший министр иностранных дел Мацуока и адмирал Нагано умерли, и дело о них было прекращено, а в отношении идеолога японского империализма Окава, заболевшего прогрессивным параличом, - приостановлено.
В ходе процесса было проведено 818 открытых судебных заседаний и 131 заседание в судейской комнате; трибунал принял 4356 документальных доказательств и 1194 свидетельских показания (из которых 419 были заслушаны непосредственно трибуналом). Подсудимым была обеспечена возможность защищаться на суде, представлять доказательства, участвовать в допросах, каждый из них имел 3–4 адвокатов. Виновность всех подсудимых полностью подтвердилась. После совещания, длившегося более 6 месяцев, трибунал 4 ноября 1948 приступил к оглашению приговора (1214 страниц).
В числе тех, кого допрашивали при подготовке "большого" процесса, но чья личная судьба решилась, конечно, на судебных слушаниях менее высокого уровня, - упоминавшийся в "Граде обреченном" полковник Маки.
БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 24.02.99
Являются ли полковник Маки и мистер Осима реальными историческими персонажами?
Станислав Ойгенблик. Нью-Йорк, США
Полковник Маки - лицо вполне историческое. АНС в качестве переводчика участвовал в его допросах, когда в Казани в 1946 году готовился Токийский процесс над японскими военными преступниками. Все, что в "Граде" написано об этом субчике, - сущая (по словам АНС) правда.
Сохранилось лишь одно письмо 1946 года. Как раз из Казани.
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 27 АПРЕЛЯ 1946, КАЗАНЬ - Л.
Здравствуй, браток.
Каждый день жду твоего письма, но пока напрасно. Обязательно пиши. В Казани началась весенняя жизнь - орут птицы, начинает пробиваться зелень. Позавчера ходил я в центральную библиотеку, читал "Вокруг света", первый номер после начала войны. Там есть один неплохой фантастический рассказ "Взрыв", о гипотезе падения Тунгусского метеорита. Если достанешь - прочитай, по-моему, написано остроумно и достаточно гладко. Автор - Казанцев, тот самый, кто написал "Пылающий остров". Решил, используя минутки свободного времени, катануть что-нибудь подобное. Не знаю, выйдет ли.
Ты, друг, учись там как следует, мама должна быть спокойна хоть в отношении своих детей. Прошу тебя, если будет время, сделай перепись книг в нашей библиотеке, никому их по возможности не давай. Список пришли мне. Вот пока все. Крепко целую тебя, мой маленький друг. Твой Арк.
Судя по письмам, книги органично соединяли братьев. Разнесенные войной, АБС должны были вроде бы отдалиться друг от друга: разница в возрасте (восемь лет) должна была складываться с разницей пережитого и теперешним состоянием: школьник, живущий с мамой, и курсант, участвующий в историческом деянии… Но в письмах прослеживается обратная реакция: уже не обращение старшего к младшему (как отца к сыну), а "друг", "браток". Отметим и начало творческого пути у АНа (май 46-го), чтобы позже сравнить его с датой первого рассказа БНа.
Пожалуй, именно предпосылкой к творчеству (не раз АБС упоминали в своих интервью, что перед тем как ТВОРИТЬ книги, нужно бесконечно много и долго ЧИТАТЬ их, и что не менее важно - ПЕРЕЧИТЫВАТЬ), и не просто к творчеству, а к совместному творчеству явилось обсуждение прочитанных книг в переписке АБС. Сообщения такого рода - что прочел и мнение о прочитанном, рекомендации друг другу (это - прочти обязательно, а это - не стоит) - создавали общий информационный и одновременно общий оценочный фон будущего Писателя "Братья Стругацкие": какова должна быть художественная литература, что в ней ценного, что важно. Может быть, именно поэтому и получилось у них столь легко находить общий язык при совместном творчестве?
О читателях того времени рассуждает БН:
ИЗ: БНС. БЕСЕДА ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА С БОРИСОМ СТРУГАЦКИМ
- Можете ли Вы сравнить читателей (или группы читателей) разного времени? Есть ли у Вас ощущение некоторой тенденции - восходящей или нисходящей в интересах, в отношении к жизни, к книгам, к чтению?
- Я плохо знаю сегодняшнего молодого читателя, но впечатление такое, что он мало отличается от обыкновенного книголюба-книгочея моего детства. Та же неуемная жажда сопереживания, то же стремление уйти в небывалые и чужие миры, то же равнодушие к реальности, "пренебрежение достижимым", наивная убежденность в том, что остроумная выдумка всегда увлекательнее "суконной скуки бытия". Но мы, мои современники, жили в разных сними, нынешними, реальностях - тринадцати-, семнадцатилетние искатели новых ощущений, измученные сенсорной депривацией, она же голод чувств. Нынешнее поколение даже представить себе не может, в какой информационной убогости, затхлости, серости довелось нам расти и существовать …Граммофоны постепенно уже сменялись проигрывателями, но магнитофоны существовали исключительно для служебного пользования, а радиоприемники на самых интересных волнах изрыгали только хриплый рев заглушек. Новые фильмы появлялись пять раз в год или реже. Телевидения не было вообще - ни телеков, ни видиков, ни дивиди-плейеров, мы просто не знали, что это такое. Не было ни компьютеров, ни компьютерных игр (в магазинах можно было купить игру "Бой батальонов" - картонные квадратики передвигались по картонной же карте по правилам, примитивным и скучным, как устав караульной службы). Не было дискотек - разве что танцы в клубах - вальсы, польки и русский бальный, все прочее - под запретом. Словом, оставалось одно развлечение - читать. И мы читали. Это было тогда престижно - читать. Прочитать что-нибудь первым. Принести в класс никому не известную книгу. Открыть для себя и для дружков нового автора. С книгами, конечно, дела обстояли тоже неважно: выдающимся произведением реалистической прозы считался какой-нибудь "Кавалер Золотой Звезды", а в образцовых писателях-фантастах числились Немцов и Охотников. Но тут нас спасали домашние библиотеки, сохранившиеся у родителей. Там мы находили и Дюма, и Уэллса, и Киплинга, и Леонида Андреева, и раннего Алексея Толстого. И все равно - книг было мало. Книг не хватало. И мы были вынуждены перечитывать. Вот главное наше отличие от нынешних: мы перечитывали. Это повышало нашу читательскую квалификацию. Потому что квалифицированный читатель отличается от малоквалифицированного прежде всего тем, что часто и с удовольствием перечитывает. Нынешние читают, может быть, и не меньше нашего, может быть, даже больше - я вообще не представляю, как можно сегодня прочитать пусть даже только десятую долю ежегодно выходящих книг, - но перечитывают они явно меньше. Просто потому, что информационный мир, в котором они существуют, несравненно, невероятно, оглушающе более роскошен, чем наш (канувший, я надеюсь, в Лету навсегда).
БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 22.04.03
Когда Вы учились в школе, бывало ли такое, что Вы вместо того, чтобы решить какой-нибудь логарифм, читали какую-нибудь книгу, спрятав ее под тетрадью?
Пошелюжин Александр. Барнаул, Россия
Нет. Я любил (и люблю) читать, только находясь в комфортной обстановке - дома, на диване или за едой. А в школе, под партой, мы, помнится, только разыгрывали шахматные партии, за что и бывали соответствующим образом наказаны.
Из письма АНа: "Прошу тебя, если будет время, сделай перепись книг в нашей библиотеке…" К сожалению, список так и не был сделан. Но кое-что узнать о той библиотеке можно:
ИЗ: БОРИС СТРУГАЦКИЙ ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОСЫ БОРИСА ВИШНЕВСКОГО
У меня был очень широкий диапазон чтения. Во-первых, к счастью, сохранилась почти полностью отцовская библиотека. Часть книг, правда, мы с мамой в голодные времена продали, но значительная часть уцелела - два шкафа книг, которые я прочел все, от корки до корки. Я знал таких писателей, о которых нынче в России, наверное, мало кто слышал, - скажем, Верхарна, или Пьера Мак-Орлана, или Анри де Ренье, или Андре Жида. Там был полный Мопассан, почти полный Достоевский, разрозненные тома Салтыкова-Щедрина. И, разумеется, Дюма, Рабле, Шарль де Костер. Были даже разрозненные тома Луи Буссенара и Луи Жаколио - в те времена их было не достать ни в каких библиотеках.
- Из всего Буссенара в "застойные" времена, кажется, издавали только две книги - чуть позднее "Похитители бриллиантов" (она шла в обмен на 20 килограммов макулатуры), чуть раньше - "Капитан Сорви-Голова"…
- Кстати, "Капитан" - одна из самых плохих книг у Буссенара. У него надобно читать "Туги-душители" и "Факиры-очарователи". А у Жаколио - "Грабители морей". Вот это было чтение для настоящего мужчины! К счастью, я очень рано прочел "Войну и мир" - и таким образом спас ее для себя, потому что потом мы начали ее "проходить" в школе и для половины моих сверстников эта книга навсегда перестала существовать. А вот "Отцы и дети" я прочесть не успел. Я прочитал "Накануне" до того, как мы начали ее изучать в школе, и эта книга до сих пор остается одной из моих любимых у Тургенева. А вот "Отцы и дети" - вещь гораздо более глубокая и гораздо более достойная внимания, так и осталась для меня чужой. Так же, как и "Евгений Онегин". Зато "Повести Белкина", которые мы в школе не проходили, я люблю с детства и до сих пор. Так что у меня изначально был очень широкий диапазон любимых книг, хотя, будучи человеком молодым, я предпочитал, естественно, фантастику и приключения.
- Какая тогда была фантастика?
- Только старая. Можно было достать старые журналы "Мир приключений" или "Вокруг света", или издания Джека Лондона в библиотеке "Всемирный следопыт", или Конан Дойля… Из новых изданий были только Немцов, Охотников, Адамов, Казанцев - чей "Пылающий остров" я на протяжении многих (школьных) лет считал лучшей фантастической книгой на свете. Но основная масса советской фантастики была просто ужасна. Мы читали ее, потому что больше ничего не было. Если на книжке стоял значок "Библиотека фантастики и приключений" - мы были обязаны прочитать эту книгу с интересом. И вот мы брали какой-нибудь "Огненный шар" или "Тень под землей" и жевали ее, как сухое сукно. И с отвращением - но дожевывали до конца… Я много раз говорил о том, что именно отсутствие хорошей фантастики прежде всего и толкнуло нас с Аркадием Натановичем попытаться написать что-нибудь такое, о чем бы стоило говорить.
БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 25.04.04
А какую ЦЕНУ Вы бы согласились платить за книжку, которая Вас заинтересовала бы сильно-сильно?
Александр Шелудько. Кондрово, Россия
Если "сильно-сильно", то любую, которая была бы мне доступна. В школьные годы, я помню, меня так потряс "Остров доктора Моро", что я готов был отдать за него все свои карманные деньги до последней копейки плюс половину библиотеки. Владелец не согласился, и мне пришлось переписывать этот роман от руки.
Но вернемся к письмам. Снова "солдатский треугольник".