А потом, в темноте, я вдруг увидел пару горящих зеленых глаз. Кошачьих глаз. Зевс снова увязался за нами.
Девчонки отплясывали вокруг большой тыквы все быстрее и быстрее, напевая тоненькими голосками:
- Джек, Джек, Джек-Фонарик,
Джек-Фонарик, о-жи-ви!
О-жи-ви! О-жи-ви!
Джек, Джек, Джек, Джек…
- "Оживи"? Вы что, издеваетесь? - крикнул я.
Они засмеялись.
- Где вы научились этой песенке? - спросил я.
- Сами сочинили, балда, - ответила Долли.
- Да, мы все время сочиняем песенки, - добавила Дэйл. - Почему бы тебе не поплясать с нами, Девин? Разве не классно танцевать в такой темноте?
- Ничего классного, - сказал я. - От слова совсем. Пойдемте домой. Холодно становится.
- Вовсе не холодно.
Ну вот, видели? Им как об стенку горох.
- Джек, Джек, Джек-Фонарик,
Джек-Фонарик, о-жи-ви!
О-жи-ви! О-жи-ви!
Джек, Джек, Джек, Джек…
- Хватит петь! - гаркнул я. От их дурацкой песенки меня мороз продирал по коже. Меня трясло. Действительно трясло.
Слушайте, я же городской парень. Я рос в Нью-Йорке. В смысле, первые семь лет жизни. Пока мы не переехали в Дэйтон, штат Огайо. Фермерство не по мне.
Я до сих пор не мог поверить, что папа снял в аренду эту треклятую тыквоферму. Но он в прошлом году лишился работы. И чего только не перепробовал за последнее время, пытаясь найти способ заработать деньги.
Так что я стараюсь не жаловаться. Разве что напоминаю ему, как сильно ненавижу это место - раз так по пять-десять на дню.
Сильный порыв ветра пронесся над полем. Деревья, росшие вдоль забора, сгибались и страшно стонали. Тыквенные листья шелестели у моих ног.
- Я… я в дом, - сказал я близняшкам. - Вы со мной?
Ответа я ждать не стал. Повернулся и рысцой припустил к дому, перепрыгивая через длинные тыквенные плети.
- А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
Я споткнулся о плеть.
Ухватиться было не за что. Остановить падение я не мог.
Падая, я успел заметить пару горящих кошачьих глаз, неотрывно наблюдающих за мною.
Грохнулся я знатно и звучно. Головой приложился обо что-то твердое. О тыкву? О камень?
От колен все тело прострелила резкая боль.
Все окутала чернота. Чернее ночного неба.
Мало-помалу я оклемался. С немалым трудом открыл глаза. В голове резвилась боль. Я чувствовал, как кровь стучит в висках.
- О-о-о-о-о-ох, - простонал я. Мотнул головой, пытаясь отделаться от боли.
- Ты в порядке?
- Девин, ты не ушибся?
Надо мной склонились сестренки, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
- Нет. Не в порядке, - ответил я. Я подал им руки, и они помогли мне сесть.
- А в чем дело? - спросила Долли.
- Вы что, не видели, что случилось?! - воскликнул я.
Они покачали головами.
- Ты споткнулся? - спросила Дэйл.
- Нет, - сказал я. - Разве вы не видели, как эта плеть двигалась? Вот та, - показал я. - Она двигалась. Она меня подсекла. Честное слово. Я видел, как она двигалась!
2
Девочки только посмеялись над этим. Они решили, что я шучу, но мне было не до шуток.
Вглядываясь в темноту, я готов был поклясться, что видел, как плети ползают по полю, извиваются, сплетаясь и расплетаясь, вытягиваются и скользят по земле.
Я поднялся на ноги и потер лоб. Там, где я ударился, вскочила шишка. Крови не было. Но я точно заработал пренеприятный синяк.
Холодный ветер приятно освежил разгоряченное лицо. Если не брать в расчет хлопающие листья, на тыквенном поле царила тишина. Не кричали ночные птицы. Сверчки, должно быть, и вовсе попрятались на зиму.
- Пошли. Идемте в дом, - сказал я. - Хватит с нас на сегодня страстей-мордастей.
И вот тут-то передо мною взметнулась какая-то длинная тварь, и нацелилась мне в лицо.
- Змея! Змея! - завизжала Долли.
Я заорал благим матом.
Девчонки покатились со смеху. Дэйл помахала передо моим лицом тыквенной плетью. Она держала ее обеими руками.
Я должен был заметить, как она с ней возилась. Но я еще не очухался как следует после падения.
- Вы такие же смешные, как заплесневелая тыквенная требуха, - сказал я.
На это они только громче захохотали. Ладненько. Чудненько. Пускай себе радуются своей шутке.
Мне же было не до смеха. Я был ужасно несчастен.
Я хочу сказать, мне придется целую неделю убить на эту чертову ферму. Целую неделю ухаживать за тыквами, помогать покупателям относить их к машине, провожать посетителей на поле и обратно, стоять за кассовым аппаратом и заниматься прочей сельскохозяйственной деятельностью.
Целая неделя без школы и школьных друзей.
Как только мы вошли в дом, я позвонил Лу-Энн, чтобы узнать, как у нее там дела.
- Я все еще переживаю из-за вечеринки у Полли Мартин, - сказала она. - Там будет полный отстой. Мы сейчас с Брэдом усиленно думаем. Но не можем придумать, как сделать эту вечеринку хоть капельку живее.
- Я знаю, что ты можешь сделать, - сказал я, потирая шишку на лбу. - Ты можешь приехать к нам. Тут куча свободных комнат. И ты могла бы выполнять за меня всю работу! Весело, да?
Она не засмеялась.
- Ты же знаешь, Девин, я не могу. Родичи ни в жисть не позволят мне пропускать школу ради твоих тыкв.
- Но, Лу-Энн, - сказал я, - от твоего дома до фермы меньше часу езды. Ты, наверно, могла бы…
- Забудь об этом, Девин. Ни за что. Нет - и точка. - Она крикнула что-то своей матери. Я слышал, как они переговаривались с минуту.
Затем она снова взяла трубку:
- Тебе там тошно?
- "Тошно" - неподходящее слово, - ответил я. - Вот "паскудно", пожалуй, подходящее слово.
Мы с Лу-Энн постоянно выискиваем "подходящие" слова.
- Ну-с, как совсем худо станет - подумай, как тебе повезло пропустить вечеринку у Полли.
Я хотел уже ответить, как вдруг что-то приковало мой взгляд. Нечто, отражавшееся в окне моей комнаты. Нечто яркое и пылающее.
Я уставился на отражение. Только через несколько секунд до меня дошло, что это был джек-фонарь. Рот его ощерился в огненной ухмылке. Фонарь парил в воздухе у меня в комнате!
3
Я вскрикнул от изумления. И обернулся.
В комнате ничего не было. Никакого джека-фонаря. Никакой летающей тыквы.
Я повернулся к окну. И вновь увидел в стекле ухмыляющуюся тыкву. Она ярко мерцала. Отражаясь из моей комнаты.
Я опять обернулся. Никакого джека-фонаря.
Вновь устремив взгляд на окно, я увидел, как тыква постепенно тает на темном стекле. Вскоре она растворилась совсем. Исчезла, а я все стоял и с колотящимся сердцем смотрел в окно.
О, Господи…
Как я мог видеть отражение того, чего нет?
- Девин? Девин? В чем дело? Чего ты так завопил? - доносился из трубки встревоженный голос Лу-Энн.
- Я… Мне пора, - сказал я. Взгляд мой был прикован к окну. Теперь оно было таким же черным, как и ночной мрак за ним.
- Но с тобой все хорошо?
- Ага. Вроде бы. Давай, пока, - отозвался я. Отключил телефон и бросил на постель. После чего вылетел из комнаты, как ошпаренный. Пронесся по коридору и выскочил на двор через заднюю дверь.
Мощный порыв ледяного ветра тут же оттолкнул меня назад. Но я припустил вдоль стены дома, вглядываясь в темноту в поисках тыквы-фонаря.
Нет. Ничего не было.
Ничего не было в моей комнате. Ничего не было во дворе. Но ведь я себе это не вообразил. Не мог я такое вообразить.
Я потер шишку на лбу. Болит, зараза.
Неужели от удара у меня начались глюки?
Галлюцинации. Это более подходящее слово.
- Есть здесь кто? - позвал я. В удушливом ночном воздухе голос мой прозвучал как-то глухо и сдавленно.
Тишина. Только шелестели тыквенные листья. И шуршали… шуршали… шуршали… шуршали длинные плети, ползущие по мягкой земле.
Нет. Постойте-ка.
Почему они издают такой звук? Это ведь ненормально, не так ли?
Обхватив себя руками, чтобы согреться, я оторвался от стены и сделал несколько шагов вперед. Я вышел из квадрата света, падавшего из окна моей спальни, и двинулся к тыквенному полю.
Через некоторое время мои глаза привыкли к темноте. Стояла такая темень, что я не мог различить, где кончается небо и начинается земля.
И тем не менее, по мере своего приближения, я все отчетливее слышал шорох скользящих по земле плетей. Да. Я слышал, как они вытягиваются… вытягиваются…
Плети двигались. Их было видимо-невидимо.
И все они ползли к дому, волоча за собою тыквы.
Я вдруг понял, что стою не дыша. Все это время я сдерживал дыхание. Я протяжно и шумно выдохнул. Воздух вырвался изо рта облаком пара.
И когда пар растаял, я обратил внимание на некоторые из тыкв. Огромные, круглые, из тех, что находились ко мне ближе всего.
Я охнул, увидев, что они двигаются. Их бока вздымались и опадали. Едва заметно. Но я видел.
Вздымались, опадали.
Они дышали.
Тыквы дышали.
- Не-е-е-е-ет, - сдавленно простонал я. От страха меня всего затрясло.
Я повернулся и бросился бежать. Кроссовки скользили по грязи, когда я мчался обратно под защиту дома. Я ворвался в дом, пронесся по коридору и влетел в родительскую спальню.
Знаю, знаю. Сперва следовало постучаться. Но я был слишком напуган, чтобы помнить о приличиях. Так что я просто опустил плечо и протаранил дверь.
Родители крепко спали под одеялом.
- Мам! Пап! - я подлетел к кровати и принялся их трясти.
- А? Что? - ошалело заморгала глазами мама.
- Девин? Что стряслось? - Папин голос был сиплым со сна.
- Там… Плети… - выдавил я. Я так запыхался, что едва мог говорить. - Они растут. Они шевелятся. Я видел их. Вы должны мне поверить. Плети ползут как змеи. Ползут к дому. А тыквы… я видел, как они дышали!
- Да, я в курсе, - сказал папа, оторвав голову от подушки. - Я как раз собирался тебе сказать.
4
- Что? - с колотящимся сердцем я уставился на отца.
- А еще, Девин, - продолжал папа, - у нас работают обезьяны, за кокосы и бананы они тыквы стерегут…
Мама с папой дружно расхохотались.
Я стоял, как дурак, с отвисшей челюстью. И ждал, когда они отсмеются.
- Э… это значит, вы мне не поверили?
На это они снова захохотали.
- Нет, мы тебе не поверили, - сказала мама. Она взяла меня за руку. Рука у нее была очень теплая. У меня же - ледяная. - Мы не верим, что плети ползают, а тыквы дышат. Мы знаем, малыш, тебе здесь не по душе. Но выдумывая всякие ужасы, домой ты не попадешь.
- Я… ничего я не выдумал!
Она сжала мою руку.
- Возвращайся в постель, Девин. Опять тебе дурной сон приснился. - Она убрала руку обратно под одеяло.
Я повернулся и направился к выходу.
- Извините, что разбудил.
Я был совершенно уверен, что никакой это не дурной сон. Что есть, то есть - мне частенько снятся кошмары. И да, они у меня всегда чертовски реалистичные. И я запоминаю их даже после того, как проснусь. И порою мне действительно кажется спросонок, будто все это было на самом деле. Но ненадолго.
А на сей раз я точно знал, что это не мог быть кошмар. Потому что я не спал. Когда я увидел в стекле отражение джека-фонаря, я разговаривал по телефону с Лу-Энн.
Наконец, я смог отдышаться. Неспешным шагом я направился по коридору обратно в свою комнату. Фермерский дом был очень старый, и половицы поскрипывали у меня под ногами.
Дом постоянно стонет, поскрипывает и издает другие странные звуки. А старые батареи шипят и дребезжат при нагревании.
Точно дом с привидениями.
Я тут же мысленно обругал себя за такие мысли.
- Будет тебе, Девин. Ты и жить-то здесь будешь всего неделю. Что может случиться за одну неделю? - пробормотал я себе под нос.
Из комнаты сестренок донеслось хихиканье. Уже почти полночь, а они еще не спят. Их так будоражила перспектива жить на ферме, в этой скрипучей старой развалюхе, что они ни минутки не могли усидеть на месте. И не ложились допоздна, выдумывая новые игры с тыквами и сочиняя про них глупые песенки.
Ну почему я не могу радоваться вместе с ними?
Тыквы не дышат. А плети не скользят, как змеи.
Ну почему я все время воображаю себе всякие ужасы?
Просто расслабься, Девин.
- Ой! - вскрикнул я, когда в конце тускло освещенного коридора возникла громоздкая фигура.
Не сразу я признал в ней миссис Барнс. Она подошла ко мне с улыбкой на круглом лице. Длинная коса ниспадала вдоль теплой серой ночной рубашки.
- Не можешь уснуть, Девин? - Ее серебристые глаза внимательно смотрели на меня.
- Э… типа того, - ответил я.
- Ты, наверное, просто переволновался. Жизнь на ферме куда более волнующая, чем многие думают.
- Волнующая? - повторил я.
Она кивнула:
- Живность всякая, повсюду растения. Совсем непохоже на городскую жизнь.
- Тут не поспоришь, - пробормотал я.
- А у меня для тебя кое-что есть, - сказала она, поманив меня пальцем. - Чашечка чудесного, горячего тыквенного чая.
Что?!
- Тыквенный чай? - Мой желудок сделал стремительное сальто.
- Просто чтобы помочь тебе расслабиться, голубчик. - Ее серебристые глаза смотрели на меня не мигая. Я понимал, что она старается быть ко мне доброй. Тем не менее, она уже начинала меня пугать.
- Э… нет, спасибо, - сказал я. - У меня все хорошо.
Ее лицо вытянулось. Она была явно огорчена. Я пожелал ей доброй ночи, вошел в свою комнату и затворил за собою дверь.
Тыквенный чай?!
Я залез в постель, повыше натянул одеяло. Оконное стекло дребезжало на ветру, и я чувствовал, как проникает в спальню осенний холод.
Я крепко зажмурился и постарался не думать о ферме. Вместо этого я думал о вечеринке у Полли Мартин, о Лу-Энн и ее планах как-то оживить это унылое мероприятие.
Я открыл глаза и уставился в темноту. Мало-помалу меня все-таки начало клонить в сон. Да. Я был готов уснуть. Веки тяжелели… тяжелели…
Последним, что я видел, был мерцающий оранжевый отсвет в оконном стекле.
* * *
На следующее утро яркий солнечный свет проник в окно спальни. Он согрел мне лицо и разбудил меня. Я подскочил, словно от удара током.
Ночью мне приснился страшный сон о пугалах. Пугала проникли в мой дом… Хотя нет, все было не так. Мне снилось, что мама, папа и обе сестренки гнались за мной по бескрайнему тыквенному полю. И на бегу они все превратились вдруг в пугала.
Бред какой-то.
Я громко зевнул. Сладко потянулся.
Солнышко пригревало лицо. Сегодняшний день будет лучше, сказал я себе.
Сегодня я примерю на себя новое лицо. Я посмотрю на мир совершенно другими глазами. Я буду как мои сестры. Я проживу оставшиеся дни здесь на полную катушку. Я буду ВЕСЕЛИТЬСЯ.
Улыбаясь, я повернулся, откинул одеяло и спустил ноги на пол.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Я ожидал почувствовать под ногами твердые доски. Вместо этого босые ноги погрузились во что-то теплое и мягкое.
Я в изумлении отдернул ноги.
- Ой, фу!
Они были заляпаны какой-то раскисшей оранжево-желтой массой.
Очень медленно я перевел глаза вниз.
- Вот те на!
Подавшись вперед, я обнаружил на полу возле кровати круглую лужу желтого месива. И мгновенно распознал ни с чем не сравнимый кислый запах.
Тыквенная мякоть. Мягкая, липкая тыквенная мякоть.
Я потрясенно смотрел на огромную расползающуюся лужу.
Как она здесь оказалась?!
5
Кто-то пришел и вывалил кучу тыквенной требухи прямо возле моей кровати. Но кто?
Это, наверное, чья-то шутка, причем премерзкая. Какой-то гад нарочно так рассчитал, чтобы я обязательно вляпался.
Я пришел к выводу, что Дэйл и Долли тут ни при чем. Это попросту не их стиль. Шуточки у них, конечно, не ахти, но на такую подлянку они не способны.
Кто-то прокрался в мою комнату глубокой ночью и оставил здесь эту кучу дряни. Но кто в этом доме на такое способен?
Делать было нечего. Шлепая в ванную, я оставлял за собой отвратительные желтые следы. Там я долго-долго принимал душ, и как минимум пять раз вымыл с мылом ноги.
По дороге на кухню я никак не мог выбросить случившееся из головы. Кухня в доме была большая, с камином у стены, длинным деревянным столом, какие обычно используют исключительно для пикников, колоссальных размеров плитой и холодильником.
Дэйл с Долли уже сидели за столом, накладывая себе полные миски каши. Стоявшая у раковины миссис Барнс с улыбкой повернулась ко мне:
- Ну что, Девин, в конце концов смог заснуть?
Я кивнул:
- Да. Без проблем.
- Я изжарила тебе целую сковородку яичницы с беконом, - сообщила она. - За работой на ферме быстро нагуливаешь аппетит.
- Класс, - сказал я. А сам не сводил глаз с близняшек. Они брызгались друг в дружку молоком. И трескали кукурузные хлопья друг у друга из тарелок.
Я окончательно уверился, что в проделке с тыквой они не виноваты.
Зевс восседал у камина, наблюдая, как мы едим. Пожалуй, он был самый большой кот, каких мне только доводилось видеть. Больше даже нашего старенького коккер-спаниеля. Он никогда не мяукал и не урчал. Только следил за нами и молча следовал по пятам.