Тем временем солдаты стояли у Нарвской заставы и не только не помогали сами, но не позволяли никому помочь раненым. Только долго спустя стали укладывать мертвых и раненых на санки и отвозить в мертвецкую или в больницы. По свидетельству докторов, подавляющее большинство серьезных ран были в голову и корпус и весьма редко в руки и ноги. В некоторых телах было по несколько пуль. Ни на одном из убитых не было найдено никакого оружия, даже камня в кармане. Один из докторов, в больницу которого было привезено 34 трупа, говорил, что вид их был потрясающий, лица искажены ужасом и страданием и пол кругом покрыт лужами крови.
Глава семнадцатая
Первые баррикады
Через несколько дней я узнал, что и остальные отделы нашего союза не меньше пострадали в разных частях города. Не считая маленьких групп рабочих, имевших местожительство в центре города, было всего 4 сборных пункта. Наш - в юго-западной части города, другой - на Петербургской стороне, третий - на Васильевском острове и четвертый - на Шлиссельбургском тракте.
9-го утром на Петербургской стороне собралась большая толпа в ожидании выхода процессии. Все были настроены весьма мирно, никто не ждал беды. К стоявшей толпе подъезжало несколько конных солдат, просили закурить и дружески разговаривали с рабочими. Перед выходом процессии разнесся слух, что путь к Зимнему дворцу прегражден и что казаки уже убили саблями несколько мужчин и женщин. Несмотря на это, процессия направилась к Троицкому мосту; в том же направлении шла и другая толпа с Выборгской стороны, выступившая с Оренбургской улицы. Никто не мешал соединению этих процессий до Александровского парка, где они встретили войска, загородившие им путь на Троицкий мост.
Один офицер подъехал на сто шагов к толпе. Видя его махающим рукой, первые ряды остановились и выслали трех делегатов для переговоров с ним. Но прежде, чем они подошли к нему, он крикнул: "Не подходите, или будем стрелять". Делегаты стали на колени и вывернули карманы, показывая, что они безоружны. Тогда офицер подъехал к ним, взял у одного из них копию петиции к царю и повел его за собой к войскам; другие два делегата пошли за ним. Полагая, что они получили разрешение идти, толпа двинулась вперед. Немедленно, без всякого предупреждения, раздался залп один, другой, третий. Многие были убиты и более сотни ранены. Все это, со слов очевидца, произошло чрезвычайно быстро, так что если бы толпа даже и желала бы разойтись, то не имела бы времени, да и разбежаться не было возможности, потому что все соседние улицы были полны народом. Тех, которые искали спасения по Дворянской улице, ведущей к Самсоньевскому мосту на Выборгской стороне, преследовала кавалерия, рубя направо и налево. Многие старались скрыться в ближайших дворах, но, по приказанию офицера, все ворота были заперты. Даже когда уже улицы были очищены и все было спокойно, безоружные прохожие не были гарантированы от нападений. Некто Мартинат, германский подданный, получил удар саблей по голове, и, когда он упал, солдат продолжал рубить его. И это был не единственный случай. И здесь также убитые и раненые лежали неубранные, т. к. полиция и войска не позволяли никому подходить к ним. Некоторые останавливали проезжающих извозчиков, чтобы увезти пострадавших, но полиция не позволяла этого делать и даже ранила несколько ослушников, но, несмотря на это, извозчики не только помогали увозить пострадавших, но даже не брали за это денег.
Событие 9 января не осталось без влияния на народ. Оно вызвало видимую перемену в его настроении. Вид сотен безоружных и невинных жертв переполнил чашу народного терпения. Не успевали разгонять толпу, как она снова собиралась в другом месте, ораторы-революционеры, до того дня нежеланный элемент среди рабочих, находили массу слушателей. "Не стоит идти к Зимнему дворцу, - говорили они, - вы видите, что царь не хочет принять вашей петиции. Мы ничего не добьемся от него с пустыми руками. Мы должны быть вооружены". В ответ на это с разных концов толпа кричала: "Дайте нам оружие!" Разбившись на малые группы, толпа двигалась по соседним улицам, останавливая проезжавших офицеров и полицейских, и отнимала у них оружие. При всем этом толпа старалась сохранить известный порядок, и хулиганов, пытавшихся громить лавки, может быть даже по наущению полиции, что для нас не ново, рабочие хватали и прогоняли.
Рабочие с Васильевского острова, собравшись около своего клуба, на 4-й линии, между Средним и Малым проспектами, намеревались пройти к Зимнему дворцу через мост, ведущий на Адмиралтейскую набережную.
Выслушав приказания своих вожаков и дважды пропев молитву, толпа в полном порядке двинулась в двенадцатом часу по направлению к Неве. Вскоре им преградили путь войска, пехота и кавалерия с саблями наголо. Толпа, на этот раз небольшая, подошла к войскам, на этот раз на расстояние 20 шагов, и остановилась. Выступила депутация от толпы и, махая белыми платками и подымая кверху руки, чтобы показать, что она безоружна, старалась объяснить офицеру свои мирные намерения. И здесь, также без всякого предупреждения, по приказу офицера, отряд кавалерии с обнаженными саблями врезался в толпу. Толпа быстро расступилась к панелям. Когда кавалерия проехала толпу, пехота взяла ружья на прицел, но на этот раз не стреляла. Кавалерия разогнала сабельными ударами толпу по соседним улицам, где солдаты и полиция многих ранили и убили. Толпа повернула теперь от центра. Рассказы о бойнях в других местах вызвали взрыв негодования среди рабочих. Когда провозили в санях раненого мальчика, толпа кричала: "Оружия!". Полицейских разоружали, но желавшим грабить лавки не позволяли товарищи. Кто-то вспомнил о том, что неподалеку есть оружейный магазин, и толпа бросилась туда. По требованию толпы, дрожащими от страха руками сторож с трудом открыл дверь, а другой, не менее испуганный, указал на подвал, где хранилось оружие. Когда дверь в подвал не удалось открыть, несколько человек из толпы влезли в окно и нашли в подвале груды старых ржавых сабель, кавказских кинжалов, которые и выкинули на улицу. Также были взяты куски железа и все, что могло служить оружием. Когда лавка была разграблена, разнесся слух, что идут солдаты, и толпа двинулась обратно, разоружая отдельных офицеров и полицейских, к 4-й линии, где ее ожидала масса народу, прислушивавшаяся к залпам, раздававшимся по ту сторону Невы. Подходивших вооруженных товарищей толпа встречала восторженными криками. Немедленно через улицу была протянута проволока и за нею сделаны баррикады, между которыми стояла толпа. Показался отряд казаков, но, увидев препятствие, повернул назад. Вскоре пришла пехота и, став в ряды, стала давать залп за залпом. Многие из защитников баррикад разбежались, другие скрылись по соседним домам, откуда бросали в войска камни и другие предметы. Вскоре проволока была перерезана, баррикады разрушены, причем многие из неуспевших разбежаться были убиты или серьезно ранены.
Едва ли в какой-либо части города была проявлена такая жестокость к рабочим, как на Васильевском острове. Офицер Гурьев открыто хвастался своею храбростью. Когда он устал рубить саблей, он спросил штык и с ним бросился на молодого рабочего, стоявшего у входа в дом. Гурьев загнал его в дом, и, когда тот бросился вверх по лестнице, Гурьев нагнал его и заколол штыком. Убитый был почти еще ребенок. Гурьев сам рассказывал эту историю. Один из улан с восторгом рассказывал, как он заставлял рабочих самих разрушать баррикады, и, когда те отказывались, ударил одного из них саблей, затем ударил другого, а третий уже стал растаскивать бревна. Проволока и баррикады имели целью защитить рабочий клуб от нежелательного вторжения войск. Чтобы облегчить отступление, были силой раскрыты ворота всех ближайших домов. Рабочие имели смутное представление о том, как строить баррикады, но им помог в этом деле один бледный маленького роста офицер, посвятивший себя служению народу. Трогательно было видеть, как они его слушали и с каким увлечением работали. Напротив помещения рабочего клуба строился дом, и оттуда рабочие брали все материалы для баррикад. Чтобы прекратить правительственное сообщение с этой частью города, были срезаны телеграфные проволоки и спилены столбы. На Малом проспекте и на 6-й линии также были спилены столбы.
На баррикаде в первом ряду стоял один студент, недавно выпущенный после долгого тюремного заключения. Каким-то чудом он не был ранен ни одним из залпов и продолжал стоять со знаменем в руке, пока его не подняли на штыки и не разорвали. Люди мужественно умирали на баррикаде. После первого холостого залпа один из защитников баррикады, размахивая знаменем, крикнул солдатам: "Если совесть вам позволяет, стреляйте!" И немедленно пал, пронзенный несколькими пулями.
Глава восемнадцатая
Около дворца
Офицер, которому было поручено остановить процессию, двигавшуюся по Шлиссельбургскому тракту, действовал более гуманно. Толпа, более чем в 10 тыс. человек, двинулась в 9 час. утра, имея в виду дальность расстояния от города. Вел ее председатель отдела союза Петров. Как и в других местах, в толпе этой было много женщин и детей, и процессия растянулась более чем на версту. Радостно возбужденная, но мирно настроенная, шла толпа, веря в успех. У Шлиссельбургских ворот ей пресекли дорогу пехота и атаманские казаки. Полицейский офицер и казачий полковник подъехали и убеждали толпу остановиться, но Петров и еще несколько рабочих подошли к ним, прося пропустить процессию, так как "они не нарушали общественной тишины". Полковник не согласился и повторил, если толпа не послушается, то он вынужден будет стрелять. После долгих пререканий толпа все-таки двинулась вперед. Тогда раздались три залпа, и толпа пала ниц. Были ли залпы холостые, была ли это случайность или солдатами руководило сострадание, но никто не был ранен. Толпа встала и снова двинулась вперед. Тогда пехота расступилась и пропустила казаков, которые врезались в толпу. Некоторые оказались ранеными. Петров пострадал сильно, сбитый с ног ударом и потоптанный лошадью. Фактически наступление толпы прекратилось. К счастью, солдаты смешались с толпою и стрелять нельзя было. Командир снова крикнул, что получил приказ не пускать процессии на мост. Вожаки поняли эти слова так, что через мост идти нельзя, а другой дорогой можно, и вся толпа бросилась боковой дорогой к Неве, чтобы по льду пройти на противоположный берег к центру города. Многие рассчитывали дойти таким образом до Адмиралтейской набережной, позади Зимнего дворца.
И из других частей города рабочие, несмотря на нападение войск, пробирались в большом числе к центру города и соединились с группою из центрального отдела союза около Дворцовой площади и по Невскому проспекту.
Как доказало тщательное расследование, предпринятое представителями петербургской адвокатуры, движение по Невскому в это утро, между Знаменской площадью и Полицейским мостом, не прекращалось. С раннего утра до часу дня оно совершалось беспрепятственно, хотя и в больших, против обычных, размерах. Рабочих сперва было мало, но потом количество их возросло. Дворцовая площадь была превращена в военный лагерь.
Внезапно, в половине второго, по приказанию капитана Кавалергардского полка, эскадрон солдат бросился на толпу, которая ожидала нашего прихода у Александровского сада, и стал их рубить саблями и нагайками. Там был абсолютный порядок и тишина, так как толпа, главным образом, состояла из женщин, стариков и детей. Они хватались с отчаянием за перила сада. Тогда раздался залп. Преображенцы давали залп за залпом, очевидно, наслаждаясь избиением невинных. Большинство из жертв были женщины и дети. Очевидец рассказывал, что залитое кровью место бойни имело ужасный вид. Сотни пали на месте, и в то же время стали раздаваться беспрерывные залпы с боковых улиц Невского. Офицеры и солдаты как будто перестали быть людьми. Один офицер на вопрос, зачем стреляют, ответил: "Они нам надоели", а другой сказал: "Я им говорю разойтись, а они только смеются". В одном месте кучка народа, спрятавшаяся в угол, была вся перебита. Один из этой кучки, оставшийся в живых, выступил вперед и, расстегнув одежду, обнажил грудь и крикнул: "Стреляйте сюда!" Раздался выстрел, и малый пал мертвым.
Происходила бойня и на Мойке, у Певческого моста, где кавалергарды, сбив с ног толпу, стреляли в нее. Около Полицейского моста мало-помалу собралась толпа, и, когда в четвертом часу на нее напала рота Московского полка, один из толпы поспешил выступить вперед и стал говорить солдатам, что они также были рабочими и, когда окончат службу, снова станут ими. Тогда офицер бросился на него и стал тащить на середину улицы, и, когда товарищи стали защищать его, он вынул револьвер и выстрелил в них. Один из рабочих упал, обливаясь кровью, но это не удовлетворило офицера, и он приказал солдатам стрелять. Мои несчастные рабочие все еще думали, что стреляют холостыми зарядами; но когда раздались три залпа, на земле лежали кучи убитых и раненых.
Четверть часа спустя на Полицейском мосту послышался сигнал. Стоявшая там мирная толпа не знала, что это значит. Не было ни беспорядка, ни шума, и войска стали в 20 шагах от народа. Внезапно раздался залп и пало несколько жертв. Остальные бросились бежать по Невскому, и вслед им были сделаны еще два залпа. Невский - такая прямая и широкая улица, что пули бьют на очень большое расстояние и давать там залпы - форменная бойня. Не могу не упомянуть, что во многих случаях у раненых выходное отверстие от пули было больше, чем входное, что, по словам докторов, доказывает, что употреблялись разрывные пули. Кроме Васильевского острова нигде, кажется, не была проявлена офицерами и солдатами такая беспричинная и страшная жестокость, как здесь. Барон Анатолий Остен-Дризен, капитан Преображенского полка, не состоявший даже в наряде, ударил саблей старика на Миллионной улице. Жерве, офицер Финляндского полка, проявил не только жестокость, но и трусость, прячась в опасные моменты за спины своих солдат. Очевидно, не все солдаты стреляли охотно, так как офицер Преображенского полка Николай Мансуров, скомандовавший первый залп на Дворцовой площади и неудовольствовавшийся наличностью кучи убитых и раненых, пошел осматривать ружья у солдат и нашел восемь неразряженных. Эти восемь солдат были немедленно арестованы. Много бедных деток, побуждаемых свойственным им любопытством или желанием лучше видеть, влезло на деревья. Один из фельдфебелей подошел к Мансурову и, показывая на ребенка, спросил позволения его благородия снять их; офицер позволил, и пули прекратили жизнь этих малышей. Полные сани детских трупов увозили с этого места, и, как мне говорили, почти у каждого из убитых застыла улыбка на лице - так неожиданно постигла их смерть.