ЖУРАВЛИНАЯ ДОРОГА
НУ И ДЕНЕК!
Колина парта стоит возле самого окна. Зимние рамы уже выставлены, а стёкла протёрты так, что кажется, будто вместо стекла в оконных переплётах натянута тончайшая мыльная плёнка.
В окно видна серая тесовая крыша дровяного сарая с ярко-зелёными валиками мха, кусочек двора с цветущей яблоней-китайкой, а за ними - безбрежный, ослепительный простор Зеи. Кажется, будто река присыпана яблоневыми лепестками. Над Зеей в сиповатой дымке плывут и плывут птичьи стам. А где-то над школой, высоко-высоко, слышится журавлиное курлыканье. Над песчаной косой посередине реки кружатся гуси. Они то сбиваются в огромный трепещущий ком, то рассеиваются веером. Ниже, у самой воды, вперегонки мчатся утиные стан. Чирки проносятся скопом, как воробьи, кряквы летят чинно, вытянувшись в струнку, словно нанизанные на бечёвку.
- Курбатов! - слышит Коля откуда-то издалека свою фамилию. - Помоги Петрову!
Коля прижался грудью к парте, но голос учительницы звучит настойчивей, резче, и он медленно поднимается. Высокий, нескладный, он гремит крышкой парты, шмыгает носом и горестно вздыхает. При взгляде на доску у него страдальчески скривилось лицо.
- Что с тобой? - спросила учительница. - Заболел?
Коля схватился за живот и низко склонился к парте.
Класс весело загудел.
Учительница улыбнулась и махнула рукой. Коля с грохотом опустился на своё место, чувствуя на себе взгляд учительницы, схватил карандаш, подвинул тетрадь. На чистом листе вместо условий задачи, над которой маялся у доски Васятка Петров, нарисованы железная дорога и два паровоза. Они на всех парах мчатся друг другу навстречу. Коля перевернул страницу и, сочувственно поглядывая на Васятку, стал рисовать гуся-казарку.
Васятке совсем плохо. Весь класс следил за его муками. С передних парт раздавался шёпот. Учительница тихо постучала карандашом по столу:
- Не подсказывать!
Васятка положил мел. Смахнул с кончика носа капельку пота и обтёр руки о штаны.
Учительница покачала головой:
- Опять! Кто же так делает - руки об одежду?
Васятка, шмыгнув носом, пошёл от доски.
- Петров, ты куда? Ну-ка, вернись!
Васятка остановился.
- Ты ведь уже почти решил.
Васятка, волоча ноги по полу, боком подошёл к доске.
- Тебе осталось только узнать сумму.
Васятка взял мел с таким видом, будто это раскалённый уголь.
Коля нарисовал гуся-казарку. Он теперь крутил в руке карандаш и, глядя на учительницу, старался понять, почему только ей одной нет никакого дела до того, что на дворе весна, что цветёт яблоня, что над Зоей летят гуси. Она даже куталась в свой зимний пуховый платок, хотя весь её стол и она, маленькая, седенькая, похожая на скворчика, были залиты жаркими солнечными лучами…
Васятка стёр ладонью с доски.
- Есть тряпка для этого, - говорит Зинаида Ивановна.
Но Васятка не слышал - он с таким ожесточением начал писать, что мел так и брызгал из-под пальцев.
Учительница осторожно повернула голову к окну. Словно по команде, все головы в классе тоже повернулись к окнам, и на этот раз учительница никому не сделала замечания. Только Васятка складывал высокий столбик чисел. Он даже не обернулся, когда Зинаида Ивановна сказала, глядя на весенний простор:
- Знаете, почему в этом году у нас так долго держатся перелётные птицы? Это потому, что в верховьях Зеи выпал снег, много птиц вернулось назад и теперь дожидаются, когда наконец весна переборет зиму.
Васятка решил задачу и теперь стоял и смотрел на потолок, где бегал солнечный зайчик, отражённый форточкой. В глазах у Васятки так и светится радость, вся его коренастая фигура как бы хочет сказать: "Подумаешь, тоже мне задача!"
Учительница отвернулась от окна, посмотрела на доску:
- Ну вот, а говорил, что не решишь. Садись.
Васятка, не глядя на товарищей, пошёл между партами и сел рядом с Колей.
Учительница вызвала Дуню Хрусталёву и продиктовала ей условие задачи. Сегодня повторение пройденного. Дуня прекрасно умела решать задачи на проценты, рука её так и носилась по доске, ей не терпелось блеснуть своими знаниями.
Коля с Васяткой не смотрели на доску, всё их внимание было поглощено более важными делами за окном. Вот с яблони комом упали драчливые воробьи и забарахтались в траве. Показался Бобка-лохматый пёс с костью в зубах, и лёг в тени, косясь на воробьёв.
По реке двигалась зеленоватая чёрточка - лодка. Это бакенщик отправился па охоту. Коля притронулся к багровому шраму на лбу и шепнул:
- Вот теперь сиди из-за тебя!
- Из-за меня?
- А из-за кого же? Не знаешь, так молчи!
- Это я не знаю? Сам ты не знаешь! - огрызнулся Васятка.
Зинаида Ивановна постучала карандашом по столу.
Коля и Васятка умолкли, но ссора между ними продолжалась молча. Они медленно отодвинулись в разные стороны. Сидеть на самом кончике парты неудобно и непривычно, они готовы совсем пересесть на разные парты. Через минуту Коля первый подвинулся к Васятке. Васятка словно окаменел. Но глаза его чуть теплеют. Ещё полминуты он выдерживает характер, затем, не глядя на Колю, тянется к его промокашке.
Но мир ещё не восстановлен.
Васятка рисовал на промокашке цилиндр. Коля с величайшим вниманием следил за кончиком его карандаша. Васятка поделил цилиндр на восемь частей и нижнюю восьмушку жирно заштриховал. Взгляды их встретились. Коля опустил глаза.
Да, он пересыпал немного пороху: вместо восьмушки насыпал чуть ли не полный патрон. Если бы не эта маленькая оплошность, то не разнесло бы ствол его ружья.
Васятка удовлетворён, но в душе он признаёт, что тут есть и его вина: это он посоветовал зарядить ружьё бездымным порохом, который стащил у дедушки.
Васятка занял на парте свою половину. Друзья по-прежнему сидели локоть к локтю и опять не отрываясь смотрели в окно.
Возле яблони, где Бобка грыз кость, внезапно появился знаменитый пёс кузнеца Хрусталёва, пойнтер Робинзон. Коричневый, с подпалинами красавец делал вид, что ему нет никакого дела ни до Бобки, ни до его кости. Он шёл как бы мимо и, казалось, смотрел только на воробьёв, что купались в пыли, но какая-то невидимая сила тянула его к Бобке. Бобка прекрасно знал Робинзона и потому повернулся к нему хвостом, перестал грызть кость н даже для пущей безопасности прикрыл её своей лохматой грудью и устрашающе оскалил зубы.
Все эти предосторожности были непоправимой ошибкой простодушного Бобки. Робинзон мигом оценил выгоды своего положения. Куда девалась его медлительная важность! Он в два прыжка очутился возле Бобки и укусил его за крестец. Бобка повернулся к обидчику, но Робинзон не принял боя. Он ловко перепрыгнул через Бобку, схватил кость и был таков. Бобка не сразу сообразил, в чём дело. Вначале он погнался было за Робинзоном, затем, вспомнив про кость, вернулся и, обнаружив пропажу, в полной растерянности завертелся на месте.
Коля и Васятка засмеялись.
Снова раздалось сухое постукивание карандаша об учительский стол.
Коля написал на промокашке: "Вот взять бы на охоту Робинзона!"
Васятка написал рядом: "И хрусталёвское ружьё".
Коля кивнул. Вот это было бы дело!
Два последних урока Коля и Васятка не смотрели в окно, не разговаривали, и казалось, оба внимательно слушали учительницу.
Зинаида Ивановна недоверчиво поглядывала на них. Она не догадывалась, что Васятка и Коля перенеслись далеко за стены школы, они сидят в камышах, сжимая в руках ружьё Хрусталева, и, обратившись в слух, ждут, пока над головой послышится свистящий шорох утиных крыльев.
ДВА СОКРОВИЩА
Ни у одной собаки в мире не было такого загадочного прошлого, как у Робинзона. Два года назад, во время летнего разлива Зеи, он плыл мимо Астрахановки на стоге сена. При желании он мог бы довольно легко добраться до берега, но это, видимо, не входило в его "расчёты". Что-то влекло его в неведомые края.
Хрусталёв заметил собаку и поехал за ней на лодке. Но собака не желала покидать стог. Кузнец хотел снять её силой, оступился и полетел в воду. Когда он вынырнул и стал, отплёвываясь, ругать неблагодарного пса, то заметил, что его уже нет на стоге. Пёс сидел в лодке и, свесив голову за борт, с любопытством глядел на своего спасителя. С трудом кузнец влез в лодку и стал грести к берегу, рассматривая собаку. В груди кузнеца потеплело. Он всю жизнь мечтал о такой собаке, и вот она сидела перед ним и смотрела на него умными золотистыми глазами и дружелюбно барабанила хвостом по днищу.
- Куда это ты собрался, а, Робинзон ты этакий? - спросил кузнец и засмеялся.
Целую неделю Хрусталёв ходил по знакомым хвастаться собакой.
- Ну, каков у меня Робинзон? - спрашивал он, вваливаясь в избу.
Собака чинно садилась у порога. По приказанию своего нового хозяина она ложилась, вставала, подавала лапу, "служила", стоя на задних лапах.
- Только не говорит! - с гордостью замечал Хрусталёв. - Редкого понятия тварь.
Всё в нём нравилось кузнецу, даже и то, что Робинзон при каждой удобном случае вступал в драку с встречными собаками и тянул в свою конуру или зарывал про запас всё, что попадалось ему на глаза и что он был в состоянии унести.
Теперь, что бы ни пропало на селе, все шли к кузнецу и требовали возмещения убытков.
Летом во время тренировок Робинзон показывал замечательную выучку. Он делал великолепные стойки над кустами картошки, где затаились куры, и при команде "пиль" бросался грудью вперёд. Вспугнув курицу, он не бежал за ней, а, как положено охотничьей собаке, ждал "выстрела".
- Образованный, шельмец, академик! - хвастался кузнец.
Пришла осень. Хрусталёв отправился с Робинзоном на первую охоту. Едва они вышли за околицу, как Робинзон вырвался вперёд, и никакие просьбы, угрозы не могли заставить его вернуться.
На охоте Робинзона покидало благоразумие. Запах дичи так кружил ему голову, что он, забыв о своём образовании, как сумасшедший гонялся за фазанами, вспугивал уток и гусей чуть ли не за километр от своего хозяина. Кузнец напился с горя, ходил по селу и, встретив знакомого, начинал оправдывать Робинзона:
- Это он переучился. Теория его заела. Ну, как нашего агронома. В теории собаку съел, а в поле - как в тёмном лесу. Ну, я его поставлю па ноги! Он у меня птицу на лету будет ловить. Правда, Робинзон?
Робинзон лаял в ответ.
Прошли две мучительные для кузнеца и для Робинзона недели.
Кончилось тем, что кузнец, собираясь на охоту, стал сажать Робинзона под замок.
- Хрусталёв опять на охоту собирается, - смеялись в селе, слыша, как надсадно воет в заточении обиженный Робинзон.
Робинзон очень скоро научился отгадывать намерения хозяина. Как только он замечал, что начинаются приготовления к охоте, или даже ловил взгляд кузнеца, брошенный на ружьё, то немедленно убегал за околицу и там терпеливо ждал своего хозяина.
Ружьё Хрусталёва было под стать Робинзону. Такого ружья не было во всей округе, а может быть, и в целом свете. Оно было сделано по заказу какого-то богача лет сорок назад в бельгийском городе оружейников, Льеже. Стволы этого ружья сверкали золотой насечкой, а ложа - инкрустациями из слоновой кости. В патрон ружья входило чуть ли не полстакана пороху и добрая пригоршня дроби, поэтому отдача у него была необыкновенная. И, хотя кузнец привязывал к ложе небольшую подушечку, во время охотничьего сезона его правая щека так опухала, будто он страдал флюсом.
У ружья был только один маленький изъян: что-то не ладилось со спусковым механизмом. То курки не действовали совсем, то разбивали капсюли у патронов в самое неподходящее время. Хрусталёв починял ружья для охотников целого района, а вот своё уже лет десять всё собирался исправить и никак не мог найти для этого времени. Из-за этого односельчане никогда не ходили вместе с кузнецом на охоту и даже избегали появляться в том районе, где раздавались пушечные выстрелы хрусталёвского ружья…
Вот об этом-то ружье и размечтались Коля с Васяткой. Робинзон занимал их гораздо меньше, потому что стоило только взять в руки это легендарное ружьё, как пёс, словно сивка-бурка, вырос бы перед ними как из-под земли.
После уроков гуси пошли над Зеей валом. И мечта о ружье повлекла Васятку с Колей прямо к кузнице. Они знали, что Хрусталёв ни за что на свете не даст им своего ружья, но им хотелось хоть одним глазком посмотреть на него.
Возле сельсовета их догнала Дуня Хрусталёва.
- Вы куда это? - спросила она подозрительно: Коля с Васяткой жили в другой стороне села.
- Пройтись, - ответил Коля. - Воздухом подышать.
- На кудыкину гору! - буркнул Васятка.
- Думаете, не знаю?
- А что знаешь? - насторожился Коля.
- Да всё, что вы задумали.
Коля и Васятка переглянулись, как заговорщики: их не поймаешь на этот наивный приём выпытывать тайну.
- Ну вот, всё теперь ясно! - Лукавые глаза Дуни радостно блеснули.
- Что ясно? - пожал плечами Коля.
- Да всё по глазам видно.
- Раз видно, что же спрашиваешь?
Мальчики свернули в переулок и пошли к кузнице.
Дуня вскинула белёсые брови.
- Подумаешь, задавалы! Чихала я на ваши секреты.
Она показала язык и побежала вприпрыжку домой. Настроение у неё было прекрасное: она получила пятёрку, и ей не терпелось скорее похвастаться дома. Через минуту сна уже забыла и о ребятах и об их секрете.
…Вот и кузница. Под телегой лежал Робинзон и, видно, чтобы убить время, грыз кость, отнятую у простодушного Бобки. Мальчики заглянули в двери кузницы. Хрусталёв с молотобойцем ковали костыли. Они работали так легко, так слаженно, что казалось, будто молоток с кувалдой сами бьют по раскалённому железу, а кузнецы лишь сдерживают непомерный их пыл. Молоток слегка коснулся наковальни, издав сухую трель, и тотчас же кувалда повисла в воздухе.
В клещах вместо раскалённого куска железа теперь тускло поблёскивал малиновый костыль. Кузнец, не взглянув, бросил его в кучу таких же костылей. Широкогрудый, краснолицый молотобоец опустил кувалду, движением головы стряхнул пот со лба и стал раздувать меха.
Хрусталёв вышел из кузницы, кивнул в ответ на приветствия мальчиков, а затем, приложив руку козырьком, стал смотреть в небо.
На лице кузнеца появилась тревога, он метнулся в кузницу и тотчас же выскочил оттуда с ружьём, быстро вскинул его, целясь в гусиную стаю, пролетавшую над головой.
Выбежал молотобоец.
- Не донесёт, - равнодушно заметил он, задрав голову.
Щёлкнули курки.
- Осечка, - подмигивая мальчикам, сказал молотобоец,
Кузнец опустил ружьё.
- Да, далековато, сажен двести, а то и поболе. Надо бы картечью зарядить. А ты под руку не говори, дурья башка! Ну, а вам что? - обратился он к ребятам.
- Нам? - Коля вопросительно посмотрел на Васятку, будто и сам не знал, что им действительно нужно здесь.
- Нам… ничего… так, - сказал Васятка. - Шли вот. и зашли…
- То-то что зашли. Шляетесь без дела вроде моего Робинзона.
Услышав своё имя, Робинзон навострил уши.
Молотобоец усмехнулся:
- Хитёр, вражина, знает, про кого говорят.
- А ты думал! Тебе бы у него ума подзанять не мешало, - ворчал Хрусталёв. - Смотри-ка, слушает, бандит. Сегодня ночью залез в погреб, съел мясо в кастрюле и крышкой её закрыл. Я только по следам догадался, чья это работа.
Помощник Хрусталёва хохотал, сверкая белыми зубами.
- Такие-то дела. - Хрусталёв, лукаво прищурившись, спросил у ребят: - Вы, часом, не на охоту ли собрались? Может, компанию составим?
Молотобоец снова захохотал. И смех этот долго звучал в ушах мальчиков, пока они шли по селу. Дорогой они не разговаривали. Коля поднял прут и хлестал прошлогодние стебли чертополоха, Васятка сосредоточенно рассматривал дорожную колею, ероша пятернёй косматую голову.
Васятка с Колей жили рядом. Они уселись на бревно возле плетня.
- На чёрта нам эго ружьё? - сказал Васятка. - Только всю дичь распугаешь. Пусть он сам из него пуляет.
- Да я бы и даром его не взял! - подхватил Коля.
Они ещё долго сидели на бревне, следили за стаями птиц
и печально вздыхали, мечтая о хрусталёвском ружье.
СУХАЯ ОХОТА
После обеда Коля сел было за уроки, но под окном залаял дворовый пёс Султан. Коля сердито постучал в окно. Султан повернул голову и, виляя хвостом, продолжал лаять с таким видом, будто хотел сказать: "Разве не видишь, что творится на селе?" Султану вторили Васяткина звонкоголосая Пальма и, видно, застудивший горло председательский Разгуляй. Коля вышел на крыльцо, прислушался. Лаяли все собаки на селе. Что-то произошло.
На несколько секунд собачий хор затих, и Коля ясно услышал плачущий голос Робинзона. Всё стало ясно! Хрусталёв собирается на вечернюю зорьку и посадил Робинзона под замок.
Когда Робинзон попадал в заточение и подавал свой голос, все собаки на селе выражали ему своё горячее сочувствие. Видно, в эти минуты они забывали обиды, нанесённые Робинзоном, и с жаром поддерживали попавшего в несчастье собрата.
Коля крикнул на Султана. Султан замолчал, виновато помахал хвостом и убежал со двора. Через минуту его зычный голос доносился уже с огорода.
Дома было тоскливо. Под окнами теперь ходила Королева - пёстрая курица и нудно квохтала, в соседней комнате однотонно стучала швейная машинка и слышался дребезжащий бабушкин голосок. Она пела знакомую, старую-престарую песенку про белы снеги.
- Бабушка! - не выдержал Коля.
Голос и стук машинки за стеной умолкли.
- Что тебе?
- Ведь весна уже!
- Не слепая… Хорошая песня всегда в пору.
Застучала швейная машинка, и она снова затянула про белы снеги. Коля натаскал в кадку воды из колодца, залез на сеновал, сбросил корове сено в ясли и снова сел за столик, у окна. Хотя Королева куда-то ушла, а бабушка теперь пела "Шумел-горел пожар московский", у него не хватало сил приняться за уроки. Собачьи голоса напоминали ему о гусиных стаях, о зейском просторе. Коля почувствовал себя обиженным, одиноким и совсем несчастным человеком.
Всё же он раскрыл было грамматику, но в окно постучал Васятка. Он подморгнул и кивнул головой.
Коля открыл окно и перемахнул через подоконник:
- Ты что?
- Ничего…
- Не учится?
- Задачи уже решил.
- Как это у тебя получается? - вздохнул Коля.
- Проще пареной репы. Сажусь, затыкаю уши, и всё…
- Ну и помогает?
- Не всегда.
- Надо попробовать… Ваши в поле?
- Ага. Ваши тоже?
Коля кивнул.
- Может, пойдём?
- С чем, с палками?
- Нет, так, всухую. Слышал, Робинзон воет?
- Ну и что?
- Как - что? Может, подранка добудем.
Коля просиял:
- Верно! Хрусталёв в утиную тучу бабахнет, они так и посыплются.
- Ещё бы!
- Идём!
- Ну вот, "идём, идём"… А русский кто за меня выучит?
- Завтра нас не спросят.
- Тебе хорошо, не попадает, наверное, а у моего бати солдатский ремень из слоновой кожи.