– Друзья ждут нас на перевале. Надеюсь, что еще ждут, – сказала Сашка, впервые задумавшись о том, сколько времени прошло с того дня, как они расстались. Там, под землей, в царстве вечной тьмы, чувство времени совершенно терялось. На прощанье Сашка обняла единорога за шею.
– Не грусти, у меня предчувствие, что нам суждено еще встретиться, – прозвенел серебряный голос. И он умчался быстрее ветра.
Через пару часов друзья пересекли долину и поднялись к перевалу. И почти сразу же заметили тонкую струйку дыма от догорающего костра. Рядом в задумчивости сидел хмурый дварф, покуривая вечную трубку.
– Брокк! – горячая волна радости захлестнула Сашку. При их появлении лицо старика, изборожденное глубокими морщинами, расплылось в счастливой улыбке, но он быстро взял себя в руки и сурово сдвинул брови.
– Ну и где вас носило? Пять дней тут кукуем на семи ветрах, все кости ломит!
Сашка обняла старого дварфа, окончательно его растрогав.
– Брокк, а где Грэй? – спросила она, втайне боясь услышать что-то страшное.
– Да на охоту ушел, – успокоил ее тот, пристально вглядываясь в Тобиаса. – А с парнем что? Замороженный он словно. Рассказывайте, что было-то в Лабиринте? Добрались до Зеркала Судеб? С рукой что приключилось?
– Ерунда, оступилась на камнях и ободрала, – отмахнулась Сашка. – Ты лучше расскажи, как вы от Гармра отбились!
Дварф важно погладил окладистую бороду, выбил из трубки старый табак и, достав узорчато расшитый кисет, стал забивать новую порцию, готовясь к долгому и обстоятельному повествованию.
– Вот вы думаете, почему дварфы лошадей не держат? – улыбаясь, подошел к костру Грэй. – Потому что из-за коротких ног до стремян не достают? Нет! Дело в том, что даже в самом старом дварфе прыти больше, чем в арабском скакуне! Еле-еле нагнал его на перевале…
– Уймись ты уже, зубоскал окаянный! – ворчливо буркнул Брокк. Друзья обнялись.
– А ты повзрослел, возмужал, – сказал, пристально вглядываясь в лицо Тобиаса, Грэй.
Когда после долгого и трудного спуска показалась долина, где обитали дварфы, Брокк посмурнел. На последнем привале он, не поднимая глаз от пламени костра, сказал:
– Мне пути назад нет. Я нарушил закон праотцов и ступил на запретные земли. Меня ждет вечное изгнание. Впрочем, я ни о чем не жалею. С тех пор как ушел сын и умерла жена, никто и не ждал меня у теплого очага. Я пойду с вами.
– Я не знаю, согласится ли Искобальд переправить тебя в Гриндольф, – растерянно сказала Сашка.
– Думаю, я сумею найти веские аргументы, – усмехнулся Брокк.
Их путь вновь пролегал через подземный город: перед долгим переходом через выжженную степь необходимо было пополнить запасы еды и воды. Брокк предпочел не показываться на глаза соплеменникам, и они условились встретиться в лощине неподалеку от Ущелья Молчания.
У ворот города дварфов им повстречался все тот же дозорный отряд. Путников, осмелившихся ступить на запретные земли, встретили настороженно, но Грэй парой удачных шуток разрядил обстановку.
– Альфриг приказал незамедлительно доложить о вашем возвращении, – сказал их старый знакомый Грер.
– Не в моих правилах откладывать встречу с добрым другом! – сказал Грэй.
Грер проводил их в тронный зал, где предводитель дварфов устраивал советы со старейшинами.
– Вы живы! Вы вернулись! – Альфриг встретил усталых путников с распростертыми объятьями. – Вам удалось отыскать Лабиринт?
– Да. Это гиблое и страшное место. Ваши предки проявили мудрость, наложив нерушимый запрет, – сказала Сашка.
– Я говорил, говорил: кольцо, выкованное славным Виландом, не могло попасть в случайные руки, – Альфриг окинул старейшин горделивым взглядом. – Я прошу тебя о великой милости: позволь мне еще раз взглянуть на него. В прошлый раз слезы счастья застилали мои глаза, а я хотел бы накрепко запечатлеть в памяти наследие праотцов, которым гордится мой народ.
Сашка стояла, опустив глаза в пол, и чувствовала, как под выжидательными, недоумевающими взглядами собравшихся ее уши становятся пунцовыми.
– Что значит твое молчание? Ты отказываешь мне? – тихо спросил Альфриг.
– Я никогда бы не отказала. Но кольца нет.
– Нет? Кольца нет?! – переспросил он, не веря своим ушам.
– Я оказалась никудышным хранителем, – Сашка решительно посмотрела в глаза предводителю дварфов. – Я потеряла его в Лабиринте.
Альфриг смотрел на нее во все глаза, словно у нее вдруг выросли хобот и огромные уши. Краем глаза Сашка заметила, что Тобиас криво усмехнулся. Грэй выступил вперед, чуть отодвинув Сашку.
– Мудрый Альфриг, чудо, что дети вернулись живыми и невредимыми, – твердо сказал он. – Думаю, мало кто отважился бы пройти этот путь.
– Да, – предводитель дварфов по-прежнему не отрываясь смотрел на Сашку. – Это главное.
Сашка опустила руку в карман и вынула злато-рыск.
– Спасибо, без златорыска мы просто сгинули бы в подземелье.
Повинуясь безмолвному приказу правителя, к ней подошел один из старейшин и осторожно взял хрупкий прибор.
Альфриг дважды хлопнул в ладоши, и в зал вошел Грер.
– Проводи наших гостей в мастерскую Двалина, – приказал Альфриг.
Как этот чопорный тон отличался от радушного приема, который был оказан им в прошлый раз!
– Спасибо, Альфриг, пусть народ твой процветает в мире и благоденствии! – Грэй приложил руку к сердцу.
Предводитель дварфов холодным кивком дал понять, что они свободны.
– Да, вот еще, – окликнул он их напоследок. – Вы не встречали в горах Брокка? Он пропал в тот день, когда вы ушли.
– Он сам говорил нам, что это запретный путь для каждого дварфа, – вывернулась Сашка. – Да он ведь настоящий нелюдим, может, просто бродит где-то в горах.
– Что ж, это все, – кивнул Альфриг.
В кузнице, где все так же стоял чад и жар от огромных печей, летели искры и стучали огромные молоты, друзья увидели Двалина. Он, как и в прошлую встречу, попыхивал трубкой, щурясь от едкого дыма, приглядывая за работниками из-под косматых насупленных бровей. Заметив нежданных гостей, он не стал скрывать радостного удивления:
– Да вы просто везунчики, каких свет не видывал! Это ж надо: спуститься в Лабиринт и выйти живыми-невредимыми! – пророкотал он, крепко пожимая руки Грэю и Тобиасу. – Ну, а оружие ваше готово раньше срока, дожидалось вашего возвращения.
И старый кузнец повел друзей в дальнюю комнату. Факел в его руке немилосердно чадил, и в его скудном свете по стенам заметались огромные уродливые тени. Двалин подошел к сундуку с металлическими заклепками и, откинув тяжелую крышку, достал длинный обоюдоострый меч.
– Будь прям и тверд, как этот меч, и рази врагов без пощады, – сказал он, передавая клинок Грэю.
– Благодарю тебя, Двалин, – ответил Грэй. – Это бесценный дар.
Простая рукоять легла в ладонь как влитая. Грэй покрутил кистью, невольно заслушавшись, как сияющее лезвие звонко разрезает воздух.
Двалин удовлетворенно хмыкнул и вновь склонился над сундуком. Тобиас затаил дыхание, но когда он увидел в руках старого кузнеца засаленную тряпицу, его рот скривился от разочарования. Двалин бережно развернул ветошь и достал стилет. Его рукоять была богато украшена резьбой, а узкий трехгранный клинок заточен для колющих ударов.
– Этот кинжал называют клинком милосердия. Вонзая острое лезвие прямо в сердце раненого врага, его избавляли от мучений, – проговорил Двалин, глядя на Тобиаса из-под косматых бровей.
– Спасибо, я запомню, – ответил тот.
Сердечно простившись со старым кузнецом, они выбрались из подземного города. Полдень уже миновал, и им нужно было торопиться, чтобы добраться к стоянке Брокка до темноты. Сашка плелась следом за Грэем и Тобиасом, словно покачиваясь в жарком мареве. Ладонь, рассеченная кинжалом и обожженная камнем, распухла, и ноющая, отупляющая боль не отпускала ее ни на минуту. Сашка так и не решилась показать рану никому из друзей, чтобы не пришлось рассказывать о произошедшем в пещере. На коротких остановках она промывала тряпицу, которой была обмотана рука, в ручье и, с наслаждением опустив ладонь в прохладные струи, давала воде вымыть весь гной из язв. Она держала руку в воде, пока от холода не начинали ныть зубы – это давало хотя бы краткую передышку, а затем боль терзала рану с новой силой.
Когда они оказались в бескрайней выжженной степи на подступах к Грозовым горам, Сашка, обессилев, рухнула на землю. Она почувствовала, как ее подхватили и приподняли над землей, но сил открыть глаза и сказать что-то у нее уже не осталось. Голоса друзей доносились приглушенно, едва различимо, словно кто-то в ее голове крутил колесико настройки громкости.
…Сашка пришла в себя в комнате, наполненной мягким зеленоватым светом. Стены были покатые, без углов, и так же плавно переходили в потолок, словно в огромном коконе. Девочка прислушалась, но снаружи не долетало ни единого звука. Она заерзала и только тут поняла, что боли больше нет. Левая рука была забинтована по локоть так плотно, что она не могла даже пошевелить пальцами. Сашка даже не была уверена, остались ли у нее пальцы.
Откинув легкий полог, в комнату вошла Эвейн.
– Ты проснулась! – воскликнула она. – Милая, мы так испугались за тебя!
Сашка обняла ее и разрыдалась. Словно огромный груз упал с ее плеч. Только Эвейн она могла рассказать о том, что на самом деле произошло в пещере.
– Твоя рука выглядела просто ужасно, как же ты терпела эту боль? И даже альвины не могли понять, как излечить тебя, пока Тобиас не сказал, что в рану, возможно, мог попасть яд василиска. А от него есть одно противоядие – кровь единорога. Я плакала, умоляла, но альвины заверяли, что они бессильны помочь: если яд попал в кровь, он медленно убьет тебя. Грэй и Брокк взяли коней и отправились к Искобальду, надеясь, что его магия сможет исцелить тебя. Но случилось настоящее чудо: из леса вышел единорог. Я думала, они – сказка, вымысел. Альвины не решались даже прикоснуться к нему – по их поверьям, это святотатство, страшный грех. Тогда Тобиас вскрыл ему вену и смазал кровью язвы на твоей руке. Он такой смелый, я бы ни за что не решилась! А единорог – он словно знал тебя – и его тоже, и так доверчиво подставил шею под нож!
– Тобиас пролил кровь единорога?! Кровь единорога пролилась из-за меня… Понимаешь ли ты, что это значит?! Сбылось пророчество этой мерзкой старухи! Он погиб?!
– Нет-нет, что ты! Потребовалось всего несколько капель крови. Он снова скрылся в лесу, – Эвейн ласково положила ладонь на пылающий лоб Сашки, пытаясь успокоить ее. – Слова Леборхам были полны тумана, и истинный смысл их совершенно неясен. Не стоит беспокоиться об этом – по крайней мере, сейчас.
За окном раздался топот конских копыт, и в комнату быстро вошли Грэй, Искобальд и старый дварф, а следом за ними – Тобиас. При виде Сашки усталое запыленное лицо Грэя озарилось лучезарной улыбкой.
– Ну, как видно, тут прекрасно справились и без нас, – сказал Искобальд, пряча лукавую улыбку в седой бороде.
Эвейн рассказала друзьям о чудесном исцелении Сашки, и во время ее рассказа лицо волшебника все больше и больше мрачнело. Сашка не сводила с него встревоженного взгляда.
– Думаю, вам с лихвой хватило приключений, – наконец сказал великий маг. – Меня терзает чувство, что чем дольше Сашка задерживается в Запредельном мире, тем слабее ее шансы дожить до совершеннолетия. А потому, если нет возражений, позвольте-ка отправить вас обратно в Гриндольф, а Сашу – в ее мир. Возможно, стоит избежать кровопролитной битвы и выбрать другой день и час?
– Нет! Это подлость и трусость – бросить товарищей в беде, – воскликнул Тобиас.
– Хорошо, будь по-вашему, – сказал Искобальд.
Сашка встретилась взглядом с Искобальдом: ей так о многом нужно было рассказать великому магу. Очертания предметов стали расплывчатыми, а из углов комнаты поползли клубы белесого тумана. Сашка огляделась: Эвейн, Тобиас и Грэй застыли словно восковые фигуры. Искобальд шагнул к ней навстречу и обнял.
– Что случилось, детка? – спросил он.
– Все просто ужасно! Я потеряла кольцо. Вернее, мне пришлось отдать его Хранительнице Зеркала Судеб. И Тобиас окаменел от взгляда василиска. А когда мне удалось снять с него эту каменную скорлупу, он стал… другим. С ним творится что-то странное, Искобальд. Он просил никому не рассказывать о том, что произошло в Лабиринте, но я так тревожусь за него.
– Час от часу не легче, – маг устало потер переносицу.
– Я же говорила: я не избранница, кольцо попало ко мне совершенно случайно. И я даже не смогла его сохранить… Я хочу вернуть Хвитинг – не мне им владеть.
– Нет, оставь, он и так слишком долго пролежал в ларце без дела. Думаю, то, что ты оказалась здесь, не случайно. А по поводу кольца не волнуйся – оно всегда отыщет своего истинного владельца.
– Прошу тебя, Искобальд: я должна задержаться в Гриндольфе еще хотя бы на один день! Я должна знать, спаслись ли Римдал и родные Тобиаса.
– Да, хорошо, если ты пока будешь рядом с ним – возможно, это убережет его от необдуманного шага.
– Может, ты пойдешь с нами? Знаешь, в Гриндольфе тебя помнят. И ждут.
– Похоже, мне действительно придется наведаться в тот мир. Я приду, как только узнаю, что происходит с Тобиасом. Возможно, в старых свитках есть ответ.
Он вложил в ладонь Сашке кожаный мешочек на длинном ремешке.
– Я надеюсь застать тебя в Гриндольфе. Но если вдруг случится так, что тебе будет угрожать смертельная опасность, просто брось его через правое плечо и представь место, где хочешь оказаться.
Искобальд хлопнул в ладоши, и все снова задвигалось, наполнилось звуками.
Они вышли на поляну за домом. Эвейн крепко сжала Сашкину руку. Искобальд взмахнул руками, и поднялся настоящий ураган. Вмиг налетевшие лиловые тучи закрыли солнце, холодный порывистый ветер сдирал одежду. Их закружило в безумном смерче, а через мгновение они уже оказались в грохоте ожесточенной схватки. Вокруг звенели мечи, лилась кровь, доносились хриплые выкрики и стоны. Лесные братья отступали, теснимые хорошо вооруженными и закованными в броню королевскими стражниками. Сашка увидела, как к ним с Эвейн с мечом, занесенным для удара, мчится всадник: его лицо было перекошено от ярости, он пришпоривал коня, который скакал прямо по телам убитых и раненых. Сашка инстинктивно зажмурилась и вдруг услышала скрежет – подлетевший на чужом коне Грэй выбил его из седла и рубанул сплеча, забрызгав все кровью. Он схватил повод коня поверженного врага и скомандовал: "Эвейн, скорей!"
А затем рывком подхватил Сашку и, усадив позади себя, пришпорил коня, направив его к лесу. Впереди скакала Эвейн, и ее длинные золотистые волосы развевались по ветру, словно пламя.
Когда отзвуки битвы стали почти неразличимы, охотница резко осадила коня.
– Грэй, там Тобиас.
– Я вернусь за ним, а ты возьми Сашку. Ждите нас в лагере, – ответил тот и скрылся в лесных зарослях.
Сашка и Эвейн медленно потрусили по лесной тропе. В лагере было пусто и тихо. Девушки, которые выбежали из шатра, услышав стук копыт и ржание, опустили глаза: забрызганное грязью и кровью роскошное платье Эвейн без лишних слов рассказало о том, что произошло на дороге.
– Нужно умыться. Приготовить обед. Вскипятить большой чан воды и приготовить ветошь, чтобы промыть и перевязать раны. Они скоро вернутся. А мы должны ждать. И верить, – сказала Эвейн, и девушки, вытерев слезы, разожгли костры, чтобы сварить похлебку и нагреть воды.
Через несколько часов в лагерь потянулись уцелевшие в битве повстанцы. Кто-то шел сам, кого-то вынес с поля боя верный конь, кого-то – преданные товарищи. Бросив быстрый взгляд на страшные кровоточащие раны одного из лесных братьев, Сашка еле сдержала приступ дурноты: в глазах потемнело, к горлу подкатил ком, а все тело покрылось липкой испариной. Но раненый страдал, а рук не хватало, и Сашка, преодолев оцепенение, пошла за горячей водой. До глубокой ночи они с Эвейн и другими девушками оттирали запекшуюся кровь и грязь, перевязывали раны, успокаивали, поили похлебкой и вели счет погибшим. Более сотни лесных братьев отправились утром на окраинную дорогу. Вернулись только сорок семь. Многие были тяжело ранены, искалечены. Сашка и Эвейн то и дело обменивались тревожными взглядами: ни Грэя, ни Тобиаса нигде не было. Наконец на поляну пошатываясь вышел Грэй. Его правый бок был залит кровью.
– Ты ранен? – бросилась к нему Эвейн.
– Это не моя кровь, – он бережно уложил на траву Ильстрема – тот был без сознания.
– А Тобиас? Что с ним? – спросила Эвейн, опускаясь на колени, чтобы осмотреть и перевязать раны предводителя лесных братьев.
– Я искал его и среди живых, и среди мертвых. Его нигде нет. Возможно, королевские стражники схватили.
Прошла неделя. О Тобиасе по-прежнему не было никаких вестей, как и о судьбе тех несчастных, которых конвой вел в Хильстгрот. Лесные братья залечивали раны. Потери были слишком велики, и о новой вылазке не могло быть и речи.
Сашку, которая днем выбивалась из сил, помогая Эвейн выхаживать раненых, по ночам мучили кошмары. Стоило ей закрыть глаза, как из темноты выступал Тобиас – закованный в цепи, истекающий кровью. В сырых подземельях замка Кронка его ждут безжалостные палачи, которые изощренными пытками у любого могут вырвать признание в самых страшных преступлениях.
Однажды ночью, спасаясь от тяжелых видений, она выскользнула из шатра, чтобы подышать ночной прохладой. Полная луна заливала все холодным призрачным светом. От реки веяло свежестью. Звонко стрекотали сверчки. Раскинув руки, Сашка упала в густую траву. Над ней в бескрайнем черном небе сияли мириады далеких звезд.
Вдруг она услышала приглушенные голоса. Тихо переговариваясь, к шатру приближались Эвейн и Иль-стрем. Сашке было неловко выдать себя, и она затаила дыхание и прислушалась к разговору.
– …ни одной живой душе, крепко-накрепко запечатав боль в своем сердце. Я родом из маленького горного селения. В тех краях жили наши предки – пасли скот, возделывали скудную землю, строили дома – неказистые, но крепкие. У меня была семья. Жена и трое детей. Однажды, в сильный снегопад, в наш дом постучалась девушка. Ее одежда превратилась в грязные лохмотья, она не держалась на ногах от голода. Моя Фру была сердобольной женщиной и приютила незнакомку. А когда буря улеглась, в деревню нагрянули королевские стражи, которые давно разыскивали беглянку. Они не стали проводить дознания. Просто загнали всех жителей деревни в амбар и подожгли его. Дети, старики, женщины, мужчины – все погибли, задохнулись в дыму. Я в тот день был на охоте. Почувствовав запах гари, поспешил к дому. Но опоздал. Я нашел лишь пепел. Все, что я любил, чем дорожил, превратилось в тот день в прах и золу. Моя душа была выжжена дотла, мое сердце окаменело. Только огромная, всепоглощающая, неутолимая жажда мести держала меня на плаву. Каждую ночь я представлял, как мой кинжал вонзится прямо в черное сердце Кронка. Я продолжал жить только ради этого мига. А потом в лагере появилась ты. Светлая, как майское утро…
– Ильстрем, – мягко остановила его Эвейн.