Действительно, шикарного размера зеленая труба с грохотом покатилась по лакированной поверхности стола, вывев из оцепенения мистера Хилли. Водрузив деталь на место, Хилкинсон продолжил;
- Вот видите эти зеленый штучки. Это ваши яйцеводы, а вот это… - неосторожное движение хотевшего подняться из кресла доктора буквально сотрясло систему, какие-то желтые шарики с грохотом запрыгали по столу. Хилкинсон сноровисто схватил один из них и водворил на прежнее место. Второй мяч ускакал под стол, и в лекции по анатомии наступил вынужденный перерыв, вызванный попытками Бена Хилли извлечь его оттуда. Наконец, молодому человеку это удалось, он передал добычу доктору и тот продолжил:
- Нет, этого не должно было произойти. Эти вот желтенькие штучки - это яичники вашей жены. Давайте-ка, я их вставлю. Вы и сами можете убедиться - они очень легко достаются и меняются местами. Подойдите и сами попробуйте. Можете их вставлять, вынимать. Вот так. А, собственно, не важно. Потому что у вашей жены нет этих желтеньких штучек, а ее зелененькие штучки - совсем не зелененькие, а коричневые.
- Подождите, доктор, вы уверены, что для нас нет никакой надежды? - переход от радостного ожидания к крушению всех планов был слишком резок для Бена Хилли. Он никак не мог поверить в то, что они с женой никогда не смогут обзавестись потомством.
- Абсолютно никакой. Нет, но у вас, мистер Хилли, еще есть возможность заиметь собственного ребенка.
И тут миссис Хилли, переварив известие и осознав, что вина ложится не на лентяя и пентюха Бена, а на нее, носительницу материнского начала не того цвета, перешла в атаку:
- Нет, доктор, и у него нет никакой надежды. Знаете, доктор, я, наверно, знаю, когда у меня не стало этих желтых шариков, ну, как их, яичек. В первую же ночь это чудовище стало приставать ко мне. Как я ни просила повременить, он настоял. У меня тогда, наверняка, и вытекли эти яичники, он их раздавил, мастодонт.
Миссис Хилли бушевала и в машине. Бену, который сел за руль, приходилось увертываться и от встречных машин, и от грозных обвинений своей разгневанной супруги. Только к вечеру Флу успокоилась, опять надев на себя личину невозмутимой стопроцентной американки.
* * *
В приюте последний месяц царила напряженная атмосфера ожидания непременного краха. Казалось, громоздкое серо-желтое здание вот-вот взлетит на воздух. Ну, если не все здание, то его левое крыло. Или правое. В том-то и беда, что никто не знал, откуда ждать следующей напасти. Беды сыпались на "Трех монахинь" одна за другой, и, несмотря на то, что сестры-воспитательницы не сомневались в источнике, от которого они исходили, поймать виновника за руку пока не удавалось. Он с добродушным видом бродил по коридорам с пестрым галстуком-бабочкой на рубашке и уверял всех, что будет известным оперным тенором. А в это же время где-то в другом конце приюта уже загоралась проводка или вырывались из запертой туалетной комнаты засидевшиеся там монашки.
Уследить за Джуниором было невозможно. И, несмотря на то, что наш герой всегда настаивал на своем алиби при разбирательствах всех прискорбных случаев, его наказывали в назидание. Мыть котлы и грязные коридоры, носить воду в пекарню, мести двор - лучшего времяпровождения для малыша не представляли себе ни сам Джуниор, ни тем более его воспитательницы.
Вот и сегодня строптивого мальчугана отправили на кухню в распоряжение сестры-хозяйки мисс Луизы. Шеренга задымленных котлов, сваленных в ужасном беспорядке, не привлекала внимания кухарок уже дней пять. Все давно уже привыкли, что котлам не миновать рук малолетнего шалуна. Недавно в приюте уволили посудомойку: она уже была не нужна. Джуниор отлично справлялся со всеми обязанностями.
Нужно было быть большим психологом - или просто заглянуть в личное дело воспитанника, чтобы понять причину мрачного настроения Джуниора, с которым он отправлялся в этот раз на кухню. Сестра Луиза, которая многопудовой горой переваливалась по шатким ступенькам вслед за малышом, не обладала никакими задатками психолога, и уж совсем невероятной показалась бы ей мысль взглянуть в дело мрачно шагавшего впереди малолетнего разбойника. А между тем, у него сегодня был день рождения. И то, что в другой день было наказанием - и только, в этот раз Джуниор воспринял как личное оскорбление. А он-то надеялся, что сегодня ему, как и другим воспитанникам, устроят небольшой праздник: позволят не заниматься уборкой и на обед выдадут два сушеных финика. Но вместо этого его заставили драить котлы…
- Котлы должны сверкать так, чтобы я в них свое отражение увидела! - привычно бросила мисс Луиза и застыла от негодования.
Маленький хулиган показал ей кукиш и стал передразнивать переваливающуюся походку сестры-хозяйки, при этом приговаривая:
- Вот - это вот - на тебя похоже!
- Ну ладно, умник! За это ты сейчас заплатишь!
Неосторожное движение в посудной лавке не принесло бы большего грохота и шума, чем попытка мисс Луизы немедленно наказать Джуниора. Тот увернулся с необычайной легкостью, которой уже в следующее мгновение не хватило сестре-хозяйке. По инерции она влетела в стеллажи с грязными котлами.
Честно говоря, по весу она мало в чем уступала слону, да и в толстокожести тоже. Только поэтому гигантский котел, который, покачавшись с минуту, рухнул с верхней полки и до пояса накрыл мисс Луизу, не нанес ей ощутимого вреда. Из-под капонира, надежно прикрывшего сестру-хозяйку от падения новых, меньших по калибру метательных снарядов, отскакивавших от огромного котла с оглушительным звоном, монахиня услыхала издевательский голос Джуниора:
- Ой, смотрите, пингвин в котле!
И вскоре началась погоня. Конечно, у малыша было небольшое преимущество во времени. Мисс Луиза минут пять выбиралась из громыхающего завала, в который попала, расчищая себе путь к выходу из посудомойки. Поэтому она не могла видеть, как на деревянных ступеньках винтовой лестницы сосредоточенно копошится мальчуган и серьезно приговаривает:
- Мне ведь и полы говорили помыть!
При этом малыш обильно поливал жиром и без того скользкие ступеньки. Потом он замер на мгновение, усмехнулся своей шикарной рекламной улыбкой - и приладил маленький трамплинчик на предпоследней ступеньке…
Все вышло, как и задумал Джуниор. Через гостеприимно распахнутое окно на втором этаже сестра-хозяйка вылетела с истошным криком:
- Джуниор!
Она довольно мягко приземлилась в свалку пищевых отходов, распугав вездесущих ворон и галок.
Вечером в приюте было необычайно тихо. Воспитательницы-монашки на время перестали предъявлять взаимные претензии - время было не то: приходилось отказаться от мелких дрязг во имя великой цели. Последнее происшествие показало, что их враг номер один, Джуниор, вступил на тропу войны. Где-то там, в черных глубинах застывших спален их кровожадный и свирепый противник готовился к новым сражениям. Нервы у сестер-монахинь не выдержали.
С утра к кабинету мистера Дибати сплоченной группой отправились все воспитательницы приюта. По дороге они выбрали самую красноречивую из всех - Кетрин, чтобы она предъявила заранее подготовленный ультиматум директору: либо они все, либо один Джуниор.
Однако в кабинете каждой захотелось лично рассказать о тех бедах, которые принес ей маленький разбойник. Воспитательницы старались изо всех сил перекричать друг друга и сообщить господину директору именно тот эпизод из ужасной педагогической практики, который должен был окончательно убедить узкоглазого японца.
Директор только успел разобраться, что привело в такое возбуждение обычно сравнительно спокойных и уравновешенных сотрудниц. Больше же абсолютно ничего он понять не мог. Крики монашек слились в протяжный вой. Это было даже похлестче, чем шум в классе, когда на урок по какой-либо причине не являлся вовремя учитель. Монашки с перекошенными от ненависти лицами кричали что-то про ковры, унитазные бачки, туфли и косички, тлеющие шнурки, оконное стекло, чернила, свечки, портреты святых, мыло, сигаретные окурки, дымящуюся шерсть.
Обычно спокойно воспринимавшая всякие перегрузки голова директора пошла кругом, и он изо всех сил закричал:
- Пожалуйста, помолчите! Ну помолчите, пожалуйста. Пожалуйста, - не давая подняться новой волне проклятий в адрес Джуниора, он продолжал: - Ну ладно, ладно. Абсолютно нет никаких доказательств того, что Джуниор каким-то образом связан с происшедшей вчера трагедией.
- Какие нужны доказательства? Он злой. Посмотрите, какие он делает рисунки: чудовища, драконы, пожирающие людей, - одна из монашек продемонстрировала произведения юного художника.
Мистеру Дибати картинки, как ни странно, понравились. Правда, об этом он, естественно, не сказал. Он окинул взглядом разъяренные лица монахинь и с удовлетворением подумал: "Хорошо, что эта ненависть направлена не на меня. Слава Богу. Ну и рожи!" Вслух же он произнес:
- Подождите, я не говорю вам, что я великий психолог. Я не великий психолог. Единственное, что я могу сказать… Может быть, просто ему надо, чтобы его любили.
Вот тут-то наконец и зазвучал голос Кетрин:
- Хватит чепуху говорить! Или он отсюда уйдет, или найдешь себе каких-нибудь других монашек.
Взглянув на монашек, директор понял, что ему придется пойти на уступки.
- Эй, пожалуйста, не надо спешить! Давайте сделаем глубокий вздох и расслабимся. Единственный способ, которым мы можем все это выяснить, - это выслушать Джуниора.
Монашки принялись было возмущаться, кричать, что это уже не поможет. Но большой педагогический опыт подсказывал им: обвиняемый имеет право на последнее слово.
Известие о происходящем в кабинете директора совещании мгновенно разнеслось по всем уголкам приюта. Поэтому, когда парламентеры от воспитателей отправились к Джуниору, они нашли значительные положительные изменения в поведении мальчика. Тот признавал все свои ошибки, просил прощения и был готов к публичному покаянию.
Процесс решили провести не откладывая - в тот же день, после обеда. Собрались чуть ли не все обитатели приюта. Директору всегда нравились показательные мероприятия.
Мальчика ввели в переполненное помещение. По мгновенно образовавшемуся проходу он подошел к судьям. Вид Джуниора недвусмысленно говорил о глубоком раскаянии.
- Извините меня, пожалуйста, простите меня, пожалуйста, не заставляйте меня таскать эти тяжелые камни и драить грязные туалеты. Я хочу быть хорошим мальчиком… Я обещаю.
Слова Джуниора не произвели большого впечатления на хорошо знакомых с его уловками воспитательниц. Но директор был намерен провести эксперимент до конца:
- Ну вот, видите! Он говорит, что извиняется.
- Пожалуйста, дайте мне еще один шанс. Я теперь буду делать уроки, я стану умным и… буду священником.
Директору давно не выпадало случая показать свое красноречие:
- Слышали! Он будет священником. Священник - это же почти как монашка в пиджаке. Мальчик-монашка! Он хочет стать монашкой! - голос мистера Дибати звенел патетикой. - Надо быть великим человеком, чтобы признать свои собственные ошибки. И он - великий человек. По мнению моего агентства, которое я представляю, Джуниор никуда не пойдет из этого приюта…
Удивлению маленького разбойника не было предела:
- Никуда не пойдет! Что значит никуда не пойдет?
- О, не беспокойся, Джуди, ты знаешь, монашки просто сказали, что, может быть, ты сможешь быт счастлив где-нибудь в другом месте.
Неуважительный смех воспитанника оборвал директора. Тот вздрогнул.
- Что такого смешного?
- А что, не понимаешь, что ли? Дурак безмозглый.
После этих слов присутствующие замерли. У директора остановилось дыхание. Он был готов стереть маленького наглеца в порошок.
- Ну вот видите, он… - хотела прийти на помощь одна из монашек.
Но мистер Дибати оборвал ее:
- Что, ты хочешь сказать, что тебе не нравится в приюте?
- Я хочу уйти отсюда.
- Ну вот видите, мистер Дибати, он неисправим, - прошипела та же монашка, используя на этот раз латинское выражение.
- Я кто? Говорите по-английски, а!
- Может быть, может быть… Может быть, он пытается сказать… - директор все еще делал вид, что его нисколько не задели слова Джуниора и он по-прежнему на его стороне.
Мальчик, кривляясь, возбужденно продолжил фразу:
- Может быть, если я буду делать такие движения руками, может быть, наконец-то, вы поймете, о чем я говорю!
На этот раз голос директора был куда более решительным. Он изменил свой приговор:
- Послушайте, я одновременно представляю агентство и государство, поэтому во всем, о чем я говорил, есть две стороны. От имени агентства я заявляю: этот ребенок должен покинуть приют как можно быстрее.
Джуниор в душе только посмеялся над этими слабаками:
- Поторапливайтесь только, я же паинькой не собираюсь быть!
* * *
Несмотря на то, что мистер Хилли всеми силами старался сдерживаться, в последнее время разговоры с женой беспрерывно возвращались к одной теме - о ребенке. Беседа с доктором Хилкинсоном окончательно убила надежду заиметь собственного малыша. Бен потерял интерес к ночным забавам в постели со своей суженой. Ее возбужденные стоны казались ему пошловатой театральщиной. И хотя мистер Хилли успокаивал себя и супругу, что охлаждение является временным, но что-то важное безвозвратно ушло из их прежних отношений. Бен, однако, был совершенно уверен: он никогда не покинет свою Флу.
Уже несколько лет по утрам семейная парочка отправлялась на работу в небесно-голубом "форде". Иметь второй автомобиль было непозволительной роскошью при скромных доходах мистера Хилли. Собственно, такой необходимости вообще не было: жена по своему усмотрению распоряжалась машиной, а Бен никогда не пытался перехватить инициативу. Положение устраивало обоих.
17 августа ничем не отличалось от других дней знойного месяца, но именно в этот день Бена ожидало весьма неприятное известие. Хотя, казалось, сильнее огорчить человека после жестокого приговора доктора Хилкинсона уже нельзя.
Машина, как всегда, притормозила возле огромных стеклянных витрин популярного в Сент-Луисе магазина спортивных товаров "Большой Бен". Так прозвали отца мистера Хилли, владельца этого торгового гиганта, за то, что в юности он учился в Вашингтоне.
- Ну ладно, счастливо тебе, дорогая! - улыбнулся Бен, но не удержался и добавил о наболевшем: - Да прочитай ты эти проспекты об усыновлении!
Флу энергично огрызнулась, будто всю дорогу только и ждала подобной фразы:
- Сам читай! Я не ношу бывшую в употреблении одежду, и мне не нужен бывший в употреблении ребенок. Даже и речи не может быть, чтобы усыновить ребенка.
- Ну ладно, ладно, - постарался успокоить распалившуюся жену мистер Хилли.
Он в очередной раз убедился в бесполезности своих усилий.
Миссис Флоренс умчалась, а Бен уверенной походкой вошел в магазин через автоматические двери, намереваясь провести очередной рабочий день за своим столом с компьютером и телефоном. По пути мистер Хилли бросил беглый взгляд профессионала на прилавки, чтобы воочию убедиться, какие товары активней всего раскупаются, а какие, наоборот, лежат мертвым грузом. Только тут, на работе, ему почти удавалось забыть про семейные проблемы.
Как всегда, оказывая внушительное давление на барабанные перепонки и мозги, голосом отца загремела реклама: "В "Большом Бене" есть все! Добро пожаловать в "Большой Бен"! В нашем спортивном магазине есть все. Он - стопроцентный американский магазин для американцев, у нас - исключительно американские товары".
Маленький Бен - так в городе называли мистера Хилли многие - задумался о своих непростых отношениях с отцом. Профессиональная улыбка появилась на лице.
- Извините, вы здесь работаете? - задал вопрос клиент лет десяти.
- Да. А что такое?
- Я ищу компас-фляжку. Я видел рекламу по телевидению. Там сказали, что у вас все есть.
- Правильно, у нас есть все, - ответил Бен и про себя заметил, что мальчик очень симпатичный и что у него мог бы быть такой же взрослый сын.
Мистер Хилли охотно показал юному покупателю, где находится интересующий того товар.
- Вот, выбери себе, какая тебе понравится.
- Мне вот эта нравится - синенькая.
- Чего нашел? - спросил у мальчика подошедший мужчина, явно его отец.
Парень с готовностью продемонстрировал то, что выбрал.
- А, это нам для кухни пригодится, - одобрительно кивнул головой тридцатилетний красавец в джинсовой куртке и обратился к Бену: - Извините, пожалуйста, если он вам надоел, мы отправляемся в турпоход.
Отец и сын стояли рядом, их лица светились. Мистер Хилли с грустью подумал о том, что мальчуган снова стал чужим для него, хотя, казалось, только-только установились с ним какие-то отношения. Да, конечно, у него же есть свой родной папа.
- Я вижу, вам очень весело вместе, - мистер Хилли изо всех сил старался скрыть нахлынувшее на него чувство.
- Да, вы знаете, благодаря детям снова понимаешь, что стоит жить, - ответил отец покупателя и, обращаясь к сыну, добавил: - Ладно, пошли!
Мистер Хилли еще раз взглянул на милого мальчугана:
- Ну что, нашел, что искал?
- Да, спасибо большое.
- Не за что, - Бен уже победил временную слабость.
- Эй, Маленький Бен, - послышался голос отца мистера Хилли.
С тех пор, как старший Хилли стал Большим Беном, он постоянно называл сына именно так. Сначала наследник не мог привыкнуть и даже злился, позже понял, что подобное обращение лучше всего отражает его отношение с родителем.
- Что такое?
- Давай поднимайся, у меня для тебя большой сюрприз.
Из громкоговорителей снова на всю мощь понеслись слова рекламы: "Большой Бен" - стопроцентный американский…"
Бен Хилли младший никогда не мог угадать, что взбредет в голову его дорогому папочке. Правда, на этот раз интуиция подсказывала: нужно ждать очередную пилюлю. Уж слишком радостно тот выкрикивал в микрофон привычные фразы.
Мистер Хилли спокойно, не торопясь, поднялся на второй этаж в кабинет хозяина. Да и чего было, собственно, волноваться - семь бед, один ответ. Жизнь итак дала трещину. Вряд ли папочка сможет сообщить что-нибудь более неприятное, чем сказал вчера гинеколог.
И все-таки Большому Бену удалось поразить новостью Маленького.
- Я продаю магазин японцам, - отчеканил отец и, заметив, что сын шевелит губами, пытаясь что-то ответить, продолжал: - Что-что? Ты думал, я тебе его оставлю, что ли?
- Да, - наконец-то сумел выговорить мистер Хилли.
- Нет, не оставлю! Я продаю магазин корпорации "Хиро-хиро".
- Но земля-то мне останется? - окончательно пришел в себя сын.
- Нет. Конечно, нет, я и землю тоже продаю. Все. Отсюда - до реки!
- Что?.. Папа, ты что? Просто с ума сойти. Я на тебя корячился больше десяти лет, а ты мне даже прибавки никогда не дал.
Бен не смел повышать голос на отца, и даже сейчас возражения его звучали как-то неубедительно, мягко.
- Пусть это будет тебе уроком!
- Уроком?!