Шведские историки, из числа поклонников Карла XII, связывали трагический конец шведской армии с пресловутым ранением короля. Это, конечно, глубокое заблуждение, полное непонимание реальной обстановки. Армия агрессора была обречена на гибель задолго до ранения Карла. Никто не мог точно сказать только одно – где эта армия обретет свой бесславный конец: то ли у валов Полтавы, то ли у Гадяча или, скажем, Веприка.
Ход событий опрокинул все расчеты самонадеянного короля. Окружив Полтаву, он был уверен, что ее гарнизон находится в мышеловке. В действительности он сам со своей армией находился в окружении, и возможность вырваться из него к лету 1709 года уже исчезла.
Заключительный акт трагедии шведской армии под Полтавой начался 15 июня – в этот день часть русских полков переправилась через Ворсклу, до этого разделявшую две неприятельские армии. Когда об этом Реншильд донес королю, тот передал через адъютанта: пусть фельдмаршал действует по своему усмотрению. Эта реплика обнаруживает новые черты в поведении короля. Если ранее он в трудных ситуациях сохранял бодрость духа и не поддавался унынию, то со времени Лесной его одолевали приступы черной меланхолии и он проявлял безразличие к происходившему.
По русским источникам, сопротивление шведов во время переправы не было упорным: "Неприятель паки с немалым числом конницы и пехоты приступил в том намерении, чтоб с оных мест сбить и дело транжементов воспрепятствовать, но от войска царского величества с великим уроном прогнан".
19-20 июня на противоположный берег вместе с основными силами армии переправился и Петр. Началась непосредственная подготовка к генеральному сражению. В лагерях русских и шведов она протекала по-разному.
Король, придерживавшийся только наступательных действий, естественно, не проявлял интереса к инженерной подготовке будущего поля сражения. Главная его забота состояла в том, чтобы обезопасить свой тыл, не дать полтавскому гарнизону сделать вылазку в тот момент, когда шведы будут увлечены сражением с главными силами. Для этого надо было овладеть Полтавой. Покорение крепости представляло еще одну выгоду – в этом случае освобожденные от осады войска могли быть использованы в генеральном сражении.
Дважды, 21 и 22 июня, шведы предприняли отчаянные попытки войти в город. Как и раньше, они сделали подкопы, заложили бочки с порохом, но, как и в предшествующие разы, взрыва не последовало – порох благополучно изъяли осажденные. Неприятель повторил штурм ночью 22 июня и едва не добился успеха: "Во многих местах неприятель на вал восходил, но комендант показал несказанную храбрость, ибо он сам во всех нужных местах присутствовал и сикуровал!" В критический момент в защите города участвовало все население: "Жители Полтавы все были на валу; жены хотя в огне на валу не были, токмо приносили каменья и прочее".
Штурм не удался и на этот раз, и шведы, хотя и понесли большие потери, так и не обезопасили свой тыл.
Русские войска у места переправы – деревни Петровка, расположенной в восьми верстах севернее Полтавы, – соорудили укрепленный лагерь. Осмотрев местность, Петр велел передвинуть армию поближе к расположению шведов. Царь счел, что открытая местность у Петровки предоставляла преимущества шведской армии, отличавшейся высокой маневренностью и умением перестраивать боевые порядки в ходе сражения. Из опыта битвы у Лесной царь знал, что это преимущество неприятель утрачивает, когда ему навязывают сражение в пересеченной лесистой местности. Таким было пространство у деревни Яковцы.
Здесь, в пяти километрах от шведов, русские войска 25 июня приступили к сооружению укрепленного лагеря. Он был усилен воздвигнутыми впереди лагеря шестью редутами, преграждавшими путь шведам к основным силам русской армии. Редуты отстояли один от другого на расстоянии ружейного выстрела. Осмотрев их, Петр 26 июня велел дополнительно соорудить четыре редута, расположенные перпендикулярно к первым шести.
Устройство дополнительных редутов, прикрывавших лагерь русской армии, было новшеством в военно-инженерном деле. Не преодолев их, невозможно было подступить к основным силам русских. Наступавшие, овладевая редутами, в каждом из которых располагалась рота солдат, несли большие потери от ружейного и артиллерийского огня; кроме того, преодоление этих редутов расстраивало боевые порядки наступавших.
Каковы были силы сторон в канун генеральной баталии? Почему Петр считал, что настало время помериться силами на поле брани? Тому было несколько причин.
Одна из них – шведы утратили преимущества, которыми ранее располагали: соотношение сил на театре военных действий стало не в пользу противника. В распоряжении Петра в укрепленном лагере под Полтавой находилось 42 тысячи регулярных и 5 тысяч нерегулярных войск. Кроме того, царь располагал резервом в 40 тысяч человек, расположенным на реке Псёл.
Что касается шведской армии, то ее численность не поддается точному учету. Если исходить из подсчета потерь шведов убитыми и плененными под Полтавой и Переволочной, а также бежавших с Карлом XII, то в шведской армии в общей сложности находилось 48 тысяч человек. Впрочем, боеспособных войск, непосредственно участвовавших в Полтавской битве на стороне шведов, было значительно меньше: из этого числа следует вычесть около трех тысяч мазепинцев и около восьми тысяч запорожцев, во главе с Костей Гордиенко, перешедших на сторону Мазепы и Карла XII в марте 1709 года. Около 1300 шведов все еще продолжали осаждать Полтаву и тоже не участвовали в сражении. Карл, не будучи уверенным в победе, расставил несколько отрядов вдоль реки Ворсклы до впадения ее в Днепр у Переволочны, видимо, на случай возможного бегства с поля боя. Наконец, из общего числа шведов надлежит исключить лиц, не причастных к строевой службе. Только под Переволочной было пленено 3402 "служителя", а сколько их пленено и полегло под Полтавой – неизвестно.
В итоге в Полтавской битве могло участвовать не более 28–30 тысяч шведов. Численное превосходство, таким образом, было на стороне русских войск. Русская армия располагала еще одним существенным преимуществом – ее артиллерийский парк насчитывал 102 пушки, в то время как шведы могли противопоставить только 39 орудий.
Царь вручил командование армией трем военачальникам: вся кавалерия в составе 24 полков отдавалась под начало Меншикову, пехота – Шереметеву, артиллерия – Брюсу.
Сражение, как свидетельствуют источники и русского и шведского происхождения, намечалось на 29 июня. Лейтенант шведской армии Вейе записал в своем дневнике: "Для сражения Петр назначил 29 июня, день своих именин, когда, по его расчетам, должны были подоспеть калмыки, которых отправил по просьбе царя хан Аюка". Узнав об этом, Карл решил упредить нападение царя и атаковать русских ранее этого срока.
Нечто похожее обнаруживаем и в "Дневнике обороны Полтавы": сведения о подходе калмыков, вынудившие Карла начать сражение ранее срока, шведскому командованию сообщил перебежчик из русского лагеря, который, кстати, выдал шведам еще один важный секрет – он указал место расположения в боевых порядках русских полков новобранцев и советовал нанести удар именно по этому полку. Петр, узнав о бегстве иноземца предателя и предположив, что тот непременно сообщит о слабом месте обороны, велел поменять форму: на новобранцев надели мундиры закаленного в боях Новгородского полка, а на новгородцев – мундиры новобранцев.
В этом свидетельстве если что-либо и может вызвать сомнение, так это сюжет с переодеванием. Что касается прибытия калмыков и перенесения дня сражения, то показания обоих источников, никак не связанных между собою происхождением, совпадают.
О том, что генеральное сражение намечено на 27 июня, Карл XII объявил накануне, 26 июня. Войскам было сказано, что король сам будет участвовать в битве, но из-за ранения командовать войсками не в состоянии и вручает их фельдмаршалу графу Реншильду. Генералам Карл XII самодовольно заявил: "Завтра мы будем обедать в шатрах у московского царя. Нет нужды заботиться о продовольствии солдат – в московском обозе всего много припасено для нас".
В воскресный день 26 июня царь разъезжал по полкам – тоже обращался к воинам с речью. Но не сытым обедом прельщал он солдат и офицеров, а выпавшей им честью защитить Родину и совершить ради этого подвиги. Петру отвечал генерал-лейтенант князь Михаил Михайлович Голицын, заверивший, что воины для защиты отечества не пощадят живота своего: "Ваше царское величество изволил труд наш и верность и храбрость добрых солдат видеть на Левенгаубтской баталии […] ныне войско то ж, и мы, рабы твои, те ж уповаем таков же иметь подвиг".
В ночь на 27 июня шведские войска были приведены в боевую готовность. "Эту ночь, – засвидетельствовал Даниэл Крман, – мы провели под открытым небом, без огня, без соломы, сена, еды и питья".
Пехота и конница должны были нанести удар по основным силам русской армии. Такова была диспозиция Карла XII. Сражение, однако, протекало не по его воле, а по воле Петра Великого.
Шведы ринулись в атаку за два часа до рассвета. С обнаженной шпагой, лежа в притороченной к лошадям качалке, шведский король, находясь в центре боевых порядков, призывал свое воинство к победе. Мазепа тоже изображал полководца. Даниэл Крман записал: бывший гетман "утром, роскошно одетым, несся на чистокровном коне в бой, но король Карл, похвалив его, приказал вернуться к обозу, ради спасения жизни, потому что и так у него было слабое здоровье".
Русские войска встретили шведов, подошедших к редутам в три часа ночи, сильным ружейным и артиллерийским огнем. Неприятель прихватил с собой всего четыре пушки. Объяснялось это не недостачей пороха у шведов, как принято было считать историками раньше, а упованием на рукопашную схватку в темноте.
Шведам удалось овладеть двумя недостроенными редутами, раздались их торжествующие возгласы: "Победа! Победа!" Веру шведов в победу укрепили также успешные действия их кавалерии, на короткое время потеснившей русских драгун. Радость, однако, была преждевременной. Оказавшись без поддержки артиллерии и не имея гранат, шведы несли огромные потери. Пехота под командованием шведского генерала К.-Г. Рооса и кавалерия В.-А. Шлиппенбаха, не выдержав губительного огня, отошли в Яковецкий лес. Связь этих отрядов с основными силами шведов была утрачена. Конница Меншикова атаковала кавалерию Шлиппенбаха, разгромила ее и захватила в плен командовавшего ею полковника. Такую же участь разделила и пехота Рооса, пытавшаяся было укрыться в шведских укреплениях под Полтавой. На плечах бегущих пехота русского генерала Ренцеля ворвалась в укрепление и уничтожила или пленила этот отряд.
Так неудачно для шведов закончился первый этап сражения: они понесли огромные потери и, не выполнив возложенных на них задач, вынуждены были отойти за пределы досягаемости ружейного и пушечного огня.
Наступило затишье, сопровождавшееся построением основных сил в боевые порядки. Петр в конце шестого часа сражения велел вывести из укрепленного лагеря 42 батальона пехоты из имевшихся у него 60. На флангах расположились драгунские полки.
В боевой порядок построилась и шведская армия, первой начавшая наступление. Когда шведы подошли на расстояние пушечного выстрела, 87 стволов русской артиллерии открыли огонь картечью. Шведы продолжали идти вперед, но когда приблизились на расстояние ста шагов, раздался залп русской пехоты и драгун. Началась ружейная и артиллерийская дуэль, в которой русские оказались намного сильнее.
В девятом часу утра начался решающий этап битвы. Реляция описывает его так: "И как войско наше, таковым образом в ордер-баталии (боевой порядок. – Н.П.) установясь, на неприятеля пошло, и тогда о 9-м часу пред полуднем атака и жестокий огонь с обоих сторон начался, которая атака от наших войск с такою храбростью учинена, что вся неприятельская армия по получасовом бою с малым уроном наших войск (еже при том наивяще удивительно), как кавалерия, так и инфантерия, весьма опровергнута, так что швецкая инфантерия ни единожды потом не остановилась, но без остановки от наших шпагами, багинетами и пиками колота".
Посмотрим на ход сражения глазами тех, кто находился в шведском лагере: "Пока длилось сражение, мы слышали такую сильную ружейную пальбу и грохот пушек, какой нельзя было представить, если бы не слышали его собственными ушами". Ядро разнесло одну из жердей носилок короля. Его пересадили на лошадь, которая тут же была убита, затем на вторую, наконец, – третью. С большим трудом его вывели из опасной местности, "со всех сторон окруженный неприятелем", король чутьчуть не попал в плен. В обозе ему полтора часа перевязывали рану, открывшуюся в результате многократных падений.
Любопытно свидетельство другого участника сражения, лейтенанта Вейе. Его перу принадлежат наполненные сарказмом слова о поведении мазепинцев в часы Полтавской баталии: "Что касается до казаков гетмана Мазепы, то я не думаю, чтобы из них полегло за все время боя более, нежели трое, ибо пока мы сражались, они находились в тылу, а когда довелось бежать, то они оказались далеко впереди. Но они, – продолжает Вейе, – оказали нам одну услугу, а именно – показали путь к обозу".
Судьба генеральной баталии была решена. Поле под валами Полтавы было усеяно вражескими трупами – все, кто оказался в живых и не попал в плен к Меншикову, искали спасения в бегстве. Позже на поле брани насчитали свыше восьми тысяч убитых шведов.
Полтавская победа принесла царю несколько приятных неожиданностей: неожиданным был сокрушительный разгром неприятельских войск; неожиданными были малые потери русских; наконец, неожиданным было участие в сражении лишь трети русской армии, сосредоточенной у стен Полтавы. Все эти неожиданности на несколько часов парализовали энергию Петра, перенесшего накануне огромную нервную нагрузку. Полтора месяца спустя после сражения царь писал Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину: "Я от полтавской игрушки с лишком две недели был болен, но ныне, слава Богу, оздравел и позафтрее поеду в Польшу". В итоге преследование в панике бежавших шведов началось не спустя несколько часов, требовавшихся для того, чтобы привести конницу в боевой порядок после сражения, а лишь к вечеру; только тогда в погоню были отправлены драгуны князя М. М. Голицына и генерала Боура. Позже преследователей возглавил Меншиков.
Деталей того, как протекало преследование, русские источники не сообщают. Имеются лишь два документа, исходивших от Меншикова. Оба они крайне близки по содержанию и крайне скупо отразили происшедшее.
29 июня Александр Данилович извещал супругу: "О себе доношу, что сего часу прибыли мы с кавалериею в Кобыляк в добром здоровье и речку Кобылячку переправливаемся, где от неприятеля с нашими была и стрельба небольшая – не хотели наших перепустить. Однако же мы, за Божией помощию, чюд не все перебрались и как перебралися, то, з Божию помощию, следовать будем, чтоб не перепустить их за Днепр".
Донесение царю, отправленное одновременно, в 8 утра, дословно повторяет письмо к Дарье Михайловне, но содержит одну дополнительную фразу: "Король ныне почевал в Кобыляке и ис Кобыляка пошел и спрашивал разных дорог за Днепр".
Из текстов явствует, что шведы бежали без оглядки, показывая преследователям спины. Единственный раз они отважились повернуться к ним лицом, пытаясь воспрепятствовать их переправе через речку Кобылячку, но робкое сопротивление тут же было сломлено.
29 июня шведы и мазепинцы достигли Переволочны – местечка у впадения Ворсклы в Днепр. Лихорадочные поиски средств переправы не увенчались успехом: они были заблаговременно уничтожены, а рядом не оказалось ни леса, ни кустарников, пригодных для сооружения плотов либо парома. Разобрали старую церковь, но бревна разнесло быстрым течением Днепра.
Безысходность положения шведской армии понимали все, кроме короля, к которому вернулась его прежняя самонадеянность. "Пусть только увидят меня солдаты верхом на лошади, – хвастливо заявил он, – станут они сражаться так же храбро, как и прежде".
"Нет, ваше величество, – возразил Гилленкрок, – если неприятель явится, то многие наши солдаты или положат оружие, или бросятся в воду, чтобы спасти свою честь".
Мазепе не стоило большого труда уговорить Карла бежать, причем не в Крым, путь туда был долог и таил опасность быть настигнутым погоней, а в Очаков, где можно было укрыться на пятый день бегства. Изменник не стал ожидать согласия короля и, проявив несвойственную своему возрасту прыть, поспешил переправиться на другой берег, благо казаки где-то обнаружили лодки. "Оставшиеся же конные все пустились вплавь и, сгрудившись вместе, благополучно переплыли; кои же на плаву оном уже поотстали, или от волнения кто поплыл как особо, так равно и те, кои, будучи пешие, за королем плыть помешкались, те все по обширности реки и волнения перетонули". Несколько часов спустя через Днепр переправились король, Понятовский, 23 офицера, 80 драбантов, 620 солдат и 6 человек из королевской канцелярии. Командование покинутой армией Карл XII оставил Левенгаупту.
Шведская армия, оставшаяся на левом берегу Днепра, пребывала в подавленном состоянии. Когда 30 июня рассвело, взору шведов представилась устрашающая картина – на них готовы были двинуться драгуны Меншикова. Для создания у неприятеля видимости, что перед ним стоит многочисленное войско, Голицын велел своим драгунам спешиться и расставить лошадей на большой площади, чтобы издали казалось, что их великое множество.