Первый раз, как бы прислушиваясь к своему поэтическому дару, к своим внутренним ощущениям, когда что-то "…тайное бродит вокруг - не звук и не цвет, не цвет я не звук, гранится, меняется, вьется, а в руки живым не дается". Гамлет у Высоцкого - поэт. С обостренностью восприятия, с четкой ритмикой строчек, с внутренней музыкальностью рождения образов…
Второй раз он говорил этот монолог с ощущением уже надоевших истин, стершихся от бесконечного употребления слов, когда за ними стоят только азбучные, хрестоматийные примеры…
И только в третий раз он яростно выкрикивает, обращаясь уже к зрителям, сидящим в зале:
Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика.
Так погибают замыслы с размахом,
Вначале обещавшие успех,
От промедлений долгих…
"Быть или не быть" - для Высоцкого не только вопрос: жить или умереть, но главное в том, чтобы жить и бороться. Он себя казнит за "долгие промедления", он все время себя подхлестывает к действию, поэтому на таком срыве кричит последние строчки монолога и на таком же вздернутом нерве, с хлыстом в руке, в сцене с Офелией будет избивать стоящих за занавесом и подслушивающих эту сцену Клавдия и Полония. Удар - по Клавдию, удар - по Полонию, удар - по занавесу, по времени… "Если с каждым обходиться по заслугам - кто уйдет от порки?"
После этого монолога и идущей вслед за ним сцены с Офелией Володя прибегал за кулисы мокрый, задыхаясь. На ходу глотал холодный чай, который наготове держала помреж, усилием воли восстанавливал дыхание и бежал опять на сцену…
Гамлет - поэт. Ведь сам Шекспир, помимо того что был драматургом, был гениальным поэтом. Я не знаю, что раньше было написано: "Быть или не быть?" в "Гамлете" или его сонет:
Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье
И совершенству ложный приговор.
Поэтому у Шекспира, как у Пушкина в "Евгении Онегине", помимо сюжета, очень много так называемых лирических отступлений. Монологи Гамлета можно трактовать и не как промедление перед неизбежным действием, а как чистую поэзию. Высоцкий иногда так и играл.
После того как Гамлет узнает, что убил Полония, - мука! "Прощай, вертлявый, глупый хлопотун…" Он его безумно жалеет, этого несчастного отца Офелии. А иногда, в некоторых спектаклях, он играл здесь только недоумение по поводу случившегося.
В "Гамлете" начальных годов Высоцкий играл без жажды мщения, без горького разбора в том, кто виноват. Виноват изначально Клавдий и то, что за его спиной, виноват сам институт власти.
Гамлет - молод. Он только что из университета. Он рад приезду актеров, разговаривает с ними на равных, они ему, не льстя, говорят, что "взяли бы его в труппу с половинным окладом". Гамлет - поэт, он предлагает сыграть только что сочиненную им сцену - очень хорошо написанную.
К середине 70-х Высоцкий написал стихотворение "Мой Гамлет" ("Я только малость объясню в стихе"). Он не положил это стихотворение на мелодию и никогда не исполнял его в своих концертах. Однажды на одном из спектаклей "Гамлета" он мне сказал про это стихотворение и что-то даже из него прочитал, но я была в образе и не очень отреагировала на эту откровенность (о своих стихах - не песнях - Володя мало с кем говорил). Текст, как я потом увидела, абсолютно исповедален. Там есть и жизнь Гамлета до шекспировского сюжета, и как бы отклонение от фабулы "Гамлета", и проблемы самого Высоцкого.
Когда у актера происходит полное слияние с ролью, он может жить и разговаривать от имени своего персонажа в любых условиях и при любых обстоятельствах. Так, видимо, произошло у Высоцкого с Гамлетом. Он - Гамлет - говорит, что происходит в душе Высоцкого. Конечная строка стихотворения "А мы все ставим каверзный ответ и не находим нужного вопроса" - дает и трактовку Гамлета и мироощущение современного человека с вечными вопросами "русских мальчиков": зачем я живу? кто я? а после смерти - что?
С годами Гамлет у Высоцкого стал мистиком. С годами ощущение "постою на краю" и что за этим краем все больше и больше стало его волновать.
После первой клинической смерти я спросила, какие ощущения у него были, когда он возвращался к жизни. "Сначала темнота, потом ощущение коридора, я несусь в этом коридоре, вернее, меня несет к какому-то просвету. Просвет ближе, ближе, превращается в светлое пятно; потом боль во всем теле, я открываю глаза - надо мной склонившееся лицо Марины…" Он не читал английскую книгу "Жизнь после смерти", это потом я ему дала ее, но меня тогда поразила схожесть ощущений у всех возвращающихся "оттуда".
"Гамлет", на мой взгляд, самая мистическая, иррациональная пьеса. Вопросы, что за чертой жизни, "какие сны в том смертном сне приснятся", волнуют Гамлета. Он бьется над этими вопросами, но, конечно, в этой жизни на них не может найти ответа.
Монолог "Быть или не быть" концептуально самый главный в этой пьесе. По тому, как решается этот монолог в спектакле, можно понять - волнуют режиссера и актера вопросы жизни и смерти или нет? Как в "Отце Сергии" у Толстого. Основной смысл этой повести, мне кажется, нужно искать в монологе отца Сергия перед гробом: для чего рождается человек? чтобы жить и умереть? и только? ну, а что потом? для чего жить? если Бог есть - то жить надо для той, другой жизни, которая за чертой, а если же Бога нет - то человек рождается только для того, чтобы умереть? Но это бессмыслица… Во всяком случае, все сомнения Толстого, все богоискательство, все поиски смысла жизни - все это вопросы Гамлета, хотя, как говорят, Толстой и не любил Шекспира…
Л. Выготский в прекрасной своей работе "Психология искусства" пишет об "особом состоянии могильной печали, которой насыщена вся пьеса, о Гамлете, о глубоком ощущении кладбища". Но у Высоцкого к этому примешивался пушкинский азарт: "Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья…"
Конечно, в стремительной жизни Высоцкого очень важен рефрен "чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее", но, мне кажется, более важным в том десятилетии, когда он играл Гамлета, было ощущение: "Хоть мгновенье еще постою на краю…"
До появления Призрака Гамлет хоть и готов на поступки, но еще не знает, как действовать, он весь в предчувствии тайны: "Обман какой-то…" Но не знает, как этот обман, эту ложь, окутывающую его, распутать. Чтобы бороться с чем-то, надо до конца понять и пережить то, с чем надо бороться. Два потрясения - смерть отца и скорая свадьба матери - это за сценой, еще до начала. Такой Гамлет задан. (Что он был другим - веселым студентом Виттенберга, постигающим науки, - мы можем догадываться но отдельным репликам с Розенкранцем и Гильденстерном.)
После Призрака он уже связан с иным миром, иррациональным ("Прощай, прощай и помни обо мне"). От этой встречи, вроде бы ничего не имеющей общего с реальной жизнью, просыпается сознание Гамлета. Он становится философом, который в себе соединяет абсолютное знание действительности с потусторонним, отвлеченным, таинственным. Так просыпается его духовность. Что бы он ни делал, что бы ни говорил впоследствии - он помнит о Призраке. Это главное.
Дух отца его родил вторично.
Сомнения Гамлета - в его монологах. В монологах Гамлет сам мучается своим промедлением. Первое сомнение - в монологе о Гекубе.
Может статься, тот дух был дьявол?
Дьявол мог принять любимый образ.
"Мышеловка" возникает, чтобы проверить это первое сомнение. Она нужна не только для того, чтобы уличить Короля, но и самому воочию убедиться и увидеть, как все происходило, чтобы подхлестнуть себя к действию.
С годами в спектакле действительно менялись реакции и оценки не только у Высоцкого, но почти у всех исполнителей.
Конечно, опираясь на "здравый смысл", можно объяснить, что Гамлет притворяется, например, безумным, чтобы его не убили. Но у трагедии есть своя логика, свой смысл, может быть, темный, иррациональный, когда "кричит наш дух, изнемогает плоть, рождая орган для шестого чувства…".
Высоцкий очень точно передавал это ощущение невысказанной тайны, играя Гамлета в последний год своей жизни:
…Зачем
Так страшно потрясаешь существо
Загадками, которым нет разгадки…
Появление Призрака для Гамлета - Высоцкого не неожиданность. Он его видел уже раньше во сне. Когда Горацио рассказывает ему о Призраке, Высоцкий не удивляется, а удовлетворенно сравнивает с виденным им: "И не сводил с вас глаз…" Без вопроса, а как подтверждение. И только в конце сожалеет: "Жаль, не видел я", то есть не воочию.
Проснувшийся в нем дух делает Гамлета провидцем. С самого начала он знает все. Он знает, что одинок: "Порвалась связь времен. Зачем же я связать ее рожден!" - в этом было предначертание, миссия Гамлета - Высоцкого. Научить людей прислушиваться к тому, что бередит их души, подыматься над обыденной реальностью. Он догадывается, что гибнет: "Чашу эту мимо пронеси…" Идет на гибель. Не может не идти… В этом трагизм положения.
Конечно, "Гамлет" еще и потому гениальная пьеса, что в ней можно найти проблемы, волновавшие людей в то или иное время.
Мир Клавдия - это общество, порожденное злом. Этот мир держится на насилии, предательстве, крепком страхе. Но Гамлет дает нам возможность осознать корни этого зла. Бороться с этим злом можно только, к сожалению, орудием этого общества, то есть прибегая к хитрости, насилию и убийству. В этом тоже трагедия Гамлета. В центре - моральные вопросы: человек, достоинство человека, можно ли в таком обществе оставаться человеком.
Спектакль Любимова, ставя эти вопросы, не только боролся в свое время с конкретными проявлениями несправедливости и насилия, но со временем приобретал общечеловеческое значение.
Ведь в течение десяти лет, когда шел этот спектакль, менялся и рос не только Высоцкий в своем общественном сознании, менялись и все мы: и актеры, и зрители.
В 60-е годы мы, я имею в виду наше поколение, встали на ноги и хотели "перевернуть мир". Начинали весело и беспечно, не очень-то задумываясь о начале и конце… Время для нас было бурное, эмоциональное, жаждущее и ищущее. Мы очень много работали тогда… Нам казалось, что мы сможем научить людей по-новому чувствовать, по-новому смотреть на мир и события… Весело карабкались по гладкой стене искусства, кто-то сходил с дистанции, кто-то удобно устраивался на выступах достигнутого. Но те, кого природа одарила талантом, продолжали карабкаться по этой стене, которая не знает границ. Иногда не хватало физических сил, и люди срывались. Мы теряли друзей: Гену Шпаликова, Василия Шукшина, Ларису Шепитько, Олега Даля, Илью Авербаха, Андрея Миронова… Но это было потом, а начало было легким и прекрасным.
Гамлет первых лет был молодой, бунтующий, страстный, с абсолютной уверенностью в своих поступках, с ненасытным любопытством ко всему: к хорошему, к плохому, к добру и злу. Во всем - восторг первооткрывателя и ощущение новизны. Высоцкий, как никто, умел удивляться, и в результате - неожиданная, открытая, осветляющая все лицо улыбка, с чуть выдвинутой вперед нижней челюстью и кривоватыми зубами, которые нисколько не портили его лицо, а лишь подчеркивали индивидуальность. Это удивление и открытость останутся в Володином характере и в его Гамлете, но они будут не доминирующими…
Вместе с мастерством появится мудрость. Мы с большим вниманием будем подходить к людям и ко всему вершащемуся в мире… В Гамлете у Высоцкого появится некоторая, настороженность: шаг - а вдруг пропасть… Как по лезвию ножа, "по канату, натянутому, как нерв"…В стихотворении "Мой Гамлет" Высоцкий в это время напишет:
Я прозревал, глупея с каждым днем,
Я прозевал домашние интриги.
Не нравился мне век и люди в нем
Не нравились. И я зарылся в книги.Мой мозг, до знаний жадный, как паук,
Все постигал: недвижность и движенье,
Но толка нет от мыслей и наук,
Когда повсюду им опроверженье.
А в средствах выражения в исполнении Гамлета появится жесткость. Высоцкий все чаще станет надевать на себя маску "супермена". Некоторые его поступки будут диктоваться с позиции силы и жестокости. "Нас не надо жалеть, ведь и мы б никого не жалели…" - стихи Гудзенко военных лет в исполнении Высоцкого в спектакле "Павшие и живые" были как бы продолжением Гамлета тех лет.
Этот период длился недолго. Эта стабильность, заданность, остановка, самоутверждение за счет других были не в характере Высоцкого. В его творчестве - и в Гамлете в первую очередь - появляются беспокойство и неприкаянность.
Осознание своего "я", и как главный мотив - неблагополучие, потерянность, неустроенность, бездомность… Отсюда и в Гамлете, и в песнях Высоцкого желание выстоять, преодолеть, удержаться. Вырваться…
Зов предков слыша сквозь затихший гул,
Пошел на зов, - сомненья крались с тылу,
Груз тяжких дум наверх меня тянул,
А крылья плоти вниз влекли, в могилу.
В последние годы в его Гамлете прорвались высшая духовность, одухотворенность и обостренное ощущение конца… Уже не было импульсивности первых лет. Ощущалась горечь одиночества и печаль. Гамлет понимал, что можно выстоять, только оставаясь Человеком, сохраняя достоинство и духовную ответственность.
Оценка "на сегодня" всегда окрашена эмоциями. Истинный смысл всякого явления понимается на расстоянии. Но поставить перед собой вопросы, над которыми веками бьется человечество: о назначении человека, о жизни и смерти, - это итог, к которому человек приходит к середине жизни.
Но гениальный всплеск похож на бред,
В рожденьи смерть проглядывает косо.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.
Гамлет должен был погибнуть как человек, дошедший в своем направлении до конца. Вернее, до бесконечности… Где край? Там, где не хватает физических сил. "Ах, если б только время я имел, - но смерть - тупой конвойный и не любит, чтоб медлили, - я столько бы сказал…" - последние слова Гамлета у белой стены на том месте, где он сидел в начале спектакля.
Почти во всех спектаклях у Высоцкого были замены. Только в "Вишневом саде" и в "Гамлете" он играл без дублеров. К этим спектаклям он приезжал с Дальнего Востока, из Франции, Америки… Правда, в последнее время "Вишневый сад" все чаще и чаще отменяли - или из-за болезни Высоцкого, или он не успевал приехать. И только "Гамлет" шел всегда, в каком бы состоянии ни был Володя, и куда бы его ни заносила судьба - к спектаклю он возвращался.
* * *
После антракта, перед началом II акта, мы сидим с Володей на гробе, ждем третьего звонка и через щель занавеса смотрим в зрительный зал. Выискиваем одухотворенные лица, чтобы подхлестнуть себя эмоционально. Показываем их друг другу. Иногда в зале сидит Марина Влади. Володя долго смотрит на нее, толкает меня в бок: "Смотри, моя девушка пришла". После этого всегда играл очень нервно и неровно…
Сегодня часто сетуют в газетах, и на страницах журналов, и просто в беседах, что женщины растеряли свою женственность, а мужчины переняли много женских черт: слабость, незащищенность, отсутствие воли и постоянное прислушивание к собственному состоянию и настроению. В характерах актеров эти черты времени проявляются, как в зеркале, укрупненно, особенно заметно. Актер - профессия "женского рода": желание нравиться на сцене потом переходит в быт. Отсюда вспыльчивость, капризность, непостоянство, некоторая манерность.
Володя Высоцкий - один из немногих актеров, а в моей практике единственный партнер, который постоянно нес "пол", вел мужскую тему. Кого бы он ни играл, все это были люди мужественные, решительные, испытавшие не один удар судьбы, но не уставшие бороться, отстаивать свое место в жизни. Вся энергия была направлена на безусловное преодоление ситуации безотносительно к наличию выходов и вариантов. В любой безысходности - искать выход. В беспросветности - просвет! Не думая о том, возможен ли он. И во всех случаях знать и верить: "Еще не вечер! Еще не вечер!" Дерзание и дерзость.
На таком крепком фоне неудержимой силы, мужественности, темперамента сама собой у меня возникала тема незащищенности, отчаяния, слабости, жалобы, растерянности и стона… В такой расстановке сил у нас проходили дуэты и в "Гамлете": Гертруда - Гамлет, и в "Вишневом саде": Раневская - Лопахин. Таким же дуэтом мы хотели играть и в пьесе Уильямса "Игра для двоих". Работа эта для нас была очень важной и нужной: она подводила определенную черту в нашей профессии и жизни…
Чем лучше знаешь человека, тем труднее о нем писать. Вспоминаются мелкие детали, события, поступки, фразы, которые никак не складываются в единое целое. "Большое видится на расстояньи…" А расстояние - это время. Но уже теперь о Высоцком складывается легенда, коридор, который не надо, видимо, загромождать мелкими, противоречивыми суждениями. А может быть, наоборот, нынешнее накопление таких воспоминаний потом, спустя какое-то время, сложится в гармоничный, цельный образ.