Банкет имел место по случаю подписания протокола приёмки. Противоатомное убежище сдавали на консервацию, предварительно списав и актировав всё, что вообще можно было актировать и списать. К огорчению генерала Давлетбаева, кое-чем всё-таки пришлось поступиться, в основном из-за косности компетентных инстанций, а также из-за конструктивной недостаточности грузовых лифтов. Тем не менее, вывезенного на поверхность хватало в общей сложности на несколько скромных шалэ на Лазурке, о чём депутат, разумеется, знал. Как и о том, сколько получил - и для передачи, и себе на карман - председатель комиссии Крыпатченко, подписавший Давлетбаеву нужные бумаги.
Сам Викентий Виленович был по этой части обойдён, но в рамках приличия. Денег ему, как человеку без права подписи, никаких не полагалось, зато уважуха, накрытая поляна и последующий досуг подразумевались. Чем он и намеревался воспользоваться и ни в коем случае ни в чём себе не отказать. Отказывать себе в чём бы то ни было Кеша - так звал его Лидер в добрую минуту - считал безнравственным.
Банкет тем временем пережил первую волну тостов и тихо стагнировал в ожидании второй. Люди разбились на кружочки и базарили - не то чтобы по делу, а где-то около, принюхиваясь и прихрюкиваясь к разным темам, а то и просто так.
Благообразный седобородый дед в недорогом, но хорошо сидящем костюме внимательно слушал моложавого майора, который, горячась и разбрасываясь рукам, рассказывал, насколько под Ямантау было круче. Долговязый пиджак, слегка заикаясь, спорил с низеньким подполом в лопающемся на пузе мундире о тактико-технических характеристика характеристиках танка "Абрамс", причём подпол всё время повышал голос. Пьяненькая тётенька, лет десять назад очень даже ябвдульная, а теперь всего лишь условноебабельная, страдала от мужского невнимания и показывала зачулкованную ножку - на вид тёплую, но с просвечивающим синяком на коленке, что наводило на мысли о какой-то драме. Рыжий прапор, неведомо как проникший на барский пир, споренько накидывался водочкой, время от времени набивая рот селёдкой с луком. Пил прапор быстро и умело. Викентий Виленович аж залюбовался такой целенаправленной и успешной работой над собой.
Пархачик присел на прежнее место, как раз возле прапора. Подтянул чистенькую тарелочку, странным образом выжившую на этом столе. Нагрузил холодными баклажанчиками, опробовал. Баклажанчики хорошо, правильно улеглись в желудок, тот и не буркнул. За это депутат вознаградил себя кстати подвернувшимся коньячком. Коньячок пошёл чуть жёстче, чем хотелось бы, однако кишок не разбередил. Депутат закрепил успех тарталеткой с козьим сыром.
- Из-звиняюсь, а вы москвич? - поделился рыжий прапор внезапной догадкой. Водочка в нём согрелась до кондиции и требовала слова.
Депутат прикинул перспективы. Разговаривать с водкой в чужом желудке ему приходилось регулярно, и всё, что она может сказать, он, в общем-то, знал. Рыжий, при взятом темпе, должен был бы минут через несколько начать бороздить мордой просторы стола, или уж впасть в амбицию, а то и в полезть драку. Однако покидать с трудом завоёванное место за столом не хотелось. Пархачик решил пообщаться, а там посмотреть по обстановке.
- Да какой москвич! С Подоляк мы, это село такое - Подоляки, мало кто знает - вздохнул он специальным образом, как бы открывая провинциальному быдлу пространство для сопереживания. - Депутат от области. В Москве бываю временно. Не могу в этом городе, кошмар какой-то, - закончил он фразой, на которую провинциальное быдло обычно велось.
Прапор не повёлся. Зато государственное слово его зацепило.
- Депутат… - по-собачьи наклонил он голову. - Депутат. Чего же ты депутат…
Не по-хорошему задумчивая интонация прапора и тыканье не обещали конструктива. Пархачик решил отделаться парой фраз и всё-таки уйти.
- Я депутат Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, фракция Либерально-Демократической Партии России, - он по опыту знал, что эта фраза озадачивает и сбивает с толку.
- Депутат, значит. Вот вы там депутаты. В Москве. Законы для нас принимаете, - уже откровенно накручивал себя прапор.
- Мы находимся в оппозиции, наши законодательные инициативы торпедируются партией власти, хотя мы внесли в думские комитеты только за этот год около тридцати радикальных предложений… - у депутата включилась пластинка.
Прапор скроил казённую рожу.
- С государством боремся? На какие шиши боремся? На госдеповские?
Викентий Виленович почувствовал себя увереннее: такие заходы он давным-давно научился отбивать из любой позиции.
- На зарплату, - избрал он самый простой и беспроигрышный ход. - Мне хватает, в Думе буфет дешёвый.
- Буфет дешёвый… Да чего буфет… Я спросить хочу. Простому человеку ответь, депутат. Ну почему у нас всё вот так? Ты мне скажи. Почему у нас всё вот так вот, а? Вот так вот почему всё?
Депутат понял, что прапора всё-таки перекособачило в амбицию. Общаться дальше было бы глупо, а то и опасно.
- Простите, я забыл одну вещь, - быстро сказал он, и тут же вспомнил, что и в самом деле забыл одну вещь. А именно - спешно убегая в сортир, оставил свой ноут на подзарядке без присмотра.
Ноут у депутата был уникальный. Не какой-нибудь там попсовый мак-эйр, с которыми половина Думы ходит, а подарочный, минобороновский, в чёрной резине снаружи и с неубиваемым железом внутри. Подаривший ноут товарищ особенно подчёркивал, что помимо жёсткого диска, который ломается и размагничивается, в ноуте стоит восемь терабайт какого-то эс-эс-ди, в котором движущихся частей меньше, чем в кирпиче, а инфа может храниться практически вечно. Последнее обстоятельство Викентий Виленович неизменно вспоминал, закачивая на ноут очередную коллекцию прелестных голышечек… К сожалению, эксклюзивная игрушка довольно быстро разряжалась, так что приходилось всё время её подкармливать при каждом удобном случае. Вот и сейчас он его где-то пристроил, вот только где?
- Ноут я забыл, - закончил он, выбираясь из-за стола.
- Ты на мой вопрос ответить забыл, д-депутат, - начал было рыжий плохим голосом, придвигаясь и набычиваясь, однако депутат ловко вильнул чреслами, выскользнул - и уткнулся в подреберье долговязого, который втирал про "Абрамс".
- А вот и здрассьте, - долговязый тоже был датый, но умело датый, понимающий, как себя держать под шофе, скорее всего - много и профессионально киряющий в разномастном обществе и знающий себя под всяким градусом и углом. - Всё в порядке? - уточнил он, показывая глазами на рыжего.
- Вы мой ноутбук не видели? - депутат тем временем полностью покинул сферу внимания прапора, и тот притих. - Чёрный такой, резиновый? Я его на зарядку поставил, забыл куда.
- Ноутбук? Чёрный резинновый? Там, - долговязый мотнул головой в неизвестном направлении.
- Там - это где? - уточнил депутат.
- Вы его в залле под плитой, у щитка, поставвили, - пояснил долговязый. Депутат заметил, что долговязый не то чтобы заикается, а как бы удваивает некоторые согласные - на итальянский, что-ли, манер. Было в этом что-то неестественное. Как и само лицо долговязого - не славянское, но и не восточное: такое лицо могло бы быть у молодого араба, если б его как следует потереть ластиком и убрать цвет, а заодно пригладить всё торчащее и выпирающее. "Такие в разведке нужны", подумал было депутат. Потом вспомнил, чем занимается российская разведка, и сморщился, как от кислого.
Долговязый это истолковал по-своему, чуть наклонился, мягко тронул вспотевшую кисть государственного человека сухими пальцами.
- Не беспокойтесь. Ничего с вашим чемоданчиком не буддет.
Викентию Виленовичу и в самом деле стало спокойнее: он вспомнил. Ноут он поставил кормиться у электрического щитка в помещеньице с потолком, тяжёлым даже на вид. Помещеньице считалось наиболее защищённой частью комплекса и было рассчитано на полную изоляцию в случае чего. Впрочем, эта сторона дела волновала депутата в последнюю очередь. Важно было, что зал был рядышком, через две двери, так что можно было не бежать сломя голову за своим имуществом прямо сейчас - и потом не знать, куда его деть. А спокойно посидеть, уговорить фуфырик-другой, и подхватиться уже при сборах.
- Тост! Тост! - закричал кто-то жестяным военным голосом и застучал ложкой по стакану, пробивая звоном жужуканье и гундёж. - У Фирьяза Давлетбаевича! Созрел! Тост!
- Началось наше всё, - долговязый сыграл голосом трезвую интонацию, и от того и в самом деле протрезвел секунд на двадцать. - Теперь придётся слушать. Давайте-ка сюда к нам, тут яйца с икрой. Хотя икра - те же яйца, только рыбьи, - философически заключил он, достигнув верхней границы абстрактного мышления, доступного российскому военному.
Викентий Виленович решил на старое место не возвращаться: рыжего прапора, наконец, накрыло, тот сидел в характерной позе, свесив голову на грудь, и уже готов был с грохотом пасть. Поэтому Кеша благосклонно кивнул и уселся на чей-то стул. Перед лицом оказалась чужая тарелка, измазанная едой, и захватанный пальцами стопарик. Депутат покрутил башкой и увидел высокий стакан для газировки, а рядом - графинчик с беленькой. Стакан и графинчик смотрели друг на друга недоверчиво, понимая, что не созданы друг для друга. Пархачик, однако, решил иначе: другой посуды чистой не было, а водки внезапно захотелось.
- Таарищи! - гавкнул генерал Давлетбаев, обрушив из-под потолка на головы гостей рассыпчатое эхо. - Один раз… гризантальна с растягом по моей команде… - он вдохнул, берясь за стопарик, нолитый старым манером, всклянь, - за успешное окончание нашего Отечества три-четыре - у-ра!
Тост показался депутату не вполне удавшимся, хотя он понимал, что генерал имел в виду что-нибудь вроде окончания службы, или задания, или дежурств - чем они тут занимались и как это называется, он не знал и не хотел. Видимо, остальные тоже поняли генерала в хорошем смысле, поскольку шумно встали и относительно дружно прокричали "у-ра", с требуемым горизонтальным растягом, после чего лихо хлопнули и принялись рассаживаться обратно, скребя ножками стульев по бетонному полу. Пьяненькая тётенька дрожащими руками налила сама себе крымского шампанского и выпила отдельно.
Генерал не остановился. Он не собирался оставливаться на достигнутом. Судя по мыльному блеску глаз, он вообще не собирался останавливаться.
- Таарищи, внимание! - эхо снова запрыгало по залу. - Хочу сказать очень важные слова. Мы все… отдавая единый воинский долг… служили нашей Родине, как отцы служили нашим дедам… - заклекотал Фирьяз Давлетбаевич, делая в речи специальные военные паузы. Депутату казалось, что куски фраз вылазят у генерала изо рта, как пузыри, надуваются вокруг губ и потом с брызгами лопаются: бляп, бляп.
- Чётко исполняя свои воинские обязанности до последнего приказа о расформировании… мы не посрамили своим ратным трудом родные просторы и славу наших предков, военно-космических сил, ныне ракетных войск стратегического назначения…
Прапор, наконец, пал - классически, мордой в стол, с последующим оседанием тушки вниз под скатерть. Такого падения Пархачик не видывал с прошлого тысячелетия. Он мысленно зааплодировал, и тут же закружилась голова, закололо в груди и подступило явственное ощущение чего-то нехорошего.
Депутат тряхнул головой и наваждение пропало.
- Нашу вечную память падшим и ушедшим в запо… кх, в запас, - генерал звонко кашлянул, подравнивая речь. - И безоговорочную преданность Президентом Российской Федерации Владимиром Владимировичем Путиным, самым чутким к нуждам армии человеком… и величие нашей многострада… - тут генерал запнулся ощутимее, - многонациональной Родины-Матери… с честью носящей высокое звание Российской Федерации! Гризантальна с растягом троекратно, таарищи - у-ра!
- У-ра! У-ра! - закричали подчинённые.
Генерал, наконец, прикрыл поддувало и взялся за стопку. Все нестройно зашумели, зашелестело стекло, зацокали вилки о тарелки: люди торопились выпить и закусить.
- Это ещё не самое-самое, - предупредил долговязый и дёрнул уголком рта, что можно было принять и за кривую ухмылку, и за нервный тик. - Он сейчас стихи читать буддет.
- Главное чтоб не пел, - в тон ответил депутат, морщась: выпитое и съеденное, вроде бы хорошо улёгшееся в животе, вдруг как-то ощутимо покосилось. Дристать на бис не хотелось, да и отходить от стола во время тоста было бы некрасиво. Пархачик немножечко послушал себя и решил, что как-нибудь перетерпит.
- А теперь хочу прочесть! К нашему столу! - порадовал Фирьяз Абдурахманович, и, не дожидаясь внимания, начал:
- Таарищи родные дорогие, мы что-то важное свершаем в этот час… и можно так сказать, что все стихии сегодня поздравляют нас!
- Поздравляют как бы нас, - исправил размер долговязый.
- И можно так сказать, - повторил депутат за полковником, выпрастывая из кармана пузырёк с таблетками от желудка и пытаясь отщёлкнуть крышечку. - Минералочки тут есть?
Долговязый окатил стол быстрым оценивающим взглядом, выцепил "Святой источник" без газа и молча набулькал в фужер. Депутат вытряс на ладонь две таблетки, съел и быстренько запил водичкой.
- Давай с таким прекрасным настроеньем… огромного спокойствия, труда! - стихи генерал Давлетбаев явно сочинял сам. - И пусть над нами с наслажденьем горит звезда родная, и она… нам путь укажет всем и таким образом в вечность мы войдем! - слова "таким образом" генерал как бы промотал голосом на удвоенной скорости, а "войдем" оформил через "е".
- Вуильям… Шекспёр, - долговязый нарочито сделал между именем и фамилией классика мировой литературы выемку под матное словцо. Депутат понимающе мумукнул.
- Когда же вся эта сволота передохнет, - вздохнул долговязый и сделал приглашающее движение шеей, как бы подзывая депутата присоединиться к компании людей почище. В голове Пархачика всплыло спецслужбистское слово "подход". Секунду подумав, он решил, что это он и был.
- Сволота всех нас переживёт, она о себе заботится, - сделал он свой шажок навстречу, прикидывая, какой у долговязого практический интерес. Скорее всего, решил он - по части продажи какого-нибудь кусочка Родины, случайно уцелевшего после давлетбаевского хапка.
- О себе подумать никому не вредно? - совсем уж откровенно зашёл долговязый, сыграв голосом на повышение.
- И никогда не поздно, - решил чуть отойти депутат. Предложенный темп его насторожил.
- Бывает что и поздно, - серьёзным тоном сообщил пиджак. - Кто не успел… - он опять сделал паузу, как бы вынуждая собеседника продолжить фразу.
- На "Титаник", например, - отбил депутат, уже понимая, что услышит дальше, куда они пойдут, когда кончится мероприятие, какие ожидаются разговоры - и уже прикидывая, насколько интересным может быть предложение и придётся ли беспокоить Лидера.
- Таарищи! - снова включился Давлетбаев. - Как говорят у нас в народе, что между первой и второй есть перерывчик небольшой! И в этом небольшом перерывчике я хочу прочесть совсем небольшое стихотворение, посвящённое нашим дорогим гостям из Москвы!
Пьяненькая тётя с синяком на коленке громко и как-то очень осмысленно пукнула. Все сделали вид, что сделали вид.
- Кхе, кхе, - начал Фирьяз Давлетбаевич. - Мы все одной семьёй цветём, и каждый на посте своём, доверий от Правительства не счесть и Президент перпоручил нам честь!.. - на редком слове "перпоручил" у генерала стал кончаться воздух, а после "чести" он прервался на экстренную вентиляцию лёгких.
- Да что и честь, коли нечча есть, - вспомнил долговязый русскую пословицу.
Викентий Виленович попытался было сообразить, что это за нечча, с успехом заменяющая дурацкий сословный предрассудок, и не смог: в желудке опять покачнулось, подвалило к горлу. Он судорожно сглотнул, снова достал таблеточки, проглотил две или три, запил.
- И Родине довольно я служу… и счастлив я, что на устах своих… печать секретности держу! - в три приёма одолел генерал трудную, вычурную строчку.
- Наддо же! - в голосе долговязого прорезалось неожиданно искреннее удивление. - Это ещё кто-то помнит?
Депутат хотел было переспросить, о чём речь, да не успел. Что-то ударило его изнутри по ушам, в глазах поплыло, а потом всё стало непонятным и никаким.
Впоследствии - когда, откровенно говоря, это уже никого решительно не интересовало - врачи, занимавшиеся телом, немного поспорили насчёт таблеточек. Жизнелюбивый депутат перепутал пузырьки, и вместо желудочного принял возбуждающее. Средство считалось безопасным и совместимым с алкоголем, но повышало давление, с которым у Викентия Виленовича было и без того скверно. Хотя, скорее всего, дело было не в таблеточках. Просто пришло - точнее, вышло - время. Источенный сосудик в голове натянулся и лопнул.
То, что с депутатом что-то не так, долговязый заметил не сразу, а когда заметил, то решил, что москвич перебрал и пусть отлёживается. Больше обеспокоились его коллеги - в отличие от местных, они Виленовича знали как алкогольно устойчивого, закалённого в чаду кутежей, на адовых фуршетах девяностых. Тем не менее, по обычному человеческому нежеланию ломать себе кайф и неверию в плохое, они решили, что надо просто подождать и дать человеку отлежаться. Ну и дали - и, само собой, дождались. Депутат уже уплывал в вечность, пока наконец-то вызванные врачи из военного городка ругались с охраной на воротах.
Досуг сорвался, вместо этого тёплым пьяненьким дядькам пришлось объясняться с неприятными, быдловатыми людьми в форме, не любящими москвичей. Потом пошли звонки из Москвы, тоже неприятные - Лидер не любил, когда что-то идёт не гладко. Крыпатченко в расстроенных чувствах обматерил полицейского. Тот не стал отвечать на грубость грубостью, а молча, от сердца, засветил москвичу по соплям.
Нежелательное развитие событий предотвратил вовремя появившийся долговязый, предъявив очень специальные корочки и организовав пару звонков по своим каналам.
Дальше выяснилось, что куда-то исчез генерал Давлетбаев. Все встали на уши. Впрочем, через сутки государственный человек обнаружился. Оказывается, ебанутый вояка решил, что смерть москвича являлась частью заговора против него лично - и, как фельдмаршал Кутузов, отошёл на заранее заготовленные позиции: закрылся в одном из помещений базы с двумя литрами коньяка. К несчастью, генерала кто-то когда-то научил пользоваться электронной почтой, и он из своего убежища направил в Минобороны, Генпрокуратуру и ещё по нескольким известным ему адресам десятка четыре писем самого изысканного содержания, включая инвективы в адрес Сечина, коего Давлетбаев обвинил в работе на английскую разведку. По этому поводу в верхах вышел скандальчик - правда, без особых последствий: заменить генерала на посте своём было некем, и он это отлично знал.
Тело депутата Пархачика отправили в Москву, где и зарыли в землю. На похоронах присутствовал Лидер, так что за гробом было относительно людно. Из родственников был только тесть, и тот со словами "хочу убедиться". Супруга депутата, Анжелика, отдыхала в Греции и до пошлых формальностей не снизошла.
Какая-то жёлтая газетёнка тиснула по сему случаю статейку, где прозрачно намекалось на убийство - каковое, в свою очередь, связывалось с криминальной ситуацией вокруг подолякского леспромхоза. Интереса это не вызвало.