Родился 16 декабря 1968 года, в городе Комсомольск-на Амуре, Хабаровского края. Русский. Ни в каких партиях никогда не состоял. 8 лет отсидел в лагерях. Потом 10 лет скитался по всей России, в качестве обыкновенного бомжа. В настоящее время живу неподалёку от города Валдай (Новгородская область).
Содержание:
Олег Михайлович Боровских - ПРОПАСТЬ 1
Вместо послесловия 97
Олег Михайлович Боровских
ПРОПАСТЬ
1
"Если есть у тебя для житья закуток -
В наше подлое время - и хлеба кусок,
Если ты никому не слуга, не хозяин -
Счастлив ты и воистину духом высок"
Это Омар Хайям. Поэма "Рубайат". Написано в домонгольский период, примерно 900 лет назад. Я читаю эти строки в октябре 2007 года - и такое ощущение, что родились они буквально вчера.
Потому что вчера я ездил в Москву - по страшной непогоди.
Осень преподнесла людям сюрприз, обрушив на Подмосковье дождь со снегом в середине октября - к разочарованию тех, кто уже было вообразил, что "в результате глобального потепления" не сегодня-завтра на ёлках вырастут ананасы.
И вот я иду по городской улице, и имею сомнительное счастье наблюдать такую картину: на автобусной остановке, под весьма куцым навесом, сидят двое - мужчина и женщина. Явно нищие. Прижались друг к дружке и о чём-то переговариваются, едва шевеля посиневшими от холода губами. Одеты, не то чтобы плохо, а, если угодно - неподходяще, так, что одна деталь одежды не стыкуется, не гармонирует с другой. Заметно, что одёжка эта - с чужого плеча. На женщине модная жакетка соседствует со старенькой, выцветшей "цыганской" юбкой, тяжёлыми мужскими ботинками и белой (не слишком чистой - на белом это особенно хорошо заметно) вязаной шапочкой. Мужчина судорожно пытается втянуть неестественно красные кисти рук в рукава куртки - не столь уж и плохой, но явно ему маловатой. Судя по скрещенным и запрятанным максимально далеко под скамейку ногам в кроссовках, ступни у него замёрзли капитально.
А дождь со снегом хлещет вокруг и при малейшем порыве ветра легко достаёт до сидящих… Они уже насквозь промокли и продрогли. Но с остановки не уходят. Видимо некуда им идти. Видать кроме этой хлипкой крыши, которая спасает только от прямых, вертикальных струй дождя (без учёта бокового ветра), нет у них другого пристанища…
Я иду дальше и за стеной одной из многоэтажек (так, что с проезжей дороги не видно) вижу старенький, обшарпанный, очевидно кем-то выброшенный за ненадобностью (или из-за обилия клопов) диван, на котором навалена куча тряпья. Под кучей явно кто-то есть. Это тряпьё уже намокло (допускаю, что пока ещё не насквозь) и снегом припорошено. И я не тому дивлюсь, что кто-то таким макаром от холода спасается, а тому что никто этот диван, с его обитателем, не трогает (даже окрестная шпана!) и милицию не вызывает…
Потом была поездка на электричке, довольно долго шедшей по территории города. И там такая картина: бетонный забор отделяет железную дорогу ("полосу отчуждения", заросшую кустарником и изрядно замусоренную) от жилых домов обычной городской улицы. В одном месте бетонная плита (из коих состоит забор) накренилась, образуя даже не навес, а лишь жалкий намёк на таковой. И вот под этим, с позволения сказать "укрытием", рядом с потухшим костром, свернулся калачиком на охапке опавших мокрых листьев какой-то человек. Дрожь пробирает от одного только взгляда на этого бездомного, спящего (а может уже и неживого) под хлопьями снега, падающего вперемешку со струями ледяного дождя. Этот человек не заблудился в безлюдной тайге, или бескрайней пустыне. Его не ищут с вертолётами и собаками спасатели из МЧС. И телевидение не прерывает своих передач, чтобы взволнованным голосом телеведущего в очередной раз сообщить зрителям о ходе поисков. Человек загибается посреди одиннадцатимиллионного города - одного из крупнейших и богатейших мегаполисов планеты. Того самого города, в котором обалдевшие от безделья и шальных денег "новые русские", набивают купюрами трусы скачущих у шестов проституток; в котором престарелые потасканные "звёзды эстрады" (нередко поющие на уровне дворников) мажутся (отстёгивая нехилые бабки за "процедуры") с головы до ног - кто шоколадом, кто дерьмом, кто спермой - пытаясь ухватить за подол давно ушедшую молодость; в котором "крутится" большая часть всех денежных средств необъятной России…
И подобных свежих кострищ на полосе отчуждения - довольно много. И самих таких полос, тянущихся на многие километры, тоже немало. Москва - крупнейший железнодорожный узел России. Заметно, что ночью там греется много народу, коротая тёмное время суток под открытым небом. Днём, правда, людей тут увидишь нечасто - им ведь есть-пить что-то надо, приходится кусок хлеба как-то промышлять.
И пассажиры электричек вовсе не удивляются тому, что частенько видят из окон. Бездомные живущие в полосе отчуждения? Эка невидаль! Тут своих проблем полон рот!
Вот сидят напротив две студентки (как явствует из их болтовни). Трещат языками.
Сначала повествует одна: "…А мы типа уже уходить собрались, бабки закончились. Тут он подваливает - "девочки, коктейль будете? Я угощаю"… Я говорю - "я не буду". Надька говорит - "я буду"… Он, короче, покупает ей коктейль - тот триста с лишним рублей стоит. Подсаживается… Надька спрашивает, типа - "где работаешь?" Он говорит - "на Рублёвке". Прикинь - мы чуть не упали! Я говорю - "ты чё там - подметаешь?.." Тут какие-то парни нарисовались. Он к ним подошёл, пошушукался… Подходит опять к нам: "девочки - я вас покидаю". И ложит на стол сотню. Надька говорит: "ты чё, типа нас подставляешь? Коктейль больше трёхсот рублей стоит! У нас бабок нет…" Прикинь - он скривился, как будто лимон сожрал. Ну заплатил, короче…"
- "Развели парня!.."
Обе смеются.
Теперь изливает душу другая: "…А мой брат - такой тупой, такой тупой, просто ужас! Мать хочет его в колледж отдать - прикинь! Там все самые тупые учатся - туда ведь за деньги берут, поэтому никого не отчисляют. Он стопудово там пить-курить научится, матом ругаться… А сколько он жрёт! Сколько жрёт!.. Вчера вот такой шмат колбасы купили - он уже всё сожрал!.."
Да… Какие уж там бездомные за окном, если тут беда такая - брат жрёт много!
Потом, уже на обратном пути, иду мимо дач. Слышу, во дворе одной дачи (скорее уж виллы) - ругань площадная. Хозяин костерит на чём свет стоит кучку гастарбайтеров - по виду таджиков. Вроде бы они у пристройки крышу плохо отремонтировали. А может и не плохо - может он сам в этом дуб. Или платить не хочет. Он работяг - и по матери, и так, и сяк, и разэдак. Они стоят - и ни гу-гу…
Ну ясное дело: он - хозяин. Они - слуги. Хотя, для кого-то и он - шестёрка.
А я возвращаюсь в свой закуток. Именно такое определение больше всего подходит моему самодельному жилищу, сооружённому в лесу. Ведь я сам - бездомный. Нищий. Или, как говорят в наше время - бомж. То есть - "лицо без определённого места жительства". Такая вот милицейская аббревиатура, ставшая обыденным словом русского новояза.
Видимо меня следует считать счастливчиком - далеко не у каждого бездомного есть своя конура. Как говорится - всё познаётся в сравнении.
При свечке (электричества у меня разумеется нет) я читаю Хайяма. И никак не могу привыкнуть к мысли, что его стихам - почти 900 лет.
"Если труженик, в поте лица своего
Добывающий хлеб, не стяжал ничего -
Почему он ничтожеству кланяться должен
Или даже тому, кто не хуже его?"
М-да… Чем не вопрос для нашего времени?..
"Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями,
За столом у мерзавцев, имеющих власть".
Ну… Тут блюдолизы с Хайямом конечно не согласятся. То-то ржут наверное, читая подобное - ведь в наше время только они и живут. Остальные - существуют.
Впрочем - разве "хозяева жизни" такое читают?..
Сколько за эти девять веков прибамбасов изобретено - всяких железок, тряпок, деревяшек! Только вот кто бы придумал, как на миллиметр улучшить души людские! Ведь пять с половиной миллионов бездомных в сегодняшней России - не считая трёх с лишним миллионов беспризорных детей! Неужто во времена Хайяма хуже было? Что-то не верится…
Вот я, в XXI веке, загнан в лесную чащобу как зверь (другие и такой хижины не имеют) - и загнан не вчера, и не год назад.
Для меня всё началось давненько…
2
Декабрь 1994 года. Сегодня тепло - по комяцким меркам. Градусов 16 ниже нуля. "Свежий" ветер гонит позёмку. Несильный такой ветерок, от которого (повей он в Москве) прохожие обычно зябко жмутся, тихо охая, крякая, матерясь и кутаясь во что придётся.
В Коми никто особо не жмётся и не охает. Наоборот - ворот нараспашку. Потеплело же!
Откуда-то из-под занесённых снегом кустов, слышится несмелое чириканье воробья. Видимо пернатый оптимист тоже склонен считать, что на улице весной запахло - а значит жизнь не столь уж плоха…
Сегодня я освобождаюсь. Выхожу на свободу из лагеря, отсидев шесть лет.
Солдатик на вахте, насупив брови и пытаясь имитировать зычный командирский бас, строго спрашивает номер моего паспорта. Вопрос довольно идиотский. Не так-то просто запомнить номер документа, которого 6 лет в глаза не видел (тем более что я и не пытался никогда его запоминать). Здесь ведь не курорт - у иных так крышу сносит, что имя-то своё порой забывают. А теперь мне это и вовсе ни к чему - я уже знаю, что мои документы заботливо "утеряны" администрацией колонии. Вот были они в "личном деле" - и вдруг их не стало. Разумеется, само личное дело целёхонько - до последнего листочка. Ещё бы! Оно необходимо для того, чтобы человека легче было упрятать за решётку. А документы нужны освободившемуся именно затем, чтобы где-то как-то устроиться и больше на нары не попадать. Как говорят в Одессе - почувствуйте разницу.
А если некому будет баланду за забором хлебать - кто будет кормить дармоедов из МВД и армию всевозможных прокуроров, судей, следователей, оперов и иже с ними? Кто будет содержать охрану и администрацию многочисленных (по-прежнему многочисленных!) лагерей, всевозможных вольнонаёмных прилипал и прочих кругломордых и круглозадых "сирот", роящихся вокруг каждой колонии, подобно мухам у кучи нечистот?..
Врочем, сейчас, глядя на губошлёпа в кирзачах, я не думаю о проблемах трудоустройства - эти мысли навалятся позже, когда нервы чуть улягутся. Просто вспомнил (возможно - не совсем кстати) про знакомого расконвойника (это зэк, имеющий право в дневное время без охраны работать за пределами зоны) который рассказывал, как на его глазах (когда он что-то ремонтировал в казарме) один из солдат охраны, пинками учил своего сослуживца, как правильно мыть кастрюлю. Пинал, обещая в недвусмысленных и весьма сочных выражениях, ночью отыметь во все дыры.
Уж не знаю, насколько там у них исполняются подобные обещания - армия давно и успешно усваивает те нормы поведения, от которых уже отказались (по крайней мере - научились этого стыдиться) зэки в лагерях.
Но расконвойник не выдержал и вступился за солдата - довольно решительно и тоже не в самых учтивых выражениях. Этого окрика зэка (по сути - бесправного раба) оказалось достаточно. Не то чтобы солдат-беспредельщик очень испугался - скорее он очень удивился. Видимо его отцы-командиры никогда не говорили ему, что подобным образом вести себя нельзя…
Интересно, этот сосунок в гимнастёрке, пытающийся корчить из себя шибко строгого охранника - не тот ли самый салага, отведавший запах сапогов (а может и чего иного) своего, более наглого сослуживца?.. Впрочем - какая разница? Кто из них через это не прошёл?..
Главный кошмар не в том, что они лупят друг друга кирзачами, уродуя тело - а в том, что им уродуют душу, приучая убивать людей. Ведь если какой-нибудь зэк, доведённый до умопомрачения издевательствами (при том, что ему может и сидеть-то осталось полгода), попытается перелезть через забор, чтобы скрыться подальше от этого ада земного - то часовой обязан будет его застрелить. 18-19-летний пацан, обязан будет убить человека прицельным выстрелом - как зверя на охоте. За это ему дадут 10 суток отпуска. Такса такая. Его будут хвалить. Будут ставить в пример сослуживцам.
Если же он не станет стрелять (бывает и такое, правда редко - не у каждого рука поднимается на убийство, не у всех ведь скотское воспитание) - его ждёт наказание. Как на психике молодого парня скажется факт убийства им человека, как он с этим будет жить - никого не интересует.
При этом все, имеющие отношение к лагерной "системе", прекрасно знают, что особо опасные преступники, наиболее влиятельные бандиты, практически никогда с зон не бегут. Им - незачем. У них и в зонах - санаторные условия. Да и сидят таковые обычно недолго - в тех случаях, когда вообще сидят. На "запретку" кидаются самые униженные, самые затравленные, замордованные, безответные - вопреки глуповатым повествованиям приключенческих книжек-боевиков (и кинофильмов), красочно живописующих побеги кровожадных гангстеров, которых долго и упорно ловят мужественные солдаты и офицеры внутренних войск.
Полной чушью является и мнение о том, что в побег бросаются разоблачённые стукачи, над которыми нависла угроза расправы. Зачем им куда-то бежать, если к их услугам - защита администрации, которая уж в крайнем-то случае может отправить провалившегося стукача на другую зону. Только и всего.
Но кого интересуют все эти нюансы, если с незапамятных времён существует инструкция - беглец должен быть убит. Пойманного живьём беглеца (обязательно!) забивают до полусмерти. Зачастую подвергают его изощрённым пыткам. Так было в сталинскую эпоху, так было во временя Брежнева и Андропова, так есть сейчас. И молодых сопляков учат, натаскивают, поощряют - бить, уродовать, калечить людей, которые не сделали им ничего плохого. И беглец - русский человек - знает, что другой русский человек, ещё и жизни-то не видавший, ищет его, гонится за ним, чтобы застрелить, или искалечить, отбить всё что отбивается. Этот человекопёс идущий по пятам - лютый враг, с которым просто смешно сравнивать какого-нибудь "дальнего", "потенциального" противника, - скажем, китайца, или американца.
Демобилизуясь из армии, солдат-"вэвэшник" обычно переодевается в гражданскую одежду и старается поменьше брякать языком о своих подвигах - потому что есть, в принципе, какое-то сознание позорности такой "службы". Но душа его уже искорёжена. Психика уже развращена сознанием превосходства над определённой частью окружающих и чувством безнаказанности.
Поэтому, как правило, такой моральный инвалид плавно перекочёвывает на работу в милицию-полицию, в ОМОН-ОПОН, в какую-нибудь охрану. И вновь он оказывается в ипостаси сверхчеловека, которому начхать на окружающее его "быдло". В свою очередь, в глазах окружающих он - нечто вроде оккупанта. И пока сохраняется такое отчуждение между собственно народом и "правоохранительными органами", все разговоры о национальном примирении, о "невозврате к тоталитарному прошлому" и о торжестве демократии - не более чем словесная шелуха.
3
Наконец, я - за воротами лагеря. Помню, в какой-то французской книжке, вычитал рассказ об освободившемся из тюрьмы узнике, который окидывал радостным взором расстилавшиеся перед ним холмы, леса и поля. Вчерашнему французскому зэку хотелось бегать и скакать, приплясывая и напевая весёлую песенку…
В Коми зимой особо не попляшешь: узенькая тропинка протоптанная в снегу, вьётся меж сугробами, иные из которых - в рост человека. Идёшь, словно в траншее. Ярким пятном на бело-сером фоне полыхает красный флаг, который и сейчас - в 1994 году - как ни в чём не бывало, полощется над зоной. Весьма символично. Действительно - ведь никаких улучшений, с распадом СССР, в лагерях не произошло. Наоборот - стало заметно хуже, особенно если сравнивать с Советским Союзом именно "горбачёвской", либеральной эпохи.
А ветер метёт и метёт колючей снежной пылью. На душе тяжко - будто гора навалилась. Только тот кто сам не сидел, способен думать, будто сразу за воротами освободившемуся зэку охота пуститься в пляс. Представьте себе, что у вас, после перелома, неправильно срослась рука или нога - и теперь её предстоит ломать по-новой. Это во благо конечно - но разве приятно?!.. Так и психика, вся нервная система зэка - искорёжена в ненормальных лагерных условиях и уже одеревенела в этом искорёженном состоянии (за столько-то лет!). А теперь - новая ломка, на новый (пусть и лучший) лад. Года два-три, как минимум, будет ныть и колоть душевная травма. А потом (как и перелом кости, на непогоду) будет давать о себе знать при каждой нервотрёпке, до самой смерти. Недаром многие судимые частенько спиваются - уже после освобождения, когда казалось бы всё уже позади. Боль души пытаются глушить водочным псевдонаркозом.
Освобождение после долгой отсидки - это прежде всего шок (не менее тяжкий, чем шок при аресте). Конечно - если эта отсидка не длилась пару-тройку недель.
Что интересно - зимний ветер в Коми (летом этого нет) заставляет телеграфные провода гудеть как-то по-особому зловеще. Я никогда не слышал подобного гула нигде в Центральной России. Казалось бы - ну что такого необычного может быть в гудении телеграфных проводов? Но нет - здесь на севере, это нечто особенное. Этот тоскливый звук невозможно передать словами - его нужно услышать. Также как невозможно передать словами тревожное ощущение, в один из таких вечеров (перед наступлением сильных морозов), когда видишь странное явление природы - лучи слабого (но достаточно хорошо видимого) мерцающего света, поднимающиеся вверх от всех продолговатых предметов (например - от фонарных столбов).
Много позже, на станции Михайловский Рудник, Курской области, довелось мне краем уха услышать, как какой-то старый цыган, часто кашляя, прокуренным до хрипоты голосом рассказывал собеседнику (русскому мужичку - видимо своему знакомому), о том как ездил "к сыну на свиданку", на север. Я не ставил своей целью подслушать и запомнить весь разговор (мало ли кто с кем о чём-то болтает на вокзале). Да и вообще наверное не обратил бы на них внимания. Но одна фраза заставила вслушаться: "…Ой! Ты золотой не знаешь как это страшно - сугробы кругом, бараки почти не видно, одни крыши торчат, мороз, ветер, и провода так жутко гудят! Это ужас, настоящий ужас - словами не передашь!.."
Да, действительно - приятного мало.
Порой, находясь в тех краях, я склонен был верить в то, что Коми - проклятая земля. Говорят что ещё одному из царей, какие-то не в меру изобретательные придворные блюдолизы, попытались подбросить ценную идейку - ссылать осужденных в район междуречья Печоры и Воркуты. То есть - как раз туда, где сегодня расположена эта самая республика. Но царь (не ограниченный никакой конституцией деспот) ответил, что осужденные - тоже люди, и негоже, дескать, над ними так издеваться.