Надо сказать - зэки, пробывшие в этих местах более года, тоже постепенно переходят на "кубовое" мышление. Мужичок, отпахавший смену на лесоповале, рассказывает в бараке: "Я иду, иду - как плыву в снегу. Вдруг смотрю - вот она! Берёза! Ха-ха-ха!.." Слушатели столь же заразительно хохочут в ответ. Я смотрю на них с тихим ужасом - над чем смеются эти люди?! Какие мыслительные процессы происходят в их головах? Неужели я здесь таким же стану?..
Впрочем - зэкам тут частенько бывает совсем не до смеха. Бригаду, не выполнившую план, порой везут с делянки до посёлка в открытой машине. Это может быть и пятьдесят, и шестьдесят километров в открытой машине - по морозу. Привозят прямиком в изолятор. В изоляторе стёкла в окнах выбиты (это комяцкой зимой), батареи теплы ровно настолько, чтоб от мороза не полопались. В этом изоляторе люди и ночуют. Утром - снова на работу. На открытом воздухе, разумеется… Поначалу на этом поселении только "аварийщики" сидели. То есть - шофера, осужденные за случившиеся по их вине дорожно-транспортные происшествия. Их прямо из залов суда на поселение отправляли. Зон они в глаза не видели. А потому понятия не имели - ни о своих правах, ни о каком-либо подобии солидарности. Администрацию как огня боялись. Так менты настолько распоясались, что вообще без выходных несчастных шоферюг работать заставляли. Только впоследствии, когда начали приходить этапы с зон, зэки кое-как отвоевали право на отдых в воскресенье. Незадолго до моего приезда на поселение (как мне рассказывали - месяцев за семь), менты (одна из дежурных смен) в изоляторе, обожравшись каких-то "колёс", забили насмерть человека - без каких-либо видимых причин, развлечения ради. При мне подобного не было (но я и пробыл там всего-ничего), однако и "просто" пары-тройки ночёвок в холодном изоляторе, вполне достаточно чтобы подорвать здоровье - без всяких побоев.
Однажды, перебазировываясь на новую делянку, вальщики леса наткнулись на заброшенный лагерь сталинской эпохи. Полусгнившие бараки с провалившимися крышами, ржавые мотки колючей проволоки, разный заплесневелый хлам… И - тачки. Огромные, дико массивные (словно для ишаков), с ручками, до того натёртыми руками зэков - что сохранили блеск, спустя несколько десятилетий… Долго, почёсывая в затылках, созерцали зэки "демократической, свободной России", лагерь "тоталитарной эпохи"…
Кое-кто из пришедших этапом с Россоши, начал в припадке отчаяния ломать себе руки-ноги, чтобы как-то "съехать на больничку". Многие писали заявления, с просьбой "закрыть" их обратно в зону, до конца оставшегося срока. Сейчас - разбежались, ага! Может быть где-то и вправду поселенцам угрожают закрыть их назад в зону, если вести себя хорошо не будут - но только не в Коми.
Я ломать себе руки-ноги не собирался - они мне ещё пригодятся. Но и оставаться в том поселении было нельзя. Многие читатели наверное не поймут меня - пусть судит тот, кто сам в аналогичной ситуации побывал.
Я просто ушёл из поселения. Словом "побег" это назвать трудно. Всё-таки не из лагеря сваливал. Знал, что в случае поимки срок не добавят и бить сильно не будут. Поселенцам в этом плане чуть полегче, нежели зэкам "стопроцентным".
Невероятным рывком совершил марш-бросок по снегам и морозному ветру к железной дороге. Спортсмены-экстремалы могут отдыхать.
Правда, из пределов республики выбраться всё же не сумел - зима есть зима, Коми есть Коми. Сцапали меня и бросили в изолятор зоны строгого режима, расположенной в Чинья-Ворыке. Зона, в принципе, расконвойная (я раньше и не знал, что такие вообще существуют). То есть - она вполне "обычная", с "полноценной" охраной, но зэки днём работают на разных объектах в посёлке, а на ночь их запирают в лагерь. В изолятор этой зоны, кидали и "своих" зэков, и отловленных поселенцев, и даже порой местных вольных (в таких местах грань между зэками и свободными людьми довольно расплывчата).
Был канун "старого" Нового Года. Смена (в смысле - охрана изолятора) которая меня приняла, с трудом отличала пол от потолка. Поэтому, едва заперев в одиночную камеру - тут же про меня забыли.
Я не был в претензии. Пару суток отсыпался, после блужданий по снегам. Изолятор ведь уже зоновский - а значит тёплый. Там на столе оставалась в котелке пшённая каша, хлеба горбушка валялась, вода была в большой кружке. В общем - первое время тужить не приходилось. Потом пришёл в себя, давай молотить в дверь - жрать, мол, давайте, падлы! Посадили - так кормите!.. Дежурные долго пялились на мою особу - откуда, дескать, взялся? Потом перевели в общую камеру, где сидела куча своих зоновских грешников.
То, что произошло в дальнейшем, наверное покажется читателю анекдотом - но в написанном мной нет ни слова выдумки.
Ночью (как раз наступил старый Новый Год) вся охрана перепилась до поросячьего визга. Прапорщик, ещё каким-то чудом державшийся на ногах, за каким-то хреном отпер дверь изолятора, зашёл, попытался произнести поучительную речь, уселся на парашу (бак, накрытый крышкой) - и сладко захрапел. Один из сокамерников вышел наружу и вернувшись, сообщил, что менты по всей зоне валяются в полной отключке. Мы тут же начали готовиться смыться - кто с концами, кто просто в посёлок за водкой. Однако слишком много времени потратили на приглядывание и прислушивание. Только двое соискателей водки успели улетучиться в посёлок. Тут, как на грех, откуда-то нарисовался со своей свитой "хозяин" (начальник) зоны - изрядно "откушамши", но вполне на ногах. Убыли в камере он не заметил (возможно изначально не знал, сколько нас там было). Но двери запер и начал изо всей мочи лупить своих "утомлённых" сотрудников. Дубинки и сапог не жалел. Больше всего досталось прапорщику, отдыхавшему на параше.
Налетев как вихрь и кое-как приведя в чувство подчинённых, начальство столь же внезапно удалилось. Некоторое время спустя, вернулись гонцы с водкой. Охрана, ещё не отошедшая от тумаков, во избежание нового скандала не стала упираться рогом. За пару бутылок, самовольщиков пропустили в камеру и не мешали нам отмечать праздник…
Потом был суд - чистой воды проформа. Как я и предполагал, отправили меня досиживать срок в "обычный" лагерь общего режима - расположенный в посёлке Синдор, того же Княжпогостского района республики Коми.
17
Синдор - унылое скопище грязных бараков. Внешне - никакого отличия от того, что можно видеть на фотографиях эпохи Шаламова и Солженицына. И сходство - не только визуальное. Раньше-то, на относительно сытой россошанской зоне, читая книги Солженицына, порой ловил себя на мысли, что в наше время такое невозможно. Видимо самые большие ужасы лагерной системы остались в прошлом. Вероятно и были они - лишь в каких-то особых лагерях. А может и того - приврал слегонца Александр Исаевич. Оно и неудивительно - человек озлобленный, настроен предвзято, понять можно…
И вот теперь, в синдорской колонии, узрел я своими глазами почти всё, о чём раньше лишь в книжках читал. А если в чём-то и было полегче - так в другом приходилось хреновее. За два года проведённых в Синдоре, довелось увидеть и узнать неизмеримо больше, нежели за четыре года в Воронежской области.
В россошанском-то лагере сидели по-преимуществу местные (в смысле - с Воронежской области). Иные даже из одного села, или с одной улицы, знали друг друга по воле, имели общих знакомых. А это накладывает громадный отпечаток на взаимоотношения. Даже людям не слишком хорошим, в такой ситуации волей-неволей приходится держать марку. В Синдоре же была сборная солянка. Кто из Ростова, кто из Воркуты, с Урала, из Чувашии, Вологды, Поволжья… Солидарности никакой - абсолютно. Зона - голодная и холодная. Если в Россоши не знали иного хлеба кроме белого, то в Синдоре не видели даже нормального чёрного. Только глинообразная спецвыпечка. Центрального отопления практически не существовало - все трубы были давно разморожены и полопались. Зэки ложились спать в фуфайках, валенках и шапках-ушанках. Всё время мастерили из силикатных кирпичей миниатюрные электроплитки, крутя из проволоки самодельные спирали. Ставили их под кровати. А менты устраивали специальные рейды, разыскивая и отбирая эти жалкие подобия обогревателей. Баня не работала месяцами. Время от времени в зону вводили ОМОН. И тогда летели кувырком несчастные зэковские пожитки, трещали тумбочки, горели костры из "неположенных" вещей - а неположенным в лагере можно объявить всё что угодно. Месяцами люди не видели пайкового сахара, проданного хлеборезом ментам, или блатным. Давились у раздаточного окошка за миску вонючей баланды, от которой отказались бы и свиньи. Почему-то особенно легко теряли человеческий облик уральцы и чуваши. Чуточку лучше держались воркутинцы и ростовские. За посылками ходили не менее чем по трое - чтобы не отняли. При этом зона считалась "правильной", заправляли всем - формально - блатные. Администрация как бы самоустранилась от всех "внутрилагерных" проблем. Но именно - как бы. На самом-то деле, тех блатных, приходивших в зону этапами, которые не соглашались быть верными моськами ментов - в лагерь просто-напросто не принимали ("по оперативным соображениям"). В Синдоре местные блатные были как бы внутризоновской милицией. Они жили в отдельном бараке, на особо льготных условиях (подозреваю, что не всем из них на воле жилось так хорошо), пили в обнимку с ментами и больше всего боялись отправки в какие-нибудь другие лагеря, где с них (хотя бы теоретически) могли бы спросить за их прошлое поведение. Вопреки всем канонам "воровской морали", они скупали продукты в лагерной столовой, откровенно обкрадывая других зэков, могли отнять у кого угодно понравившуюся вещь, или даже избить человека за невыполнение им плана на работе. Двоих угроблелых стариков, пытавшихся бежать (попытка-то была смехотворная, явно обречённая на неудачу), не побрезговали изнасиловать… Солженицын как-то упоминал о таком способе пытки, когда пытаемому наступают, скажем грубо, на яйца. Но он не описывал, как выглядят люди, прошедшие через это. А я видел парня, которого блатные приспешники администрации подвергли такой пытке, за какие-то упущения в работе. Он передвигался с огромным трудом, едва-едва переставляя раскоряченные ноги. Глаза были совершенно пустыми, как у живого мертвеца…
Хорошо было трепать языками о каких-то лагерных понятиях, о политике и грядущих изменениях в стране - в Россоши, где не садились чифирить без конфет, нередко употребляя вместо чая кофе. Только на севере и довелось увидеть и понять, насколько слабые существа - люди, насколько быстро они гниют, насколько много среди общей людской массы уродов. И что интересно: сильные телом качки, сильные понтами наглецы - как правило, оказывались крайне жидкими на расправу. Гораздо меньше были подвержены ломке и гниению те, кто отличался высоким уровнем интеллекта - малоприметные "ботаники", или пожилые люди с богатым жизненным опытом. Именно там я чётко осознал, что интеллигенция - душа и совесть народа, соль земли и лучшая часть, становой хребет нации. Нация без интеллигенции - стадо, полный ноль. Какими бы ни были могучими быки в этом стаде - они всего лишь часть стада. Самый умный баран, не заменит собой самого глупого пастуха. И если Ленин говорил, что "интеллигенция - говно нации", значит это самое говно - наполняло его голову вместо мозгов. Иногда говорят, что самые лучшие люди - это те, у кого есть какие-то моральные принципы, например, - верующие. Но в том-то и дело, что моральные принципы могут возникнуть только у человека разумного. Дурак тоже может толковать о каких-то принципах. Но попробуйте-ка его не покормить пару-трое суток. Куда денутся те принципы! Будет давиться за миску баланды, отпихивая мать родную… Дурак может стоять со свечкой в храме. Но он не может быть искренне верующим, чётко понимающим, во что именно и почему именно он верит - и почему не верит во что-то иное. Верующий - значит умный. Умный - значит верующий. Вот баран - ни во что не верит. Ни о смысле жизни, ни о Боге - не задумывается. Ходит, мекает, завтра на шашлык пойдёт… Другое дело, что не следует (нельзя!) путать людей интеллигентных, умных - с образованными быками. Хамом и быдлом, вполне может оказаться и министр с тремя высшими образованиями. Интеллигентность - это не количество дипломов и громких званий, а состояние души. И как же у нас не умеют дорожить теми, кого необходимо ценить на вес золота!.. А потом удивляются - почему Россия всё время "в жопе"? Она всегда будет в этой самой жопе (а то и вообще медным тазом накроется) - пока не научится опираться на умных людей. Опора на покорно мычащее быдло и на ретивых держиморд - это попытка опереться на большую кучу дерьма.
18
Шесть часов утра. По радио транслируется гимн "демократической" России - без слов (не придумали пока). В лагере - время подъёма. Повсюду слышится кряхтенье, сопенье и тихий мат. "Ох-ох-ох, что ж я маленький не сдох?!.." Эту присказку, изрекаемую стариком-соседом, я слышу каждое утро - и каждое утро мысленно с ней соглашаюсь. А когда с такими словами соглашается двадцатичетырёхлетний парень - это что-нибудь да значит.
Ужасно не хочется шевелиться. Я лежу свернувшись клубком, в позе эмбриона, накрывшись с головой одеялом. За ночь слегка пригрелся. Прекрасно знаю, что после первого же движения призрачное блаженство будет нарушено. Тысячи мельчайших иголочек вопьются во всё тело. Ведь наша бригада работает со стекловатой. Этот труд - разновидность проклятия. Никаким душем не отмоешься. А если с душем проблемы? А если и со сменой одежды проблемы?.. Стоит чуть приподнять накрывающее голову одеяло - и в нос ударит терпчайший, почти непереносимый дух густонаселённого барака, сохнущих портянок, немытых тел, давно не стираной одежды. А вместе с вонью, ворвётся под одеяло и холод. Конечно, не такой как на улице. Но если на дворе от тридцати до сорока, то откуда взяться такому уж большому теплу в щелястом, полугнилом, практически неотапливаемом бараке - пусть и набитом под завязку зэками?
Поднявшись всё же (куда ж деваться?), замечаю в углу на полу, странно скорчившуюся фигуру. Интересно - откуда он взялся? Вроде вчера не было… Да ладно - не до него. В столовую бежать надо. Там холодина конечно, окна изморозью покрыты. Да ещё в очереди стоять придётся. Хреново, если среди чувашей или уральцев окажешься - те давиться будут, как скот у водопоя. Надо поближе к ростовским, или воркутинским держаться… Потом ещё проверка будет - это опять же, стоять на морозе придётся. После этого уж - на работу…
Некоторое время спустя, на котельной, встречаюсь со своим напарником, Димкой. Кумекаем с ним - где бы буханку черняшки выкружить? На одной пайке ведь дистрофиком станешь. Хорошо бы ещё маслица постного раздобыть - тогда вообще лафа…
Подошёл слесарь. Зовём его Комяком - хотя никакой он не комяк, родом из Волгоградской области. Но полжизни провёл в этих стылых краях. Рассказывает порой, как работал на буровых и в геологоразведке. В том числе в организации, под странным названием "Северкварцсамоцветы". Эта контора рассылала экспедиции по всем "северам", выискивая месторождения драгоценных и полудрагоценных камней. За каждым геологом-поисковиком, тенью следовал специально прикреплённый кагэбэшник - следил, чтоб случаем не присвоил кто "народное достояние". Если порой и удавалось что-то найти и наспех припрятать - как за этой находкой потом вернуться, в безлюдную, заболоченную глухомань? Однажды кто-то из геологов умыкнул какую-то довольно крупную и драгоценную находку - и смылся с этой находкой в рюкзаке. Но и того взяли в конце-концов, где-то под Нарьян-Маром.
Есть у Комяка голубая мечта - нечто вроде идеи фикс: построить дирижабль, на котором можно было бы преодолевать тысячекилометровые пространства северного безлюдья. На этой штуковине прошвырнуться по Заполярью. - "Там ведь богатства - немеряно! И золото можно мыть, и камушки ценные искать, и людьми оставленное к рукам прибрать. Туда ж сколько техники завезли! Сколько горючего, запчастей разных! И всё брошено на складах, без всякой охраны! Назад вывозить невыгодно. Если бы как-то хоть что-то вывезти - озолотиться ведь можно!.." Умудряется где-то доставать книги, журналы по авиации. То и дело приходит, совета просит. Я и не пытаюсь отговаривать или высмеивать - прекрасно понимаю, что в зоне у каждого должна быть какая-то отдушина, в которую он уходит от реальных проблем. Без такой отдушины человек может и в петлю полезть. И вообще, как говорят англичане (и нам, русским, эту свою поговорку приписывают): "у каждого в голове свои тараканы"…