Нужна была кандидатура из недр Москвы, третья подряд рекомендация из ЦК КПСС немосквича была бы наверняка отвергнута, как просто унизительная для Москвы. В процессе предварительных обсуждений назывались Вольский, Председатель Госстроя Серов, вице-президент АН СССР Лаверов, секретарь горкома Писарев, секретари райкомов Брячихин и Клюев и некоторые другие. А вопрос решился неожиданно просто, когда Горбачев решил обратится за советом и мнением сначала к членам бюро, а затем и Пленума горкома. Подавляющее большинство высказалось за Прокофьева. О других и слышать не хотели.
Нам казалось, для Москвы это не тот масштаб и не тот уровень, что будет больше тяги к партийной рутине, но не посчитаться со столь единодушным и категоричным мнением москвичей было сочтено невозможным.
Смена руководства московского горкома, приход Юрия Анатольевича Прокофьева на первых порах внесли определенное оживление в деятельность горкома - началась более активная работа с другими общественными партиями и движениями, завязался диалог, первый секретарь смело шел на дискуссии. Однако совершенно неожиданно, где-то уже перед самым съездом, я думаю, под влиянием жестокого поражения московской парторганизации на выборах народных депутатов России и Моссовета, в позиции Прокофьева произошел перелом в пользу более догматичных, консервативных позиций, что и проявилось в его выступлениях на съезде и последующих событиях.
Пожалуй, еще более болезненной оказалась обстановка в Ленинграде. Соловьев не пользовался там авторитетом, его избрание было санкционировано и навязано сверху из ЦК, не обошлось тут без влияния Лигачева. Он мало общался с населением, особенно с творческой интеллигенцией, да и они не тянулись к нему. По своим настроениям был близок к консерваторам и традиционалистам, к тому же на нем постоянно был налет какого-то барства и высокомерия.
Нового первого секретаря обкома Бориса Вениаминовича Гидаспова я знавал еще в пору его молодости по работе в Технологическом институте имени Ленсовета, и тогда у меня сложилось о нем представление как о современном, эрудированном, прогрессивно мыслящем человеке. Наше знакомство возобновилось на Первом съезде советов, на котором Гидаспов не раз выступал как председатель мандатной комиссии.
Не припомню, у кого возникла мысль именно его рекомендовать первым секретарем Ленинградской парторганизации, но я ее поддержал. Гидаспов никогда до этого не был на партийной или государственной работе, но входил в бюро обкома как ученый, руководитель крупного научно-производственного объединения. Мне казалось, что он может действовать в духе времени, в русле перестройки, но, очевидно, не хватило сил противостоять общим настроениям в ленинградских партийных кругах, переломить их, выйти на диалог с новыми демократическими движениями. Мне пришлось несколько позднее - в апреле 1990 года - выдержать бурный натиск со стороны актива родной парторганизации, обвинявшего во всем центр и категорически возражавшего против рыночной реформы и т. д. Думаю, не случайно (хотя мне об этом, как ленинградцу, писать не так просто), именно в Ленинграде появились и Нина Андреева, и так называемый "инициативный съезд РКП". Гидаспов в конечном счете попал под влияние этих настроений, занял жесткую позицию партийного фундаментализма, которая приносила одно поражение за другим.
Положа руку на сердце, не могу не признать, что кадровые перемены на Украине, в Москве и Ленинграде складывались скорее под давление конкретных обстоятельству не как результат далеко идущей линии с учетом стратегических задач перестройки. В принципе нужны были руководители иной формации и по пониманию проблем, и по стилю мышления и практических действий, но таких не оказалось под руками, а на решительный выход за рамки сложившейся номенклатуры нам просто не хватило духу.
Генсек в разговоре со мной вернулся к теме организации работы Секретариата, распределения обязанностей между секретарями. Договорились о том, что два секретаря из числа вновь избранных на Пленуме при сохранении кураторства со стороны соответствующих членов Политбюро будут заниматься координацией партийной работы в РСФСР, Гиренко - проблемами межнациональных отношений.
Речь шла о возобновлении регулярных заседаний Секретариата. Я предложил, чтобы его вели по поручению Генсека члены Политбюро в зависимости от выносимых на обсуждение вопросов. Чувствовалось, что с таким вариантом Генсек не очень согласен, но другого пока просто не существовало. Все эти вопросы были затем оговорены на ближайшем заседании Политбюро. Секретариат начал время от времени собираться и, главным образом, по вопросам организационно-партийной и идеологической работы и потому под моим председательством. Лигачев, и особенно Яковлев, как я и ожидал, отнеслись к этому довольно кисло, старались уклониться от заседаний, с остальными секретарями таких проблем не возникало.
В начале ноября на заседании Политбюро Горбачев поставил вопрос о форсировании подготовки XXVIII съезда партии с тем, чтобы уже в январе опубликовать проект предсъездовской платформы. Имелось в виду, что это может усилить позиции партии на выборах в республиканские и местные советы. К этому времени созрело предложение и о еще большем приближении партийного съезда, проведении его в мае - июне следующего года.
Платформа КПСС или "Демократическая платформа"?
Еще в декабре мною по поручению Горбачева была начата подготовка материалов к предсъездовской партийной платформе. Даны поручению ИМЛу (Смирнову), АОН (Яновскому), ИОН (Красину). Приглашал я также на персональной основе неординарно мыслящих людей, в том числе - Лена Карпинского и Евгения Амбарцумова, просил их поразмышлять над концепцией предсъездовской платформы и получил от них интересные соображения. Был разговор на эту тему и с моим соседом по съезду народных депутатов и однофамильцем Роем Медведевым, но он сказал, что больше склонен к историческому жанру. Уже в канун нового года первый 80-страничный вариант был направлен Горбачеву.
В начале января Генсек собрал традиционную команду в Ново-Огарево. Тут выявились большие расхождения. Представленный материал по существу не обсуждался, было ясно, что он не очень-то воспринимается коллегами. Состоялся общий обмен мнениями о характере будущей платформы к съезду, смысла и тональности документа. Мое понимание его как обозначения последнего рубежа, с которого отступать уже нельзя ("просто некуда"), а потому документа максимально острого, откровенного и самокритичного, встретило возражения, прежде всего со стороны Яковлева: не надо, дескать, впадать в панику, говорить об отступлении, ведь мы, наоборот, наступаем и т. д. Это было началом разногласий с Яковлевым, которые затем стали проявляться все больше и больше.
Мое участие в дальнейшей работе над проектом платформы было ограниченным из-за поездки в Литву и занятости другими делами, да я и сам не стремился его активизировать, чувствуя иные подходы со стороны коллег. Сведение материала и финишную доработку вели Яковлев и Шахназаров.
Проект платформы нравился мне все меньше - обтекаемость, литературщина, увлечение красивым словом в ущерб содержательности. Возник острый спор по структуре собственно программного раздела. Мне казалось, начинать его надо с того, что всего больше значит для людей - с социально-экономических проблем, включая самые неотложные. Яковлев и другие - чтобы начать с политических свобод. В итоге Генсек остановился на компромиссном варианте, предложенном Болдиным, и обратился ко мне, чтобы я его реализовал. Но я отказался, сославшись на то, что это противоречит моему пониманию. Наступили тягостные минуты, чего до сих пор никогда не бывало в нашей коллективной работе. Материал по экономической реформе я все же свел и к вечеру отдал Болдину.
В начале февраля состоялось обсуждение проекта Платформы на Пленуме ЦК КПСС. Он был созван в расширенном составе с участием руководителей республик, краев и областей, не входящих в состав ЦК, группы первых секретарей горкомов и райкомов партии, секретарей парткомов крупных первичных партийных организаций, руководителей министерств, центральных ведомств, творческих союзов и организаций, средств массовой информации, ученых, военных, группы шахтеров из некоторых угольных бассейнов. Обсуждение вылилось в широкую общеполитическую дискуссию, отразившую весь спектр позиций, взглядов в партии, начиная с радикально-деструктивных и кончая консервативно-фундаменталистскими.
Как и на предыдущих Пленумах, во многих выступлениях звучали мотивы неприятия перестроечных процессов, хотя на словах все заверяли в приверженности им. Характерным в этом отношении было выступление Бровикова, посла в Польше, а до этого длительное время работавшего в отделе организационно-партийной работы ЦК КПСС и вторым секретарем ЦК Компартии Белоруссии. Я хорошо знал его по работе в ЦК КПСС и в Польше. Это был способный, остро мыслящий человек, но насквозь пронизанный аппаратной "орготдельской" психологией брежневских времен. На его настрой, суровый и мрачный, по-видимому, повлияли также состояние здоровья после тяжелого заболевания и серьезные неприятности в семье. Но, конечно же, не это было главное. Аплодисменты, сопровождавшие выступление, красноречиво свидетельствовали о наличии в составе ЦК мощных сил, противостоящих Горбачеву.
Свои "десять требований" выдвинул Ельцин. Некоторые из них были вполне реальными (об отмене статьи 6-ой Конституции, о прямых выборах делегатов съезда), другие дискуссионными (отказ от принципа демократического централизма, признание самостоятельности фракций), третьи - просто утопичны (ликвидация аппарата, подчинение партийных средств массовой информации только съезду или партийной конференции). Ельцин оказался единственным воздержавшимся при одобрении проекта Платформы. Мотив - не учтены его десять предложений, хотя, по признанию Ельцина, документ и заключает в себе некоторые новые и прогрессивные позиции.
Несмотря на острые противоречия, все же возобладал конструктивный подход. Тон был задан докладом Генерального секретаря, который поддержали большинство ораторов. На сей раз выступили члены Политбюро, и это произошло не по предварительной договоренности, а потому, что всем было ясно значение данной дискуссии. У каждого из нас имелись свои оценки ситуации, разное отношение к обсуждавшемуся проекту, чем-то он каждого не удовлетворял, но надо было поддержать его в принципе, ибо от этого зависела судьба партии, идущей навстречу своему съезду.
Работа над проектом Платформы продолжалась и на Пленуме в рамках комиссии, созданной им во главе с Горбачевым. В ее состав вошли и мы с Яковлевым и Фроловым, но итоги работы комиссии было поручено докладывать не Яковлеву и не мне (видимо, Горбачев, учитывал мое неоднозначное отношение к проекту), а Разумовскому. В подготовительной работе он не участвовал, не знал всех тонкостей и предыстории вопроса, поэтому оказался в довольно трудном положении. Впрочем, обсуждением поправок руководил сам Горбачев, и вся тяжесть этой миссии выпала на него. О том, как это происходило, читатель может составить представление по стенограмме, опубликованной в "Известиях ЦК КПСС" за 1990 год, номер 3.
Наибольшее давление на проект шло в направлении ужесточения формулировок, восстановления привычных заходов и формул. Основное реформаторское содержание удалось сохранить, но текст приобрел некую лоскутность, создавая впечатление, что он делался двумя или даже тремя разными руками.
На заключительной части работы Пленума я не присутствовал в связи с визитом в Лондон во главе делегации Верховного Совета СССР, который до этого дважды переносился.
…Реакция на публикацию Платформы ЦК КПСС "К гуманному демократическому социализму" была неоднозначной: согласно проведенным опросам большинство членов партии отнеслось к ней положительно, но среди интеллигенции настроения складывались не в ее пользу. В дальнейшем, несмотря на усилия партийной пропаганды, ситуация в лучшую сторону не менялась, скорее, наоборот. В какой-то мере это можно объяснить влиянием альтернативных программ - "демократической" и "марксистской" платформ, но, как мне представляется, главную роль здесь играли общеполитические настроения растущего недовольства партийным руководством.
"Демократическая платформа" все навязчивее преподносилась некоторыми средствами массовой информации, как чуть ли не образец демократизации партии. С большой помпой выступали ее авторы - доцент кафедры научного коммунизма одного из вузов Лысенко и ректор Московской высшей партийной школы Шостаковский. Последнего я хорошо знал по работе в Академии общественных наук. Путь Шостаковского к "Демократической платформе" был, непростым. Он был помощником бывшего ректора АОН Иовчука, известного своими консервативными взглядами, сформировавшегося еще в сталинские времена. Потом стал ученым секретарем Академии, но вскоре после моего прихода в АОН был взят в Отдел организационно-партийной работы ЦК КПСС и "курировал" партийные учебные заведения, и уже оттуда был направлен ректором Московской ВПШ. Позднее мы встретились с ним уже в Фонде Горбачева.
Я был с самого начала принципиальным приверженцем диалога с представителями различных течений в партии и авторами альтернативных проектов. При моем участии были решены вопросы о публикации в партийной печати "Демократической" и "Марксистской" платформ, о приглашении на мартовский Пленум ЦК Лысенко для участия в обсуждении Устава партии (такая просьба была передана через Травкина). В числе немногих я голосовал за предоставление ему слова на Пленуме. Позднее, когда началась переработка программного документа к съезду, в комиссию и рабочую группу были привлечены представители различных течений, они были и в составе Редакционной комиссии съезда.
Настроения общественности, в частности, интеллигенции, я отчетливо почувствовал на встрече с коллективом Московского энергетического института 23 февраля, а затем на встрече с партийным активом Калининского района столицы. В МЭИ три часа держали на трибуне, из них 2,5 часа отвечал на вопросы. Многие касались сопоставления предсъездовской Платформы ЦК КПСС и "Демократической платформы". Мои соображения на этот счет выслушивались внимательно, но настороженно и недоверчиво. Аудитория была уже настроена определенным образом.
В чем суть вопроса, о чем шла речь? Прежде всего о несопоставимости этих программ. Проект ЦК КПСС дает изложение определенных позиций по всему кругу проблем, начиная с оценки ситуации и кончая вопросами перестройки партии. В альтернативном же проекте охвачены лишь вопросы партийного строительства, практически не затрагиваются вопросы экономической, социальной политики, проблемы межнациональных отношений, не говоря уж о международных делах.
Если же брать только одну эту область - взгляд партии на саму себя, то в этих документах содержалось много сходных и созвучных посылок. Например, о переходе всей полноты власти от партии в руки демократически избранных советов, об исключении из Конституции законодательного закрепления руководящей роли конкретной партии, способах выборов делегатов на партийные конференции и съезды, а также партийных комитетов, бюро и секретарей.
К числу дискуссионных можно отнести вопрос конкретной трактовки демократического централизма, как принципа построения партии, соотношения вертикальных и горизонтальных структур. Кстати, мне пришлось соприкоснуться с некоторыми возникшими спонтанно горизонтальными структурами - советом секретарей парткомов высших учебных заведений, конференцией секретарей партийных организаций учреждений Академии наук - и убедиться в том, что это полезные и жизнеспособные формы политической деятельности.
Принципиальное же различие между двумя платформами по существу одно - об отношении к фракциям внутри партии. Наша позиция - плюрализм мнений, полная свобода в отстаивании своих взглядов, возможность выдвижения альтернативных платформ, их пропаганды и отстаивания даже после того, как определилось мнение большинства и на его основе принято решение, обязательное для выполнения. Но без организационного оформления фракционных группировок со своей внутренней структурой и дисциплиной, отличных от общепартийных, иначе говоря - без партий внутри партии. В новых условиях, при свободе организации новых партий такому подходу нет никакого оправдания, да в этом нет и никакого практического смысла: если не хватает сил и аргументов для завоевания поддержки со стороны большинства партии, выходи из нее, создавай новую партию - ведь это же союз, сообщество единомышленников!
Представители "Демплатформы" вместо того, чтобы попытаться развернуть в дискуссии альтернативную программу по широкому кругу социальных проблем, сосредоточились на одном - своем требовании свободы фракционной деятельности в партии. Они решили явочным порядком реализовать его, начали создавать организационные структуры в центре и на местах, проводить регистрацию своих сторонников, в том числе и не членов партии, принимать свои решения, рассылать эмиссаров на места. Это была, с моей точки зрения, ошибка, которая негативно отразилась на предсъездовской дискуссии, обрекла "Демплатформу" на неудачу.
В адрес ЦК пошел буквально поток писем, да и устных высказываний: куда вы смотрите, против единства партии начата открытая борьба, внутри нее создаются параллельные организационные структуры, для проведения работы против партии используется, как базовое учреждение - Московская высшая партийная школа. Почему не принимается никаких мер? Не реагировать на эти настроения было просто нельзя.
Вопрос об отношении к "Демплатформе" возник на заседании Политбюро 22 марта. Предложения были высказаны разные, в том числе самые крайние: идейно и организационно размежеваться, осудить, не останавливаясь перед роспуском отдельных партийных организаций, которые высказываются за "Демплатформу". Мои соображения сводились к тому, что в массе своей члены партии имеют смутное представление о "Демплатформе", как, впрочем, и о других вариантах программ. Надо опубликовать эти варианты, чтобы "Демплатформа" рассматривалась, как одно из предложений, а организационное размежевание нужно не с самой Платформой и не со всеми, кто к ней проявляет интерес, а с отдельными людьми, которые действуют фракционно, создают партию внутри партии. В результате обсуждения решено направить по этому вопросу Письмо ЦК КПСС партийным организациям и средствам массовой информации.
Генсек очень торопил, чуть ли не каждый день напоминал о Письме и вынес его на следующее заседание Политбюро через неделю. Оно было еще довольно сырым и несобранным. Я не успел предварительно ознакомить с ним даже секретарей ЦК. Но основная идея была выражена достаточно четко и ясно - надо разграничивать тех, кто рассматривает "Демплатформу", как орудие политической борьбы против партии, и массу коммунистов, которая, может быть, больше эмоционально, из-за неудовлетворенности нынешним положением поддерживает ее.