А у нас в Москве - весна! А в Ленинград я опять не знаю - попаду ли, и "Лгун" мешает, а потом этот ремонт оказался такая прорва, и я ухлопала в него все свои деньги, и нужно опять трудиться. А мне надоело трудиться. Мне бы хотелось мало-мало, но хорошо, хорошо работать, а чтобы денег платили много-много.
А у вас, барин, тоже описочка в письме была "так себе" (между прочим, у меня то была, действительно, орфографическая ошибка, я написала ни, а потом другой ручкой, не самопишущей, переправила, так что можете не ехидничать), успокоив меня, что я не похожа на матушку Нины Эфрос - вы написали, что это вас перепугало, а потом вставили не. Вот видите? А если еще Фрейда вспомнить - совсем вам конец придет.
Небо очень синее и весеннее, а дни холодные - отчего это? Ведь уже должно быть тепло. У меня отваливается рука, 5 часов, а завтра работать. И потом очень хочется спать - я все равно не выдумаю ничего умного.
Лёнечка, будьте здоровы.
Т. Л.
2.03.39.
P.S. Добрым словом я вас буду вспоминать не только во время вашего "разговора", а вообще я вас вспоминаю добрыми словами и мыслями.
* * *
Вы понимаете - я сегодня, воспользовавшись, что я больная и что мне не надо идти в театр, целый день возилась и убиралась (сегодня кончили работать штукатуры - это первая часть поэмы о ремонте - и грязь вывозили на тачке), и все думала: вот кончу, достану чернильницу, бумагу и в тишине и покое сяду писать Лёне письмо. И написать вам хотелось много и обстоятельно и, главное, было что написать.
Но вот настал этот желанный час, я сижу за столом, а мысли мои разбежались (как это все-таки обидно - переписка) и меня одолела страшная усталость. Надо простить меня - ведь все-таки я больная. Вчера я заснула очень рано и проснулась в пятом часу утра. Горел свет. Я оглянула знакомый мне пейзаж - бочка с известкой, лестницы, доски и т. д. и вдруг рядом с подушкой возникло ваше письмо. Это было как с того света. В общем, это было очень приятно. И вот я стала его читать - еще очумелая от сна. И очень быстро мне стало стыдно. Стыдно, Лёнечка, ужасно.
Я, конечно, могла бы и не писать вам об этом, но, по-моему, лучше уж признаться во всем откровенно. Это о статье. Вы знаете, Лёня, я ведь ее не читала. Это очень обидно, конечно. И вы напрасно ехидничаете со статьей о театре миниатюр, т. к. я не читала и ее. (Стоит ли мне говорить, что меня ваша фамилия на страницах газеты (Л. Малюгин) гораздо больше радует и волнует, чем театр миниатюр.) Это вы и так, по-моему, знаете. Случайность или небрежность это? Пожалуй, случайность, видимо, этот номер от меня ускользнул, но не в этом дело.
Дело в том, что я вот сейчас думаю, что я мало волнуюсь за вас. Много думаю, а волнуюсь мало. Вот что плохо, по-моему. Много думаю о вас, но как-то в связи с собой, а не то, чтобы только о вас, вашем деле, ваших "разговорах". Я подумала об этом, и мне стало как-то безнадежно стыдно. (Не знаю, к чему я все это пишу и растягиваю так длинно, но, я надеюсь, что выудите из этой муры хоть крупинку огорчения…) Нет, у меня, явно, не получается письмо.
Теперь относительно "Сказки". Лёнечка, я не очень знаю, какая это пьеса в читке, скорее всего плохая, но спектакль очаровательный. И еще я хотела сказать, что вы не правы, когда судите об искусстве с профессиональной, а, следовательно, всегда зауженной точки зрения. Повторяю, я не читала вашей статьи и не знаю ваших доводов, но, мне кажется, что искусство заключается не в том, чтобы создать идеальную вещь, к которой "не подкопаешься". Иногда сталкиваешься с вещами далеко не совершенными, но они волнуют тебя и тревожат. А главное - тревожат, это очень важно шевелить человека. (Это, наверное, и есть искусство, а?) Совершенство, конечно, вещь прелестная, но редко встречающаяся. А вот очень важно, когда вещь революционная (это в смысле смелости, прогрессивности). Важно, когда художник смело и ответственно, не боясь риска - открывает всем свои мысли и мечты. Это я люблю. Это пленило меня и в "Сказке" и в "Грекове". А что "Павел Греков" безнадежно слабая пьеса - неужели вы думаете я это не заметила? просто даже ни к чему это объяснять ни вам, ни мне - и незачем тратить на это такую красивую бумагу. Просто обидно даже стало, что вы мне это объясняете. И, конечно, эта пьеса сугубо злободневная (на 3–4 месяца), но тема поднята ответственно, смело, мужественно (это вам не Карасев) и доходит не своим формальным совершенством.
Скажете - это не искусство? Ну, милый мой, когда куча людей после этого зрелища становится лучше, когда каждый человек, уходя домой, волнуется, вспоминает свою жизнь и переоценивает свой характер и мировоззрение - это все-таки искусство. Пускай примитивное, но агитирующее за большое дело.
Вообще нельзя быть белоручкой. Вот и Светлов - он не побоялся, что его обвинят в слащавости (и, заметьте, не стал писать традиционные пьесы в стихах), не побоялся считать действительность романтичной - и я ему в этом верю. И потом, что меня особенно пленило - это то, что романтизм этот наивный, детский. И когда смотришь спектакль - все детство (все-таки самая лучшая пора) встает перед вами во весь рост. Просто удивительно. И надо быть большой чистоты человеком, чтобы так возобновить свое детство, как это сделал Светлов. И потом, как естественно (и нахально) люди начинают говорить стихами. Нет, он молодец.
Пускай все детские книги собрались и столкнулись у него в этой сказке, пускай Андерсен лучше, но все-таки все детские театры ставят разные там Лукоморья да Томов Кэнти, да разную классику или слюнявые сказки, а тут какое-то правильное зрелище было показано.
Любой ребенок, конечно, любит всякие зрелища, но в глубине души он мечтает о детективном, полном необыкновенных приключений, страшном, наполненном большими, опасными и необыкновенными чувствами спектакле. И потом - он мечтает о мужестве. Вспомните Тома Сойера, почему мы все - и мальчишки, и девчонки, и взрослые - так любили эту книжку? Потому что, по-моему, там есть эта вечная и необходимая нам (в особенности в юношестве) тема. Тема мужества и нежности.
Вот вы написали хорошую статью о Казико и назвали ее очень хорошо. И вот "Сказку" можно, по-моему, назвать "Мужество и нежность". А написана она, может быть, и не очень хорошо - не заметила.
Между прочим, театр, главным образом, Пыжова - очень сильно сократили пьесу (так мне передавали) и здорово ее вытянули…
Я очень плохо себя чувствую, Лёня, у меня жар и поэтому я так глупо и длинно пишу. Простите меня. И постарайтесь понять что-нибудь. Мне все кажется, что жизнь такая большая, мы в нашей сутолоке видим всегда ее не всю, и я так бываю благодарна людям, которые, если и не открывают новое (мир, конечно, давно открыт), то хоть возобновляют забытое и утерянное. Как-то свежеешь от этого. Вы понимаете меня?
Такой ужас эти письма, кричишь вам, как глухому, а вы уже давно скучаете от моей монотонности.
А на газету вам нечего обижаться - это все чепуха. Вы ругали пьесу, а Паустовский хвалил спектакль. Это все разные вещи. Глупый вы какой-то - не расстраивайтесь. Право же, надо проще смотреть на вещи.
А "Сказку" я прочту - может быть, тогда я с вами соглашусь. Что же касается 30-ти лет (только, ради бога, не подумайте, что это утешение), я вам давно хотела сказать, что один из ваших основных недостатков - это ваша молодость. И, чем старше вы будете - тем станете лучше. (Для меня, по крайней мере.) Но должна вас разочаровать, что 30 лет - это еще непростительно мало.
А Цымбал ваш все-таки порядком опустошенный человек (это между прочим). А Гурвича я так и не прочитала. Вот и Григорий все очень хвалит этого самого Гурвича. А где же я возьму эту самую книжку? Лёня, как мне найти вашу статью о "Сказке", когда, в каком месяце она была напечатана и где? В Сов. иск.? Напишите мне, пожалуйста.
Нет, все-таки позор - мужчина и горюет, что ему стукнуло 30 лет - наверное, все подытоживаете пройденный путь? Глупости все это. Что нам, бабам, тогда делать? Умирать?
Теперь в порядке самого подлого оправдания - о "разговоре". После того как я отправила вам письмо (а у меня, знаете, есть ведь эта самонадеянная поспешность), до меня дошел этот "разговор". Лёнечка, вот честное слово - не вру. Только я подумала, что такие вещи доходят "на словах", а не в напечатанном виде. Правда? Задушевность теряется и превращается в смешное. Есть ведь такие слова, которые надо слышать, а не читать. Да? Насчет денег благодарю, но ведь вы знаете - я долгов терпеть не могу. И хоть вы смеетесь с этого, но так ведь и есть.
У нас тоже, к сожалению, зима и 10 градусов мороза.
Лёнечка, почему она не сохнет? (перегородка). И, говорят, она высохнет только к первому числу, а красить и белить ее можно только, когда она станет совсем сухая. Правда, очень обидно. Все-таки мне очень хочется поехать в Ленинград. И, может быть, я это сделаю.
Вы как-то написали мне, что ленинградские (и вы вместе с ними) собираются с ответным визитом в Москву. Напишите мне, пожалуйста, состоится ли - и если состоится, то когда - этот приезд. Мне, по некоторым соображениям, очень важно это знать. Я вам потом объясню, в чем дело. И потом еще одно дело. Лёня, спросите при случае у кого-нибудь, что это правда, что в Ленинграде можно легко и спокойно купить электрический счетчик или все это утки. Хорошо? Ну и сами понимаете - ежели это правда и вы таковой увидите - хватайте его немедленно и сразу попадете в мои благодарные объятия. Деньги и слезы благодарности тоже будут немедленно представлены. Узнайте, пожалуйста. Только прошу вас - не рыскайте по городу в поисках мифа, я тогда просто обижусь на вас. Слышите?
Мне не очень нравится, как у меня получается Гольдони (хотя режиссер в восторге, но она - дура), по-моему, все это робко и малоинтересно. И я очень огорчаюсь.
А жизнь идет как-то страшно быстро, и мне даже страшно становится - вот, когда я все переделаю, что же у меня останется? Пора спать.
Что же касается моей жизни, то фотография моя в силе и по сегодняшний день.
Пишите почаще, честное слово, весь мизинец ободрала: по 5 раз в день все просовываю его в почтовый ящик. Почему вы небрежничаете так?
Т. Л.
Москва. 11.03.39.
Я поправилась и выхожу, но толку от этого немного. 30-го у меня премьера "Робин Гуда", а 25 апреля "Лгуна" Гольдони и еще всякие мелкие делишки. Хотя работы сейчас относительно немного. Вся первая половина апреля тоже будет довольно свободная. Только я уж очень дохлая. Сейчас сижу у брата, выдрала из его записной книжки листики и пишу вам кусочек письма. Я не могу похвастаться особенно бодрым настроением духа, но, я надеюсь, что все это не вечно. Ремонт мой из-за болезни еще не окончился. Надоело ужасно.
Лёнечка, вы читали "Пятую колонну" в первом номере "Иностранной литературы"? Если нет, то поспешите прочитать - это любопытно. И про Генриха 4-го тоже.
У нас началась довольно бурная весна. Я смертельно хочу хотя бы немножко отдохнуть. Так, чтобы ни о чем не думать. Только о небе, земле, деревьях и вообще только об этих вещах, которые называются природой.
Слишком много было удач, неудач, тревог и забот, и всяких штук за эту зиму. И людей тоже было слишком много - и все они какие-то проходные. Какие-то шумные и лишние. А время бежит - и утраченное время это, пожалуй, еще грустнее, чем иллюзии. А по-вашему? Хотя не жалко!
Пишите мне большие, длинные, хорошие письма.
Т. Л.
Москва. 27.03.39.
Дорогой Лёня! Пожалуйста, не думайте, что я хоть на минутку забыла о вашем существовании. Этого не было, просто мне очень солоно пришлось это время. (На бедного Макара все шишки валятся. Н.Ш.) Почему у вас мрачное настроение? Вы все еще расстраиваетесь по поводу этой литературной кутерьмы? Полно, не первый и не последний раз все это случается. Я уже вам говорила когда-то, что за битого двух небитых дают.
И потом в некоторых случаях жизни нужно быть похожим на черепаху. Важно только главное, основное - и если в этом главном вы чувствуете себя правым - все остальное - чепуха. Плюйте на все и приезжайте скорее в Москву, я очень жду вас.
Я хотела послать вам фототелеграмму (накануне получения вашей) и даже написала ее и встала в очередь, чтобы сдать, но потом передумала. Тоже очень мрачно была настроена. Да потом я решила, что это ведь тоже не утешение: не огорчайтесь, да не обращайте внимания и все такое прочее. Утешение должно быть действенным. У меня были трудные времена. Сейчас все более или менее образовалось.
Приезжайте, обо всем на свете поговорим. Ремонт мой тоже уже подходит к концу, и я сижу уже в "своей" комнате и пишу вам письмо за "своим" столом. Шлю вам привет, милый.
Т. Л.
Москва. 14.04.39.
Вы стали требовательны, нетерпеливы, заносчивы и небережливы. С колоссальным трудом я отмахиваюсь от ваших недостатков и берегу достоинства. Мне иногда кажется, что вы любите не меня, а свою любовь… Есть у меня любимое письмо от вас, прошлогоднее. Я его люблю не только потому, что оно хорошее, а еще и потому, что после этого письма вы уже перестали относиться ко мне бескорыстно. Вы стали требовательны и забыли про меня… Мне безумно больно, что вы там где-то страдаете, и мне кажется жестокой несправедливостью - если вы так ждете моих писем - огорчать вас рассказами о моем состоянии и упрекать вас в чем-то. Только я это делаю от доброго отношения к вам и к нашей дружбе.
Так уж случилось, что я строю свои отношения с людьми на доверии. Я, доверяя вам, доверяю все как есть целиком - и горечи свои, и обиды, и свои недовольства вами, и разочарования, и трудности. Ничуть я не хочу забежать со спины и уколоть вас, унизить. Что мне таиться перед вами? (Ведь я ни на шутку считала вас своим другом.)
Вы же знаете, как я себя стыжу за многое и не считаю себя хорошей. И если я выговариваю вам, то это не по праву лучшего, а по праву любящего и, что уж совсем ответственно, по праву друга. Мне все-таки очень грустно и, знаете, милый, мне как-то нет никакой охоты жить…
Я подумала сейчас, что это ужасно противоестественно - во всех случаях жизни - что вы живете не в Москве. Даже, если бы мы не виделись неделями - все равно противоестественно. Даже если бы раздружились, хотя в это мне как-то не хочется верить. Неохота. Дружба это все-таки большое счастье.
Я предлагаю вам беречь всякие отношения, хотя бы мало-мальски похожие на дружбу. Это прочные и радостные отношения, и потом это отношения, которые кладутся в основу всем другим. Это база…
Я получила вашу фототелеграмму и все думала о ней. Дело в том, что мне показалось, что там проскользнула тень, знаете, такого тонкого юмора. А по-нашему - насмешка. Это правда? Или она была составлена простодушно, и все мои подозрения ни что иное, как плод больной фантазии? Меня, во всяком случае, это очень обескуражило, так как я очень привыкла доверять вам, а если вы не можете принять моей внимательности так, как надо, то, пожалуй, и слепому моему доверию - конец.
Разъясните мне все это, Лёнечка. Я все пишу и пишу и, кажется, скоро сойду с ума от этих страниц и чернил, и мягких знаков. Остановите меня. Очень хочу вас увидеть, хотя это письмо все же в какой-то мере заменило мне разговор с вами. Больше не буду писать такие письма. Не буду вас мучить… Что же вы находитесь так далеко?
Пойду лягу, а то душа расстается с телом. Очень уж я умучилась этим письмом. Пишите. Если от меня не будет писем - не огорчайтесь, и не корите меня - это не небрежность, я болею.
Т. Л.
05.08.39.
<…> И это не ересь, как вы пишите, а сущая правда. Это я не в том плане написала, кто из нас лучше или интереснее, а просто я хотела сказать, что вы заносчиво, небережливо относитесь к моим с вами отношениям и что вы поспешно и нетерпеливо требовательны. Вот и все. Разве это непонятно? С вашей встречей в Плесе - это тоже мура. Хотя гордячка, как вы изволили заметить, я, действительно, порядочная, но это не имеет никакого отношения к вашему приезду. И вообще, вы меня, как мне кажется, не поняли по всем основным пунктам, так что и бессонная ночь, и разные роскошные идеи пропали, временно, даром. Но это все дело поправимое. Приезжайте скорее, я гарантирую вам более спокойную жизнь.
Я много, очень много о вас думаю и искренне хочу помочь вам и позаботиться о вас. Какой бы вы не были нескладный - все-таки я ведь выбрала вас в друзья из многих других людей…
Я по-прежнему ни черта не делаю, но лежать на животе и кричать "караул" на всю вселенную мне тоже уже осточертело и я подыскиваю себе занятие более действенное и более достойное. С работой у меня на редкость безрадостные перспективы. Просто давно уже не было такого захолустного и убогого сезона. И это меня тоже очень расстраивает. Мне никто ничего не предлагает, а проявлять инициативу самой - как-то нет ни желания, ни сил.
Газеты и "Последние известия" приводят меня в трепет. А, в общем, жизнь - копейка… И я надеюсь еще когда-нибудь увидеть небо в алмазах. Но это уже по привычке и из озорства, а не от желания и уверенности.
Словом, Таня стала старая, мудрая, грустная и полоумная… В комнатах - холодно, на улице - тоже. А на сельскохозяйственной выставке и на стадионе уже настоящая осенняя осень. Солнце не греет, холод холодит, дождь мочит, ветер продувает и листья летят. Но, к счастью, мир устроен так, что имеет четыре времени года, которые в угоду нам - старым истерикам - меняются четыре раза в году (а не в жизни). И это очень мило. Пишите и приезжайте. Буду ждать вашего приезда.
Т. Л.
13.09.39.
P.S. Какие такие дела вы задумали? Меня разрывает на части от любопытства. Напишите уж поскорее. Статью посылать вам не буду - вручу самолично. Сегодня уезжает брат. Сейчас пришел прощаться в военной форме и не дает мне писать.