Думенко мало заботили подобные интриги. Он был создан для боя и мерой боя воздавал каждому своему бойцу и командиру. Поэтому храбрецы любили его, разносили из уст в уста легенды о боевом комкоре, а трусы и завистники боялись и ненавидели. Были таковые не только возле Думенко. В каждой части, соединении и объединении мерзавцев хватало. Кстати, доносили и "о полном разложении у Буденного". Только одни командиры имели иммунитет против оговорщиков и неистовых ревнителей, своевременно принимали контрмеры против них, а другие не придавали серьезного значения подобному злословию, предпочитали открытый бой с врагами, а не закулисную междоусобную возню. Командир корпуса Думенко принадлежал к последним. В архивах нет документов, где бы он жаловался на своих недоброжелателей, требовал суда над ними. Есть свидетельства горячности Бориса Мокеевича – он мог обругать, наказать за нерадивость, за пассивное ведение боя, нарушение законности и дисциплины, но фискальство, очернительство – не по нему. Он весь остаток своих сил и здоровья отдавал приближению победного конца войны.
В приказе № 174 войскам 10-й армии Юго-Восточного фронта отмечается: "…в бою у станицы Алексеевская 2 ноября 1919 г. доблестными частями кавкорпуса Думенко одержана блестящая победа, взяты богатые трофеи: 1000 пленных, 50 пулеметов, 2 орудия, 500 подвод разного груза. От лица армии поздравляю молодой корпус с блестящей победой и приношу глубокую благодарность командиру корпуса тов. Думенко, всему комсоставу, политкомам и героям бойцам. Командира 3-й бригады тов. Лысенко, врид. командира тов. Трехсвоякова представляю к награждению орденом Красного Знамени, а полки 3-й бригады – к почетным знаменам. Уверен, что доблестный корпус своими действиями разобьет наголову белых бандитов и принесет не одну победу Советской Республике. Ура красным героям!"
В бою в районе станицы Усть-Медведицкой конники Думенко схлестнулись с кавалерией генерала Голубинцева, опрокинули ее. Сам Голубинцев был тяжело ранен. Затем думенковцы разбили под Урюпинской конные части и пехоту генерала Коновалова. Через семь дней пал город Калач-Воронежский. Первыми в него ворвались всадники Думенко. Они торопились на юг России, к Дону, Салу, Манычу… Домой, к родным очагам и нивам.
Перешедший в оперативное подчинение 9-й армии корпус Думенко продолжал наращивать успехи. Каждый бой приближал его к столице Дона – Новочеркасску.
Третьего января 1920 г. член Реввоенсовета 9-й армии А. Г. Белобородов направил телеграмму Ленину: "Вне всякой очереди. Предсовнаркома Ленину. Москва. Калач. 3 января 1920 г. 14 час. Противник, с целью воспрепятствовать нашему наступлению, бросил против нас свою конницу в районе ст. Миллерово. Конницей Думенко противник разбит наголову, взято 4500 пленных и изрублен штаб 5-й дивизии противника".
К вечеру 7 января думенковцы совместно с другими войсками 9-й армии овладели Новочеркасском. Донская армия генерала Сидорина уничтожена. Пленено более 12 тысяч солдат и офицеров противника. Красноармейцы ликуют. Командарм-9 Степин поздравляет Думенко, других командиров и бойцов с блестящей победой. А комбриг Жлоба "по секрету" информирует прибывшего в конно-сводный корпус члена РВС 9-й армии Анисимова о готовности Думенко и его штаба… перейти на сторону белых. В реввоенсовет армии Белобородову, четыре дня назад сообщавшему Ленину о героических победах корпуса, летит телеграмма: "Думенко – определенный Махно, не сегодня, так завтра он постарается повернуть штыки… Подтверждают Жлоба и другие… Считаю необходимым немедленно арестовать его при помощи Жлобы… Через некоторое время будет поздно, он наверняка выступит. Поговаривают о соединении с Буденным…"
Черные тучи сгустились над головой комкора и его ближайших сподвижников. Информация дошла до председателя РВСР. Печальная развязка могла наступить со дня на день.
В это время, как громоотвод, появился в корпусе новый военком Микеладзе. Он не пошел на поводу у недоброжелателей. Предпочел сам вникнуть в суть проблемы. И разобрался в истинных причинах конфронтации, предложив Белобородову убрать из корпуса некоторых непригодных политработников, заменить особый отдел, а также удалить кое-кого из штаба. Микеладзе понял "колючего", но справедливого Думенко, установил с ним отношения, способствовавшие успешной совместной работе.
В середине января 1920 года командарм-9 Степин и член РВС Белобородов обратились к командующему фронтом с просьбой: "В силу сложившихся обстоятельств и ухудшения отношений, а также весь известный материал требует немедленного выделения бригады Жлобы из корпуса Думенко… Оставление вместе может создать тяжелые последствия…"
Решения по этому вопросу принято не было. Желаемых изменений в корпусе не наступило. Невыносимая моральная обстановка накалилась до предела, когда вблизи расположения бригады Жлобы был найден зверски зарубленный Микеладзе. Не сообщая комкору о гибели политкома, Пескарев отвозит труп в Новочеркасск и клевещет Белобородову, реввоенсовету Первой Конной армии, что комиссар убит "штабными Думенко".
Приказом по войскам 9-й армии назначается следственная комиссия, в состав которой вошли и первые недоброжелатели Думенко: Пескарев и Карташов. Какое они сделали заключение, догадаться нетрудно. "Помог" им и Жлоба. В рапорте, адресованном командиру корпуса и командарму-9, он сообщил о критическом положении в его бригаде, которая все время находится в авангарде, требовал справедливых распоряжений или смещения его с занимаемой должности. Думенко расценил поведение Жлобы как паническое, отстранил его от командования бригадой и возглавил ее сам. Как показали дальнейшие события, отстранение Жлобы было воспринято как начало претворения плана измены со стороны Думенко. В то время, когда Думенко ведет своих конников в наступление и занимает станицу Манычскую, Жлоба "висит" на телефоне, требуя незамедлительного ареста комкора.
В горячке тех дней сложно было определить, где правда, где ложь. К тому же командование, хорошо знавшее Думенко, сменилось в этот период. Вместо командующего фронтом В. И. Шорина 4 февраля вступил в должность М. Н. Тухачевский. 2 февраля заболел и в конце месяца умер командарм-9 А. К. Степин, его заменил И. П. Уборевич. Из прежних соратников оставались только командарм 1-й Конной и его реввоенсовет. Их отношение к Борису Мокеевичу понятно из цитированного уже отрывка книги С. М. Буденного. Памятуя об измене бывшего командующего 9-й армией Всеволодова, о расстреле в Пятигорске группы руководящих работников ЦИК Северо-Кавказской Республики и крайкома РКП(б) бывшим главнокомандующим Красной Армии Северного Кавказа Сорокиным, верховное командование поспешило навести "революционный порядок" в сводном конном корпусе. По указанию члена РВС Кавказского фронта И. Т. Смилги, согласованному с Троцким, в ночь на 23 февраля Белобородов и Карташов производят арест Думенко и его товарищей: Абрамова, Блехерта, Колпакова, Шевкоплясова, Кравченко, Носова, Ямкового.
3. Приговор трибунала и суд истории
Об абсурдности обвинений в адрес Думенко и его штаба говорит даже тот факт, что никто из них не предпринял никакой попытки к сопротивлению. Все посчитали арест недоразумением, в котором скоро разберутся ответственные работники специальных органов. На защиту прославленного конника выступили бывший его командир А. И. Егоров – командующий Юго-Западным фронтом и член РВС И. В. Сталин. Они просили освободить комкора на их поручительство как способного организатора и командира кавчастей. В РВС Кавказского фронта им ответили отказом, сообщив, что якобы по словам члена РВС 1-й Конной Щаденко, Думенко сделал Буденному предложение о совместном выступлении против Советской власти. В ход была пущена очередная ложь… Клевета, вползшая в столь высокие инстанции, отравляла многие умы, негативно повлияла и на ход следствия и судебного разбирательства. Не находя доказательств антизаконной и контрреволюционной деятельности Думенко, председатель РВТ Кавказского фронта Зорин сообщил в РВТ Республики:
"… окончание следствия зависит от последующих показаний подсудимых по существу обвинения. Вероятно, придется вновь допрашивать Буденного, Жлобу и ряд политработников".
На что заместитель председателя РВТР Розенберг ответил недвусмысленной телеграммой: "Не отвлекаться слишком подробным выяснением всех деталей преступления. Если существенные черты выяснены – закончить следствие, ибо дело имеет высокообщественное значение. Со временем это теряется".
Выполняя указания Розенберга, Зорин потребовал от Жлобы, чтобы тот направил в РВТ для допроса только тех лиц, которые могут "дать сведения о противосоветской деятельности Думенко и его штаба".
Щаденко в показаниях следствию заявил, что Думенко ругал вышестоящее командование и Советскую власть и "эти нервности приходилось сглаживать награждением, чтобы, так или иначе, умерять его контрреволюционный дух".
В показаниях Ворошилова сказано, что, по словам Городовикова, какой-то красноармеец, бежавший из плена, рассказывал о том, что белые пленных буденновцев расстреливают, а думенковцев щадят. Указав на то, что у него нет улик против Думенко и его штаба, Ворошилов сделал следующий вывод: "Я считаю, что Думенко был игрушкой в руках ловких агентов Деникина и, в лучшем случае, наглых авантюристов. Сам он ничтожество".
Для справки: в феврале 1920 года был арестован и в марте приговорен к расстрелу особоуполномоченный РВС 1-й Конной, член Коммунистической партии с 1904 года, бывший начальник штаба 1-го Луганского социалистического отряда, прославленный герой Гражданской войны Александр Яковлевич Пархоменко. На все просьбы товарищей о смягчении участи осужденного Ворошилов отвечал, что он не считает возможным вмешиваться в это дело, поскольку суд подчинен ему – Ворошилову.
Думенко до суда верил, что правда восторжествует. Он пишет телеграмму В. И. Ленину: "Я первый поднял Красное знамя борьбы за идеи трудового народа на Дону и Кубани. Создал не одну добровольческую часть… Не имея за собой преступления, горько и обидно как честным борцам-революционерам изнывать в сырой, холодной тюрьме. Во имя справедливости прошу Вас отозваться".
По распоряжению Зорина телеграмму Ленину не отправили, а подшили к делу.
Видя предвзятое отношение следователей, чудовищную ложь обвинений, Блехерт, Колпаков, Кравченко, Ямковой, Носов объявили голодовку. Скончался в тюрьме первый командир сальских и манычских партизан Григорий Кириллович Шевкоплясов, член Коммунистической партии с 1918 года, кавалер ордена Красного Знамени.
Для создания видимости справедливого решения судьбы комкора Думенко и его соратников судила их выездная сессия Реввоентрибунала Республики во главе с Розенбергом.
Обвинителями выступили Белобородов и Колбановский. (Член партии с 1907 года Александр Григорьевич Белобородов особо известен тем, что, будучи председателем Уральского облисполкома, в июле 1918 года подписал решение Совета о расстреле Николая II и его семьи; в апреле 1919 года руководил подавлением Вешенского казачьего восстания; а в 1920 году награжден орденом Красного Знамени за "ликвидацию" Думенко… До сих пор везде пишут, что "за боевые заслуги").
Защищали подсудимых Знаменский, Шик, Бышевский. Член РВС 10-й армии, будущий председатель Донисполкома Андрей Александрович Знаменский, несмотря на свою болезнь, пришел отстаивать Думенко, которого долгое время знал по совместной службе. Защитник Бышевский сразу же заявил, что слушание дела без присутствия свидетелей Буденного, Ворошилова, Щаденко, Лебедева (явился только командир ординарцев комкора Жуков, чуть было сам не попавший на скамью подсудимых за то, что встал на защиту Думенко) противозаконно.
Обвинитель Колбановский зло выкрикнул: "Мне не нужны никакие свидетели, ибо политкомы, Буденный дали показания, собственноручно написанные, и если Ворошилов написал что-либо, то отвечает за свои слова…"
Подсудимые отвергли все обвинения в контрреволюционной деятельности. Но по ходу суда они поняли, что их участь предрешена. Думенко бросил горький упрек: "Эх, граждане судьи! Неужели не понимаете: стреляли в комиссара – метили в меня… Нешто не ясно? Кончайте уж скорее… Добивайте".
Даже государственный обвинитель Белобородов признал, что любой пункт обвинения Думенко, взятый в отдельности, может быть опровергнут. Но все же потребовал применить к подсудимым смертную казнь, так обосновывая решение:
"… Мы теперь должны выбросить из нашей среды людей, наносящих колоссальный вред нашему делу, по существу, измену… К тому преступлению, которое было совершенно у кровавой черты, – единственно правильной, целесообразной мерой должна быть высшая мера наказания – расстрел. Пусть каждый военачальник, каждый командир действительно знает, что от Пролетарского Капитолия до Тарпейской скалы один только шаг, и шаг маленький".
11 мая 1920 года на окраине Ростова-на-Дону, в Кизитеринской балке, осужденные были расстреляны.
По иронии истории, а может быть, по ее суровому закону, большинство тех, кто клеветал на Думенко и его товарищей и вершил над ними неправый суд (Пескарев, Жлоба, Смилга, Белобородов, Розенберг и многие другие), в 1937–1938 гг. сами оказались в тюремных застенках. Брошенный Троцким "карающий бумеранг", вернувшись через годы, поразил многих, слепо следовавших за Председателем РВСР.
…Время – строгий и объективный судья. Правда о Борисе Мокеевиче Думенко, 44 года ждавшая своего часа, стала достоянием народа. Заслуженный юрист РСФСР Борис Петрович Беспалов, тщательно изучив все документы по делу Думенко и его штаба, с чистым сердцем написал заключение: "Невиновен!" Не подтвердились обвинения в бандитизме и антисемитизме, поощрении мародерства и насилий, убийстве военкома Микеладзе и преследовании комиссаров и коммунистов. Не было в действительности и книжного Кравцова… По протесту Генерального прокурора СССР Военная коллегия Верховного Суда СССР решением от 27 августа 1964 года приговор Реввоентрибунала Республики от 6 мая 1920 года отменила и дело Думенко прекратила за отсутствием состава преступления в действиях всех осужденных.
Не все с радостью восприняли эту реабилитацию и появившиеся затем в печати положительные публикации о деятельности Думенко. Выступил с известной критической статьей "Против искажения исторической правды" С. М. Буденный. Биограф Жлобы Т. Катречко обратился с жалобой в КГБ СССР. Нашлись и другие противники комкора. Но все их претензии были опровергнуты.
И вернулся лихой красный генерал со своим штабом к народу, за счастье и светлое будущее которого он боролся до последнего вздоха.
Назначение виноватых
Сегодня мало кто из политиков и представителей средств массовой информации не бросил камня в "Совместное заявление" и "Принципы определения основ взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой", подписанные в августе 1996 года в Хасавюрте А. Лебедем, А. Масхадовым и их заместителями. В обиходе данные документы, которые должны были положить начало мирному урегулированию чеченской проблемы, прозваны "хасавюртовским соглашением" и, если смотреть правде в глаза, практически известны очень узкому кругу специалистов. Смысл сегодняшних трактовок хасавюртовских документов сводится к одному-единственному выводу: "А. Лебедь подписал заявление, ущемляющее государственные интересы России". По сути, на Александра Ивановича недвусмысленно перекладывается ответственность за поражение России в первой кампании по "наведению конституционного порядка" в Чечне. Или, по образному выражению самого генерала: "если виновных нет, их назначают…"
Конечно, в хоре высказываний и море публикаций о военных кампаниях в Чечне голос, взыскующий истины, может быть, вовсе неразличим, но "имеющий уши, да услышит!"
Прежде всего, стоит вспомнить, как завязывался чеченский узел проблем, каким образом вполне благополучная Чечено-Ингушетия, где второе место среди проживающих в ней народов занимали русские, стала оплотом национального сепаратизма и международного терроризма. Кем брошены "семена" войны?
Проще всего, как в случае с А. Лебедем, свалить всю ответственность на генерала Д. Дудаева. При нём начался правовой "беспредел" в республике, значит, "корень зла" всем виден и не стоит тратить времени на поиски иных причин. Но вот незадача – убиенный Дудаев не причина, а следствие, ещё точнее – "инструмент" общих негативных процессов по разрушению нашего государства, начатых "архитекторами перестройки" в СССР при чётком дирижировании из-за океана.
Начиная с событий в Нагорном Карабахе, националистическая шизофрения молниеносно помутила разум и разъела души в многонациональном доме, выстраивавшемся не одно десятилетие и даже столетие. Власть предержащие мужи в своей несостоятельности и всё более очевидной импотенции социальной системы обвинили народ, дескать, "соседи" виноваты в том, что вам живётся худо… Практически, сыграли на первобытных зоологических инстинктах человека – драться за шкуру мамонта и место в пещере.
И полыхнуло пламя слепой вражды. Резня армян в Сумгаите и Баку, изгнание турок-месхетинцев из Средней Азии, практически повсеместный исход русских из национальных республик… А в это время под шумок межэтнических разборок шло разворовывание национальных богатств страны кучкой ловких прожиг из госпартноменклатуры и их прихлебателей. Чиновники, построившие личный коммунизм для своих кланов, не менее успешно приступили к построению личного капитализма, позволяющего иметь больше легальной собственности, чем при прежнем режиме. Любые средства для достижения цели были хороши. О чистоплотности на крови говорить не приходится.
В Чечено-Ингушетии конфликты на национальной почве начались задолго до появления на местной политической сцене генерала Дудаева, ещё при лояльном к Кремлю Доку Завгаеве.
Поначалу националистическое поветрие затронуло молодёжь. Начались выяснения отношений в школе и на танцах, потом изнасилования русских девочек и женщин, потом угрозы физической расправы с неугодными.
Седьмого апреля 1991 года, в день светлого Христова Воскресения, национальным экстремистом был зверски убит атаман Сунженского отдела Терского казачества Александр Ильич Подколзин, а через двадцать дней нападению и разгрому подверглась станица Троицкая. Банды националистов, вооружённые стрелковым оружием, в том числе автоматами и пулемётами, зажигательными средствами, в течение ночи разъезжали по улицам на большегрузных автомобилях, обстреливали людей, поджигали дома, садистски убивали всех встречающихся. Погибли пять казаков, пятьдесят три получили ранения и увечья. Прибывшая под утро грозненская милиция, хотя сигнал о разбое поступил в УВД вечером и дублировался несколько раз, никого не задержала, не изъяла ни одного автомата или пистолета, никто из участников погрома не понёс никакого наказания. А у казаков на следующий день были конфискованы все охотничьи ружья, чтобы при очередном нападении национал-экстремистов никто не мог защититься.
Режим Завгаева пытался преподнести разжигаемый межэтнический конфликт как хулиганскую выходку, не давая решительного отпора первым проявлениям экстремизма и бандитизма. Ничего не изменило и распоряжение Б. Н. Ельцина, данное Генеральному прокурору России В. Г. Степанкову "в месячный срок провести расследование фактов насильственных действий в ряде регионов Северной Осетии и Чечено-Ингушетии, в том числе, в станице Троицкая". А безнаказанность, как известно, непременно порождает ещё больший произвол и расцвет преступности.