Пропавшая буква - Михаил Раскатов 3 стр.

Но вдруг он услышал храп. Тот са­мый храп, ко­то­рый из­да­ва­ли на все ла­ды Кляк­сы, спав­шие на рас­кла­душке.

– Вот это музыка! – вскричал Крив­поч.– Ни­че­го пре­крас­нее в жиз­ни не слы­хал! Ее на­до за­пи­сать на плен­ку и за­во­дить с ут­ра до ве­чера!

– Ах, какой ансамбль! – воскликнул Ах.

– Ох, какое исполнение! – поддак­нул Ох.

И схватившись за руки, Ах и Ох ста­ли тан­це­вать.

Саша и Алеша стояли с открытыми рта­ми. Та­ко­го тан­ца они не ви­де­ли ни­когда.

Сначала Ах и Ох топтались на одном мес­те, по­том они все вы­ше и вы­ше на­ча­ли вски­ды­вать но­ги, а под ко­нец Ах ре­шил пе­ре­вер­нуть Оха че­рез го­ло­ву. Но Ох не­удач­но пе­ре­вер­нул­ся и со все­го раз­ма­ха упал пря­мо на рас­кла­душ­ку! От не­ожи­дан­но­сти и ис­пу­га Кляк­сы за­во­пи­ли и вско­чи­ли на но­ги, сбро­сив Оха на зем­лю. Те­перь уж за­во­пил Ох, а ис­пу­ган­ные Кляк­сы с уди­ви­тель­ной про­вор­но­стью сло­жи­ли рас­кла­душ­ку и, тол­кая ко­ля­ску с прин­цес­сой, ум­ча­лись прочь.

Глава седьмая,
из которой становится ясно, что хвастовством дела не сделаешь

Кривпоч хотел последовать за прин­цес­сой, но не­ожи­дан­но за­ме­тил на­ших дру­зей. Он под­бо­че­нил­ся и, по­ка­чи­ва­ясь из сто­ро­ны в сто­ро­ну, с важ­ным ви­дом на­пра­вил­ся к ним.

– Привет, приятели! – насмешливо за­кри­чал он Сли­ве и Зна­кам.– У вас, я ви­жу, важ­ное де­ло? Ха-ха-ха!..

– Здесь у вас приятелей нет! – от­ре­зал Твер­дый Знак.

– Вы все уяснили? – осведомился Мяг­кий Знак. Ко­гда бы­ло нуж­но, он умел го­во­рить на­смеш­ливо.

– Уяснил, я все уяснил, мой милень­кий Мя­конь­кий Зна­чок,– от­ве­тил Крив­поч и вдруг за­кри­чал прон­зи­тель­ным го­ло­сом: – Да знае­те ли вы, с кем го­во­ри­те?! Я – По­черк!

– Кривой,– вставил Твердый Знак.

– Подумать только, какие мерзкие бу­к­вы! Они счи­та­ют, что ес­ли они та­кие чис­тень­кие и ак­ку­рат­нень­кие, то мо­гут ос­корб­лять поч­тен­ных гра­ждан!

– Ах, какое безобразие!.. Ох, ка­кое воз­му­ти­тель­ное без­обра­зие! – за­при­чи­та­ли Ах и Ох.

– Ну что за подхалимы! – поразилась Слива.

– А я презираю аккуратность! Я не­на­ви­жу чис­то­ту и всех чис­тюль на све­те! Слы­ха­ли?! – кри­чал Кривпоч.

– Пожалуйста, не отвлекайте нас от де­ла,– сер­ди­то ска­за­ла Слива.

– Которого вам все равно не понять,– до­ба­вил Мяг­кий Знак.

– Не понять?! Эти жалкие буквы, ки­ча­щие­ся сво­ей пря­мо­той, сме­ют ут­вер­ждать, что мне, Кри­во­му По­чер­ку, не по­нять их де­ла! Да я весь этот ни­чтож­ный ав­то­мо­биль­чик раз­бе­ру и со­бе­ру в две ми­нуты!

– Неужели? – удивилась Слива.

– В самом деле? – спросил Мягкий Знак.

– Ах, так! – зло сказал Твердый Знак.– По­жа­луй­ста! Сли­ва, отой­ди от "Стрел­ки", дай Кри­во­му По­чер­ку ис­пра­вить мотор.

Слива отступила в сторону, и Крив­поч, ус­ме­ха­ясь, при­бли­зил­ся к ма­ши­не. Он на­тя­нул на ру­ки гряз­ные шел­ко­вые пер­чат­ки, а нос за­крыл плат­ком, смо­чен­ным оде­ко­ло­ном, что­бы не чув­ст­во­вать за­па­ха бен­зина.

Приготовившись таким образом к ра­бо­те, Крив­поч сво­бод­ной ру­кой по­тро­гал все три ко­ле­са по оче­ре­ди, по­том вы­тя­нул шею, при­щу­рил один глаз и за­гля­нул в мо­тор. Но так как в мо­то­ре он не по­ни­мал ров­ным сче­том ни­че­го, то стал с уче­ным ви­дом мэ­кать, хмы­кать, экать и мда­кать.

– Мммм… – замычал он,– дело… хм… эээ… серь­ез­ное… М-да… Хм… очень серь­ез­ное… Хм… тут… гм… эээ… тре­бу­ет­ся… эээ… ре­монт… Ис­пор­чен… хм… на­сос… по­вре­ж­ден… ммм… трос… сел… эээ… вен­ти­ля­тор… не кру­тит­ся… эээ… ак­ку­му­ля­тор… М-да… хм… эээ… ммм…

– Ах, конечно, вентилятор,– заки­вал Ах.

– Ох, разумеется, акку… акку… ак­ку­му… ля­тор,– за­ки­вал Ох.

Наши друзья покатились со смеху.

– Какой-то ут гороховый,– сказал Саша.

– А теперь смотрите! – объявил Твер­дый Знак.

Он открыл багажник, достал канист­ру с бен­зи­ном и за­пол­нил им бен­зо­бак. По­том он сел за руль, на­жал на пе­даль стар­те­ра, и мо­тор за­ра­бо­тал. Крив­поч от­крыл рот, что­бы ска­зать что-ни­будь обид­ное, но не смог про­из­не­сти ни сло­ва. Мо­жет быть, он так бы и сто­ял с от­кры­тым ртом, а на­ши дру­зья спо­кой­но уе­ха­ли, ес­ли бы не Мяг­кий Знак. Он ре­шил по­сме­ять­ся над Крив­по­чем и спро­сил его:

– Скажите, пожалуйста, вы случай­но не знае­те, где на­хо­дит­ся мас­тер­ская по ре­мон­ту на­со­сов, тро­сов, вен­ти­ля­то­ров и ак­ку­му­ля­торов?

От злости Кривпоч сначала посинел, как бак­ла­жан, по­том по­жел­тел, как ли­мон, и, на­ко­нец, по­крыл­ся фио­ле­то­вы­ми пят­на­ми, по­хо­жи­ми на боль­шие чер­ниль­ные кляк­сы. Не го­во­ря ни сло­ва, он бро­сил­ся на Мяг­кий Знак. Но в тот же миг Са­ша и Але­ша схва­ти­ли Крив­по­ча за ру­ки. Ах и Ох гром­ко за­кри­ча­ли, а Крив­поч сде­лал толь­ко од­но дви­же­ние и, как угорь, вы­скольз­нул из рук Са­ши и Але­ши. Они сно­ва схва­ти­ли его, но он опять так же лов­ко вы­рвал­ся, пе­ре­бе­жал на дру­гую сто­ро­ну ули­цы и от­ту­да за­кричал:

– Ого, чего захотели – справиться со мной! Вы ду­мае­те, это так про­сто? Нет, не так-то про­сто это сде­лать! Ведь вы не су­ме­ли да­же со­хра­нить свои име­на, и не­да­ром те­перь вас зо­вут Саа и Алеа! Ха-ха! Это вы до­ве­ли до бо­лез­ни бу­к­ву! А ско­ро из-за вас за­бо­ле­ют и все ос­таль­ные! Очень ско­ро! Уж моя по­ве­ли­тель­ни­ца по­за­бо­тит­ся об этом! А боль­ная бу­к­ва ско­ро ум­рет, и я с пре­ве­ли­ким удо­воль­ст­ви­ем при­ду на ее по­хо­ро­ны! Ха-ха-ха! Два­ж­ды два – пять! Три­ж­ды три – семь! Че­ты­ре­ж­ды че­ты­ре – де­вя­но­сто че­тыре!

Твердый Знак не стал дожидаться окон­ча­ния ре­чи Крив­по­ча – он дал газ, ма­ши­на тро­ну­лась, и че­рез пол­ми­ну­ты Крив­поч и его ком­па­ния ос­та­лись да­ле­ко по­зади.

Глава восьмая,
из которой мы узнаем, почему Кривпоч не ходит на улицу Разума и кто живет во Дворце Усердия

Что больше всего поражало каждого, кто впер­вые по­па­дал во Дво­рец Усер­дия,– это чис­то­та. Соб­ст­вен­но го­во­ря, это был не дво­рец, а про­стой од­но­этаж­ный дом, сло­жен­ный из са­мо­го обык­но­вен­но­го кир­пи­ча. Но он был та­ким чис­тым сна­ру­жи и внут­ри, что его дей­ст­ви­тель­но хо­те­лось на­звать двор­цом. Во двор­це был об­раз­цо­вый по­ря­док: лю­бая вещь, да­же са­мая ма­лень­кая, все­гда на­хо­ди­лась на од­ном и том же мес­те. И не бы­ло слу­чая, что­бы кто-ни­будь на­ру­шил это пра­вило.

Дворец Усердия стоял на улице Ра­зу­ма, и его две­ри бы­ли все­гда для всех от­крыты.

И только Кривпоч старался даже близ­ко не под­хо­дить к это­му дворцу.

Когда кто-нибудь спрашивал его, по­че­му он не хо­дит по ули­це Ра­зу­ма, он от­ве­чал не­брежно:

– А что, собственно говоря, мне там де­лать?

Так отвечал Кривпоч, чтобы все ду­ма­ли: ка­кая са­мо­стоя­тель­ная лич­ность! На са­мом же де­ле Крив­поч про­сто бо­ял­ся. Да, да, бо­ял­ся! Не­сколь­ко лет на­зад он вме­сте с бу­к­ва­ми из сво­ей ком­па­нии за­ду­мал про­гу­лять­ся по ули­це Ра­зу­ма, зай­ти во Дво­рец Усер­дия и по­сме­ять­ся над его хо­зяй­кой. Но сме­ять­ся ему не при­шлось.

Едва Кривпоч ступил на улицу Разу­ма, как его спут­ни­ки по­че­му-то за­мол­ча­ли. Да­же Ах и Ох пе­ре­ста­ли вос­тор­гать­ся его зна­ме­ни­той пе­сен­кой. И, ес­ли го­во­рить че­ст­но, сам Крив­поч пел без осо­бо­го во­оду­шев­ле­ния. Все это бы­ло так стран­но! Но Крив­поч не при­дал зна­че­ния по­доб­ным ме­ло­чам и пре­спо­кой­но во­шел во дво­рец. И вот тут-то…

Впрочем, никто до сих пор не зна­ет, что про­изош­ло по­том. Из­вест­но толь­ко, что из Двор­ца Усер­дия Крив­поч вер­нул­ся один. Ах и Ох в тот са­мый мо­мент, ко­гда все вхо­ди­ли во дво­рец, вдруг ис­пу­га­лись и убе­жа­ли до­мой. Что ста­ло с ос­таль­ны­ми бу­к­ва­ми – не­из­вест­но. Го­во­рят, они ис­пра­ви­лись, ста­ли пря­мы­ми и кра­си­вы­ми, а не­ко­то­рые на­столь­ко вы­рос­ли, что пре­вра­ти­лись в за­главные.

Кривпоч даже заболел с горя. Несколь­ко дней он не по­ка­зы­вал­ся на ули­це Раз­гиль­дя­ев и не пел свою лю­би­мую пе­сен­ку. Он так из­ме­нил­ся, что од­на­ж­ды со­брал во­семь букв: од­ну О, од­ну Б, две Е, од­ну Щ, од­ну А, од­ну Н, од­ну И и со­ста­вил из них ОБЕЩАНИЕ. Он стал да­вать ОБЕЩАНИЕ всем, ко­му толь­ко мог. Он да­вал ОБЕЩАНИЕ, что вы­сти­ра­ет свой кос­тюм, но не сти­рал его, и ОБЕЩАНИЕ воз­вра­ща­лось к не­му на­зад; го­во­рил, что по­чи­нит мос­то­вую на ули­це Раз­гиль­дя­ев, но не де­лал это­го, и опять ОБЕЩАНИЕ воз­вра­ща­лось на­зад. Крив­поч клял­ся, что нач­нет ра­бо­тать, сно­ва да­вал ОБЕЩАНИЕ, и сно­ва ОБЕЩАНИЕ воз­вра­ща­лось. Ко­ро­че го­во­ря, он так из­му­чил все во­семь букв, что они за­бо­ле­ли – у них на­ча­лось го­ло­во­кру­же­ние и поя­ви­лась сла­бость в но­гах. Кон­чи­лось тем, что они по­па­ли в боль­ни­цу к док­то­ру По­пра­воч­ки­ну. А Крив­поч сра­зу же за­был о них. Тем бо­лее что прин­цес­са Лень бу­к­валь­но не от­хо­ди­ла от не­го ни на шаг. Ка­ж­дый раз, ко­гда Крив­поч да­вал свое ОБЕЩАНИЕ, прин­цес­са очень вол­но­ва­лась. Счи­тая, что это при­ступ тя­же­лой бо­лез­ни, она на­чи­на­ла са­мо­от­вер­жен­но уха­жи­вать за Крив­по­чем. И на­ко­нец, Крив­поч вы­здо­ро­вел. В один пре­крас­ный день он вы­шел на ули­цу и запел:

Зачем читать?
Зачем писать?
Все это – дребедень!
Один учитель у меня -
Моя принцесса Лень!

И всем стало ясно, что Кривпоч здо­ров, как пре­жде.

Вот с тех-то самых пор он стал об­хо­дить ули­цу Ра­зума.

…А жила во Дворце Усердия одна де­воч­ка. Зва­ли ее про­сто – Лю­ба, а еще на­зы­ва­ли ее хо­зяй­кой двор­ца. Ка­ж­дый, кто ви­дел Лю­бу пер­вый раз, очень удив­лял­ся: она бы­ла не­обык­но­вен­но по­хо­жа на прин­цес­су Лень. У нее бы­ли та­кие же гла­за, та­кой же нос и та­кой же рот.

Но в глазах принцессы жила только сон­ли­вость, нос прин­цес­сы толь­ко вы­со­ко­мер­но мор­щил­ся, а рот прин­цес­сы толь­ко ка­приз­но кри­вился.

А глаза Любы были всегда веселы, ее нос ни­ко­гда не за­ди­рал­ся квер­ху, а был под­виж­ным и лю­бо­пыт­ным, и рот Лю­бы все­гда улы­бал­ся. По­это­му всем, кто на­хо­дил­ся ря­дом с ней, бы­ло лег­ко и ве­село.

Ходили слухи, что Люба и принцес­са Лень – се­ст­ры, но Лю­ба ни­ко­гда не го­во­ри­ла об этом и ни­ко­му не раз­ре­ша­ла на­зы­вать се­бя прин­цес­сой. Толь­ко По­черк счи­тал ее сво­ей по­ве­ли­тель­ницей.

Это вместе с ним Люба строила Бу­к­во­град. Она са­ма на­ри­со­ва­ла на зем­ле ог­ром­ную бу­к­ву Б. При­чем она очень ста­ра­лась, и по­это­му ули­цы Бу­к­во­гра­да по­лу­чи­лись ров­ны­ми и кра­си­вы­ми. Но по­ка Лю­ба за­ни­ма­лась этим важ­ным де­лом, Крив­поч по ука­за­нию прин­цес­сы Ле­ни при­ри­со­вал к бу­к­ве хво­стик, кри­вой и то­нень­кий. Ко­гда Лю­ба и По­черк за­кон­чи­ли строи­тель­ст­во го­ро­да, они уви­де­ли этот хво­стик. Но бы­ло уже позд­но: хво­стик пре­вра­тил­ся в ули­цу Раз­гиль­дя­ев, и все лен­тяи и не­ря­хи ста­ли жить на этой ули­це. А Кляк­сы за­ня­ли це­лый ту­пик. Из это­го хво­сти­ка по все­му го­ро­ду раз­но­си­лась грязь. Осо­бен­но мно­го гря­зи тас­ка­ли Кляк­сы. При­шлось дать ука­за­ние Вос­кли­ца­тель­ным Зна­кам: не пус­кать их на дру­гие ули­цы го­рода.

Люба вставала очень рано и целый день что-ни­будь де­ла­ла. Она про­сто не мог­ла си­деть спо­кой­но. Она так чис­ти­ла и уби­ра­ла свой дом, как буд­то при­бли­жал­ся боль­шой празд­ник. По­это­му ка­ж­до­му, кто при­хо­дил к ней, ка­за­лось, что в до­ме все­гда празд­ник. И у ка­ж­до­го вдруг по­яв­ля­лось же­ла­ние сде­лать что-ни­будь хо­ро­шее. И глав­ное, это же­ла­ние не про­па­да­ло и по­сле то­го, как по­се­ти­тель по­ки­дал дво­рец. Не­ря­ха сму­щен­но пря­тал в кар­ма­ны гряз­ные ру­ки и да­вал се­бе сло­во, что от­ны­не бу­дет са­мым ак­ку­рат­ным на све­те, а лен­тяй му­чи­тель­но крас­нел от сты­да и ре­шал, что боль­ше ни­ко­гда не по­здо­ро­ва­ет­ся с прин­цес­сой Ленью.

Недаром в городе считали, что Дво­рец Усер­дия и его хо­зяй­ка об­ла­да­ют вол­шеб­ной си­лой. Ко­гда Лю­ба слы­ша­ла это, она очень оби­жа­лась. Ни­ка­кой вол­шеб­ной си­лы нет, го­во­ри­ла она. Но ей ни­кто не ве­рил. На­стоя­щие вол­шеб­ни­ки – скром­ные лю­ди, они ни­ко­гда не хва­ста­ют сво­им мо­гу­ще­ст­вом. В кон­це кон­цов ве­ра в вол­шеб­ную си­лу Лю­бы и ее двор­ца до то­го ук­ре­пи­лась, что ста­ли по­го­ва­ри­вать, буд­то не толь­ко дво­рец, но и вся ули­ца Ра­зу­ма об­ла­да­ет та­кой си­лой. Что буд­то на этой ули­це ка­кой-то осо­бен­ный воз­дух. Ведь это бы­ла един­ст­вен­ная ули­ца в Бу­к­во­гра­де, на ко­то­рой не слу­ча­лось ни­ка­ких про­ис­ше­ст­вий. А ес­ли к то­му же вспом­нить про бо­лезнь Крив­по­ча, то мож­но бы­ло и вправ­ду по­ве­рить, что воз­дух на ули­це Ра­зу­ма вол­шебный.

Глава девятая,
о том, как торопливость приводит на Скамью Несознательных

Твердый Знак сидел за рулем и не про­из­но­сил ни сло­ва. Он сдви­нул бро­ви, и они ста­ли по­хо­жи на мох­на­тую гу­се­ни­цу, ко­то­рая ино­гда сер­ди­то ше­ве­ли­лась. Все мол­чали.

Слива – потому, что ей было стыд­но. Так ос­ра­мить­ся: за­быть, что кон­чил­ся бен­зин! Что по­ду­ма­ет По­черк, что ска­жут бу­к­вы! А ведь она счи­та­ет­ся не­пло­хим во­ди­те­лем. Ко­гда в Ал­фа­ви­те ор­га­ни­зо­ва­ли ав­то­кру­жок, она за­пи­са­лась в не­го са­мой пер­вой. К то­му же она луч­ше всех де­ла­ла по­во­ро­ты, да­ва­ла зад­ний ход и бы­ст­рее всех мог­ла раз­вер­нуть ма­ши­ну в са­мом уз­ком пе­ре­ул­ке. Прав­да, с тео­ри­ей де­ло об­стоя­ло на­мно­го хуже.

Есть еще такие ученики. Вызывает его учи­тель к дос­ке и спра­ши­ва­ет: "Сколь­ко бу­дет шесть плюс семь?" А уче­ник от­ве­ча­ет: "Три". И во­все не по­то­му, что не зна­ет, про­сто в это вре­мя он смот­рит в ок­но и ви­дит, как ре­бя­та из дет­ско­го са­да ка­та­ют­ся на трех­ко­лес­ных ве­ло­си­пе­дах. И это ка­жет­ся ему та­ким ин­те­рес­ным и важ­ным, что он го­во­рит пер­вое, что при­хо­дит ему в го­ло­ву. А ко­гда в клас­се раз­да­ет­ся смех, рас­те­рян­но спра­ши­ва­ет: "А? Что?"

Примерно так было и со Сливой. Но все-та­ки ей раз­ре­ши­ли ез­дить по ули­цам Бу­к­во­гра­да. И она ез­ди­ла. До тех пор, по­ка не слу­ча­лась ка­кая-ни­будь по­лом­ка. То­гда Сли­ва на­чи­на­ла хо­дить во­круг ма­ши­ны, за­гля­ды­вать в мо­тор, но в кон­це кон­цов зво­ни­ла на ава­рий­ную стан­цию и про­си­ла по­мощи.

Вот и сегодня дело едва не кончи­лось пло­хо. Ведь ес­ли бы не Твер­дый Знак, она ста­ла бы по­сме­ши­щем всей ули­цы. Да еще ка­кой ули­цы – Раз­гиль­дя­ев! И все из-за то­го, что за­бы­ла про бен­зин! За­чем толь­ко она раз­го­ва­ри­ва­ла с эти­ми про­тив­ны­ми маль­чиш­ка­ми!.. Ну, что в них осо­бен­но­го? Обык­но­вен­ные маль­чиш­ки. Прав­да, они сме­лые, ни­че­го не ска­жешь. Как они схва­ти­ли за ру­ки Крив­по­ча!.. И во­об­ще, ес­ли ра­зо­брать­ся, они, по­жа­луй, тут ни при чем. Она са­ма во всем ви­но­вата.

Мягкий Знак думал о том, что толь­ко та­кие не­ве­же­ст­вен­ные лю­ди, как Крив­поч, пус­ка­ют в ход ку­ла­ки, ко­гда им не­че­го ска­зать.

А Саша и Алеша, каждый про себя, то­же ду­ма­ли о Крив­по­че. По­че­му он так лег­ко вы­скольз­нул из рук? Ведь они дер­жа­ли его очень креп­ко! Мо­жет быть, он вол­шеб­ник?.. И по­том что зна­чат его по­след­ние сло­ва? Не­у­же­ли бу­к­ве Ш су­ж­де­но по­гиб­нуть? И дру­гим бу­к­вам то­же?..

А "Стрелка" между тем мчалась по Бу­к­во­гра­ду. Она пе­ре­сек­ла пло­щадь Точ­но­сти и Яс­но­сти и вы­еха­ла на ши­ро­кую улицу.

Тут Слива вспомнила, что ей пору­че­но по­ка­зать Са­ше и Але­ше Бу­к­во­град, и при­ня­лась объ­яс­нять:

– Мы едем по проезду Гамм,– нача­ла она.– Здесь жи­вут но­ты. Знае­те, как они иг­ра­ют и по­ют?! За­слу­ать­ся мож­но! А сейчас…

Неожиданно "Стрелка" остановилась.

– Кирпич,– сказал Твердый Знак и до­ба­вил мрач­но: – Не ве­зет, так не везет!

Перед въездом на Музыкальный буль­вар сто­ял знак, ко­то­рый во­ди­те­ли на­зы­ва­ют "кир­пи­чом". Та­кой знак ука­зы­ва­ет, что про­езд в дан­ном мес­те за­пре­ща­ется.

– Как жалко! – огорчилась Слива.– Буль­вар за­крыт. А вот и Клю­чи: Скри­пич­ный и Ба­совый.

– Если вы любите музыку, то ее мож­но по­слу­ать и от­сю­да,– пред­ло­жил Мяг­кий Знак, и все, кро­ме Твер­до­го Зна­ка, вы­шли из ма­ши­ны и по­здо­ро­ва­лись с Клю­чами.

– Добрый де-е-е-ень! – пропели в от­вет Клю­чи: Ба­со­вый – ба­сом, а Скри­пич­ный – те­нором.

– Бульва-а-ар закры-ы-ы-ыт! – про­пел Ба­со­вый Ключ.

– Иду-у-ут заня-я-я-я-тия! – под­хва­тил Скри­пичный.

Все остановились на углу проезда Гамм и Му­зы­каль­но­го буль­ва­ра. Вдоль все­го буль­ва­ра, пря­мо по зем­ле, тя­ну­лись пять ров­ных ли­ний тем­но­го цве­та. На ли­ни­ях и ме­ж­ду ни­ми рас­по­ло­жи­лись но­ты: боль­шие – це­лые, по­мень­ше – по­ло­вин­ки, еще мень­ше – чет­вер­ти, со­всем ма­лень­кие – вось­муш­ки, со­вер­шен­но кро­шеч­ные – ше­ст­на­дца­тые и еще со­всем-со­всем ма­лю­сень­кие. И все они бес­пре­рыв­но дви­га­лись. Они ста­но­ви­лись то по од­но­му, по двое, по трое, по че­ты­ре, то в ряд, то ле­сен­кой, то еще как-то. И по­ка они дви­га­лись, зву­ча­ла за­дор­ная пе­сенка:

Мы всегда поем с охотой -
Нас об этом не проси,
Потому что все мы – ноты:
ДО, РЕ, МИ, ФА, СОЛЬ, ЛЯ, СИ!

И на ровненьких линейках
Вам станцует, как никто,
Музыкальная семейка -
СИ, ЛЯ, СОЛЬ, ФА, МИ, РЕ, ДО!

Можем быстро, можем плавно,
Всех на свете веселя.
До чего ж поется славно -
РЕ, ФА, СОЛЬ, СИ, ДО, МИ, ЛЯ!

Мы всегда и всюду вместе,
Мы проснулись на заре
И запели звонко песню -
ДО, СИ, ЛЯ, ФА, СОЛЬ, МИ, РЕ!

Песенка была такая веселая, что Сли­ва ста­ла под­пры­ги­вать в такт, а Са­ша, Але­ша и Мяг­кий Знак за­улы­ба­лись. Но тут "Стрел­ка" за­гу­дела.

– Прекрати-и-и-те! – грозно заба­сил Ба­со­вый Ключ.

– Не-ме-ед-ленно! – тенором доба­вил Скри­пичный.

Слива недовольно повернулась в сто­ро­ну Твер­до­го Знака.

– Мы опаздываем! – строго сказал тот, и все вер­ну­лись к ма­шине.

…Когда до улицы Разума оставалось со­всем не­боль­шое рас­стоя­ние, по­за­ди "Стрел­ки" по­слы­шал­ся ка­кой-то треск. Са­ша и Але­ша ог­ля­ну­лись и уви­де­ли, что за ма­ши­ной мчит­ся ве­ло­си­пе­дист и ма­шет им рукой.

– Нас кто-то догоняет,– сказал Са­ша,– да­вай­те за­тор­мозим.

– Некогда,– ответил Твердый Знак и еще силь­нее на­жал на пе­дали.

Но и велосипедист увеличил скорость. А так как на ули­це бы­ло мно­го ма­шин и очень бы­ст­ро Твер­дый Знак ехать не мог, то рас­стоя­ние ме­ж­ду ма­ши­ной и ве­ло­си­пе­дом ста­ло со­кра­щать­ся, и ско­ро ве­ло­си­пе­дист по­рав­нял­ся с ма­шиной.

– Смотрите, это Ёжик! – крикнула Сли­ва. Она сра­зу за­бы­ла обо всех сво­их не­при­ят­но­стях и ста­ла сме­ять­ся как ни в чем не бы­вало.

– Какая радость – Ёжик! – провор­чал Твер­дый Знак.

В этот миг Ёжик одной рукой схва­тил­ся за двер­цу ма­шины.

– Эй, Твердый Знак! – крикнул он.– Я дол­жен те­бе со­об­щить…

– Убери руку! – ответил Твердый Знак.

– Одну минуту!.. Я хочу тебе ска­зать…

– Я кому говорю – убери руку!.. Мы столк­немся!

– Да подожди!.. Я должен…

– Сейчас же отпусти дверцу!..