По Замку пронесся слух: принцесса расшибла голову и скоро умрет. В опочивальню прибежал поваренок: требовались разъяснения, как поступать с обедом, который уже ароматно дымился в кухнях. Получив нужные распоряжения ("корочку хлеба... и полчашечки вкусного шоколада... если я не умру"), он умчался обратно, и у старого повара вырвался вздох облегчения. Обед был подготовлен как требовалось. (Правда, не обошлось без тарелки овощного супа, двух гренок и пучка зелени, которую старик-повар всегда покупал лично, в секретном месте.)
Когда дядюшка решился заглянуть в Опочивальню, принцессы там не было: ее унесли в Каминную, где она с хныканьем заканчивала обедать. Нянюшка, лекарь и повар стояли рядом и с благоговением наблюдали, как принцесса доедает ароматный суп и догрызает пахучие зеленые хвостики. На голове ее торчала примочка, из-за которой прическу пришлось распустить, и волосы свободно падали по плечам.
Настал черед менять примочку.
Принцессу пересадили ближе к пылающему очагу. Вид ее вызывал жалость. Он беспрестанно стонала, кряхтела и хныкала, пытаясь увернуться от стараний ласковой нянюшки, которая накладывала на увечье целительную примочку. Лоханка с примочкой стояла рядом, на особенном столике (принесенном по распоряжению лекаря). Нянюшка - пухлая, в чепчике, в переднике, в многочисленных юбках - суетилась вокруг покалеченной.
- О-о, нянюшка, о-о. Ведь это так щиплется, - ныла Тар-Агне. - О-о, ведь это так щиплется, щиплется, щиплется!
- Тар-Агне! - рассердилась, наконец, усердная нянюшка. - Сядь смирно и не верти головой. Ты схлопотала увечье и теперь должна подумать об излечении. Повернись и не дергайся!
Девочка, наконец, зажмурилась и обернулась к старушке. Нянюшка тут же уронила примочку на шишку. Принцесса взвизгнула.
- Ай! Оно щиплется! Оно холодное! Оно такое холодное, такое противное и так щиплется, что я точно умру, наконец!
- Сиди же и не вертись! Нашалила, теперь сиди с лекарством, несносная маленькая девчонка.
- Я не нашалила! Оно само! А ты вместо того чтобы меня пожалеть, ругаешься! За что ты так издеваешься над своей слабой, несчастной Тар-Агне! Вспомни, как я играла у тебя на коленях! И ты, и ты, и ты мучишь меня. Какой сегодня ужасный, горький, противный день. Сначала не дают посидеть у окошка и посмотреть в дождь. Потом не позволяют приказать гадким послам, чтобы они убирались подальше. Потом мучат примочками! Если хочешь, чтобы я быстрее поправилась, отпусти меня на кровать, и я полежу, и все заживет, и не мучь меня своими примочками. Все меня обманывают, ждут моей смерти, хотят отобрать Восточные горы. Какая я жалкая, несчастная, обездоленная принцесса!
- Ты шалунья, Тар-Агне! Видишь, что получается, если не слушаться взрослых. Вот если бы послушалась дядюшку, не сидела бы сейчас с примочкой, - обличала нянюшка, утирая пухлые розовые щечки белоснежным платочком.
- А почему он запретил мне приказывать, нянюшка? Я принцесса, или не принцесса? И уже королева. Почти настоящая! Хочу - приказываю. Хочу - не приказываю. Скажи ему, нянюшка, пусть он не запрещает приказывать!
- Скажу, скажу обязательно. Только ты слушайся и не заставляй меня переживать и нервничать. Мы будем менять примочку каждые два часа, и завтра вечером ты уже убежишь и, свежая и здоровая, отрубишь всем головы.
- О-о! - рыдала увечная. - Что же мне делать, милая, славная нянюшка? Как теперь жить?
- До свадьбы ушиб заживет, - сказал лекарь вполне уверенно.
- Надо слушаться взрослых! - Обличения продолжались. - Завтра увечье превратит твою голову в распухший пузырь, и ты не заметишь, как нам объявят войну всякие глупые люди.
- А все он виноват! - искренне страдала принцесса. - Еще утром запретил отрубить им всем головы! Я как знала, что не успею. О-о, как мне противно. Пусти меня, нянюшка, я пойду и прилягу. У меня трещит в голове, звенит в ушах и мерцает в глазах. И вообще, я скоро умру.
Нянюшка собрала лечебные принадлежности и уплыла прочь. Лекарь, замешкавшись на мгновение, также покинул Каминную.
- Девочка, иди отдыхать.
Дядюшка подошел к креслу, где горевала принцесса. Он погладил ее по голове, она захныкала и прижалась к нему.
- Дядюшка... Почему жизнь такая противная штука? Почему все так гадко?
- У тебя ужасно болит, моя девочка?
- Ужасно! - Принцесса осторожно потрогала примочку. - Хоть бы умереть скорее.
- Иди отдыхать.
Дядюшка мягко столкнул племянницу с кресла и отвел в Опочивальню. Там он проследил за тем, чтобы девочка улеглась, завернулась как можно уютнее, и закрыл окно занавеской - чтобы стало темно и сонно.
- Обещай мне, что сейчас же заснешь.
Он вернулся к кровати, на которой стонала и трогала примочку принцесса.
- Обещаю... Только пусть отрубят голову тому, кто сделал такие двери.
- Хорошо. Я прикажу, чтобы их раздвинули еще на три шага.
- И чтобы отрубили всем голову.
- Обязательно, моя девочка. Теперь отдыхай.
Дядюшка погладил племянницу по распущенным волосам и тихо вышел из комнаты.
Голова болела, звенела, гудела - в общем, заснуть было невозможно. Принцесса доворочалась до того, что примочка свалилась с расшибленной головы и испачкала атласную подушечку. Тар-Агне сползла с кровати, доползла до окна, просунулась в занавеску. Прижалась разбитым лбом к холодным стеклам.
- Здорово, - прошептала она. - Вот так и буду сидеть, пока не умру.
Потом она вдруг подумала, что умирать ей, в сущности, еще рано и решила выйти во дворик. Она прошла к Гардеробной, выудила накидку, босоножки, облачилась и вышла в маленький внутренний дворик.
Там было здорово. Дождь недавно закончился. По небу плыли пухлые клочья с серыми брюшками. Ветер был сонный и дул вовсе не холодно. Сад был напоен свежайшим ароматом зелени и цветов, радостных после дождя. Тар-Агне решила, что умирать она действительно еще повременит, и, стараясь не обращать внимания на боль в голове, зашагала по аккуратным дорожкам. Цветы по сторонам так пахли, так благоухали, что голова стала совсем проходить. Принцесса бродила, внюхивалась в аромат и, наконец, донюхалась до того, что голова загудела уже по-другому, от запахов.
Тогда девочка присела на маленькую скамейку рядом с дверьми и стала разглядывать небо. Пухлые рваные мокрые серые сонные облака плыли теперь так низко, что верхушка Центральной башни в них терялась и как будто не заканчивалась там вообще.
Стояла звонкая тишина, которая всегда бывает после дождя в таких замечательных маленьких двориках, где капли сочно хлюпают с листьев в лужицы у корней. Ветер стих совершенно. Тар-Агне завернулась в накидку, лохматую, мягкую, теплую, и ей было славно (насколько славно бывает с такой шишкой на лбу). Она оглядывала свой дворик, замшелые мокрые стены и крыши вокруг.
Тогда откуда-то справа хлопнуло. Принцесса вскочила и стала всматриваться сквозь листья, унизанные жемчужными каплями. Определенно, там справа кто-то упал со стены!
- Ай! - воскликнула девочка не очень громко. - Кто-то ко мне крадется, кто-то хочет ко мне проникнуть, а может быть, наконец, и украсть!
Она подхватила полы накидки и побежала на звук. Пробравшись сквозь листья, вымокнув под водопадом капель, она добежала до стен и увидела мальчика, который как раз поднимался с мокрой земли. Длинные волосы были собраны в хвост, в левом ухе сверкала серьга, но все это чепуха - за спиной у мальчика висела на ремешке лютня! Мальчик понял глаза на принцессу и замер.
- Ты кто? - спросила принцесса, изо всех сил стараясь казаться суровой. - И зачем ты падаешь со стены, когда у тебя за плечами лютня? Ты можешь ее сломать!
- Ничего с ней не будет, - сообщил мальчик, осматривая инструмент. - Видишь, она даже не поцарапалась, и не испачкалась даже.
- Ты не сломал себе ногу?
- Нет, а что? Почему я должен был сломать именно ногу? Вообще-то я падал вниз головой. Тут уж скорее сломать себе шею. А что?
- Дядюшка запрещает мне прыгать со стен. Он говорит, что я могу сломать ногу, и тогда мне вообще не разрешать слазить с кровати.
- А тебе не нравится все время сидеть в кровати?
- Ненавижу. А тебе что, нравится? В кровати нужно спать, и больше там делать нечего.
- Откуда ты знаешь? - Мальчик приладил лютню обратно за спину.
- А зачем ты ко мне упал? - Принцесса наконец решилась подойти ближе. - Рассказывай, только честно, а то я прикажу отрубить тебе голову.
- А что тут рассказывать. Я пришел посмотреть, умерла ты или не умерла. - Мальчик посмотрел принцессе в глаза, бездонно-синие здесь, в полумраке под мокрым деревом.
- А зачем я тебе нужна? Какая тебе разница, умерла я или не умерла. И почему ты думаешь, что я должна умереть?
- Люди говорят, - сказал мальчик загадочно, - что тебя пристукнули дверью послы с востока, чтобы не развязывать дорогой войны.
- Люди говорят - не слушай! - Принцесса сердито-обиженно хмыкнула. - Так бы они меня и пристукнули, когда я прикажу отрубить им всем голову. А зачем тебе здесь у меня лютня?
- Она всегда со мной. Я не могу ее оставлять.
- А спишь ты тоже с ней?
- Да. - Мальчик погладил ремешок на плече.
- Здорово! А где ты живешь?
- В Башне. - Мальчик неопределенно махнул рукой.
- Да?! В этой?! - Тар-Агне указала рукой в облака, пронзенные мокрым стволом Башни. - Как здорово! А можно я приду к тебе в гости? Я никогда, никогда, никогда еще не была в Башне! Вообще ни в какой.
- А дядюшка тебя отпустит? Ведь он у тебя такой строгий. Заставляет стоять в углу по три часа в день, иногда по четыре.
- Люди говорят? - разозлилась принцесса. - Ничего подобного! Мой дядюшка самый добрый дядюшка в мире. А еще он самый замечательный дядюшка в мире. И самый лучший. И если кто еще скажет про него гадость, я прикажу отрубить ему голову.
- Кому ему? Дядюшке?
- Нет, нет, нет! - закричала принцесса и топнула, вскинув фонтанчик брызг. - Тому кто скажет, неужели не ясно? Ты глупый, да? Так своим людям и передай.
- Не буду я никому передавать, что я глупый. Но если дядюшка тебя отпустит, тогда лучше приходи ко мне в гости ночью.
- Это зачем? - насторожилась принцесса.
- Из моего окна знаешь как здорово видно Луну!
- Не знаю, - расстроилась принцесса снова и еле сдержалась, чтобы не хныкнуть. Голова заболела опять, пора было идти за новой примочкой. - Откуда мне знать? Я ведь никогда не была в Башне. - Принцесса вздохнула. - Но какая разница, откуда смотреть на Луну? Отсюда, - она обвела рукой стены и листья, - ее видно ничуть не хуже.
- Ха, - хмыкнул мальчик с неодобрением. - Ты просто не видела. А вообще, есть такие места, откуда Луну видно так здорово, что даже мое окно в Башне полная чепуха.
- Да?! - удивилась принцесса так, что даже взяла мальчика за мокрый рукав. - И ты знаешь такие места?
- Только одно, если честно, - сказал мальчик с заметной досадой. - Но оно настоящее! Эх, если бы ты только знала.
- Я хочу знать! Я хочу, хочу, хочу увидеть Луну с того места. Покажи мне его, я приказываю!
- Хорошо. Но оно не так уж и близко. Знаешь лес на горе, за рекой?
- Да?! - От ужаса принцесса подпрыгнула. - Но ведь это не в Замке! А я никогда не выходила из Замка... Как же мы туда попадем?.. Ведь нам нужно выходить из Замка!
- Я знаю секретные лазы, - сказал мальчик серьезно. - Из Замка выбраться вовсе нетрудно. Я выбирался не раз, и забирался обратно, и никто меня не ловил.
- Тогда пойдем смотреть на Луну, сегодня же! Пойдем, пойдем, пойдем! - Тар-Агне несколько раз подпрыгнула, хватая мальчика за рукав.
- Сегодня мы не пойдем, - вздохнул тот. - Сегодня у меня репетиция. Мне, кстати, пора. Я, понимаешь, думал только к тебе заглянуть - вдруг жива? - и потом сразу на репетицию.
- И правильно, - кивнула принцесса. - Нечего слушать каких-то людей. Но у меня шишка знаешь как болит! Знаешь как я страдаю! О-о, как я страдаю. - Тар-Агне немного похныкала (но не оттого что шишка зудела, а было нужно).
- У тебя очень страшная шишка, - сказал мальчик серьезно. Он аккуратно потрогал шишку. Тар-Агне поморщилась, но голову убирать не стала. - Такая шишка будет заживать очень долго. Тебе, должно быть, ставят примочки?
- Еще какие примочки. Ты даже не представляешь, как они щиплются!
- Ха, еще как представляю. В прошлом году, когда я упал с бука и тоже разбил себе голову, только даже сильнее и с другой стороны, мне ставили такие примочки, что я чуть не умер. Вот бы умер, и тогда бы тебя не увидел.
- А ты что, хотел меня увидеть с прошлого года? А почему не приходил тогда? И почему ты хотел меня увидеть?
- Потому что я первый раз увидел тебя в прошлом году, когда поступил на службу в оркестр, и ты мне сразу очень понравилась.
- Да?! Как здорово! Ты первый, кто так говорит. А почему?
- Не скажу... Да и не знаю. - Мальчик подумал и почесал нос. - Откуда я знаю? Понравилась, и все. И я даже сочинил для тебя музыку.
- Да?! - От восторга и изумления Тар-Агне подпрыгнула и снова разбрызгала лужицу под ногами. - Сыграй мне, сыграй, сыграй! Я приказываю!
- Давай не сейчас. Сейчас мне нужно лезть обратно. И потом, если я начну играть прямо здесь и сейчас, меня схватят стражники и отрубят голову. Или ты не знаешь?
- Знаю, - расстроилась принцесса в очередной раз. - А когда ты придешь? Когда ты сыграешь мне музыку? И когда мы пойдем смотреть на Луну?
- Давай завтра, - сказал мальчик, подумав. - Завтра у меня нет репетиции. Я приду за тобой завтра, и мы пойдем смотреть на Луну с моего места.
- Как здорово! - Принцесса подпрыгнула, хлопнув в ладоши. Глаза ее засияли. - Вот здорово! А когда завтра? Скажи мне, скажи, скажи!
- Разумеется, ближе к вечеру, - сказал мальчик. - Тем более, до обеда у тебя важные государственные дела.
- Ха! Я прикажу отрубить им всем головы, и не будет у меня никаких дел. Давно так надо было уже сделать, кстати. И мы пойдем смотреть на Луну? И ты сыграешь мне музыку? - Она опять схватила мальчика за рукав.
- Да. Но сейчас мне пора.
Мальчик осторожно отцепил принцессу от куртки и забрался на стену по вьющимся веткам. Потом он прошел по верху стены и скрылся.
- Если ты не придешь, я прикажу отрубить тебе голову! - крикнула вслед принцесса, расстроенная как никогда, оттого что мальчик ушел. - Ну и вот. Опять я одна и никому не нужна. И опять никто меня не украл. Что за жизнь.
Тогда она вернулась в Опочивальню, села на пуфик и стала ждать. Через три минуты она вскочила, перебралась на скамеечку и стала ждать там. Еще через три минуты она переместилась в кровать и продолжила ждать уже там. Но все было тщетно. До завтрашнего вечера оставалась еще такая уйма времени! А завтра утром опять - эти послы с этими дурацкими ятаганами. Надо обязательно приказать отрубить им головы, всем. Надоели уже, сил никаких нет. Придурки.
Мечтая, как было бы все-таки здорово поотрубать им всем головы, принцесса погрузилась в дрему.
А наутро опять было мрачно, ненастно, пасмурно, холодно. Дядюшка с твердым сердцем направился в Опочивальню, но - небывалое дело - двери были заперты изнутри! Стражники только смущенно пожимали плечами, справедливо оправдываясь тем фактом, что снаружи к дверям никто не приближался всю ночь. (А если бы и приблизился, ему, разумеется, отрубили бы голову тут же, на месте.) А что там внутри, у принцессы в покоях - это уже ее личное дело.
- Я вам покажу, личное дело, - озабоченно бормотал дядюшка, направляясь в обход и планируя пробраться к принцессе через Каминную. - Я вам самим головы поотрубаю. Что-то мне это все не нравится.
И правильно он беспокоился! Принцесса, которая сегодня проснулась часа за полтора раньше обычного, находилась в совершенно расстроенном состоянии. Целый час она терпеливо ждала наступления вечера и, надо отдать ей должное, сносила пытку достойно. Она даже ни разу не хныкнула! Она только вертелась у зеркала, разглядывая шишку с разных сторон и находя, что снадобье оказалось на высоте, и что теперь не так уже стыдно смотреть на Луну. Но голова - голова все равно болела, и это принцессе так со вчерашнего дня надоело, что она стала всерьез опасаться, как бы ее не пришлось отрубать.
Потом, когда за окном рассвело, Тар-Агне не выдержала, пробежала в Каминную, схватила со стены династическую пику (которая была в два раза выше ее самой), вернулась в Опочивальню и накинулась на маленькие подушечки. В полностью расстроенных чувствах, всхлипывая и шмыгая носом, она тыкала пикой в подушечки, славные, мягкие, пухлые, восклицая в отчаянии каждый раз, когда страшная пика пронзала блестящий атлас и гагачьи перья взметались:
- Ну почему его нет? Ну почему он еще не пришел? А вдруг он вообще не придет? Я ведь тогда отрублю ему голову... Ну почему же он не идет, не идет, не идет!
И она опять ныла и хныкала, и пика вспарывала гладкие брюшки подушек, и пух летал по всей Опочивальне и опускался на покрывала, ковры, пуфики, скамеечки и принцессу.
Потом принцесса отбросила пику и принялась ползать на четвереньках по ковру - толстому, пушистому, мягкому. Она ревела, и шмыгала носом, и собирала пух в аккуратную кучку.
- Мои подушечки, - шептала она сквозь синие слезы. - Мои маленькие, славные, миленькие подушечки... Как же я теперь без них буду... Мои подушечки... Мои маленькие подушечки... Что же я такого наделала... Что же я за дура такая ужасная... Ведь у меня больше никого нет! Мои маленькие, славные, миленькие подушечки...
Вот в таком отчаянном состоянии дядюшка и застал маленькую принцессу. Она сидела посередине Опочивальни, вся в слезах и мокрых пушинках. Подранные подушечки находились в аккуратненькой кучке слева, а тщательно (по возможности) собранный пух - справа. Принцесса, всхлипывая, шмыгая носом, шепотом убиваясь, старательно запихивала пух обратно, в подушечки. Страшная пика была аккуратно прислонена в углу к стенке.
Дядюшка мягко вошел в помещение, оглядел разорение, подошел к несчастной племяннице, опустился на корточки.
- Давай я тебе помогу, моя девочка.
Он стал помогать принцессе засовывать пух в подушечки. Тогда она окончательно разревелась и уткнулась в дядюшкино плечо.
- Дядюшка, - застонала она в плечо. - Милый дядюшка! Я тебя очень, очень, очень люблю! Прикажи им, пусть починят мои подушечки! Зачем, зачем, зачем я их порезала пикой! Скажи им, пусть починять мои подушечки... Не надо им рубить головы... Пусть только починят мои подушечки... Мои славные, милые, добрые, ласковые подушечки... - Она дрожала.
- Девочка. - Дядюшка прижимал принцессу к себе и гладил по распущенным волосам. - Я сейчас прикажу, и нам принесут сто сорок новых подушечек. Я прикажу, и они будут даже лучше тех, что ты порезала пикой.
- Хорошо, дядюшка, пусть приносят. Я никогда больше не порежу их пикой. Я плохая, я вздорная девочка! Пускай мне отрубят голову, дядюшка.
- С этим торопиться не будем, - возразил дядюшка мягко, но твердо. - Ты меня так напугала, девочка! У тебя до сих пор так болит голова? Ты даже не знаешь, куда подеваться?