Я взял радиостанцию и передал, что нас обрабатывают "духи". По высоте и дальше за ней ударила полковая артиллерия. Накрыли гаубицы кого или нет – неизвестно. Мне дали сигнал, и мы помчались к своим. Через кишлак бежали, не задерживаясь. Вдоль дувалов и в арыке лежали несколько трупов мужчин. У дороги валялась лошадь, а за ней и всадник в неестественной позе. Вот и не ускакал. Трупный запах начинал витать в воздухе. Быстро! Было жарко, однако.
Броня подошла к окраине кишлака, и рота усаживалась на БМП. Возле командирской машины стояли семеро бородатых и небородатых аборигенов, положив руки за голову.
– Вот, видел, замполит, сколько наловили? – улыбался Сергей. – Сейчас их разведке сдадим, пусть морочатся.
Подгоняемые прикладами и пинками пленники влезли на бронемашины, и колонна быстро двинулась к полковому лагерю.
Когда сидишь на башне и твои ноги отдыхают, когда пыльный ветер обдувает твое лицо, когда много еды, воды, становишься почти счастливым. Можно даже подремать, помечтать, пофилософствовать.
Например, какого черта я здесь забыл? За каким хреном меня сюда занесло? Ведь полстраны и знать не знает, где этот Афганистан. А что мы здесь воюем, вообще почти никто в Союзе не знает. В газетах написано, что я и мои солдаты сажаем деревья, строим школы, восстанавливаем дома и мечети, помогаем убирать урожай.
Сколько же урожая я помог собрать, давя гусеницами виноградники, а как удобно ремонтировать жилье, стреляя по нему из гранатомета. Радости у местных жителей от моего присутствия не наблюдалось, глаза счастьем не светились. Никто нам был не рад. Я совсем не так себе представлял все это.
Интернациональная помощь – это как война в Испании, где полмира помогало в борьбе с фашизмом.
А что тут? Мы воюем с местным населением, а также с добровольцами или наемниками со всего света. Негры, арабы, европейцы. А успехи наши такие же, как и успехи американцев во Вьетнаме. Чем больше воюем, тем больше воюют против нас. На место убитого отца встает сын, за погибшего брата мстит младший брат. Так может продолжаться до бесконечности. За пять лет ситуация только ухудшилась. Контроль осуществлялся за шестнадцатью-двадцатью процентами территории страны, да и то только там, где находились военные городки, посты и заставы.
В официальной пропаганде, которую я толкаю на политзанятиях, говорилось: если бы мы сюда не вошли, то в Афган вошли бы американцы. Это, конечно, вряд ли, а если бы и вошли, то по горам вместо меня ползали бы Биллы и Джоны. Хотя им Вьетнама по самые гланды хватило.
Вероятно, Брежневу и компании захотелось расширить лагерь социализма. Экзотического социализма, в условиях средневековья. Есть же социализм в Туркмении и Таджикистане. Почему бы не построить его еще в одной азиатской стране?
А то как же так: Ленин, Сталин, Хрущев лагерь расширяли, а при товарище Брежневе – все по-прежнему.
Ну а затем генсеки стали умирать один за другим, совсем обветшало руководство страны. А что делать с этой войной – никто не решил. Не до того, не успевали. Пришел к власти, опубликовал мемуары и умер. Да и наша военная верхушка просто так войну не отдаст. Должности, звания, награды. Одних героев-генералов уже не один десяток. Стрелки на карте в уютном кабинете рисовать – не в атаки ходить и под бомбежкой трястись. Небольшая война – самое выгодное дело для высокого командования из министерства и генштаба: уважение появляется у руководства страной (не даром хлеб едят, деньги получают), растет военный бюджет. В общем, за непонятные высокие идеи отдуваются солдаты и младшие офицеры. Вот теперь Сашку Быковского и экипаж МТЛБ сожрал молох войны…
Руки грязные, рот забит пылью и песком, потное тело чешется, помыться бы… Несбыточная мечта… И несбывшаяся. Пока доползли до своих, уже стемнело, полевую баню свернули. Вот так всегда: все – для тыла, все – для штабов, все – для победы. А для фронта…
Рано утром роты подтянулись к вертолетной площадке. Успели только пополнить запас патронов и гранат, получить паек на трое суток, набрать воды во фляжки.
Офицеры и сержанты шумят на солдат, я тоже внес свой вклад в суету, подогнав несколько бойцов легкими затрещинами. Не успеваем, поэтому торопимся.
Поздоровавшись с разведчиками, вдруг заметил висящего на дверце БМП одного из наших вчерашних пленников.
Он стоял на цыпочках, голова свесилась на грудь, руки были скручены за спиной, а от связанных запястий была протянута петля на шею. Легкий ветерок шевелил на голове волосы и бороду.
– Что с ним, Петро? – спросил я у взводного-разведчика.
– Злой был очень и ругался, подвесили к дверце, надо было на цыпочках стоять. А он, гад, ругался и плевался. Ну я ему и дал по "кокам". Зачем он встал на ноги, так ведь дышать невозможно, – ухмыляясь, ответил Турецкий.
– Ну вы живодеры!
– Ладно-ладно, умник, пойди с ними поговори по-хорошему, может, чего расскажут. Этот как встал на ноги и захрипел, так остальные наперебой все рассказывать начали.
– Хотя бы сняли его, а то завоняет и закоченеет.
– Ваш "дух" – вы и снимайте. Нам он уже ни к чему.
– Да пошел ты к черту! – Я сплюнул в песок, и, закинув поудобнее автомат через плечо, двинулся за ротой.
Рядом проходил афганский батальон. "Зеленые" с ужасом смотрели на подвешенного. Мусульманин не должен быть повешенным – к Аллаху не попадешь в рай. Их командор что-то громко говорил нашему командиру полка, оживленно жестикулируя.
Подполковник, как африканский носорог, налетел на командира разведроты.
– Мудаки! Вы что вытворяете?! Почему "дух" на БМП висит на всеобщее обозрение?! – С этими словами "кэп" врубил разведчику мощную оплеуху.
Галеева назначили ротным неделю назад, это был его первый рейд – и такой прокол.
– Ты что, всех нас под монастырь подвести хочешь, п…к х…в? Царандовец доложит в штаб, что мы тут над пленным зверствуем, и ты с роты слетишь, а я – с полка! Я тебя в порошок сотру, морду разобью, б… п…ст. – Далее нецензурная брань продолжалась минут пять.
Все это время командир тряс Сашку Галеева за грудки с такой силой, что его голова раскачивалась как маятник. Ротный был на две головы выше, да и подбородок поднимал вверх, поэтому дать по физиономии командир никак не мог, а мог только треснуть пару раз в грудь.
Офицеры-разведчики пулей метнулись за БМП и наблюдали, высунув головы, как жирафы.
Два разведчика подбежали и, срезав веревку, оттащили труп к ложбине. Через пару минут над телом возвышалась груда камней. Вот теперь порядок.
Вертолеты садились и улетали с площадки один за другим.
Пригнувшись и закрываясь от пыли, мы заскочили в вертолет. Борт взвился в воздух, и началась болтанка. Он летел по ущелью, раскачиваясь из стороны в сторону, с борта на борт. Я сидел, вцепившись руками в сиденье, бойцы испуганно смотрели в иллюминаторы, снайперу не хватило места, и он лежал на мешке, катаясь по днищу и глупо улыбаясь.
Каменистая площадка в обрамлении гигантских валунов была довольно унылой. Роте повезло: задача стояла самая легкая. Все три точки совсем рядом.
Одно угнетало и не радовало: в помощь и для контроля был придан зам. комбата Лонгинов по кличке Ходячий Бронежилет. Этот высокий и стройный капитан на боевых действиях почему-то никогда не снимал с себя бронежилет. В горах он носил легкий вариант, а в "зеленке" и на броне – тяжелый бронник, вооружался с ног до головы, таскал почти "цинк" патронов, кучу гранат. Спортсмен, любитель альпинизма, "деревянный по пояс", он нагнал на роту тоску и уныние. Только его нам не хватало для полного счастья. Он сразу же принялся энергично подавлять ротного. Сергей заметно психовал и, отозвав офицеров в сторону, развернув для вида карту, начал давать указания:
– Мужики! Этот "дятел" сейчас будет мозги всем нам пудрить, а потом комбату все недостатки доложит. Чтоб на постах солдаты были в касках и все в бронниках! Особенно в бронниках! И чтоб по точкам не бродили, не загорали. Ясно! Все – по точкам!
Что оставалось делать? Только выругаться и выдвинуться по задачам.
Не успел я со своим взводом занять точку, как был вызван на КП роты с парой солдат.
На высоте в командирском укреплении стоял, широко расставив ноги, зам. комбата. В тельняшке и бронежилете, с биноклем на груди он смотрелся очень внушительно. Ну и чудак!
– Товарищ лейтенант! Очень медленно ходим! Приказы надо выполнять побыстрее, – возмутился капитан Лонгинов.
– Да я и так весь вспотел, так торопился.
– Потеем мы все, а ваши шуточки сейчас из вас выйдут с очень большим потом. И нечего ухмыляться. Взять одного сапера, пулеметчика, санинструктора. – Степан при этих словах громко выдохнул и заматерился. – Еще четырех солдат и пройти через кишлак. Восемь человек вполне достаточно! Кишлачок просматривается с гор полностью, мы вас, если что, прикроем. Займитесь делом, найдите что-нибудь. Нужны трофеи, результаты. Взвод АГС и вторая рота миномет нашли. Поработайте, чтоб не только языком молоть!
– Я языком не мелю попусту, а с взводом работаю, да еще за батальон отдуваюсь.
– Вы это можете мне не говорить, за кого вы работаете. Это ж надо так умудряться: исполнять три должности и ничего не делать?
– Это не вам судить, делаю или нет.
– Но-но, не хамить.
– А я и не хамлю. А как исполняющий обязанности замполита батальона считаю, что я работаю как замполит роты хорошо. И хотел бы получить задачу от командира роты.
– Во как! Завышенная самооценка у некоторых. Посмотрим, какой результат будет в "зеленке". Время на выход – тридцать минут. Уточняйте задачу у командира.
За его спиной активно жестикулировал Грошиков. Он тряс кулаком, делал большие круглые глаза и строил мне страшные рожи. Лонгинов, он же Бронежилет, оглянулся и возмутился:
– Вы что, товарищ старший лейтенант, паясничаете за моей спиной?
– Я не паясничаю, а замполиту батальона внушения делаю.
– Ну, это не замполит батальона, а случайность и недоразумение.
– Между прочим, эта случайность из рейда в рейд с нами ходит, а что-то наш штатный зам с батальоном в горы не поднимается.
– Разговорчики! Выполняйте распоряжение!
Сергей отвел меня в сторону и сказал тихим успокаивающим голосом:
– Ника! Не обращай внимание, не кипятись. Он ищет повода до тебя докопаться. Главное – не нарвись на засаду, не влезьте на мины. Сапер везде впереди! Я думаю, там ничего нет, но если что найдешь – молодец, будь постоянно на связи, почаще выходи в эфир с докладами, и Бронежилет будет счастлив.
– Серега! Дай ПК, а то нас маловато, а прикрытие с гор – это для зеленых дураков, как я. Но я кое-что уже понимаю. Там ведь, если что случится, вы нам толком не поможете. Только разве что трупы собрать. Потом.
– Ладно, давай аккуратнее. – Серега похлопал меня по плечу и пошел к Бронежилету.
Почему я? Почему этот заносчивый капитан меня так всегда достает? Откуда такая неприязнь? Я, правда, никогда в долгу не остаюсь, но что противопоставить заму комбата?
Кишлак был небольшой, вытянутый вдоль ручья, полтора десятка дворов. Ряды виноградников, немного ухоженных террас с клевером, пшеницей, кукурузой, коноплей. Жителей не было. Дом за домом мы осматривали местность, и не было ни души, ни оружия, ни боеприпасов, ни животных. Ничего. В центре стоял самый большой "дувал", росли орешник, шелковица, яблони. Это оказался "дукан". Много мешков с сахаром и мукой, ящики с чаем, корзины с яблоками.
Сержант под прилавком нашел автомат и радостный подбежал ко мне с находкой.
– Вот нашел, товарищ лейтенант, я такой и не видел ни разу.
Это был итальянский автомат "Беретта" и магазин патронов к нему. Больше ничего, кроме двух старых ружей (мультуков) и сабли, в деревне не нашлось.
Бронежилет находкам обрадовался, доложил о результатах в полк и приказал:
– Сжечь все, что горит, раз есть оружие, значит, есть и "духи". Поджечь склад с продовольствием и возвращаться "на базу".
Легко сказать "сжечь все, что горит". А чему тут гореть? Разве что соломе. Сараи с сеном загорелись быстро, соломенные крыши – тоже. Склад продуктовый подорвал сапер тротиловой шашкой, пластидом свалили огромный старый орешник, ну это уже из баловства.
Когда мы поднялись наверх, Бронежилет подпрыгивал от счастья.
– Где трофеи? – воскликнул Лонгинов и, схватив автомат, принялся заряжать, разряжать, разбирать, собирать, щелкать всем, что щелкает. Поставил вертикально пару камней на валуне и стал стрелять, пока не кончились патроны.
– Молодец, лейтенант, молодец, замполит! Можем, когда стараемся!
– А мы всегда стараемся!
– Не оговаривайся. Даже поощрение в штыки принимаешь, замполит!
– Товарищ капитан! Я солдат все время учу, что нет такого обращения, как "замполит", а есть "товарищ лейтенант".
– Ступай к взводу, а то снова меня заведешь, настроение испортишь, – рявкнул Лонгинов.
За его спиной Серега опять махал руками, качал головой и делал круглые глаза. Я развернулся и, забрав своих солдат, ушел во взвод. Говорить с ним бесполезно, лучше пойти поспать. Единственный плюс от этого прочесывания: поели плов, попили чай, виноград, орехи, яблоки – скрасили сухой паек. Теперь лечь и выспаться.
Выспаться не удалось. Рано утром рота получила задачу пройти по хребту вдоль всего ущелья двадцать километров и соединиться с афганским батальоном. Пока "зеленые" будут работать внизу, нам оседлать высоты и прикрывать сверху.
Как назло, день выдался жарким, солнце нещадно пекло, а укрыться негде. Мой взвод отправили снова в ущелье продвигаться вдоль ручья и осматривать дома, а остальная часть роты шла по горам.
Первый двор пустой, второй – тоже, третий, четвертый, в пятом ворота оказались заперты, и на стук вышел белобородый старик.
Сержант Худайбердыев схватил деда за бороду:
– Аксакал – душман! Анайнский джаляп. – Это было узбекское нецензурное выражение.
– Стой-стой, убери руки!
Только получив пинка под зад, сержант выпустил старика и начал кричать:
– Товарищ лейтенант! За что? Они все "духи". Его надо пристрелить.
– Не ушел, значит, не "дух". Да он к тому же старый.
– Да они все на вид старые, а ему наверняка всего лет пятьдесят. Не ушел, значит, шпион.
Пока мы ругались, дед упал в ноги и что-то кричал, воздев руки к небу, слезы текли из глаз по щекам. Я поднял его за руку, похлопал по спине. Видно, понял, что солдаты могут пристрелить, а почувствовав во мне начальника, он что-то быстро затараторил:
– Командор… командор… командор. – Это все, что было понятно.
– Успокойся, дед, шагай во двор, – подтолкнул я его легонько за ворота.
Бойцы уже суетились во дворе, заглядывая во все двери, во все сараи, подвалы, кяризы.
– Ханумки! – радостно закричал один из узбеков.
– А ну назад, всем во двор и выйти за ворота.
– Нужно под паранджу заглянуть! Может, это и не бабы, а "духи" маскируются, – кипятился Худай-бердыев, – а то мы отойдем, а нам в спину стрелять начнут.
– Нам начнут стрелять в спину, если ты к женщинам лезть будешь.
Сержант сердито сопел, видно, очень хотел аборигенок посмотреть и пощупать. Только-только выгнав солдат со двора и успокоив старика при помощи таджика-переводчика, я вдруг за забором услышал дикий смех и свист.
Худайназаров скакал на белом-белом жеребце, другой солдат тащил ишака за ухо. Аксакал стал причитать и, схватив меня за руку, что-то быстро говорить.
– Мурзаилов! Успокой его. Скажи: никуда мы не заберем скотину. Эй вы, балбесы! Отпустите животных, мы уходим. Надо своих догонять.
– Товарищ лейтенант! Надо с собой коня и ишака забрать. Пусть пулеметы и миномет везут, а то мы, как ишаки, загружены, – закричал сержант.
– Папуасы! Оставьте животных! Худайбердыев! Вперед во главе колонны. Прекратить мародерство.
– Какой-такой мародерство? Трофеи.
– Сейчас по башке обоим настучу, тебе и Алимову. Быстро с коня – уходим!
– Можно тогда хотя бы их застрелить? Нельзя же "духам" вьючных животных оставлять!
– Эй вы, убийцы, быстро взяли мешки и бегом отсюда. Никого не убиваем, ни в кого не стреляем. Пленных не берем.
Узбеки, что-то сердито говоря друг другу, побрели вдоль дувала, вверх к подножью вершины, на которую предстояло забраться. Высота небольшая, но метров на двести предстояло подняться. Обрадованный старичок, счастливый от того, что ничего не забрали и остался живой, улыбаясь и заглядывая мне в лицо, что-то быстро говорил и гладил меня по руке.
– Дедок, шуруй домой. Буру бача, буру! – прикрикнул я, улыбаясь, и махнул рукой в сторону дома.
Аксакал принялся кланяться и что-то громко бормотать.
– Мурзаилов! Что он говорит?
– Он вас благодарит, весь ваш род, желает счастья и много жен.
– Какой добрый и щедрый. Спасибо, жен не надо – не прокормить. Главное, чтоб в спину не стреляли, когда отойдем от кишлака.
Через полчаса, забравшись на высоту и заняв оборону, я с удовольствием наблюдал за ползущими вдалеке по хребту и по склону фигурами солдат и офицеров. Особенно колоритна была фигура Бронежилета в горной экипировке с двумя автоматами и огромным рюкзаком. "Беретту" он нес лично, никому не доверяя. (Оба ружья Лонгинов сломал, а саблю я забрал себе.) Целый день мы брели по долине, и теперь можно было немного подремать. Добравшись до моего взвода и чуть отдышавшись, зам. комбата сразу принялся орать:
– Что там за скачки были? Вы что, ковбои на родео? Никакой дисциплины и организации!
– Да все нормально. Пока я с местным населением объяснялся, эти юные натуралисты с животным миром общались. Местное население претензий не имеет, радуется жизни.
– О вашем командовании и управлении взводом мы в полку поговорим, а пока, лейтенант, занять вон то плато за высотой над кишлаком.
– Это еще километра три по хребту. Я думал, что мы уже на задаче и можно готовиться к ночному отдыху.
– Умничать будем в полку на подведении итогов. И умничать будут те, кто вернется живыми и здоровыми.
– Постараюсь вернуться, вашими молитвами, товарищ капитан, – улыбнулся я.
– Ну, ухмылки ваши сейчас быстро сойдут с лица. С расчетом "Утеса" и одним ПК через пятнадцать минут сидеть на краю хребта над кишлаком. Время пошло. Бегом!
Вот сволочь. Еще и издевается. Тут ходу на полчаса, не меньше. Придется бежать. Рота села отдыхать, а мы двинулись.
Четыре бойца пыхтели рядом со мной. Движению мешала трофейная сабля. Ее я решил привезти в полк и повесить на стене над койкой. Сталь – так себе, лезвие в зазубринах, но ручка из кости очень красивая. Вот только бежать с ней в одной руке, а с автоматом – в другой очень неудобно, особенно спускаясь по каменным осыпям, петляя по тропинке, прыгая с валуна на валун.
Сбежав со склона на плато, мы уже поднимались на маленький пригорок. Солнце быстро садилось за дальний горный хребет. Темнело очень быстро.
В тот момент, когда казалось, еще минута – и мы на нужном пятачке, откуда-то засвистели пули, у самых ног и вокруг нас защелкали рикошеты, и донеслось гулкое эхо автоматных очередей. Все бойцы кубарем покатились за каменную гряду.
– Зибоев! Откуда стреляли?
– Нэ знаю, кажется, сбоку, – ответил пулеметчик.