"За время двухлетней борьбы мы создали украинскую нацию", "наша борьба в истории украинского народа будет записана золотыми буквами", - убеждал разочаровавшихся Петлюра. Он смеялся над слабыми, говоря, что просто "срам" - бежать от врага, численность которого в 6-7 раз меньше численности петлюровцев. "Уговоры" Петлюры сводятся к одному: "надо недели две потерпеть", а там нас признает Антанта, поляки подпишут союзный договор, Деникин будет разгромлен "красными". Он еще угрожал расстрелом за неисполнение приказов и уход с позиций, но уже никто не боялся его угроз.
Однако на заседании вспыхивает новый внутренний конфликт, который круто изменяет настроения Главного атамана. На этот раз Омелько Волох, постоянно позволявший себе язвительные замечания во время выступлений Петлюры, выступил с резкими обвинениями в адрес Петлюры и правительства. Волох кричал, что тот неспособен командовать войсками, что он в первую голову виновен в поражении армии и что его министры виновны в разграблении тыла. Волох призывал к признанию Советской власти, прекращению борьбы, переходу на советскую территорию, к вступлению в Красную армию... Рисуя перспективы ближайшего будущего украинской армии, Волох призывает в союзе с "красными" начать "войну против всего мира".
Это выступление почему-то резко переломило всегда оптимистическое настроение Петлюры. Он оборвал Волоха: "Пан атаман, нужно говорить всю правду!" В этот момент один из петлюровских командиров хотел застрелить Волоха за его "измену", но Петлюра остановил расправу. Выступление Волоха привело к хаосу в зале... Крики, свист, улюлюканье раздавались как в адрес Волоха, так и в адрес Петлюры. Главный атаман закрыл собрание и спешно ретировался. Опасаясь бунта, Петлюра засел в своем штабе, окружив себя многочисленной охраной.
Премьер предложил Петлюре немедленно арестовать Волоха, но Главный атаман ограничился только приказом о переезде государственного центра и штаба армии в местечко Любар (6 тысяч жителей), а Волоха оставил держать позиции у Староконстантинова. Уже было некому воевать, и даже несколько тысяч потенциальных мятежников Петлюра думал сохранить, успокоив боями на передовой.
27 ноября все присутствующие на новом совещании в Любаре увидели уже совершенно другого Петлюру. Вместо энергичного, бодрого, полного надежд и планов вождя, они увидели разбитого, подавленного, равнодушного человека. Надлом, огромная усталость, внутренний кризис, простуда выбили Симона из колеи. Он уже плохо воспринимал происходящее. Хотелось только спать и ни о чем не думать. Ему казалось, Что не только политический, но и жизненный путь подошел к неутешительному финалу. Да и нельзя было разделить жизнь Симона и политику. Он отказался от семьи, нормальной жизни, друзей, минимальных удобств ради... Украины? Народа? Революции? Масонской идеи? Славы? Амбиций? Личной власти???
Теперь Симон постоянно задавал себе этот вопрос: "Ради чего вся эта борьба?"
Собравшимся он сказал, что принял решение выехать за границу, в Польшу, где может принести больше пользы делу обороны страны, где он может "вымолить" помощь у Пилсудского. Мотивы своего "ухода" Петлюра объяснял и "одиозностью" своего имени в "большевистских кругах", и нежелательностью своего присутствия во время возможных в будущем переговоров с Красной армией. Для сохранения республики и армии, считал Петлюра, придется временно идти на контакт с Кремлем, но этот "контакт", по его мнению, мог скомпрометировать его. Он понимал, что "контакты" с победителями-большевиками приведут к изменению политики и к возможному отходу от демократизма. Петлюра предложил свои посты Главного атамана и главы Директории премьеру Мазепе.
Последним аргументом, объясняющим внезапную отставку, было заявление Симона: "В этих обстоятельствах все может быть. Могут меня убить по дороге, или я могу сам застрелиться". Итак финиш: руководитель страны и Главный атаман добровольно отдает еще недавно такую желанную власть, думает о самоубийстве. Он уже не хочет, не может, не имеет сил пережить этот кризис. Он просит правительство дать свое официальное согласие на его отъезд в Польшу, говорит о самоустранении от управления государством. Однако премьер Мазепа и четыре растерянных министра сами не знают, что же делать дальше...
Мазепа отказался принять власть, посчитав уход Петлюры роковой ошибкой, которая привела бы к всеобщему развалу армии и всех государственных структур. Премьер так поставил перед Петлюрой вопрос: или государственный центр и армия ликвидируется с отъездом Петлюры, все разбегаются в разные стороны, и мы больше не мечтаем о свободной Украине, или мы все вместе продолжаем борьбу. Мазепа сказал, что никто не может предугадать будущих коллизий. Вообще неизвестно, заключил он, дойдет ли "у нас" до союза с "красными", и насколько "мы" готовы пойти на изменение политики УНР.
Петлюра, пристыженный и молчаливый, вынужден был признать доводы Мазепы и отказаться от своих намерений. Он забрал заявление об отставке. Однако на следующий день в Любаре начались солдатские волнения под началом атаманов Божко (командира формации "Сечь") и Данченко (командира Волынского повстанческого отряда). Эти атаманы, создав Ревком, потребовали немедленного перехода армии на сторону "красных" и отстранения Петлюры от всех должностей.
Петлюра, опасаясь покушения, выехал из Любара на фронт, вместе с тем отказавшись от предложения покарать мятежников с помощью надежных частей. Очевидно, у него уже отсутствовала всякая воля к победе, он решил "плыть по течению" и только ждать перемен. Петлюра просил Василия Тютюнника вывести из Любара, на фронт, все военные части, кроме отряда личной охраны Главного атамана, и этим "замять" конфликт.
Но 29 ноября, бросив позиции у Староконстантинова, в Любаре объявляется "главный козырь" мятежников - атаман Волох с преданным отрядом гайдамаков. Волох ультимативно потребовал от премьера смены политического курса, провозглашения Независимой Советской Украины, угрожая при этом, что уведет свою часть, отряды Божко, Данченко "к большевикам". Но Мазепа отказался вести всякие переговоры с Волохом. От Юнакова Волох потребовал согласия на отстранение Петлюры от власти "не убивая", "потому что с ним большевики не пойдут на переговоры". Волох пишет письмо Петлюре, предлагая добровольно передать ему, Волоху, командование армией.
Необходимо было немедленно арестовать Волоха, однако Петлюра с 26 по 30 ноября так и не отдал соответствующего приказа, надеясь только на "самозатухание" конфликта.
Но 1 декабря 1919 года Волох, называвший себя Главнокомандующим украинскими советскими частями, поднимает очередной мятеж. С утра на главной площади Любара он приветствует парад своих частей, что маршируют уже под красными знаменами. Заговорщиков набирается около 3 тысяч при 7 орудиях, что составило почти третью часть всей "армии" Петлюры. Парламентер от Волоха, прибыв к Петлюре, потребовал у Главного атамана передать командование всей "армией" УНР атаману Волоху.
Только после этого, вечером 1 декабря, Петлюра приказал юнкерам разоружить мятежников и арестовать Волоха, а главкому - срочно, с надежными войсками, прибыть в Любар для подавления мятежа. Но юнкера не исполнили приказ Петлюры, их командир договорился с Волохом о нейтралитете, а "надежное войско" с фронта запаздывало. Войско же мятежных атаманов отошло за речку Случ и выстроилось в боевой порядок.
На следующий день Петлюра послал против Волоха 50 человек из своей личной охраны, но личная охрана перешла на сторону мятежника. Планы у Волоха изменились... Он уже мечтал захватить Петлюру и передать его "красным", чтобы, по примеру всех предателей, купить себе прощение у "красных" за "голову" Петлюры. Но до Петлюры он так и не смог "добраться".
Когда стрельба слышалась уже у окон его штаба, Петлюра сел в автомобиль и укатил в местечко Новая Чорто-рыя. Тогда Данченко и Волох удовлетворились тем, что захватили на местной почте часть государственной республиканской казны (30 тысяч серебряных рублей царской чеканки) и, провозгласив свою часть Революционной Волынской бригадой, покинули Любар, уведя свое воинство на соединение с "красными".
Оставленный войсками городок Любар стал легкой добычей небольшого отряда белогвардейцев, который захватил местечко и в нем до двух тысяч солдат, больных тифом и раненых. На следующий день Любар был отбит отрядом Тютюнника.
Во время бунта Петлюра был вынужден перенести государственный центр и ставку командования в соседнее с Любаром местечко с мистическим названием Новая Чорторыя, где стояли еще "надежные" части сечевых стрельцов.
3 декабря стало ясно, что наступила развязка... Командир сечевых стрельцов Коновалец заявил, что не видит перспектив в продолжении борьбы партизанским способом и объявил о роспуске своих формирований. Все уговоры Петлюры ничего не дали.
Предательство лучших частей настолько поразило Петлюру, что он стал с трудом передвигаться, стал "забываться и находился в страшном нервном состоянии". Адъютанту он жаловался, что Украина оказалась в "национальной апатии", что все его покинули и что он хочет умереть вместе с остатками войска в последнем бою. Петлюра бредил.
4 декабря в Новой Чорторыи произошло последнее совещание Петлюры с командирами и членами правительства республики, на котором все присутствующие констатировали полный крах регулярной армии. Тиф косил ряды еще не разбежавшейся армии, уже слегли командующий Тютюнник, комдив Удовиченко, бывший начштаба Мельник, генерал Мишковский, генерал Базильский, полковник Иван Омельянович-Павленко, множество офицеров и простых солдат.
На этом совещании Петлюра вновь поставил вопрос о своем отъезде в Польшу и о передачи всех функций управления совету министров. Теперь Петлюре, видя его состояние, никто особенно не возражал, все молча согласились с его решением.
Часть командиров высказалось за продолжение борьбы при ликвидации фронта, за переход к партизанским действиям и за проведение рейда по тылам "белых", по примеру Махно. Командующий Тютюнник (прибыл на заседание уже тяжело больным) - главный энтузиаст борьбы, премьер Мазепа, командующий Запорожской группой Михаил Омельянович-Павленко, командующий Волынской группой Загородский предлагали бороться. Было принято решение готовить "армию" к выступлению в такой рейд маршрутом "на Киев". В рейд "приглашались" только добровольцы из всех частей; бойцы, которые не хотели больше рисковать жизнью, распускались по домам.
Решение о роспуске армии и переходе к партизанскому движению было принято преждевременно, так как деникинцы уже отводили свои войска с петлюровского фронта к Днепру: 10-12 декабря "белые" сдали Полтаву и Харьков, а 15 декабря Красная Армия вошла в Киев. Огромные территории Волыни и Подолья оказались покинуты белогвардейцами. Продержись петлюровцы еще дней 6-7, а на оборону у них пока были силы (в армии еще сохранялось около шести тысяч бойцов), и они снова могли стать хозяевами обширных территорией, сохранить республику. Но история распорядилась по-другому.
Вечером 5 декабря Петлюра, не попрощавшись и даже не произведя последние необходимые назначения, не передав дел, выехал из Ставки в Варшаву. На 6 декабря был назначен важнейший военный совет, где должен был быть утвержден план партизанской борьбы, и Петлюра обещал на нем быть. Но он обманул ожидания командиров. Это было бегство, а не отъезд... Он не мог смотреть в глаза боевым товарищам, понимая, что ничего хорошего он уже не может им сказать. Петлюра не верил в партизанство. Для него роспуск армии означал полный разгром.
Зная, что Василий Тютюнник тяжело заболел и просил освободить его с поста командующего, Петлюра даже не назначил нового командующего. Тютюнник, лучший командующий армией УНР, умер через тринадцать дней от разрыва сердца, пережив кризис тифозного марева.
Очевидно, что Петлюра готовился к своему отъезду заранее. Еще 1 декабря, в момент авантюры мятежных атаманов, Петлюра послал своего адъютанта с письмом к Пилсудскому в Варшаву. Сообщения с Чарторыей не было, и Петлюра не знал, что за три дня до его выезда Ливицкий подписал в Варшаве предварительный союз с Польшей. Однако, возможно, Петлюра и был в курсе результатов переговоров в Варшаве. Они закончились еще 2 декабря подписанием "Декларации". Возможно, новые перспективы союза требовали от Петлюры личной встречи с "вождем" поляков Пилсудским.
В последние минуты перед отъездом тайно отъезжающего Петлюру все же нашел премьер Мазепа на перроне станции. Премьер попросил сделать последнее распоряжение - подписать приказ о назначении нового командующего армией для партизанских действий. Выбор пал на генерала Михаила Омельяновича-Павленко, заместителем его стал партизан "с большим опытом" - Юрко Тютюнник.
Справка: Омельянович-Павленко Михаил Емельянович (1878-1952) - генерал-полковник армии УНР. Служил в императорской гвардии, воевал на фронтах Русско-японской и Первой мировой войн, полковник. С весны 1917 г. примкнул к украинскому национальному движению. Служил в войсках Центральной Рады и гетмана, Кошевой атаман Запорожского казачества. С декабря 1918 по июнь 1919 г. - командующий Галицкой армией ЗУНР. Во второй половине 1919 г. возглавлял Запорожскую группу армии Петлюры. С декабря 1919 по декабрь 1920 г. - командующий армией Петлюры. С 1920 г. - в эмиграции.
Тютюнник Юрко (Юрий) Иосифович (1891-1929) - генерал-хорунжий армии УНР. Из крестьян. Окончил университет и военную школу, участвовал в Первой мировой войне, поручик. С весны 1917 г. примкнул к украинскому национальному движению. В 1918 г. - организатор "Вольного казачества". Один из руководителей Звенигородско-Таращанского восстания. В 1919 г. как начальник штаба войск атамана Григорьева организует выступление Григорьева против УНР, а потом и против Советской власти. Организатор партизанской дивизии, которая в июле 1919 г. присоединяется к армии Петлюры. С мая 1920г. - генерал-хорунжий армии УНР, комдив. В 1921 г. - командующий Партизанско-повстанческим штабом. В 1923 г. перешел на сторону Советской власти и вернулся в УССР, преподавал в советской "офицерской" школе. Писал сценарии, исторические эссе, играл в кино. В 1929 г. расстрелян как "враг народа".
Последний разговор с Петлюрой, как писал в воспоминаниях Мазепа, был хаотичным, ни о чем... Петлюра не сказал о том, что же делать дальше, какие цели ставить. Он очень переживал... Он вспоминал бои под "Арсеналом" и подарил Мазепе свою старую шинель, которая спасла его от пули восставших "арсенальцев". На шинели на груди просматривалась аккуратно заштопанная дырочка.
В сопровождении начальника штаба Юнакова, охранника и двух адъютантов, Доценко и Волянского, Петлюра под чужим именем выехал с Украины. Машинист поезда
не хотел вести свой паровоз на польскую территорию и только после избиения петлюровским охранником согласился. На станции Полонное (новое мистическое название), уже на территории контролируемой польскими войсками, Петлюра и "сопровождающие" пересели в польский поезд, под охрану поляков.
На следующий день, уже без Петлюры, собравшиеся командиры армии и министры решили начать военный рейд по тылам белогвардейцев, который позже историки назовут "Первым зимним походом армии УНР". Из 7 тысяч человек в зимний партизанский поход добровольно решили идти 479 офицеров и генералов, 3840 солдат при 12 орудиях и 81 пулемете. Были сформированы три дивизии: Киевская - во главе с Юрком Тютюнником, Запорожская - во главе с Андреем Гулым-Гуленко, Волынская - во главе с Александром Загородским.
Части Омельяновича-Павленко прорвали фронт белогвардейцев у Козятина и, успешно продвигаясь на юго-восток, захватили у "белых" городок Липовец. В это время (16 декабря) "красные" выбили "белых" из Киева, и армия Деникина на Украине прекратила свое существование, она превратилась в бегущую в панике толпу. К 23 декабря "белые" оставили Подолье, а их союзница - Галицкая армия - вновь стала искать пути для объединения с петлюровцами.
После отъезда Петлюры и выхода армии в зимний поход польские войска вероломно напали на Чорторыю, где еще находились отдельные отряды сечевых стрельцов и "запорожцев". Остатки "армии" поляками были разоружены и отправлены в лагеря для военнопленных в Луцк и Ровно. Поляки опасались стрельцов, так как их формирования состояли из выходцев с оккупированной польской армией Галичины.
ГЛАВА 19 С ПОЛЯКАМИ ПРОТИВ COBETОB. 7 декабря 1919 г.-21 ноября 1920 г.
Утром 7 декабря на Варшавский вокзал прибыла группа странных людей, говорящих по-украински. Они встречали поезд из Ровно. В числе встречавших были Андрей Ливицкий (вскоре он будет назначен временным главой совета министров УНР), старый друг Петлюры Понятен ко, несколько членов украинской дипломатической миссии и несколько поляков - представители генштаба и министерства иностранных дел. С Украины должен был приехать Симон Петлюра. Он шагнул из вагона измученный, еле державшийся на ногах, совершенно подавленный, в запачканной грязью потрепанной одежде. Не лучше выглядел и генерал Юнаков в порванных сапогах и истертой шинели... Обнявшись с Ливицким, Петлюра расплакался... Он уже не был в состоянии контролировать свои эмоции. Эти несколько человек, прибывших в Варшаву, "оттуда", из пекла гражданской войны, напоминали живые тени, в глазах которых читался ответ на немой вопрос окружающих. Неужели все огромные лишения, гибель десятков тысяч людей напрасны? Неужели Украины уже никогда не будет!? Вид, а особенно душевное состояние приехавших неприятно удивили лощенных, при галстуках и тросточках, дипломатов. Не таким они знали своего вождя.
Отдохнув и переодевшись в украинской миссии, Петлюра не стал "заниматься политикой", а отправился в отель, где находились его жена и дочка, которые приехали в Варшаву неделей раньше.
Что ждало Петлюру в польской столице? Он, наверное, и сам понимал, что оказался в клетке, под присмотром польских спецслужб и в полной власти диктатора Польши Пилсудского. У Петлюры уже не было ни средств, ни государственной территории, остатки армии давно не контролировались им, и он не знал, сохранится ли эта армия хотя бы еще неделю... Ни одно государство мира не признало Украинской республики... Более того, польские чиновники и офицеры постоянно подчеркивали, что о таком государстве, как Украина, они не хотят даже слышать... Вековая национальная вражда между поляками и украинцами, надменное отношение польских "шляхтичей" к украинцам вошли в самосознание, в историческую память многих поляков и перенеслись из века XVII в век XX. Да иллюзии поляков в отношении великой Польши - Речи Посполитой, непременно в границах 1772 года, "от моря до моря", - не оставляли надежд на равноправные, дружеские отношения между польским "паном" и бедным украинским "разночинцем".
Диктатор без страны, генерал без армии, Петлюра мог теперь играть только жалкую роль в чужой игре. Он пытался отогнать от себя подобные мысли, но польские реалии постоянно напоминали о себе. В ту зиму 1919-1920 гг. Петлюра очень изменился, не столько внешне, сколько внутренне. За ним не было силы, и это чувствовалось... Да и вера в победу почти развеялась. Он понимал, что теперь вернуться в Украину можно было только в чужом обозе, на чужих штыках... Политические закономерности, стремление остаться "на плаву" и фанатичное желание "построить" Украину любым путем толкали его на роль "марионетки" в польских руках. Чтобы остаться в политике, требовались следовать ее законам, по которым сильный подчиняет слабого.