Катя как будто видит тёмную, мокрую стену шахты, льётся вода, прижавшись к стене на узенькой площадке стоит человек и кричит: "Давай породу, черти!"
Орден в красной коробочке
В те далёкие годы мне приснился однажды удивительный сон.
Большой просторный зал с толстыми колоннами. Колонны блестят, и блестит жёлтый натёртый пол, как будто стеклянный. В нём отражаются огни, как в книге про Золушку. Люстры под потолком переливаются разноцветными искрами. Много людей, только они не танцуют в этом дворце. Они сидят на стульях и смотрят на сцену. А на сцене человек с небольшой доброй бородкой - Михаил Иванович Калинин, Председатель Президиума Верховного Совета. Перед ним на столе коробочки с орденами.
"Самый младший среди орденоносцев - вот эта девочка", - говорит Михаил Иванович Калинин и показывает на меня.
Все смотрят и улыбаются.
"Иди сюда", - зовёт Калинин и манит меня пальцем.
Я иду. Ноги двигаются медленно, гладкий паркет ускользает из-под ботинок. Я боюсь упасть, стараюсь идти быстро, а иду медленно. Но все ждут, и Михаил Иванович Калинин тоже ждёт. И всё-таки я подхожу к сцене и поднимаюсь по лесенке. И сейчас помню тёмно-оранжевые ступени этой лесенки, широкие доски, а на одной доске круглый след от сучка.
Михаил Иванович наклоняется ко мне и пожимает мою руку. У него рука тёплая, а у меня холодная.
"Ты награждена самым главным орденом", - говорит Калинин.
"А Мишка?" - спрашиваю я.
"Кто такой Мишка?" - интересуется Калинин.
"Это самый главный мальчишка в нашем дворе, - отвечаю я. Я и во сне знаю, что это не так, самый главный мальчишка в нашем дворе всё-таки Сашка Пучков. Но я твёрдо говорю опять: - Мишка - самый главный мальчишка в нашем дворе. Он носит беретку универсальную, и у него буква "М". "М" - это не потому, что "Мишка", "М" - это "метро".
"Я понимаю, - говорит Калинин Михаил Иванович. - "М" - это "метро".
Он даёт мне красную коробочку, я знаю, там орден. Вот сейчас я открою коробочку, а там лежит орден, самый настоящий.
Только коробочка почему-то не открывается. Я видела в киножурнале, Михаил Иванович Калинин вручал ордена ударникам в открытых коробочках. А мне почему-то в закрытой. А Мишке вообще нет.
"А Мишке?" - опять спрашиваю я.
Калинин смеётся. Он похож на деда Лёньки Леденчика. Только Лёнькин дед ходит с палкой и кряхтит. А у Калинина Михаила Ивановича бородка покороче и глаза повеселее.
- Вставай! Пора вставать! - говорит мама.
Я просыпаюсь. Мама сидит на корточках около печки и чиркает спичками. В комнате холодно.
- Дрова сырые, никак не разожгу, - говорит мама.
А у меня в ушах ещё звучат аплодисменты.
Вечером во дворе я рассказываю Мишке свой сон:
- И горели огромные люстры, и колонны сверкали, и сверкал паркет.
- За что тебе орден-то дали? - спрашивает Мишка, и я чувствую, что он завидует мне.
- Не успела узнать. А Михаил Иванович Калинин стоял совсем рядом, вот так я, а так Михаил Иванович Калинин. И он знаешь что сказал? Он сказал: "А живёт у вас во дворе мальчик Мишка? Он носит универсальную беретку с буквой "М"?" А я ответила: "Да, живёт. Вот так наши окна, а так Мишкины. А буква "М" у него на шапке - это не "Мишка", буква "М" - это "метро". И Михаил Иванович Калинин сказал, что тебе тоже орден дадут скоро.
- Не врёшь? - щурится Мишка.
- Что ты? - обижаюсь я. - Зачем мне врать. Очень нужно врать.
Когда люди врут, они всегда обижаются, если им не верят. Мишка поверил мне.
Первый день метро наступил ночью
В толстой тетради появились новые записи:
"С чего начиналось метро? Тридцать лет назад инженер Балинский предложил построить метро. Он пришёл на заседание городской думы, но дума была не за нас".
Это Мишка записал в тетрадь поразившую его историю инженера Балинского. Эта история заняла несколько страниц. Следом шёл рассказ о бывшем старателе Антоне Самойлове. Мишка всё написал подробно. Про то, как добывали золото. И как приехал этот человек на метро. И про мост над Охотным рядом, по которому прошли танки, а мост даже не покачнулся.
Пучков приписал:
"Всю тетрадь один человек исписывает. Все хотят рассказывать, а не ты один. Тетрадь не твоя".
"Тетрадь общая, - отвечает Мишка, - она так и называется: "Общая тетрадь".
"Первый день метро наступил ночью. Те, кто живёт на улице Остоженке, услышали среди ночи страшный грохот. Было похоже, что палят из пушек, и все испугались. Подбежали к окнам. На улице светло, как в полдень. К трамвайным проводам подвешены большие лампы. Стоят непонятные машины, от них идёт пар. Эти машины - паровые копры, они заколачивают в землю толстые сваи вдоль трассы метро. Так началась постройка первой станции "Парк культуры". С этого грохота началось метро".
Это написала Таня Амелькина.
А вот круглые солидные буквы Бориса с чужого двора:
"Линии метро бывают глубокого заложения и мелкого заложения. Пассажирам, конечно, удобнее мелкое: быстрее спускаться в метро, быстрее подниматься на улицу. А строителям иногда лучше мелкое, а иногда глубокое. Это зависит от геологов: как они скажут, так и копают глубину.
Глубокие шахты дороже. Им нужна хорошая вентиляция, водоотливные установки. Всё это я узнал от инженера Самойлова, с которым познакомил меня Мишка. Самойлов пока ещё спит на двери, а днём вешает её на место. Он вам всем передаёт привет".
Леденчик вдруг, сам не знает почему, сочинил стихи:
На ступеньку становись
И за поручни держись.
Едет лестница наверх,
Едет лестница на низ!
Леденчик сам очень удивился, что получилось так складно. Он перечитал свои стихи несколько раз про себя, потом вслух и приписал внизу пояснение:
"Это стих про эскалатор".
"Лёня просто молодец, - пишет Антонина Васильевна, - только надо говорить "вниз", а не "на низ". Но стихи писать очень трудно, а он сумел!"
Борис с чужого двора спрашивает:
"Почему метро называется метро?"
Таня Амелькина отвечает:
"Я знаю. Метрополитен в переводе с французского - столичный. Метро есть только в столицах и в больших городах. Метрополитен сокращённо - метро. Мне это объяснила Мишкина бабушка, она знает французский и умеет говорить в нос".
"Ну и что? - Это Сашка Пучков. - Каждый умеет говорить в нос, если потренироваться. И стихи писать может каждый. Зато я знаю, что такое культурный слой. Так археологи называют самый верхний слой земли. Почему они так его называют, я не понял. Он как раз самый некультурный. Проходчикам всё время попадаются консервные банки, кости, которые давным-давно зарыли собаки и забыли откопать, ржавые железки и камни".
Горы посреди города
Кончилась ещё одна тетрадка. Теперь и она немного растрёпанная, немного захватанная. Зато сколько в ней интересного - целый клад. Сразу начали следующую тетрадь. Чью? Танину или Леденчика? Никто не знает, теперь уже не отличить: все тетради общие.
Мишка сделал такую запись:
"На нашем метро работают даже иностранные рабочие. Я нашёл штукатура из Германии, Ганса Митке. Чур, я первый его нашёл, и он обещал всё мне подробно рассказать. А Пучков пусть не перехватывает".
Вот опять стихи. Что делается с Леденчиком?
Очень нравится, ребята,
Эту летопись писать.
Мы сумеем интересно
Про метро в ней рассказать.
Катя пишет:
"Папа вчера рассказал про шлем. Папин отбойный молоток натолкнулся в шахте на древний шлем. Думали, просто железка. Но археологи изучили находку и сказали, что это шлем русского воина из дружины Дмитрия Донского. Воин, оказывается, уронил его в четырнадцатом веке, во время сражения с ханом Тохтамышем. Мы это сражение проходили".
Борис нарисовал длинную вереницу грузовиков, они едут, едут по полям тетради. Что они везут?
"На Метрострой пришла техника - лебёдки, транспортёры. Теперь легче вынимать породу из шахты. Зато машины не успевают отвозить грунт. Он лежит целыми горами на улицах, как будто здесь Кавказ. Принято постановление: каждая грузовая машина Москвы должна отработать на метро два дня в месяц".
И опять: "Мишка дурак" и нарисована рожа - точка, точка, два крючочка.
"Я на тебя не пишу, и ты на меня не пиши".
А следом строгие, ровные буквы Антонины Васильевны:
"Не стыдно вам? Все города помогают строить наше метро. В Москву по всем дорогам везут грузы для Метростроя. Лес из Архангельска. Рельсы с Кузбасса. Машины из Ленинграда. Гранит из Карелии. Мрамор из Крыма. На вагонах написана большая яркая буква "М". Значит, для Метростроя, значит, не задерживать: срочный груз. Города дружат далёкие, а вы в одном классе учитесь и всё время ссоритесь. Разве так хорошо?"
У каждого человека свой характер. Мишка всё спешит, спешит. Вот он какую сделал запись:
"На зав. "Дин." постр. вет. д. исп. пер. ваг.".
Думал потом слова дописать, да забегался, совсем забыл.
Ребята спрашивают:
- Мишка! Что это значит? Загадка, что ли?
- Забыл, - отвечает Мишка. - Что-то про завод или про заведующего - зав. А может, про завтрак. Не помню я.
А эта запись вот что значила:
"На заводе "Динамо" построена ветка для испытаний первых вагонов".
Это сообщение во всех газетах было.
Я садовником родился
Они играли в садовника. Борис с чужого двора был садовником.
Он стоял, отставив ногу в сандалии, и быстро говорил:
- Я садовником родился, не на шутку рассердился. Все цветы мне надоели, кроме…
Борис замолчал и как будто задумался. Он делал вид, что не может решить, какой выбрать цветок. Потом выпалил:
- Кроме розы.
Розой всегда была Таня Амелькина. Роза - самый красивый и самый известный цветок. Конечно, розой была Таня.
- Да? - с готовностью отозвалась Таня, вскинув ресницы.
- Что такое? - спросил Борис с чужого двора очень вежливым голосом.
- Влюблена, - спокойно ответила Таня.
Все эти слова полагалось говорить по правилам игры, их говорили всегда одинаково. И всё-таки это были не безразличные слова. Каждый раз они говорились с разным смыслом. И вообще, в любой игре важно, кто кого выбирает. Борис выбрал Таню. А Таня кого выберет?
- Влюблена, - говорит она спокойно и знает, что Борис сейчас спросит: "В кого?" И её ответа будут ждать Сашка Пучков, Леденчик.
- В кого? - встрепенулся Борис. Он вёл с Таней свой секретный разговор. Он не хотел, чтобы игра была игрой, и больше ничего. - В кого?
Отвечать полагается быстро, медлительный проигрывает. Кого назовёт она? Сашка Пучков сидит на низком заборчике, его длинное лицо надменно и безразлично, белые брови подняты к белым волосам. Сашка - незабудка. Леденчик - крапива. Я хотела бы стать розой, но роза занята. Да и вообще я ни при чём: меня не принимают играть. Я посадила своих кукол, Зою и Клавдю, на скамейку. У Клавди скоро оторвётся нога. У Зои волосы свалялись в комок. Куклы не сидят, а валятся набок. Я снова сажаю, прислоняю к спинке скамейки.
- В кого? - нетерпеливо спрашивает Борис с чужого двора.
Мои куклы снова валятся, я вытянула шею, прислушиваюсь, смотрю на Таню. Она наклонила голову, чертит тапкой на песке. Сашка и Леденчик сидят окаменевшие.
Если Мишка придёт, меня тоже примут, может быть. Я им скажу: "Чур, я буду анютины глазки". И вдруг они согласятся. Что им жалко?
Тут с улицы во двор врывается Мишка. Он запыхался, пальто тащит в руке.
- Сидите тут и ничего не знаете! Ядра нашли! В Александровском саду! Я сам ядро в руках держал!
- Псих, - говорит Сашка Пучков.
- Сам, - механически отвечает Мишка.
Потом, отвернувшись от Пучкова, Мишка начинает рассказывать. Куклы сваливаются под скамейку, я подхожу ближе.
Мишка рассказывает сбивчиво, перепрыгивает с одного на другое. Если рассказать всё по порядку, получится ещё несколько историй.
Драгоценный сломанный топор
Однажды шёл дождь. Не тяжёлый, не серый. А весёлый, когда в небе за тучей совсем близко чувствуется солнце. И голубые промытые окошки видны в несерьёзных тучах. Шёл дождь. Площадь Дзержинского опустела: кто спрятался в подворотню, кто стоял в подъезде. А Мишка, и Борис, и Сашка Пучков бесились на просторе, скакали по тёплым лужам. Потом к ним прибежала Катя и тоже прыгала босая вместе с мальчишками. А Таня Амелькина не прыгала. Она считала, что по-настоящему красивые девочки не должны прыгать по лужам босиком. Таня стояла под деревом и смотрела, как скачут другие.
Вдруг Пучков закричал:
- Смотри! Смотри! Что это? Ой, ой, ой! Чур, я первый увидел!
И люди стали выходить из подъездов, из-под деревьев и говорили:
- Как красиво! Удивительно! Что это значит? Вы не знаете? Я тоже не знаю.
Вся площадь была покрыта воздушными пузырями. Они росли, сияли на солнце, бесшумно лопались, и тут же появлялись другие. Пузыри плясали по асфальту, они не были похожи на обычные пузыри в дождь. Их было много, они были очень большие и покрывали не только лужи, а весь асфальт.
- Какая красота! - говорили прохожие.
- Какое безобразие! - сказал дядя Коля. - Почему утечка сжатого воздуха? Компрессор вхолостую работает. Нам воздух для работы нужен, а не пузыри пускать.
Приехал историк на шахту - старый человек в чёрной смешной шапочке, а вокруг шапочки седые кудри. Походил, посмотрел, сказал:
- Здесь был в старину колодец. Обычный колодец рядом с домом генерала Иванова. Колодец пересох, его засыпали всяким мусором. Плотность грунта в колодце маленькая, гораздо меньше, чем вокруг него. Когда вы подали в шахту сжатый воздух, он выбил мусор из колодца и пошёл наверх пускать пузыри.
Метростроевцы укрепили колодец бетоном, сказали историку спасибо и стали работать дальше.
- Наука! - сказал дядя Коля и поднял вверх палец.
Археологи работали рядом. Найдут старую железку и обметают бережно кисточкой. Раньше они казались дяде Коле чудаками. Надо метро строить, а они ерундой занимаются. Теперь он присматривался к ним.
Копает дядя Коля лопатой яму, на что-то натолкнулась лопата, звякнула. Что это? Поднял железный обломок. Топор не топор, но на топор похож.
Инженер подошёл и сказал:
- Зови, Николай Трифонович, историка. Вон они, у Кутафьей башни на раскопках.
Старый историк взял в руки железо, повертел, поглядел и ликующим голосом сказал:
- Топор! Топор, дорогие мои! Начало семнадцатого столетия! - Он быстро-быстро пошёл к своим и на ходу кричал: - Топор! Спасибо! Спасибо! Топор!
Он прижимал к себе ржавый, наполовину рассыпавшийся топор, как любимого ребёнка.
Николай Трифонович сказал:
- Каждый свою работу высоко любит. Ладно, ребята, копаем дальше.
Учёный размахивал руками, твердил:
- Топор! Семнадцатый век! Массивной формы! С остатками деревянного топорища!
Серёга позвал:
- Папаша! Чего они в своём семнадцатом веке этим топором - дрова кололи? Или на войну, может, с ним ходили?
- И то, и другое! - как-то весело ответил историк. - И то, и другое! Большого выбора тогда не было, мой милый!
Не зря они с самого начала заключили договор - Метрострой и Академия истории материальной культуры. Метростроевцы строят метро, а учёные по всей трассе ведут археологические раскопки.
Мишка об этом рассказывал так:
- Они сговорились: "Чур, вы нам помогаете, а мы - вам". И помогают. Начальник шахты Бобров пришёл к историкам и спрашивает: "Почему в шахте вода?" Тогда историки взяли план старой Москвы. Что было на этом месте раньше? Ах, старинный ров. Стало всё понятно, ров специально заполняли водой, чтобы враги не прошли. А теперь там после каждого дождя вода скапливается.
- Подумаешь, - дёргает плечом Пучков.
- Миша! Домой! - зовёт бабушка.
- Расскажи ещё, - просит Таня.
И Мишка рассказывает.
Я помню, как мы слушали его. Высовывались в форточки мамы, звали нас ужинать. А мы отвечали:
- Иду! Сейчас!
И не могли уйти.
Тот вечер, тёплый и долгий, я и сейчас помню во всех подробностях. Рядом со мной стоит Таня, от неё почему-то пахнет цветами. Мишка рассказывает, я не отрываясь смотрю на него и всё-таки вижу узенькое лицо Леденчика, толстого Бориса с чужого двора. И Пучкова - локти отведены немного назад, если что не по нём, возьмёт и стукнет.
Прошёл мимо управдом Федяев. Строго взглянул на нас и сказал:
- Никаких футболов во дворе! Категорически!
Мы ничего не ответили. Какой футбол! Мы слушали Мишку.
Всё, что он рассказывал, словно стоит у меня перед глазами.
"Четвертная змея большая"
Приехал на раскопки высокий лохматый журналист Мельниченко, а с ним Мишка, в берете с буквой "М".
- Газету интересуют раскопки, - сказал Мельниченко историку в чёрной шапочке.
Они сидели рядом на широкой трубе: историк - посредине, а Мельниченко и Мишка - по бокам. Хорошо, что он взял с собой тетрадь в чёрной клеёнчатой обложке. Столько всего рассказал историк - ни за что не запомнить.
Мельниченко положил на колено блокнот и записывал быстро. И Мишка записывал тоже.
Каждая археологическая находка рассказывает целую историю.
В тридцатой шахте проходчикам попался подвесной крюк - раз, фунтовая гиря - два, трёхзубый багор - три. Что это значит? Историк объяснил.
Оказывается, на этом месте триста лет назад была мясная лавка. На крюк подвешивали тушу, багром доставали мясо с полок.
Рядом с башней Кутафьей отыскались железные подковы, копьё. Может быть, здесь были бои?
- Может быть, там шли бои, - рассказывает Мишка во дворе.
Пучков слушает его с кривой улыбкой, но не уходит. Потом говорит:
- Подумаешь, железо. Если б золотой клад нашли. А то железо.
- Ничего не понимаешь! - отвечает Мишка. - Знаешь, что историк сказал? Самые редкие находки как раз железные.
И все спрашивают:
- Почему?
Мишка объясняет:
- Двести лет назад в Москве было очень много кузнецов. Ремесленники, работающие с металлом, составляли пятую часть всех ремесленников Москвы. Медники, котельники, гвоздочники, бронники. Много кузнецов, - значит, много металлических предметов хранится в земле? Верно? Нет, не верно. Делали-то их много, а сохранилось совсем мало. Глиняное или стеклянное изделие может пролежать в земле и триста лет, и четыреста. А железо ржавеет, распадается. Поэтому железные предметы особенно дороги археологам.
Весь долгий вечер Мишка рассказывал нам истории, которые услышал от историка. Мне с того вечера ещё много лет казалось, что историки - это те, кто рассказывает всякие увлекательные истории.
У Китайгородской стены дяди Колин отбойный молоток отвалил вместе с породой чугунный шар. Археолог показал шар Мельниченко и Мишке и сказал:
- Пушечное ядро.
- Можно подержать? - спросил Мишка.
- Возьми, - разрешил историк.