Уже в мае 1716 г. он обращается к канцлеру Г. И. Головкину с личной просьбой: посодействовать в получении обещанных владений. В своем письме Т. Кантакузино отмечал: "… не простирался ваше графское сиятельство докучать, за случившимся препятием <препятствием. – В.Ц. > возвращения жены моей. А ныне, понеже паки свободна и конечно сюды будет, к тому есмь принужден, чего для покорно прошу предложить повторным указом, как в Москве для двора и к его вельможности <гетману И. И. Скоропадскому. – В.Ц. > для села, дабы исполнено было, ибо многим как до того моего указу роздано, тако и после того другим села даны. Только в моем указе его вельможность препятие изыскал не дать. А по прибытию сюды жены моей без того <двора в Москве и сел на Украине. – В.Ц. > толиким домом трудно обходитесь мне здесь будет" .
По-видимому, это обращение не принесло ожидаемого результата, и в начале августа Т. Кантакузино вновь пишет канцлеру: "Мню небезизвестно и Ваше Сиятельство, что бывшей господарь Мултянской Стефан и отец его Константин и брат его Михайло Кантакузины по указу султана турского взяти из Мултянской земли и казнены смертию . Между которым временем жена моя под сохранение десницы Вышняго Бога из Мултянской земли ушла в Седмиградскую землю, толко сама душою, оставя там все имение наше. И по отъезде жены моея оставшие все маетности и пожитки и все имение наше и протчих всех Кантакузиных от нынешнего господаря Николая Скерлета конфискованы и другим все розданы. А ныне я имею намерение, чтоб жену свою суды препроводить, чего для уже и отправил нарочно людей своих, токмо не имею здесь жадного подлинного места, где б по прибытии помянутой <жены. – В.Ц. > содержаться" .
Как следует из вышеприведенных документов, повествуя о прибытии своей жены в Россию, Т. Кантакузино нигде даже косвенно не упоминает о следующих с нею детях.
Абсолютно ничего не говорится о наследниках графа и в документе на владение недвижимым имением, выданном его вдове Марии Кантакузино командующим войсками на Украине князем М. М. Голицыным в январе 1725 г.
Исходя из вышеизложенного, мы в полной мере можем утверждать, что ко времении эмиграции в Россию супружеская пара Кантакузино была бездетной.
Взятие Браильской крепости
К концу первого десятилетия ХVIII в. размеренная и патриархальная жизнь Молдавского и Валашского княжеств, лишь изредка сотрясаемая придворными интригами бояр и наездами чиновников из Константинополя, сменилась бурными и полными драматизма событиями, втянувшими их в самую гущу европейской политики.
Войны и связанные с ними эпидемии до основания всколыхнули Валахию и Молдову, принеся многочисленные беды и несчастья десяткам тысяч жителей, уничтожив или разбросав по свету сотни семей. Не обошла стороной сия горькая чаша и большой род Кантакузиных. Одним из них судьба уготовила мученическую смерть на плахе, другим – многолетние скитания вдали от родины.
В начале XVIII в. казалось невозможным, чтобы идущая где-то в Померании, на невообразимо далеком севере, борьба двух европейских гигантов, России и Швеции, могла каким-то образом коснуться Молдавского и Валашского княжеств. Однако, расширяясь во времени и пространстве, Северная война к середине 1709 г. вплотную подошла к их границам, втянув в кровавый водоворот военно-политических событий.
Победа петровской армии под Полтавой и бегство короля Карла XII в пределы Османской империи стали переломным моментом в многолетнем и напряженном противоборстве России и Швеции. Решив великие национальные задачи русского государства, Полтавская виктория вместе с тем на целую эпоху определила исторические судьбы народов всей юго-восточной Европы, придав новый импульс надеждам православного населения на освобождение от турецкого владычества.
Как отмечал молдавский летописец Ион Некулче, эта победа "вселила в молдавский, валашский, сербский народы новую надежду на скорое освобождение из-под векового гнета" . В результате заметно возросли прорусские симпатии на Балканах и в Дунайских княжествах, что привело, в свою очередь, к увеличению притока на русскую службу молдаван, валахов, греков, сербов и других народов юго-восточной Европы .
Более интенсивной и регулярной стала корреспонденция владетелей и представителей видных боярских семей Молдовы и Валахии с царским двором. Особенно активную переписку с русским правительством на протяжении 1709–1710 гг. вели К. Брынковяну, М. Раковица, К. Кантакузино, Иордакие Руссет и др.
Вместе с тем под влиянием активной антирусской дипломатической и политической деятельности эмиссаров короля Карла XII при Блистательной Порте, искусных интриг при дворе султана ярых противников России – крымского хана Девлет-Гирея и французского посла Ферриоля , а также наветов и доносов сторонников польской партии Станислава Лещинского , так называемых "станиславчиков", мирные отношения между Россией и Турцией грозили перерасти в военный конфликт. Стремясь вовлечь Османскую империю в войну с восточным соседом, шведский король и его союзники пытались продемонстрировать султану ее многочисленные выгоды.
По словам М. Нейгебауэра , шведского посланника в турецкой столице, Порта в случае поражения российских войск приобретала право установить протекторат над Украиной, население которой якобы мечтало о турецком подданстве . Кроме того, положительный исход войны должен был оттеснить Россию от границ османских владений.
Не скупился Карл XII и на обещания поддержать выступление турецких войск активными действиями своей армии в Померании . Однако самым веским и убедительным аргументом антирусской партии в пользу объявления войны служила "растущая угроза с Востока", которой запугивали султанский двор.
Особое влияние на позицию Турции оказывали заявления Станислава Понятовского , который сообщал, что "царь окончательно хочет завладеть Польшей, продиктовать мир ослабевшей Швеции, вывести свой флот на Черное море, а потом вместе с поляками начать войну на Балканах" .
В Бендерах и Константинополе упорно распространялись слухи о приближении к границам Османской империи 200-тысячной русской армии. Говорили, что "20-тысячный корпус уже строит мосты на Южном Буге" . Озабоченность султанского двора вызывали также "великие наносы" хана Девлет-Гирея о реальной угрозе потерять Крым и возможном возрождении греческого государства в результате дальнейшей экспансии России в сторону турецких владений.
В сложившейся ситуции русское правительство не только не помышляло о каких-либо территориальных приобретениях за счет Османской империи, но предпринимало все возможные меры для недопущения войны. "Мира – любой ценой", – требовал царь от П. А. Толстого , своего посла при султанском дворе.
Для достижения поставленной цели в турецкую столицу направлялся обильный поток денег и мехов, шедших на щедрые дары турецким сановникам. Однако, несмотря на богатые подношения, российскому послу день ото дня становилось всё труднее противостоять действиям антирусской партии. У него недоставало ни средств, ни сил, чтобы заглушить или хотя бы нейтрализовать "наносы", распространяемые шведами и эмиссарами Станислава Лещинского, и доказать миролюбивую политику России в отношении Турции .
К середине 1710 г. в столице Блистательной Порты начали одерживать верх силы, враждебные России. Пользуясь этим, к активным боевым действиям перешли сторонники Карла XII, предпринявшие в июле того же года ряд нападений на русские гарнизоны лево– и правобережной Украины . Они задержали и взяли под арест курьеров с личными посланиями Петра I к султану Ахмеду III . Резко сократилась свобода действий, перемещений и внешних связей посла П. А. Толстого. Наконец, 20 ноября 1710 г. русское правительство получило известие о том, что России объявлена война, а полномочный министр царя в Константинополе арестован и заключен в Едикуле – Семибашенный замок, вместе с чиновниками дипломатической миссии и слугами .
В предстоящей войне с Османской империей правительство Петра I рассчитывало на всемерную поддержку и помощь православного населения Балкан и Дунайских княжеств. Исходя из этого, определялись тактика и стратегические задачи русского командования. Однако было бы ошибочным полагать, как это делалось в русской и европейской историографии русско-турецкой войны 1710–1713 гг., будто Петр I и его генералитет начали ее "с излишним запасом надежд на турецких христиан, пустых обещаний со стороны господарей молдавского и валашского и со значительным количеством собственной полтавской самоуверенности" .
Несомненно, освободительное движение православного населения Османской империи, его явные прорусские симпатии и настроения являлись немаловажным военным и политическим фактором, необходимым России в предстоящей войне. Однако главная роль в ней отводилась не силам союзников, а непосредственно русской армии.
Многочисленные документы того времени красноречиво свидетельствуют, что Петр I и его окружение полностью осознавали серьезность положения и сложность готовящегося похода. Неоднократно в письмах царя к А. Д. Меншикову и Ф. М. Апраксину звучала тревога за исход "надлежащего и токмо одному богу сведомого пути" .
Уже в декабре 1710 – январе 1711 гг. по указу Петра I начался усиленный набор рекрутов в пехотные и кавалерийские полки. Армия "сполна рекрутировалась, мундировалась, приводилась в лучшее состояние" . Русский генералитет принял во внимание и особенности войны с турками, против которых командирам дивизий предписывалось действовать в основном "пехотою и рогатками, а палашам покой дать" . Последнее, однако, не относилось к нерегулярным частям русской армии, представленным украинскими и донскими казачьими, а также молдавскими легкоконными полками. Приданные авангардному корпусу Б. П. Шереметева , они должны были проследовать к Днестру, переправиться через него и двигаться к Исакче на Дунае, где "возбудить восстание сербов и болгаров и стараться в собрании магазейнов <складов. – В.Ц. >" .
По мере обострения военно-политических отношений России и Турции и приближения угрозы военного столкновения обоих государств русское руководство всё чаще и активнее стало использовать уже сложившиеся каналы связи с правящими кругами Молдавского и Валашского княжеств.