Стивен Уилсон. Еще один профессионал высочайшего уровня, которого жизненные пути свели с ЮКОСом. Уроженец Шотландии, гражданин Великобритании. Окончил Политехнический институт Ковентри в Англии, получив диплом бакалавра гуманитарных наук по экономике. Его квалификацию подтверждают звания присяжного налогового консультанта и ассоциированного члена организации корпоративных казначеев. Специализировался на международном налогообложении и работал в таких авторитетных организациях, как "Делойт" в подразделениях в Лондоне и Сингапуре, а затем в "Прайсвотерхаус Купере" в Сингапуре и Москве. В апреле 2002 года принял предложение занять должность директора по международному налогообложению в ОАО "НК "ЮКОС"".
В быстро растущей и активно выходящей на международный рынок компании "ЮКОС" Уилсон занимался тем, что помогал разрабатывать эффективную с налоговой точки зрения офшорную корпоративную структуру, включая направление по торговле нефтью и нефтепродуктами. Еще одной задачей было создание также выгодной в налоговом плане корпоративной холдинговой структуры для хранения долгосрочных стратегических вложений в акционерный капитал.
Меня Уилсон подкупил тем, что был способен очень доступно объяснить экономическую целесообразность размещения тех или иных компаний, входящих в группу "ЮКОС", в различных странах, будь то Кипр, Великобритания, Армения или Нидерланды. Особенно наглядно это было видно на схемах, которые Стив рисовал с истинным увлечением. Из его рассказов и пояснений прямо следовало, что целесообразность выстраивания схем движения финансов ЮКОСа заключалась в налоговом управлении и снижении затрат, а вовсе не в намерениях легализовать средства, добытые противоправным путем, как это утверждали следственные органы.
К тому же он мог как очевидец и участник событий рассказать суду о степени доверительности между ЮКОСом и его аудитором "Прайсвотер-хаус Купере", поскольку вынужденные действия последнего по отзыву аудиторских заключений активно трактовались обвинением в свою пользу.
Далеко не сразу Стив Уилсон согласился на мои и коллег уговоры оказать помощь защите, за что я ему по сей день премного благодарен. Особенно учитывая, сколько нервных клеток ему стоила эта поездка.
Его допрос состоялся 12 августа 2010 года. Очень полно ответив на все вопросы защитников, Михаила Ходорковского, Платона Лебедева, а также усиленно пытаясь понять витиевато, а порой и просто неприлично спрашиваемое прокурором Валерием Лахтиным, Уилсон простоял за свидетельской трибуной около 10 часов с небольшими перерывами.
Он продемонстрировал несколько заранее заготовленных слайдов, на которых в упрощенном для наглядности виде была изображена структура ВИНК ЮКОС, и пояснил целевое назначение отдельных групп компаний и принципы их взаимодействия. Эта схема затем позволила Уилсону ответить на вопрос о том, известно ли ему обвинение, выдвинутое в отношении Ходорковского и Лебедева, и что он может сказать о возможностях совершения такого масштабного хищения и последующего отмывания средств. Он ответил, что эти обвинения не соответствуют его пониманию того, что в реальности происходило с компанией: "Ни обвинение в хищении, ни обвинение в отмывании не имеют никакого смысла в свете моих знаний и моего опыта работы с ЮКОСом". Указывая на схему, Уилсон пояснял далее: "В некоторых случаях верно как раз противоположное – целью структуры, о которой я уже говорил, было установление контроля со стороны НК ЮКОС над всеми поступлениями. В той структуре я не усматриваю никаких возможностей для хищения как физических объемов нефти, так и выручки от ее продажи. Я не могу понять, откуда берутся незаконно полученные средства, как они формируются. Не могу понять, как можно утверждать, что имеет место отмывание незаконно полученных средств".
Стив, на мой взгляд, был настолько убедителен, и вероятно, сторона обвинения заведомо располагала сведениями об уровне его профессиональной квалификации, что еще до начала дачи показаний прокурор Лахтин потребовал не допускать его к свидетельской трибуне в связи… с явной заинтересованностью в исходе дела! Когда же это не удалось и Уилсон уже многое успел рассказать присутствующим в судебном зале, был предпринят следующий, еще более оригинальный с правовой точки зрения демарш. Прокурор заявил суду, что следует незамедлительно прервать допрос свидетеля стороной защиты и дать возможность обвинению задавать вопросы. Несмотря на признание Лахтина, что такое действо не предусматривается законодательством и его ссылки на затягивание процесса адвокатами, он был усажен судьей на свое место без какого-либо реагирования на выдуманное процессуальное новаторство.
Тем временем Уилсон разделывался с "легализацией", объясняя, что выручка не могла легализовываться, а просто передвигалась из одной точки группы "ЮКОС" в другую, например при инвестиции средств. Она тратилась на приобретение стратегических активов или использовалась для предоставления займов.
Реакцию на такие убедительные доводы со стороны самого активного прокурора, готовившегося к своей части допроса, описали журналисты: "В течение всего пятиминутного перерыва Лахтин, злобно откидывая стул, бросался то из зала номер семь, то назад в зал, в совещательную комнату к судье". Когда метания закончились, присутствующим пришлось ознакомиться со сферой прокурорских интересов, направленных на свидетеля. Тот пожелал выяснить у Уилсона длительность его рабочего дня, в чем состояла польза от его деятельности, где он получал оплату за работу, почему именно там, естественно – размер заработной платы. Большинство такого рода вопросов либо по протестам защиты, либо по инициативе суда снимались. Но стремление залезть в чужой карман и произвести там инвентаризацию было у Лахтина неудержимым. Когда он выудил из дела документ, где значилось, сколько заработал Уилсон в рублях и в долларах, нужно было видеть выражение лица прокурора: казалось, что еле скрываемая ненависть перемежается с осознанием им простой, но запоздалой мысли – не на того я учился!
А поскольку учился он явно неважно, то продолжил задавать вопросы, никакого отношения не имеющие к существу предъявленного Ходорковскому и Лебедеву обвинения, перемежаемые с неподобающими намеками вроде сокрытия доходов от налоговых органов или получения Уилсоном заработков за счет похищавшихся средств.
Вновь из описания происходившего в зале суда:
""Вопрос снят!" – заявил судья. Завязался спор. Наконец судья объявил Лахтину замечание с занесением в протокол. "Мы просим принять меры в отношении прокурора, иначе вопросы о том, как заполнялась декларация, мы будем слушать до ночи!" – заявил адвокат Ривкин. "Валерий Алексеевич не является специалистом в области налоговых вопросов!" – заявил
Лебедев. "Это кто вам сказал, Лебедев?" – обижался универсальный специалист в любых областях Лахтин. "Он строит сейчас свои умозаключения из собственных представлений о том, как удерживают налоги с прокурора. И у нас не налоговое дело! Мы уже просто не туда уходим!" – сказал Платон Лебедев. "Мы дождемся сегодня ответа или нет?! – исподлобья глядел на всех прокурор. – А то ведь ему, может, придется и перед судом отвечать!" – впрямую угрожал он. Зал от возмущения гудел. "Валерий Алексеевич! – закричал судья. – Ну вы понимаете вообще человеческие слова или нет!!! Я вам сейчас еще одно замечание объявлю! Если нет вопросов, так и скажите об этом!"".
Измученного вконец свидетеля отпустили около 21 часа. Он выглядел жутко уставшим и стремился поскорее выбраться из здания, где ему пришлось провести столько трудных, а благодаря Лахтину и неприятных минут. Но не тут-то было!
Я несколько задержался в зале и, спускаясь на первый этаж к проходной, услышал шум и возбужденные голоса. Оказалось, что незадолго до завершения заседания в суд прибыли два следователя из бригады Следственного комитета, которым была дана команда вручить Стивену повестку. В ней было сказано, что Уилсону надлежит прибыть 13 августа 2010 года в 10 часов 00 минут в Главное следственное управление Следственного комитета при Прокуратуре РФ в кабинет № 403 к заместителю руководителя отдела ГСУ советнику юстиции Русановой для допроса в качестве свидетеля по уголовному делу № 18/41-03. Один из следователей пытался что-то говорить о необходимости явки на неважном английском, но Стив стоял и глядел на все происходящее отрешенно, а выражение глаз его говорило: и черт меня дернул согласиться приехать в эту Россию!
Нужно было что-то делать, и поскольку я никого не знал из этих следователей, да и не они принимали решения, то я предложил им соединить меня с Татьяной Русановой, чтобы разобраться в происходящем. Мы были знакомы, поскольку она входила в число первых следователей группы, начинавших вместе с Салаватом Каримовым "материнское" дело № 18–41/03, а затем была принята в штат федерального следственного аппарата. По телефону Русанова заверила, что оснований для беспокойства нет, это просто обычный допрос, который запланировано провести, пользуясь случаем, что Уилсон в Москве. Он может по своему усмотрению воспользоваться помощью адвоката, переводчика, сообщить о вызове в консульство.
Когда я передал ожидающему на улице у здания суда и явно продолжающему нервничать Стиву содержание состоявшегося разговора и сказал, что готов завтра сопровождать его в Следственный комитет, в ответ на родном языке Шекспира и Байрона была произнесена фраза, в которой, судя по эмоциональной окраске, цензурным был только восклицательный знак.
Резко повернувшись, Уилсон быстро удалился в сторону гостиницы. Наутро я узнал, что он спешно убыл к себе на родину.
…Будучи уверенным в том, что описанное пребывание Стива в России вряд ли вызывает у него приятные воспоминания, как, возможно, и люди, с этой поездкой ассоциирующиеся, я долго не решался его побеспокоить. Но потом, воспользовавшись подступающим праздником Нового года, отправил поздравление по электронной почте. Он любезно ответил.
Спасибо тебе за помощь, Стив! И за мужество.
Франк Ригер. Следующий герой нашего рассказа немец, гражданин ФРГ, проживает в Берлине. В 1963 году родился в бывшей ГДР, в 1987 году окончил с красным дипломом Харьковский инженерно-экономический институт. Хорошо владеет русским языком. Не один год работал консультантом по вопросам корпоративных финансов и экономики в разных городах Европы. Часто приезжал в Россию и на Украину в командировки, а с 1998 года вместе с семьей переехал работать в Москву, участвуя во многих проектах для новой российской экономики.
Судьба свела его с ЮКОСом в середине 2000 года, когда он пришел в ЗАО "Юкос-РМ", чтобы стать вице-президентом по экономике и финансам. После двух лет работы ему было предложено занять вновь созданную должность вице-президента по планированию и контроллингу "Юкос-Москва", которая еще называлась "Финансовый контролер группы компаний Юкоса". На этом посту Франк Ригер пробыл до весны 2006 года.
Естественно, что такой свидетель был очень ценен для защиты. Тем более что Ригер, с которым я встречался в Лондоне, подтвердил свою готовность рассказать о том, чем он занимался на разных должностях в ЮКОСе. Это было планирование и бюджетирование всех организаций, входящих в сферу функциональной ответственности "Юкос-РМ": предприятий по торговле нефтью, нефтепродуктами, предприятий по нефтепереработке, а также оказание сервисных услуг. В его же функциональные обязанности как вице-президента по экономике и финансам также входило руководство процессами подготовки, оптимизации процессов составления управленческой финансовой и бухгалтерской отчетности, а также оценка целесообразности и эффективности осуществления предлагаемых к реализации инвестиционных проектов.
Франк Ригер был также в курсе зарубежной хозяйственной деятельности ЮКОСа, поскольку с целью обеспечения сквозного финансового контроля за работой предприятий холдинга занимал еще и должность председателя Совета директоров компании "Petroval S.A." (г. Женева), через которую ЮКОС реализовывал экспортные поставки нефти и нефтепродуктов.
А как финансовый контролер Франк, в частности, руководил процессом создания консолидированной финансовой отчетности в соответствии со стандартами ЕААП США, поскольку в вертикально интегрированную компанию "ЮКОС" входило более 500 предприятий, из них около 300 консолидировались в соответствии с общими правилами указанных норм стандартизации.
Из перечисленного послужного списка становится ясно, что Ригер находился в самой гуще событий, которые затем благодаря прокурорскому воображению будут названы масштабными хищениями и легализацией.
Он, естественно, знал детали механизма ценообразования на нефть и нефтепродукты, очень плотно контактировал с аудиторами из "Прайсвотерхаус Купере", был в курсе использовавшихся методов налоговой оптимизации.
Но и это еще не всё. Ригер готов был сообщить суду о том, какими методами велось расследование и как на него оказывалось неприкрытое давление. Его рассказ зафиксирован в протоколе адвокатского опроса, представленного затем в Хамовнический суд:
"После моего ухода из Юкоса в марте 2006 года я ушел в короткий отпуск. После отпуска я нашел себе новую работу в качестве консультанта. В начале мая я должен был выехать из Москвы в Лондон в командировку по своей новой работе. При прохождении паспортного контроля в московском аэропорту Шереметьево я был задержан.
При задержании у меня забрали паспорт, и мне предложили проехать с двумя вооруженными сотрудниками в главный офис следственного комитета на Техническом переулке. Я тут же связался с посольством Германии в Москве и юридической службой Юкоса. В следственном комитете меня встретила следователь Татьяна Русанова, которая мне объяснила, что поскольку я буду допрашиваться как свидетель, то у меня нет права на адвоката или на встречу с представителем моего посольства. Русанова посоветовала мне не нанимать адвокатов Юкоса. Как я потом выяснил, представителю посольства в следственном комитете все время давали неправильные сведения о моем местонахождении. Ни адвокат, вызванный для меня Юкосом, ни представитель посольства так и не смогли пройти на встречу со мной и ждали меня на улице.
Все вопросы, которые мне задавала следователь Татьяна Русанова, были на тему того, могу ли я подтвердить, что Михаил Ходорковский похитил большую сумму денег. Русанова показывала мне заготовленные ответы на свои вопросы и просила меня подтвердить написанное. Например, Русанова попросила подтвердить, что Ходорковский украл несколько миллиардов долларов. После нескольких часов допроса она опять попросила подтвердить, что Ходорковский украл миллиарды.
Через 1,5–2 часа допроса я спросил Русанову, могу ли я уйти. Она сказала, что должна пойти спросить у своего начальника. Вернувшись, она сказала, что начальник Хатыпов не удовлетворен моими ответами и отпустить меня они не могут. Я еще раз попытался объяснить Русановой, что повода для ее предположений о том, что Ходорковский украл миллиарды, нет и не может быть и что если она не понимает меня, то надо пригласить переводчика. Однако она сказала, что я все понимаю и говорю по-русски достаточно хорошо, чтобы обойтись при допросе без переводчика.
…После 8 часов допроса Русанова объявила мне, что на сегодня я свободен и при необходимости они со мной свяжутся. Во время допроса Русанова мне не раз напоминала, что пока меня допрашивали не как подозреваемого, а только лишь как свидетеля. Ее слова я воспринимал как явную угрозу моего ареста в случае отказа от дачи показаний, которых она от меня упорно добивалась.
На следующий день я поехал в Посольство Германии в Москве. Там мне сказали, что МИД Германии направил в МИД России телеграмму с протестом о моем незаконном задержании.
На следующий день после моего незаконного задержания, при прохождении контроля в аэропорту Шереметьево, меня в очередной раз задержали и сказали, что я не могу вылететь из Москвы. Я опоздал на самолет. Через 1,5 часа после этого ко мне вышел мужчина в белой парадной рубашке с погонами и отдал мне мои документы. При этом он намекнул, чтобы я еще подумал, приезжать мне в Россию обратно или нет. После этого случая я принял решение не возвращаться в Россию".
А теперь о том, как развивались события в Хамовническом суде.
Заранее готовясь к представлению доказательств стороной защиты, мы обсуждали как между собой, так и с нашими подзащитными, кого из свидетелей целесообразно пригласить в Хамовнический суд. По поводу Франка двух мнений не было, тем более что в нашем распоряжении уже был протокол его опроса адвокатом. Координаты для связи в Германии были известны, и поэтому я направил ему такое письмо:
"Уважаемый господин Ригер!
Я пишу Вам по поручению Михаила Борисовича и Платона Леонидовича.
В первую очередь они просили передать большую благодарность за те сведения и оценки, которые Вы изложили в протоколе адвокатского опроса.
Как Вы, вероятно, знаете, целый ряд бывших сотрудников ЮКОСа подтвердили свою готовность прибыть на суд и дать показания в защиту Ходорковского М.Б. и Лебедева П.Л. Они рассчитывают, что этим будет оказана неоценимая помощь в деле установления истины и восстановления справедливости.
Поэтому, если Вы сочтете для себя возможным дать свидетельские показания, это, вероятно, наряду с иными представляемыми доказательствами невиновности, сыграет свою положительную роль при вынесении судом итогового решения по делу.
С уважением, адвокат К.Е. Рыбкин, 2 мая 2010 года".
Предварительное согласие было получено, и 20 мая 2010 года на процессе прозвучало ходатайство о вызове Франка Ригера. Участникам разбирательства были сообщены должности, которые тот занимал в ЮКОСе, и выполнявшиеся им там обязанности. Защита доводила до сведения суда, что Ригер относится к категории лиц, кому известны существенные обстоятельства, имеющие значение для расследования и разрешения рассматривающегося уголовного дела, в связи с чем он должен быть вызван для дачи свидетельских показаний. Для этого мы просили направить ему повестку как официальный документ, подтверждающий приглашение со стороны суда.
К ходатайству в качестве его дополнительного обоснования был приложен протокол адвокатского опроса Франка Ригера, где в одном из последних пунктов содержалось следующее заявление: "Я готов давать показания в Хамовническом суде по делу Ходорковского и Лебедева посредством видеоконференции, а также если будет направлен запрос о моем допросе по месту нахождения в Германии. Приехать лично в Москву для дачи показаний я готов, если президент Медведев гарантирует мою личную безопасность во время моего пребывания в России".