Глава третья
Покорение стадионов. Эра "поворота". Шекспир и Фагот
Глумливое вырубание из розетки вороновского синтезатора, неокрепший "Маленький принц", гулина скука, кавина раздраженность, макаровская растерянность, ванечкина ушлость – так завершалась десятилетняя бурная фаза "машиновского" любительства. Шел 1979-й год. На Западе AC/DC записывает сверхуспешный альбом "Highway to Hell", Pink Floyd выстраивает свою эпохальную "Стену", Фрэнсис Форд Коппола снимает "Апокалипсис сегодня" с мощным, компилированным саундтреком, где и "Дорз", и "роллинги", и Вагнер, а Советский Союз вводит войска в Афганистан и слушает "Машину Времени". Более популярной группы в "совке" тогда не существовало (свидетельствую, как московский школьник той поры). Тем не менее, "Машина" развалилась. А через несколько месяцев после стремительного возрождения (если не сказать – перерождения), заложила лихой вираж. "МВ", в новом составе Макаревич-Кутиков-Ефремов-Подгородецкий, выстрелила очередью всесоюзных хитов ("Поворот", "Скачки", "Синяя птица"…) до сих пор составляющих "бисовую" часть ее концертной программы, навсегда рассталась с андеграундом и транзитом через скитальчески-непутевый, гастрольный Театр Комедии прибыла к месту длительной службы – в Росконцерт. Хипповые поклонники "Машины" первого призыва, усомнившиеся в правильности и бескомпромиссности шага, сделанного Макаром и компанией, задались тогда риторическим вопросом – на, что, все-таки, "каждый, право, имеет право" в этой жизни? И варианты ответа на него, по-моему, подбирают, по сей день.
Уход "машинистов" в профессионалы, безусловно, поворотный этап в их судьбе. Александр Кутиков, например, говорит предельно конкретно: "Для меня история "Машины" делится по принципу: до Росконцерта и после".
Александр "Фагот" Бутузов
Я был у Мелика-Пашаева в тот вечер, когда Макар сказал: "Ребята, я ухожу из группы. Все, кто хочет присоединиться ко мне – милости прошу. Это не касается только Сергея Кавагоэ". А получилось, что с Кавой ушел и Маргулис. Почему? Это загадка. Но, в общем-то, Гуля есть Гуля… С Макаревичем же остались Ваник Мелик-Пашаев, я, ну и Наиль Короткин с Заборовским. В тот момент я, наверное, был самым близким другом Макара.
Андрей Макаревич
Когда я разругался с Кавагоэ, то был уверен, что Маргулис останется со мной, и мы будем искать нового барабанщика. Но Маргулис свалил. Я оказался фактически один. Однако, очень скоро повстречал на улице Кутикова, которого не видел довольно давно. Как-то мало времени для общения у нас находилось, пока он играл в "Високосном лете". А тут встретились на Тверской. "Привет! – Привет! Чего такой грустный? – спросил меня Саша. – Да вот такая хуйня произошла – отвечаю – группа разбежалась. И тут он говорит: "Да все нормально. Давай, возьмем Валерку Ефремова и еще одного парня, Петю Подгородецкого, он на пианино играет, и восстановим "Машину". Я поинтересовался, что значит – возьмем, если они все при деле, все в группе играют? Кутиков объяснил: "У нас, в "Високосном лете" тоже развал. Народ уходить собирается, возможно, команда перестанет существовать". А мы с "Високосным летом", как Майк с БГ, по одним и тем же сейшенам катались, друг друга хорошо знали. В общем, предложение Саши я принял. И как только мы стали репетировать в новом составе, из меня поперли песни, что вполне объяснимо. До этого я играл с людьми, которых знал много лет, и наперед представлял каждую следующую ноту, которую они сыграют. А тут все исполнялось чуть-чуть по-другому, и это страшно подстегивало, в частности, к написанию песен. Это как новую гитару купишь, она звучит немножко по-другому, чем предыдущая, и ты вдруг лучше играть начинаешь.
Скоро у нас в репертуаре появились "Право", "Свеча", "Кого ты хотел удивить?", "Будет день". Я понял, что ничего не погибло, а наоборот начинается подъем "Машины" и надо делать новую программу.
Александр "Фагот" Бутузов
В кризисный период Макар звонил Вове Кузьмину и предлагал ему вместе воссоздавать "Машину Времени". Кузьмин в этот момент играл в "Доме Туриста" в охуенном составе, с Саней Барыкиным, Женей Казанцевым и Юрой Болдыревым. Я туда ходил, садился за их столик и слушал. Когда они стали выступать с концертами на больших площадках, это смотрелось говено, а вот там, в кабаке, была чума! Кузьмин, в то время, когда Макар о нем подумал, вероятно, уже написал какие-то новые песни и задумал группу "Динамик". Поэтому Андрею он отказал.
Андрей Макаревич
Меня никогда не интересовал Кузьмин в качестве участника "Машины". Он мне изначально нравился как инструменталист, но я ужасно обламывался в те годы от текстов его песен и от того, как Володя их пел. То есть, вот эта его исполнительская манера, которую я сейчас воспринимаю совершенно спокойно, тогда просто поперек горла вставала. Поэтому желания позвать Кузьмина в группу у меня не было. Я же всегда подчеркиваю, что в "Машину" никто не приглашался только за то, что, скажем, офигенно играет. Человек должен вписаться в группу по своим личностным качествам. Все наши попытки ориентироваться исключительно на высокий исполнительский уровень музыканта, как с Колей Ширяевым, например, с Игорем Дегтярюком, с Юркой Фокиным, быстро заканчивались, поскольку люди они по складу своему совсем другие, нежели мы. "Машина" никогда не была просто командой исполнителей, это – единый организм. Вот мне казалось, например, что Леха Романов очень к нам впишется, а он, к моему изумлению, совершенно не вписался. Лешка хорош сам по себе и в группе "Воскресение", и мы хороши сами по себе, а вместе у нас не соединилось. Эти вещи очень тонкие и их предугадать невозможно.
Свою версию первого пришествия в "МВ", Петр Подгородецкий, которому суждено было стать самым заметным клавишником в истории группы, подробно изложил в книге "Машина" с евреями". Тогда, в 79-м, Петя, недавно отдавший воинский долг родине в ансамбле ВВ МВД СССР, вроде как был у старших своих коллег по рок-н-роллу нарасхват. Так что он мог и разминуться со своим счастьем, если бы "машинисты" не проявили настойчивость.
"Все уговоры происходили так – пишет Подгородецкий – меня брали под ручку и нашептывали, как будет здорово, если мы с Ефремовым перейдем в "Машину". В основном, конечно, Кутиков, который рассказывал, какой Макаревич талантливый, как ему сейчас одному плохо, как он переживает. Говорилось о том, что надо поддержать товарища в трудную минуту. Мы поддерживали его, собутыльничали. Кутиков ходил и говорил, говорил. Скорее всего, это сыграло свою роль. Знаете, как женщины в таких случаях говорят: "Такому легче дать, чем объяснить, почему ты не хочешь этого делать". Вот так вот Кутиков и совратил нас на "Машину времени". Договорились для начала записать вместе альбом. Первая репетиция прошла в той же студии ГИТИСа. Мне поставили клавишные, как сейчас помню, Crumair Multiman, и мы как заиграли! Было это в мае 1979 года. Альбом нужно было записать за месяц, поскольку Макар собирался летом в Польскую Народную Республику.
Валерий Ефремов
С 1976 года я работал с Саней Кутиковым в "Високосном лете". Мне нравилось с ним играть, и мы дружили. Помимо нас в "Лете" были Крис Кельми и Александр Ситковецкий. Когда Кутиков сообщил мне, что собирается уходить к Макару, он добавил: "Если у тебя есть желание, присоединяйся. Тогда мы и дальше сможем играть вместе". Я обещал подумать, но заметил, что, когда группа формируется, наверное, нужно всем ее участникам вместе собраться, поговорить. Вскоре мы встретились втроем, я, Макар, Кутиков и пошли в Парк Культуры. Выпили пива, пообщались, потом еще выпили пива… С Макаром я в тот день фактически и познакомился поближе. До этого особого контакта у меня с Андреем не было.
После того, как предложение перейти в "Машину" поступило уже не только от Сани, но и от Макара, я задумался более основательно. Неделю решал, как поступить.
Ты должен был расстаться с Кельми, Ситковецким, и вообще, с группой, игравшей другую, более сложную, арт-роковую музыку?
Да, процесс выбора был достаточно болезненным. Причем, в том разговоре в парке, Макаревич какими-то особыми аргументами свое приглашение не подкреплял. Просто поинтересовался моим желанием играть в "Машине" на уровне: хочешь – не хочешь. Сказал, конечно, что ушли Женя и Кава. Но меня эта ситуация не настораживала. Поскольку я давно знал Саню и, возможно, он даже был для меня тогда неким авторитетом. Я видел, что он уверен в своем решении о переходе, и это как-то рассеивало мои сомнения. Я лишь спросил Андрея насколько все это серьезно и надолго? Он сказал, что достаточно серьезно и видимо надолго. Как оказалось, он был прав.
Потом мы с Сашкой встретились с Кельми и Ситковецким и сообщили им, что вдвоем уходим из "Високосного лета". Они отреагировали, разумеется, без восторга, хотя, насколько я помню, никаких особенных разборок у нас не было.
"Машинисты" и "високосники" пересекались часто. И сейшена совместные были, и в гитисовской студии, где Кутиков записывал обе группы, мы периодически виделись. Какие-то песни "Машины" мне нравились, какие-то нет. Из того, что они пели до моего прихода, наиболее запомнились "Марионетки" и те вещи, которые мы до сих пор играем.
Что касается разницы стилей "Машины" и "Високосного лета", то для меня в этом не было большой проблемы. До "Лета" я играл в группе "Авангард" на танцах в Мытищах, и на свадьбах. Там мы исполняли фактически все, любой репертуар.
Как только, вслед за мной и Кутиковым, в "Машину" пришел Петя Подгородецкий, мы начали репетировать новую программу, там же – на студии в ГИТИСе. Система работы над песнями была такая же, как и сейчас в "Машине". Никому не говорилось: играй вот так и так, и точка. Все придумывалось коллективно и воплощалось очень быстро, с какой-то даже эйфорией. Мы были молоды и любые перемены в жизни казались прикольными.
Потом у нас получилось что-то, вроде, отпуска, перед первым совместным сезоном. Андрей, насколько я помню, уехал в Польшу, а мы с Саней отдыхать куда-то на юг, на машине.
Александр "Фагот" Бутузов
Летом 79-го мы втроем, Кутиков, Ефремов и я, поехали в Коктебель. Валерка только-только, за две недели до этого, купил себе тачку, красную "копейку". Прежде на всю группу была одна машина – у Мелик-Пашаева – оранжевая "копейка" или "трешка", сейчас уже точно не скажу. А Макар в это время со своей первой женой Ленкой Фесуненко и еще одной супружеской парой (девушка, которая сейчас на телевидении программу "Театр+ТВ" ведет и ее муж, поляк, который тогда влюбился в Ленку) отправились в Польшу. Это, кстати, был первый выезд Макаревича за границу.
В Коктебеле Кутиков пел всем на костровых посиделках "Поворот". А ему говорили: "Ну, тебя с твоим "Поворотом", отдай гитару вот тому парню, он нам "Отель "Калифорния" споет. "Машину Времени" никто из крымских отдыхающих особо не знал. В Москве, в Питере, в университетских городах – знали, а в стране в целом – нет. По-настоящему, популярной в Союзе "МВ" стала где-то через полгода-год после той нашей поездки, когда, уже числясь в Росконцерте, поехала в большой тур по стране, во время московской Олимпиады. По-моему, "Машина" тогда оказалась на пике славы.
Андрей Макаревич
Да, события у нас, после формирования нового состава развивались стремительно. Счастливый год продолжался с 79-го до середины 80-го. Сделали новую программу, попали в театр, а вскоре стали самостоятельно работать в Росконцерте. Каким-то чудом нам тогда сразу утвердили сольный концерт в одном отделении. Министр культуры РСФСР Флярковский все наши песни залитовал. Правда, "Поворота" среди них не было.
Знаешь, какой впечатляющий эффект произвел на нас первый наш профессиональный сольник в Ростове! После стольких лет любительской маеты по неофициальным сейшенам, мы вдруг самостоятельно выступаем во Дворце спорта! Переход из одного статуса в другой был радостным. Подполье заебало страшно. Когда сейчас кто-то говорит, что круто было находиться в подполье, и этим гордится – я такого не понимаю. Совсем не круто. Очень этот "совок" давил, а хотелось полноценно реализовывать то, что пишешь. Другое дело, что при этом категорически не хотелось ни чем поступаться, иди на компромиссы с государством. Как-то непонятно было, почему нас надо запрещать? Что такого страшного в наших песнях? Мы же не поем – долой советскую власть, хотя, может, так и думаем…
Вот последние пару лет перед Росконцертом у нас вышли жуткими в плане цензурного прессинга. К нам приставили куратора Лазарева из горкома партии, у которого погоны, что называется, из под пиджака просвечивали. И он строго-настрого сказал нам докладывать ему о всех наших предстоящих сейшенах. Я сразу понял, что эти сейшена будут закрывать, до того, как мы туда приедем.
Мы с ним иногда сидели, вели долгие беседы. Он предлагал нам как-то определиться со своей позицией, поскольку, мол, врагов мы тоже уважаем. Вот есть Александр Галич. Он – враг. Мы его, как врага уважаем, но и боремся с ним, как с врагом. Так, а вы кто – "наши или не наши?". Вы нам друзья или враги? Если – враги, то уезжайте, давайте, пока вас не посадили. А если друзья, тогда, должны понять, чего от вас ждут, как вы должны выглядеть и петь?
То есть, вам все-таки предлагали покинуть страну?
Намеки такие были. Не впрямую говорили, но давали понять…
Дали бы уехать, как считаешь?
Дали. Мне бы дали, думаю. Но я не мог этого сделать из-за родителей. У них бы тогда здесь все полетело, и жизнь, и работа. А этого Лазарева я, кстати, недавно встретил. Пообщались. Он нас не хотел тогда угробить. Начитанный такой, эрудированный был товарищ, занимался в горкоме культмассовым сектором. Ему, в общем-то, нужно было просто скинуть нас со своих плеч, передать другому отделу. А я уже вынашивал в тот момент идею устроиться с группой в какой-нибудь театр, по примеру "Аракса" в "Ленкоме". Лазарев меня поддержал: "Правильно. В театре можно больше, чем на эстраде. Мысль ваша верная. Найдете подходящий театр, я дам вам рекомендацию". Кто-то нам тогда сказал, что Юрий Любимов ищет группу для театра на Таганке. Мы проверили эту информацию, но она не подтвердилась.
И вдруг нашелся некий гастрольный Театр Комедии при Росконцерте. К нам в студию в ГИТИСе пришел режиссер Мочалов с безумными, горящими глазами и рассказал, что хочет поставить современный вариант шекспировских "Виндзорских насмешниц". Вы, говорит, напишите музыку и песни для спектакля? Мы ответили – да, и спросили у него, позволят ли нам в свободное от спектаклей время заниматься собственным творчеством и концертами? Он тоже ответил утвердительно. И мы вошли в штат мочаловского театра.
Собственно, главное о чем он мечтал, увидеть на афише своего спектакля надпись "группа "Машина Времени". Мы уже были знамениты, а театр его находился в жопе полной. Как только Мочалов достиг желаемого, то есть крупными буквами на афишах значилась "Машина Времени" и меленько было подписано "в спектакле театра Комедии" – народ ломанулся. Но, правда, испытывал скорое разочарование. "Машина Времени" действительно сидела на сцене, но при этом играла какую-то лабуду, а вовсе не то, что люди от нас хотели услышать. А актеры несли, что-то несусветное, потому что спектакль в постановке режиссера Мочалова, да еще с исполнителями данного театра – это был паноптикум.
Но мы, все равно, были счастливы и такой профессиональной практике (из "Гипротеатра" я тогда быстро уволился), и Лазарев был счастлив, что сбагрил нас со своих плеч. Он действительно, как и обещал, дал нам рекомендацию в театр. И это была не просто бумажка, а подписанная сотрудником горкома партии!
Александр "Фагот" Бутузов
Позже я предлагал Макару написать сценарий музыкального фильма "Театр Комедии", потому что это было такое смешное время, такой забавный театр, столько в нем присутствовало юмористического "совка", что можно из той истории сделать шикарный музыкальный фильм. Помнится, по поводу Мочалова вскоре появилась статья в "Литературке" под названием "Как стать соавтором Шекспира".
Валерий Ефремов
Театр, конечно, веселый момент в нашей биографии. Ничего общего с тем, чем мы на самом деле занимались, в нем не было. Как я понимаю, он был прикрытием, дабы за нас компетентные органы не взялись серьезно.
Андрей Макаревич
А какая вообще перед куратором Лазаревым ставилась задача касательно "Машины"?
Пресечь нашу неконтролируемую деятельность. Не было же закона, запрещающего людям собираться вместе, и играть на гитарах, но нельзя же нам на этом основании предоставить безграничную свободу. Власти не знали, что мы выкинем завтра, то "Голос Америки" про нас что-то скажет, то какой-нибудь ажиотажный сейшен в Московской области устроим, и это их страшно раздражало.
По линии ОБХСС у нас все проходило четко. Представителям это организации мы всегда сообщали, что выступаем бесплатно. А вот цензуру и для любительских групп никто не отменял. Наш репертуар утверждался в Доме народного творчества на Бронной. Поэтому человек, который организовывал концерт "Машины", желательно член комитета комсомола какого-нибудь института или общаги, с бумагой ехал на туда, к товарищу Эстеркесу. Тот вздыхал: "Ой, опять "Машина Времени"…Хорошо, утверждаю этот концерт под вашу ответственность". Песню "Марионетки" он почему-то всегда вычеркивал. Чуть позже я насобачился на ксеркосе копировать этот утвержденный репертуар. И мы без заезда к Эстеркесу переезжали с одного сейшена на другой. Если у кого-то из ответственных работников на местах возникали вопросы, относительно того, что на бумаге не оригинальная подпись цензора, а копия, мы отвечали: "Какая разница? Программу-то ту же самую играем. Все песни утверждены. Вот печать стоит".
Потом, уже в росконцертовский период, стало хуже. Появилось постановление, что профессиональные ансамбли могут исполнять в программе не более 20 процентов собственных произведений, остальное – советских композиторов. Я тогда спрашивал: "А почему я не могу считаться советским композитором? Я американский что ли? Мне отвечали: "Вы – не композитор, вы – автор-исполнитель".
После особо памятного выступления "Машины" с Театром Комедии в Воскресенском Дворце спорта, где драматические актеры окончательно "поплыли", а "МВ" пришлось раскачивать многотысячную толпу (требовавшую не халтурного спектакля, а "Марионеток" и "Поворот") с помощью аппаратуры, пригодной для дискотеки в школьном актовом зале, союз "машинистов" с Мельпоменой руководство Росконцерта расторгло. И решило самостоятельно обустраивать гастрольную жизнь сверхрентабельного коллектива. "Машине" от этого стало только лучше.
Борис Гребенщиков
"Машинисты" молодцы, что перешли в Росконцерт. А, что им, в принципе, оставалось делать? Как выступать? Если ты музыкант, у тебя есть группа и появляется выбор – играть на сцене или не играть, что ты выберешь?
Но можно было вести более неформальное существование, как тот же "Аквариум", "Зоопарк"?