Еще одна встреча с Мильке
В первой неделе сентября по приглашению немецких коллег мы с женой приехали в ГДР на отдых. Практика отдыхать в дружественных странах сложилась много лет назад и поощрялась руководством: именно на отдыхе зачастую возникали и укреплялись личные связи, придававшие глубокое содержание официальным отношениям между службами. Советская сторона ежегодно принимала десятки иностранных представителей. Наши работники делали все возможное, чтобы гости не ощутили недостатка ни в чем. В последние годы это становилось нелегкой задачей даже для КГБ.
Коллеги разместили нас в тихом маленьком городке Табарц. Поросшие лесом невысокие горы Тюрингии, первозданная и столь непривычная после Москвы тишина, великолепная вилла располагали к покою, но покой не приходил. События развивались все быстрее, нарастал поток людей, стремящихся покинуть ГДР, начинались массовые манифестации оппозиции. Приближающийся крах режима был виден невооруженным глазом. Это видели все, кроме тех, кто должен был погибнуть под обломками социалистического строя - руководители СЕПГ.
В дружеском общении с иностранными коллегами разведчики избегают критиковать свое профессиональное, а тем более политическое руководство. Еще полгода назад я не слышал от своих собеседников резких высказываний по поводу действий Хонеккера и всего политбюро. Они распознали сейчас слепоту людей, которые десятки лет вели их за собой, убедились в их полной беспомощности, с ужасом смотрели, как начинает рушиться все вокруг. СЕПГ безжалостно эксплуатировала органы безопасности и завела в безысходный трагический тупик десятки тысяч умных, дисциплинированных, преданных своему долгу людей.
Отпуск прошел быстро. Мы побывали в Веймаре, Готе, Лейпциге, Дрездене, осматривали бесчисленные музеи и художественные галереи, слушали органную музыку в соборе в Эрфурте, "Электру" в дрезденском оперном театре. Немецкие коллеги выделили нам для поездок огромный темно-синий автомобиль "Вольво", неизменно привлекавший внимание провинциальной публики.
Три дня было оставлено на Берлин. Нам отвели особняк в районе Оберзее. Особняк был построен по указанию Мильке, находился в его личном распоряжении и, как не преминул заметить наш представитель Титов, там поселяли только тех гостей, в ком министр был особенно заинтересован. Я должен был почувствовать себя польщенным.
Встреча с Мильке состоялась 17 сентября 89 года. К этому дню Венгрия уже открыла границу с Австрией для проезда граждан ГДР в Западную Германию.
Внешне министр за прошедшие полгода не изменился, он был так же энергичен, говорил так же громко и резко, но в его манере явно сквозила растерянность. Мне вновь пришлось выслушать долгий сбивчивый монолог. Министру не нужен был собеседник, он нуждался в слушателе. Я слушал и не перебивал.
Мильке был возмущен действиями венгров, которые он расценил как фактическое признание единой Германии, и обвинил венгерское руководство в том, что оно ставит узкие националистические интересы выше классовых. Это вопрос принципиальный - отказ от классового подхода угрожает самому существованию социалистического строя. Позиция Венгрии, продолжал министр, определяется не только специфическими взглядами ее руководства и политической ситуацией в стране. МГБ ГДР располагает совершенно достоверными данными о том, что американская разведка проводит интенсивные тайные операции в Венгрии, опираясь на высокопоставленную агентуру, в частности в министерстве иностранных дел этой страны. Однако Берлин не знает, каким образом можно распорядиться этой информацией. Доверить ее венгерскому руководству опасно. Министр внутренних дел Венгрии Хорват "ведет себя странно" и может поднять шум по поводу того, что ГДР ведет разведывательную работу против Венгрии. В целом же проблемы отношений с Венгрией надо решать, но как это сделать, пока не ясно.
От венгров Мильке перешел к другим союзникам по содружеству. "Чехословаки еще держатся, хотя давление на них усиливается. Исключительно сложно развивается положение в Польше, но в конечном итоге полякам нужно определиться, кто им нужен в качестве соседа - дружественная ГДР или единая Германия". Одобрительно отозвался Мильке лишь о позиции Румынии, допустив при этом колкость в адрес Москвы: "Румыны проявляют себя более принципиальными революционерами, чем советские товарищи".
Ситуация в ГДР остается нелегкой. Противник ведет против нее кампанию такого размаха, как это было в самые худшие периоды холодной войны. Оппозиция использует лозунг плюрализма для усиления давления на правительство, откровенно опирается на поддержку ФРГ. Берлин намерен стоять твердо. Делегация СДПГ не получила разрешения на встречу с депутатами Народной палаты - это ответ на недружественные заявления Фогеля и Эмке. Не будет разрешена встреча члена делегации СДПГ Вайскирхена с лидером церковной оппозиции Аппельманом. Распространяются провокационные слухи о кончине Хонеккера, людям пытаются внушить, что ГДР осталась без руководства. Это ложь, но дело совсем не в Хонеккере. Мы признаем роль личности, однако политическая линия ГДР вырабатывается и проводится коллективно.
Речь министра не отличалась связностью. Он возбужденно переходил от одного предмета к другому, возвращался к недосказанной мысли, сокрушался по поводу венгров и гораздо реже употреблял русские выражения, чем это было в нашей первой беседе.
Мильке постоянно обращался к советской теме. Неопределенная позиция советской стороны по поводу развития событий в социалистическом содружестве и прежде всего вокруг ГДР, недружелюбные высказывания советской печати, беспрепятственное нарастание антисоциалистических сепаратистских тенденций в советских прибалтийских республиках - все это вызывает тревогу у немецких коммунистов. Москва должна ясно изложить свою позицию, ибо время уходит. Она должна однозначно подтвердить свою приверженность делу социализма. Это отнюдь не ее внутреннее дело - Советский Союз несет историческую ответственность за судьбу мирового социализма. Руководство ГДР рассчитывает, что М. Горбачев многое разъяснит во время своего визита, который намечен на 7 октября.
Разговор оставил тягостное впечатление. Его не развеяли ни "Ода радости" из Девятой Бетховена, зазвучавшая перед ужином по указанию Мильке, ни сам ужин. Мне было ясно, что старые немецкие друзья теряют под ногами почву и Москва не захочет поддержать их.
Мы и наши союзники
О высказываниях и оценках Мильке был информирован М. Горбачев. Как обычно, реакции с его стороны не последовало. Тем не менее советские лидеры, кажется, почувствовали необходимость более основательно разъяснить союзникам происходящие в Советском Союзе процессы и развеять их опасения по поводу соотношения перестройки и социализма.
26–28 сентября 1989 года в Варне состоялось "совещание секретарей братских партий по международным вопросам". КПСС представлял А. Н. Яковлев, выступивший с часовой информацией под названием "Реализм без иллюзий - о нашей перестройке". Яковлев говорил в своей обычной манере - спокойно, просто, убедительно, избегая привычной для партийных совещаний псевдонаучной терминологии, иными словами так, как говорит мудрый и ученый человек перед уважаемыми, но все же младшими собратьями.
Слушатели уже знали все, что Яковлев мог сказать им о необходимости перестройки, о ее трудностях, значении происходящих перемен. Им важно было услышать, и они это услышали, что перестройка никогда и нигде не призывала к восстановлению капитализма, к отрицанию социалистических идеалов и ценностей, к отказу от роли партии в обществе. "Нет, от социалистического выбора, - говорил Яковлев, - от творческого марксизма-ленинизма, от идеалов Октября партия коммунистов никогда не отступит. Обновление общества идет и будет идти на социалистических началах. Это ясный и четкий ответ тем, кто, будь то у нас в стране или за рубежом, предлагает в качестве рецепта "спасения" отказ от социалистических ценностей". "Партия сохраняет - и в этом я вас заверяю, - что бы вы о нас ни слышали из печати и разных сообщений, - партия сохраняет в своих руках политическую и духовную инициативу, подтверждая нерасторжимость социализма с общечеловеческими нормами морали и нравственности, доказывая способность учиться".
Мильке мог быть доволен буквой разъяснений. Думается, однако, что уже тогда он понимал, что слово "социализм" в Москве означает совсем не то, что в Берлине.
Визит Горбачева в Берлин 7 октября нанес решающий удар старому режиму в ГДР и положил начало тому, что должно было бы стать восточногерманской перестройкой. Немцы встряхнулись и вышли из оцепенения. Оказалось, что у Хонеккера нет единомышленников и даже сторонников, кроме, пожалуй, Аксена. 18 октября Хонеккер ушел в отставку. Генеральным секретарем ЦК СЕПГ избирается Кренц. В моей памяти Кренц остается абстрактной политической фигурой. В поступавшей из Берлина информации он характеризовался способным, энергичным и, безусловно, расположенным к Советскому Союзу человеком, позитивно воспринимающим идеи перестройки. Его слабой стороной считали близость к Хонеккеру и отсутствие самостоятельного политического опыта. История не отвела Кренцу времени, для того чтобы проявить себя.
Реакция в Советском Союзе на события в ГДР и других странах Восточной Европы, видимо, беспокоила руководство КПСС. Далеко не все воспринимали крушение социалистических режимов как триумф нового мышления.
В октябре 1989 года министр иностранных дел говорил, обращаясь к депутатам Верховного Совета СССР: "Есть у нас и обязательства… моральные перед нашими друзьями, с которыми мы годы, а то и десятки лет шли рядом, делили, можно сказать, хлеб и соль. Они поддерживали нас в самые тяжелые минуты, скажем прямо, даже тогда, когда мы были неправы. Шли ради нас на жертвы. Но вот в наших отношениях появились новые нюансы. И слышатся голоса, призывающие повернуться спиной к старым друзьям, а то и просто поменять их на новых. Рекомендации, скажем прямо, не от большого ума. Но не в этом даже дело. В моем представлении новое мышление прежде всего подразумевает такие вечные ценности, как честность, верность, порядочность". Слова министра должны были бы бальзамом пролиться на сердца старых восточногерманских друзей, но, думается, они уже не верили своим кремлевским друзьям. Меня же до сих пор занимает вопрос: действительно ли министр придавал какое-то значение этим заверениям или его выступление было образчиком цинизма?
Крах ГДР
Процесс пошел, как любил говорить Горбачев. Социалистическое германское государство неудержимо рассыпалось. Во время своих срочных поездок в Москву в конце октября и начале декабря 1989 года Кренц получил от советских руководителей разъяснения о ходе перестройки в Советском Союзе, заверения в том, что все обязательства советской стороны перед своими союзниками остаются в силе, и совет не терять присутствия духа.
Тем временем выступления оппозиции нарастали, охватывали всю страну и все слои общества. Общественное негодование было направлено на Министерство государственной безопасности. Его сотрудникам дали презрительную кличку "штази". Смещение Мильке с поста министра, срочное переименование МГБ в Ведомство национальной безопасности были жалкими полумерами, принятыми в лихорадочной спешке. В начале декабря оппозиция организовала блокаду и захват зданий ВНБ в Лейпциге, Берлине, Ростоке, Потсдаме, других пунктах. Группы, врывающиеся в здания, были хорошо подготовлены, знали расположение внутренних помещений и мест, где хранятся документы. В их действиях чувствовалась руководящая рука профессионалов из БНД, масса же манифестантов придавала акциям видимость стихийности. Защитить себя ВНБ не могло: госбезопасность не является самостоятельной силой и распадается, как только власть отказывается от нее. Ведомство национальной безопасности просуществовало до середины декабря и было ликвидировано решением Совета министров, который к тому времени возглавил Модров. Травля сотрудников бывшего МГБ приобретала общенациональные масштабы, грехи власти, вина государственных институтов возлагались на тех, кто был уверен, что честно служит своему отечеству. "Штази" были поставлены в положение отверженных, презираемых и оскорбляемых. Нервы выдержали не у всех - начались самоубийства.
Сообщения о захватах зданий МГБ, преследовании его сотрудников производили гнетущее впечатление на работников советской госбезопасности. События в Восточной Европе развивались быстрее, чем в Советском Союзе, и не требовалось особой проницательности, чтобы видеть, что по-своему, со своей спецификой, наше общество пойдет по тому же пути.
В начале декабря 1989 года Крючков собрал совещание руководителей разведки специально для обсуждения ситуации в Восточной Европе.
Председатель КГБ говорил лаконично и четко. Социалистические страны находятся на этапе кардинальных перемен, их возврат к прежнему состоянию невозможен. Задача советской стороны заключается в том, чтобы всеми средствами содействовать формированию такого нового качества восточноевропейских государств, которое не противоречило бы интересам Советского Союза. Наша политика должна быть направлена на поддержку тех сил, которые выступают за социализм и сохранение союзнических отношений с СССР. Особенно важно сохранить Организацию Варшавского Договора и Совет Экономической Взаимопомощи, радикально реформировав его.
"События, происходящие в ГДР, - продолжал Крючков, - тяжело воспринимаются советским обществом. Эта страна имеет для нас особое значение, и за нее необходимо бороться. Важно, чтобы ГДР сохранила независимую государственность и оставалась на позициях социализма. Объединение Германии в нынешних условиях может иметь непредсказуемые последствия. (Пожалуй, таким образом Крючков давал ответ на наше предложение, доложенное ему полугодом раньше.) Следует посоветовать немецким друзьям сделать все возможное, чтобы охладить бушующие страсти, пустить все в нормальную деловую колею. Советская сторона будет работать в этом направлении с западными немцами. Нормализация обстановки отвечала бы общим интересам".
"Кренц только что побывал в Москве, - говорил председатель, - произвел в целом положительное впечатление на советскую сторону, но, судя по всему, он не устоит под давлением оппозиции. Это фигура сугубо временная". (Крючков оказался совершенно прав. Наше совещание не успело закончиться, когда Кренц ушел в отставку с поста председателя Государственного совета.) Модров может удержаться в качестве Председателя Совета министров. Для этого ему надо четко определиться в отношении оппозиции - выделить те силы, которые могли бы пойти на сотрудничество с правительством и стремиться к достижению взаимопонимания с ними. Если Модров сразу же пойдет на развенчание прошлого, попытается представить историю ГДР как цепь ошибок, он нанесет смертельный удар самому себе.
Совершенно очевидно, говоря о ГДР и трудностях, стоящих перед Модровым, председатель исходил из своей оценки того, что происходило в Советском Союзе; общими усилиями руководителей КПСС различных уровней, оппозиционной и официозной печати, так называемых демократических сил, весь советский период российской истории стал представляться как совокупность ошибок и преступлений. Еще и не помышляя о возможности утраты власти, партийные лидеры приближали свой крах. "Немецким товарищам необходимо вывести из-под удара СЕПГ, - продолжал Крючков. - Восточногерманское общество должно убедиться, что это здоровая сила с большим созидательным потенциалом, который не мог быть использован по вине неэффективного руководства".
Председатель КГБ поставил срочные задачи Первому главному управлению - активизировать старые и установить новые контакты в политических кругах ГДР, в первую очередь среди оппозиции, не терять связи с коллегами из бывшего МГБ как в Берлине, так и в округах, наладить непрерывное поступление информации о развитии обстановки, готовить предложения о действиях советской стороны. Подобные же указания, отметил Крючков, получили представители аппарата ЦК КПСС, выехавшие в ГДР, и посольство СССР в Берлине. Разведка должна работать автономно, но в необходимых случаях согласовывать свои действия с ними.
Особо важной задачей разведки является получение и анализ информации об акциях ФРГ и ее союзников, направленных на разрушение Германской Демократической Республики.
Советское руководство стало принимать срочные, плохо продуманные полумеры тогда, когда события приняли необратимый характер. Запоздалая реакция Москвы не была редкостью и в прошлые годы, в период перестройки она стала нормой. Мы перестали этому удивляться. К концу 1989 года стали все отчетливее проявляться, становиться общим достоянием и разногласия в высших советских сферах. "К сожалению, кое-кто и у нас говорит о том, что существование двух Германий, социализм в Восточной Европе себя не оправдали", - отголоском этих разногласий прозвучали слова Крючкова на совещании в разведке.
Глубокий раскол в советском руководстве и в партии, резко противоположные оценки происходящего в Восточной Европе, всей внешней политики СССР открыто проявились на пленуме ЦК КПСС в феврале 1990 года. Слова Лигачева о необходимости вовремя предотвратить постановку вопроса о пересмотре послевоенных границ и не допустить послевоенного Мюнхена, резкое выступление посла в Польше Бровикова вызвали сочувственный отклик одной части зала и столь же негативную реакцию в другой. Партия утратила то качество, которое лежало в основе всех ее достижений и провалов - монолитность. СССР пошел по пути Восточной Европы.