Ах, Сорокин, вас не сеют, не жнут, вы сами родитесь в изобилии!
В апреле 1934 года в редакции "Нового мира" состоялся вечер Павла Васильева. И вот что он сам говорил во время обсуждения его стихов о присутствовавших там своих друзьях: "Разве Клюев не остался до сих пор ярым врагом революции?.. Теперь выступать против революции и не выступать активно с революцией - это значит активно работать с кулаками и фашистами… Сейчас Сергей (Клычков) выглядит бледным, потому что боится, что его не поймут, его побьют, но, к сожалению, должен сказать, что я желаю такого избиения камнями… Клычков должен сказать, что он на самом деле служил, по существу, делу контрреволюции, потому что для художника молчать и не выступать с революцией - значит выступать против революции". Так вот, это было сказано не на следствии, не под угрозами и пытками, а на собственном вечере в журнале. Почему же он не мог повторить это на следствии?
Позже Клюев и Клычков были арестованы. Первый писал из заключения другу о Васильеве: "Эта пустая гремящая бочка лопнула при первом ударе". А после того, как арестовали и Васильева - жене Клычкова: "Жалко сердечно Павла, хотя и виноват он передо мной черной виной".
Много в книге открытий и о других писателях. Например, узнаем, что советские порядки были до того вопиюще несправедливы, что талантливому поэту Василию Федорову даже не выдали диплом об окончании Литературного института (с. 15), а вот улыбчивый Анатолий Алексин получил Золотую Звезду Героя Труда (с. 363).
- Да ведь то и другое - чушь!..
- Что? - вскакивает Сорокин. - Я лауреат премии имени Василия Федорова! Не потерплю!
Молчу, молчу, молчу… А сколько потрясающих новостей из других, не литературных сфер жизни! Оказывается, например, патриарх Тихон, по изысканиям Сорокина, после того, как проникновенно выразил скорбь по поводу смерти Ленина и призвал верующих к сотрудничеству с советской властью, не почил мирно в бозе, а был расстрелян теми же оккупантами. Где - пока неизвестно.
Тут можно упомянуть к слову и открытые Сорокиным подлинные имена таких известных людей, как Пятаков, Ульрих, Петр Демичев, Сергей Островой, Юрий Карякин и другие: Пятков (с. 419), Урлих (с. 421), Нил Демичев (с. 407), Островский (с. 40), Корякин (с. 414) и т. д. Это тоже нигде ранее не публиковалось.
Но что там отдельные имена, - Сорокин еще открыл несколько ранее неизвестных войн. Например, оказывается, в 1928–1931 годах у нас была война с Японией. А еще, говорит, об Отечественной войне надо помнить, что "по статистике, дети кулаков прекрасно воевали" (с. 450). Кто ж вел эту статистику и где она? Отец Сорокина, по признанию сына, был раскулачен дважды (с. 306). Можно себе представить, как лихо воевал бы его отпрыск!
Таковы некоторые недоуменные открытия в книге "Крест поэта". Она вышла уже не один раз в издательстве "Советский писатель". Да и как ей там не выскочить несколько раз, если директор издательства да, кажется, теперь и хозяин - Арсений Ларионов, а ему посвящена целая глава… И какая!.. "Арсений Ларионов следопыт, сеятель… Правильно пишет… мастерски владеет… первоклассно рисует… В его книгах не усомнишься… Он очень честный человек, очень… Я благодарю Арсения Ларионова за честность…" и т. д. Особого внимания тут заслуживает похвала за честность, запомним ее. А кончается глава величественной одой в честь Арсения, поименованного братом. Ну как брат мог все это не издать и не переиздать! Поди, и никакого мыта не взял, как водится ныне в других издательствах или с другими авторами.
Ода заканчивалась так:
Я, русский, к любому
Тяну откровенно ладонь…
Почему "тяну"? Почему ладонь, а не руку? А главное, при чем здесь русский? Ведь Ларионов-то вроде тоже русский, хотя и был большим другом Лили Брик. Зачем же один русский объявляет другому русскому, что он русский?
О, здесь главнейшая особенность поэтического мира Сорокина! Он всегда и везде без умолку верещит, что он русский. Вот и в этой книге - без конца: - Мой отец русский!.. Моя мать русская! (с. 302)… И кровь в моих русских жилах русская! (с. 319)… И боль в моей русской груди русская (с. 302)… И пупок у него русский!.. "Россия моя святая, все за тебя приму! (с. 359)… "Родина моя единственная! (с. 364)… "Россия моя единственная…"
И так через всю книгу. На иных страницах слова "Россия", "Русь", "русский" мельтешат по 20, 25, 30 и больше раз. Спрашивается, зачем? Вот, говорит, все за тебя, Россия, приму. Но принял только премии, ордена, должности да квартиры, а даже двух годочков службы в армии решительно не принял, улизнул как-то. А мой покойный фронтовой товарищ Николай Старшинов писал:
Никто не говорил: "Россия!.."
А шли и гибли за нее…
"Не говорил"! А тут не говор, а вопли, стенания, визг.
Корифей, а не соображает, что столь обильные и натужные как бы патриотические вопли имеют обратный эффект, работают против него и даже порождают сомнение: да русский ли это вопит?
Любовь к своему народу достойна уважения, но при всей любви надо иметь мужество смотреть правде в глаза, не шельмовать в пользу человека только потому, что он русский, перс или еврей. Вот Сорокин приводит текст знаменитого своей подлостью письма писателей, напечатанного 5 октября 1993 года в "Известиях" и получившего название "Раздавите гадину!", - требование к правительству Ельцина расправиться с писателями-патриотами. При этом Сорокин бросает мельком: "Под заявлением две-три подписи русских". И называет двух уже почивших - Виктора Астафьева да академика Лихачева. Но нет, любезный, не ловчи. Там всего 42 имени. Притом, да, 25–28 - не русские, из них 20–22 - евреи. Но и русских с дюжину наберется.
Сорокин рассказывает, что когда работал в издательстве "Современник", кто-то распространял там листовку, где говорилось, что он - "еврей, сын шляпника, собирающийся в Израиль" (с. 300). Что ж, этих недругов можно и понять, если и тогда этот сын разводил рацеи о том, что у него и почки русские, и селезенка русская, и мочевой пузырь русский. Могли подумать: для маскировки! А тут еще такой русский язык…
Но он уверяет, как покойный Яковлев не так давно, что для выяснения, не еврей ли сын шляпника, ЦК партии послал комиссию на его родину в Башкирию. Члены комиссии "ехали по Башкирии и расспрашивали обо мне", говорит, всех встречных (с. 300). А потом в Челябинске "начали вскрывать могилу отца", дабы по останкам решить вопрос, так волновавший Политбюро. Ведь Фурцева, говорит, член Президиума ЦК, "собиралась меня арестовать" (с. 464). А затем "хотели по этапу провести меня на север" (с. 437). Столетний же старец Пельше, председатель КПК, хватал пистолет: "Сорокин, становись к стенке!" (с. 319)…
Да за что же все это? Не по подозрению ли в еврейском происхождении? А Брежнев и вовсе "приказал разорвать меня" (с. 438) на мелкие еврейские кусочки, а голову заспиртовать в трехлитровой банке и поставить ему на письменный стол. Вот антисемиты проклятые! Вспомним опять:
Я прошел через такие грозы!..
Я в такие становился позы!..
Правда, в другом месте Сорокин пишет, что его "громили" в "Современнике" не за гипотетическое еврейство, не за неуплату партвзносов, не за аттестат, "сострадательно(!) выданный в школе рабочей молодежи" (с. 290), "а за русскую боль, внедренную в меня русским отцом и русской матерью" (с. 302).
Поскольку сам он часто прибегает к таким источникам, как слух, молва, версия, легенда, то и я позволю себе привести одну весьма правдоподобную версию, Сорокиным же и обоснованную. Так вот, ключом к пониманию причины гонений на него в "Современнике", говорят, могут служить приведенные им слова покойного Ивана Акулова, хорошо знавшего корифея: "Бабник ты, Валя! Куда бы ты ни прилетел, - бабы!" (с. 328).
Прилетел… То есть даже там, где находился короткий срок, - бабы! А если сидел в одном издательстве несколько лет? Как тут не развернуться во всю богатырскую ширь? И объект - рядом да еще и в подчинении, - это рядовой редактор Даша. Тем более что "Даша симпатичная, общительная и приятная. Одевалась со вкусом… Я читал ей монолог Сергия Радонежского из моей поэмы "Дмитрий Донской":
Не время ждать,
Не время тешить себя враждой…
(с. 323)
Ну, чтение стихов это, как известно, излюбленное оружие стихотворцев в таких делах. Чего, мол, тянуть время, чего ждать. Вот он я, весь в медалях! Но, увы, стишки не помогали. Тогда был задействован, как ныне говорят, административный ресурс. А он у главного редактора против редактора рядового не мал. Но и это не сработало. Однако нажим продолжался. В конце концов, Даша не выдержала и рассказала отцу о домогательствах корифея. А отец - известный писатель. Он вспылил, выразил, говорит Сорокин, "большевистское возмущение". По его радзинским понятиям, ныне только замшелые большевики могут вступаться за честь своих дочерей. Отец прислал будто бы пять гневных телеграмм в ЦК. Отбил-таки дочку от посягательств грозового гения…
Помянутые сочинители антисорокинских листовок, лютые сорокофобы, вполне к тому же могли думать, что с той самой целью маскировки своей национальности поэт с давних пор всюду ищет и разоблачает евреев. Да еще вспомнили бы и о том, что родом он из башкирской деревни, и его русский язык - на башкирском уровне.
Так вот, о евреях. Сорокину мало тех, что окружают его ныне, он еще и вынюхивает их (вот они опять - "изыскания и открытия"!) в прошлом. А когда не находит, зачисляет в евреи русских и кого угодно. Это доставляет ему огромное патриотическое наслаждение. И он уверен, что в этом его долг перед любимой родиной.
Вот некоторые его сногсшибательные открытия евреев в книге "Крест поэта": Засулич, Ленин, Луначарский, Менжинский, Ежов, жена Калинина, жена Буденного, "дитя Сиона" Брежнев, В.В.Гришин, жена Ельцина, писатели Симонов, Полевой, Ананьев, Алесь Адамович, Солженицын, журналисты Изюмов, Павел Гусев… И следовательно: "С 1917 по 1947 год нами правили одни евреи" (с. 412). Да почему же только до 47-го? Ведь кое-кто из этого списка и ныне здравствует в начальниках.
Я не занимался дотошным копанием в биографиях перечисленных людей, может, среди них и есть евреи, но ведь и Сорокин не занимался, а просто изрекает - и я должен на слово верить этому жидоискателю, не знающему даже, сколько времени длилась Великая Отечественная? Пять лет, говорит.
Свое открытие о наркомвнуделе Ежове он обнародовал в "Нашем современнике" еще давно. Я при встрече спросил: "Откуда взял?" Он ответил: "Мне один полковник КГБ сказал, что уверен на пятьдесят процентов". Какой-то безымянный полковник да еще на 50 % - вот уровень его достоверности! Он ничуть не выше и в приведенном списке.
И все у него в этом вопросе, как и в других, окружено непроглядной дремучестью. Так, дворянку Веру Ивановну Засулич, умершую на седьмом десятке в 1919 году, он не только обратил в еврейку, но еще и объявил жертвой "сталинских репрессий". А Луначарский! Это фамилия его отчима Василия Федоровича, он ее и взял, отец же - действительный статский советник А.И.Антонов, мать - дворянка Александра Яковлевна Ростовцева. А Сорокин уверяет, что его настоящая фамилия - Байлих. Это тоже, знать, по данным полковников с одним полушарием.
Просто ужас, как любит разоблачать. Например, уверяет еще, что настоящая фамилия М.М.Литвинова - Финкельштейн, а на самом деле он действительно еврей, но, как знают все, кто интересовался, - Баллах. А Иосиф Аронович Пятницкий это Иосель Ориолович Таршис, а вовсе не О.А.Блюмберг. И нет конца этому вздору под пером подслеповатого жидоискателя.
Такие, как Сорокин, могут многим в нашей истории отказать в русской национальности, начиная с Владимира Мономаха, - мать гречанка! А Иван Грозный? По матери - литовец. Да во всех наших царях после Петра русская кровь постоянно убывала, пока не осталось ее в Николае Втором, кажется, полпроцента.
А русских писателей патриоту сорокинского пошиба лучше и не касаться. Если даже начать только с того, чье имя когда-то писали фон Визин. Жуковский по матери, ее звали Сальхи, - турок. Гоголь - чистокровный мелкопоместный хохол Яновский. У Владимира Даля ни капли русской крови. Мать Герцена звали Луиза Гааг, и была она из Штутгарта. Мать Фета - тоже немка, Каролина Шарлотта. Мать Короленко - полька, Куприна - татарка. У Шолохова, ненавистного Сорокину, мать украинка. Хватит? И что, будем теперь считать их русскоязычными?
В большинстве приведенных случаев были нерусские матери, а у Ленина, если тебе, сороконожка, так уж хочется, - дед. Так почему ж он у тебя не русский Ульянов, а еврей Бланк? Ну, а Блок Александр не еврей? В моем подъезде жил Владимир Борисович Блок, театральный критик - истинный еврей. Ликует: "У Ленина дед еврей и у Гитлера дед еврей". Не знаю. А как быть с тем, что русская мать и у тебя, и у генерала Власова, и у Горбачева, и у Ельцина. Впрочем, деда Сорокина со стороны матери звали Ефим (с. 429). Так вот, называть Ленина по фамилии деда Бланком - все равно что Сорокина величать по имени его деда Валентином Ефимовичем.
Впрочем, нет, совсем не все равно, а гораздо правильнее и многозначительней. Дело в том, что тогда Сорокин оказывается в одной компашке с Борисом Ефимовичем Немцовым и Михаилом Ефимовичем Швыдким. Очень интересно! Притом, это не простое совпадение, оно глубокомысленно. Сорокин объявляет: "Мы, шестидесятники…" (с. 454). Шестидесятниками называли себя Коротич, покойный Егор Яковлев, Новодворская, два помянутых Ефимыча и многие другие. Позже они стали демократами, проще говоря, антисоветчиками. Вот теперь зачислил себя в их ряды и Сорокин.
У этой публики есть свой довольно обширный "джентльменский набор" идеологических постулатов подлости. Например:
1. Россия - неправильная страна, прореха в истории человечества, русские - нация рабов.
2. Советская эпоха - время тюрем, лагерей, нищеты, деградации народа.
3. Ленин, Сталин, Дзержинский - кровавые изверги.
4. КПСС - преступная организация уже по той причине, что коммунисты ликвидировали частную собственность на землю, ее недра, на заводы, фабрики, транспорт и т. д.
5. В Советское время все держалось на "повальном страхе" (Н. Коржавин).
6. Горький, Шолохов, Симонов - холуи власти, достойные только презрения и т. д.
И все это - все! - пламенно исповедует, пропагандирует и патриот Сорокин.
В иных случаях нетрудно даже установить, с кем он поет дуэтом. Так, по первому пункту вспоминается "тысячелетняя парадигма рабства русского народа", которую мусолил покойный А.Яковлев. То же у Сорокина: "Рабы мы и есть рабы" (с. 463). История России представляется ему сплошной грызней: "Прадеды грызлись, деды грызлись, сыновья грызлись…" (с. 247). Еще- сплошные войны, которые мы сами и развязывали: "Советская власть - ни шагу без войны: "За Ленина- вперед!", "За Сталина- вперед!"… Рабы!" (с. 348)… "Десятки лет истребляют народ войнами" (с. 3)…
Такова и вся история России. Ни слова об интервентах, захватчиках, оккупантах, коих нам приходилось вышибать со своей земли, но - "дедов посылали на фронт под Москву, под Киев, под Прагу, Бухарест, Варшаву, Берлин…" Прихоть, мол, такая одолевала коммунистов. "Бессчетных войн им не хватало?" (с. 242). "И все - за пролетарское дело, за советскую власть, за марксизм-ленинизм" (с. 229). И в связи с этим несколько раз кого-то гневно вопрошает: "Куда моего отца призывали, коли он до сих пор на костыли нагружается?" (с. 242)
Отвечаю, корифей: отца твоего призывали на войну, и защищал он не марксизм, а родину и мог вовсе не вернуться, но вернулся. Благодари небо.
Или вот пункт о всеобщем страхе в СССР. Об этом воют все демократы, но пожалуй, пронзительней всех критик Бенедикт Сарнов. Сам он действительно всю жизнь дрожал, как щедринский пескарь. Да и как не дрожать антисоветчику в советской стране. Тут как тут и наш золотой самородок. Как же без страха, говорит, если "опутали всю страну лагерной колючей проволокой" (с. 250), "если Берия поручал вылавливать на московских тротуарах русских красавиц, насиловал малолетних" (с. 253). Вот вам и "запуганность людей, робость целого народа" (с. 253). Просто, "люди глохли от страха" (с. 385)…
От таких, как Сорокин, приходится и Берию защищать: он же все сдул из романа "Московская сага" Аксенова или из недавнего фильма Барщевского по этому роману. Помните, как там Берия разъезжает в машине по московским улицам и из-под занавески в подзорную трубу высматривает красоток. Обхохочешься! И за кого они нас принимают?
Разумеется, люто, как, допустим, Радзинский в своей книге "Сталин", Сорокин ненавидит Ленина, Сталина, Мавзолей, коммунистов. Недавно Борис Немцов заявил: "Все наши несчастья оттого, что Ленин лежит в Мавзолее. Вот уберем его, и страна воспрянет". То же самое твердит в стихах и Сорокин:
Опустите в могилу,
да сгинут в нее лжевожди,
Трибуналов творцы,
корифеи эпохи безгласной…
И что произойдет? О!..
И простонут ветра,
просверкают, ликуя, дожди,
И воспрянет свобода
над вечною площадью Красной!
Вы слышите, как аплодируют Немцов, Новодворская и Марк Захаров?.. Но, между прочим, они выглядят здесь все же приличней: ведь никто из них не состояли лет тридцать в компартии, не писал приторно-восторженные стишки о Ленине (с. 287), не получали премию им. Ленинского комсомола, им незачем стенать "Как я уважал Владимира Ильича, а он, оказывается…" Что? А он, оказывается, "подарил Польшу и… разорил страну (с. 248, 70, 364). Поделись, сияющий алмаз ума, хотя бы секретом о том, кому Ленин подарил Польшу, и как это ему удалось?
Радзинский и другие не опускались и до такой подлости, чтобы вот так глумиться над знаменитыми стихами самых трагических дней 41-го года: "Симонов балабонил:
Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?
Ты должен слышать нас, мы это знаем.
Не мать, не сына - в этот грозный час
Тебя мы самым первым вспоминаем…"
Сорокину омерзительны и слова, что Симонов бросил в лицо врагам родины сразу после войны:
Россия! Сталин! Сталинград!..
Его, как и Сванидзе, "тошнит" от этих слов, они для него- "холопщина" (с. 194)… И Сванидзе поприличней, чем этот подпевала.
Сорокин так пытается объяснить свое предательство: "Я, рабски обожая Ленина, являл собой "ничегонетеряющего" пролетария, гражданина величайшей державы мира - СССР. А теперь я издерганный демократами раб грабителей-буржуа, отобравших у нас нищий уют и пролетарский дух, теперь я - гражданин изуродованной и обрубленной России. Есть разница?" Вот-де этой разницей и объясняется моя ненависть к Ленину и Сталину, мое предательство.
Тут много вопросов. Во-первых, что, Ленина обожал рабски, т. е. из-под палки, по принуждению? Врешь. Никто тебя не заставлял, как и получать партбилет с профилем Ленина или премию Ленинского комсомола. Во-вторых, ты давным-давно не принадлежишь к тем, кому нечего терять. В-третьих, это ты подпеваешь своим друзьям-шестидесятникам, например, Чубайсу, что наш уют был нищим, а на самом деле он был весьма и весьма приличным, а уж особенно у таких прохиндеев. В-четвертых, у тебя-то лично грабители-буржуи ничего не отобрали: ни квартиру, ни дачу, ни ордена-премии, ни должности, не польстились даже на твое великое духовное богатство. Наконец, в-пятых, пролетарского духа у тебя, светоч, никогда не было, отбирать тут нечего. Дух у тебя давно немцовско-березовский.