Это было на рассвете - Семенов Николай Николаевич 3 стр.


К утру перебрался на место радиста. Сидел как окаменелый. Начало светать. Неожиданно прогремели орудийные выстрелы. Стал доноситься гул моторов. Словно подавая сигнал о себе, стал стрелять и Кудрин. Но его огонь теперь был не прицельным. Через некоторое время послышалось далекое "Ура-а-а-а!" Это сильно обрадовало Кудрина. Но не надолго, так как он стал задыхаться от дыма. Фашисты, отступая, опять бросили на мотор бутылку с горючей жидкостью.

Первыми подбежали к танку капитан Лаврененков, политрук Кузьмин, старший лейтенант Карасев и сержант Юдин. Они быстро отвязали от борта горевший танковый брезент, потушили и накинули им жалюзи, откуда выбивало пламя. С огнем справились быстро. Из открытого люка радиста валил черный дым. О том, что в танке кто-то живой, никто не мог и подумать. Но вдруг послышался хриплый голос:

- Товарищи… помогите…

- Есть живой! - с радостью крикнул Юдин.

У Кудрина хватило сил лишь открыть люк. За пять суток без пищи и воды он так исхудал и ослаб, что вылезти из танка без посторонней помощи был не в силах. Лаврененков и Юдин быстро сняли с себя гимнастерки и, продев в рукава березовые палки, смастерили носилки. По морщинистому лицу Кудрина было заметно, что он хотел заплакать, но не хватало сил. Лежа на носилках, еле шевеля губами, тихо проговорил:

- Пить…

Во фляге политрука воды не оказалось. Поэтому он быстро снял с головы каску, черпнул из лужи.

- Пока много не пей, Ванюша, - предупредил он. Ивана Кудрина понесли в санчасть бригады. А истыканный 111 снарядами и минами танк эвакуировали. На борту было много разбитых бутылок из-под горючей жидкости. Восемь невоспламенившихся - валялись около танка.

- Ранение Кудрина серьезное? - спросил комиссар Тарасов у хирурга медсанвзвода Н. Н. Дмитриева.

- Два сквозных пулевых. Прострочены легкие и шея. Надо срочно госпитализировать. Что он выдержал, это - жизнеспособность его организма, - доложил военврач.

С большим волнением рассказывал танкистам о подвиге экипажа танка Голицына политрук роты Кузьмин.

- Я верю, - говорил он, - что в новых боях появятся в нашей роте новые герои.

Эвакогоспиталь в городе Перми. Раны у танкиста Ивана Кудрина заживали. Когда полегчало с горлом, он, по настоянию друзей по палате, рассказал, как воевал его экипаж КВ. Читал письма боевых товарищей. Они сообщали о мужестве друзей, что теперь сражаются на Тихвинском направлении. Особенно часто писал политрук Кузьмин. После каждого его послания Кудрин просил врачей поскорее выписать, чтобы опять - на фронт. Они же ему отвечали:

- Всему - свое время. Не будут держать зря ни одного дня.

Утро 21 ноября сорок первого года. Раненые ждали врачебный обход. Вдруг по радио прозвучал голос Юрия Левитана, который огласил Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении отличившихся в боях бойцов и командиров. Среди удостоенных звания Героя Советского Союза был упомянут и танкист Кудрин Иван Степанович. А еще через несколько минут передали содержание подвигов героев.

- Иван, Кудрин! Кончай ночевать! Организовали тебе Героя! - толкнул его костылем чубастый сосед.

Иван не просыпался. Всю ночь он бредил от высокой температуры. Уснул лишь к утру.

- Мало ли Кудриных да Иванов на свете, - проговорил он, проснувшись, и медленно повернулся на другой бок.

- Рассказывали точно так, как и ты, - твердил другой.

Иван Степанович Кудрин поверил, что он Герой Советского Союза лишь тогда, когда через несколько дней получил письмо с поздравлением от политрука роты Кузьмина.

В одном из боев был ранен в левую ногу комбриг В. А. Копцов. Рана оказалась серьезной - задета кость. Пролежав десять суток в медсанбате, генерал, еще не вылечившись, на костылях возвратился в часть.

Шел бой в районе Шокш-Озера. Первым развернул свой взвод танков КВ молодой, но опытный лейтенант Юрий Погребов. В его машине ни на минуту не стихали команды.

- Слева орудие! - спокойно, словно на учении, докладывал радист Заболоцкий. Шустрый одессит успевал держать связь по рации, вести прицельный огонь из пулемета и наблюдать за полем боя.

- С орудием покончено! - радостно воскликнул командир орудия Кочин.

- Опять цель слева! Осколочным! - послышался звонкий голос командира.

Сержант произвел подряд два выстрела. Теперь ударило и по нашей машине. Экипаж, не придавая значения дыму, наполнившему башню, продолжал бой. Ответный выстрел. Он был метким и на этот раз. Танки идут вперед по боевому курсу, в грохоте и дыму прокладывают путь нашей пехоте. Это было на левом фланге. На правом - политрук Михаил Кузьмин уничтожил два противотанковых орудия, три крупнокалиберных пулемета, разрушил один дзот в обратил противника в бегство. Тяжелые танки с двумя взводами пехоты на борту во главе с политруком роты ворвались во вражеское расположение, захватили 11 орудий и несколько крупнокалиберных пулеметов. Танк политрука имел десять попаданий, и ни одно из них не пробило башню.

Праздничное утро 7 ноября 1941 года. Почти всю ночь шел снег. Личный состав бригады расположился в лесу под населенным пунктам Сюрьга во временно построенных ротных шалашах и наспех вырытых землянках.

У танкистов после боя, как всегда, хлопот было хоть отбавляй: осмотр, ремонт машин, заправка их боеприпасами, горючим. Потому, несмотря на праздник, с утра все хлопотали у своих танков. А старшина с внутренним нарядом еще до рассвета постарался расчистить от снега территорию, развесить написанные на скорую руку плакаты.

Политработники Литвяк, Тарасов, Кузьмин и другие были на ногах еще затемно. Они провели митинг в батальонах. Затем, настроив все имеющиеся в бригаде радиостанции на Москву, организовали прослушивание речи товарища И. В. Сталина на Красной площади. Бойцы и командиры, услышав голос Сталина, закричали "Ура-а-а!". Потом кто-то радостно произнес:

- Красная площадь здравствует!

Радиоприемники работали с сильными помехами. Однако все можно было разобрать. Глубоко запали в душу слова: "Враг рассчитывал на то, что после первого же удара наша армия будет рассеяна, наша страна будет поставлена на колени. Но враг жестоко просчитался…" А слова: "…не так страшен черт, как его малюют…" и "…враг будет разбит, победа будет за нами" - вызвали всеобщее одобрение, на лицах у каждого засияла радость.

Работа на машинах продолжалась почти дотемна. Уже стали закрывать люки, прибирать инструменты, как послышалась команда:

- А ну, получай посылку-у-у!

Танковая рота лейтенанта Ивана Олейника расположилась в одном большом шалаше под двумя кудлатыми елями. На длинном столе горели три коптилки, сделанные из гильз снарядов. Шел оживленный разговор, смеялись. Роте только что вручили посылки. Почти каждому досталось по паре шерстяных варежек или носок, а многим - свитера.

В начале ноября 1941 года мороз неожиданно стал крепчать. Зимнее обмундирование еще не успели получить. Поэтому теплые вещи пришлись кстати. Танкисты примеряли их, читали вложенные в посылки письма. Комсорг роты, неунывающий "сибиряк-весельчак" (так прозвали его друзья), башенный стрелок танка командира роты сержант Григорий Гарин, натягивая на себя полосатый, похожий на тельняшку шерстяной свитер, запел песню собственного сочинения:

Гарина пуля боится,
Гарина штык не берет,
Гариным Сталин гордится,
Гарин страну сбережет!

- Гриша, перестань драть козла-то. Ты як пивень, з утра и до вечера одно и то же, - косо посмотрев, махнул огромной рукой на Гарина всегда молчавший механик-водитель Николай Немировский.

- Товарищ старший сержант! Я думал, вы плохо слышите или без нервов. Вам в бою ни свист пуль, ни грохот разрывов - все нипочем. Шарахнет вот по вашей голове противотанковая, тоже, наверное, не шелохнетесь. А тут моя песня доходит до ваших нервов, - улыбнулся Гарин. - Душа у вас безмятежная.

- А ты, Гриша, шелохнешься? Поздно будет, когда останется одно мокрое место. В настоящее время в нашей стране нет ни одного безмятежного человека. Понятно тебе? Но волнение одного заметно, а другого - скрыто в груди. Ведь моя семья в оккупации. Потому-то вся моя грудь охвачена негодованием. Но как ты ни гори, должен уметь обуздать свои нервы, гнев. И показать на деле, в бою, на что ты способен. Ты холостяк, а у меня - куча детей да жена! Держу я вот это в руках, - Немировский потряс подаренным джемпером, - и вижу своих детей и жену! Она тоже умеет вязать. Такую, как моя жена, не сыскать тебе. Потому этот подарок для меня дороже всякой песни, понятно?

- Ты мне брось, моя невеста тоже пригожая, будь спокоен. Я да не сыщу на свете… - ухмыльнулся Гарин и опять, теперь тихо, запел:

- Гарина пуля боится…

Песню прервала заскрипевшая дверь.

- Похоже, в этом кильдиме (по-монгольски - жилище, любимое выражение генерала) что ни на есть веселый народ, - послышался у входа в шалаш чей-то голос. Все обернулись. Там на костылях стоял командир бригады генерал Копцов.

На мгновение воцарилась тишина. Комроты собрался доложить, но генерал жестом руки остановил его и, поздоровавшись, подсел к сколоченному из жердей столу.

- Тут у вас без того "Ташкент", а вы еще подкладываете, - заметил он. Комбриг снял танкошлем, провел платком по своей бритой голове, затем вынул изо рта трубку с прямым мундштуком и, постучав о край стола, начал набивать ее табаком.

- Товарищ Олейник, почему не все танки обеспечены деревянными лопатами. Вон сколько выпало снегу. Если придется расчищать дорогу?

- Не было материала, товарищ генерал. Теперь досок нашли, и завтра лопаты будут, - доложил ротный.

Тут Гарин поставил на стол кипящий и до блеска начищенный ведерный тульский самовар.

- Заварка, товарищ генерал, - обыкновенная чага, лечебная, - улыбнулся Гарин.

Танкисты знали, что комбриг родом из Тбилиси и не только любитель чая, но и большой его знаток. При виде самовара и своего отражения на его медном боку он улыбнулся и сказал:

- Комбриг пьет чай из котелка, а его подчиненные - из тульского самовара. Ничего себе!

- Товарищ генерал, разрешите - я реквизирую этот самовар? - вытянулся связной Николай Радин.

- Что ты сказал, милок? Повтори-ка! - нахмурился комбриг.

- Заберем для себя, товарищ генерал.

- Ты кто такой, Радин?

- Я - боец Красной Армии!

- Стало быть, по-твоему, можно забрать для генерала? Запомни, Радин: Петр Первый так отзывался о своем солдате: "Солдат есть имя общее, знаме-ни-то-е; солдатом называется первый генерал и последний рядовой". А фельдмаршал Александр Васильевич Суворов говорил: "Свой пай съедай, а солдатский солдату отдавай". Понятно? Попробуй забери. Они так тебя проучат, что смотреть на тебя будет неприятно. А я им скажу: "Ай, да молодцы, братцы!"

Все громко засмеялись.

- Я же хотел для раненых в санчасть, - выкручивался связной.

- Где приобрели такое богатство? - спросил генерал, наливая очередную чашку.

- Под Антоновской, во фрицевской землянке, - ответил Олейник.

- Мерзавцы, грабят подчистую. Видать, и чашки-то нашего производства, - возмущенно заметил комбриг.

Теперь в шалаш собралась вся рота. Все с упоением слушали генерала.

- С двенадцати лет вместе с отцом начал работать на лесопилке в Тбилиси, - отхлебывая небольшими глотками горячий чай, продолжал он свой рассказ. - Отец работал рамщиком, а я - его подручным. После революции переехали в Ставрополь, а в марте восемнадцатого года отца призвали в Красную Армию. Он меня взял с собой в отряд, который входил в состав Северо-Кубанского полка. Так началась моя армейская служба. Вскоре за то, что мой отец и я служили в Красной Армии, белогвардейцы повесили мою мать, а без того бедное хозяйство ограбили до последней курицы. В ноябре того же года белогвардейцы убили и отца. Тогда я окончательно решил посвятить свою жизнь Красной Армии.

Воевал я против армии Шкуро под Армавиром и Ставрополем. Участвовал в ликвидации банды в районе Никольск-Уссурийока. Несколько лет служил в Забайкальском военном округе. В тридцать шестом я командовал учебным танковым батальоном. А политруком у меня был Леонид Брежнев. Уважал бойцов, а бойцы - его. Добрая память об этом политруке сохранилась и по сей день. Политрук Брежнев убеждал бойцов о необходимости служить честно не для себя, а для своих товарищей, командиров. Командиры выполняют волю народа, волю партии.

Потом генерал вынул из планшетки темно-синий старенький конверт.

- Вот читайте окружную газету, - и передал конверт комиссару Тарасову.

Тог достал из конверта аккуратно сложенную, уже пожелтевшую и почти истертую газету "На боевом посту" от 6 октября 1936 года. Там корреспондент писал:

"Вот товарищ Брежнев Л. И. - коммунист, сын рабочего, сам рабочий из Днепропетровска. Отличник учебы… С первых дней стал одним из организаторов борьбы за отличные показатели в боевой и политической подготовке. Личным примером вел за собой других товарищей. Будучи стажером командира взвода, добился того, что взвод вторую задачу по стрельбе выполнил на отлично. За год пребывания в армии он получил пять благодарностей и одну денежную премию. В настоящее время тов. Брежнев работает политруком этого же подразделения. Под его руководством исключительно хорошо оформлены казарма и Ленинский уголок".

- Будучи еще юношей, - продолжал свой рассказ комбриг, - я понял, что пока в мире существует капитализм, остается опасность войны, и надо быть готовым к защите Отечества. Нам-то войны не нужны, но вот на нас напали германские фашисты. Они превращают в развалины наши города и села, а советских людей уничтожают или угоняют в Германию, чтобы они там на них гнули спину. Теперь долг каждого из нас - бить захватчиков, истреблять их. Гнев добрых - самый страшный. Гнев Красной Армии есть высшая мера ненависти к захватчикам. Прохожу сегодня мимо танка Василия Зайцева и слышу: "Короткий!", "Осколочным!", "Цель справа!". И вдруг: "Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы!"

Действительно, прекрасные порывы бывают не только у поэтов. А сколько прекрасного - в душе экипажа! Он готовит себя к новым боям! Товарищ Зайцев - человек самой мирной специальности - агроном с высшим образованием. Спросите у него, какую культуру зерновых и овощных выращивают в этой местности, он так расскажет - заслушаешься. Правда, Василий Михайлович? - повернул голову генерал в сторону младшего лейтенанта Зайцева.

- В северных областях, товарищ генерал, в основном культивируется новый сорт ржи "Вятка". Он морозоустойчив, с коротким вегетативным периодом, а урожайность - до 30 центнеров с гектара. В одном колосе насчитывается до 60 зернышек. Начинают сеять пшеницу "Кубанку", а из овощных сажают картофель "Лорх", который обладает отличными вкусовыми качествами, содержит много крахмала да и хорош в хранении, - начал рассказ Зайцев. - Не видать, товарищ генерал, свинье неба, а гитлеровским захватчикам - советского хлеба!

- Видите, товарищи! Чем он не "профессор хлеба"? - прервал его генерал. Товарищ Зайцев на наших широких просторах выращивал богатые урожаи хлебов. Теперь бывший замнаркома совхозов Карело-Финской республики сел на боевую машину. А воюет так, что заслуживает всяческих похвал. Шутка ли, в боях за Свирь-3 его машина имела девять попаданий, а экипаж продолжал бой. Или вот Василий Ежаков. Молодой лейтенант, а как он сражается! Наши танки продвинулись вперед, а пехота не поднимается. Так Ежаков выскочил из танка, побежал к залегшим бойцам и призвал: "Братцы! Пушки-то наши стреляют! Кто там боится? Чего еще надо вам, ведь наши танки впереди! Поднимайтесь!" И что вы думаете? Пехота поднялась! Где это было, Ежаков?

- Под Свирью, товарищ генерал.

- Мы иногда без привычки-то боимся. Сегодня все слышали слова товарища Сталина, - продолжал комбриг, - "не так страшен черт, как его малюют". Задача танкистов - пробить дорогу нашей пехоте, если ей мешает огонь противника. Вы не уходите от огня, а идите на огонь и давите его всеми средствами. Запомните, что "чем ближе к пушкам противника, тем меньше от них вреда". Чье это высказывание?

- Василия Ивановича Чапаева! - выпалил Гарин.

- Петра Первого, - поправил Олейник.

- Олейник прав, - одобрительно кивнул в сторону командира роты генерал. - Танкист сам ищет цель и сам ее уничтожает. Тут леса и болота да морозы, так что трудно будет. И тут надо действовать, памятуя заветам нашего великого полководца Александра Васильевича Суворова. Он говорил своим солдатам: "Терпи холод, голод и все солдатские нужды. Там, где проходит олень, пройдет и русский солдат, а там, где не пройдет олень…"

- …все равно пройдет русский солдат", товарищ генерал! - краснея, серьезно и четко произнес Ежаков.

- Верно, лейтенант, - одобрительно посмотрел на Ежакова генерал. - Мы так же, не боясь трудностей, будем защищать свою родную землю. Всю свою энергию, нервы, разум берегите для боя. Выиграв один бой, направляйте силы для другого. Ведь бои - прежде всего, столкновение умов, затем уже - оружия. Вот почему надо думать, соображать, если ты хочешь выиграть сражение. Стало быть, сначала надо побороть свое волнение, свой страх, если таковые у вас имеются, а потом уже - врага.

- Товарищ генерал, вас вызывает к телефону "хозяин", - доложил прибежавший лейтенант Урсов.

После ухода генерала танкисты еще долго обменивались мнениями, впечатлениями, оставленными им в столь душевной беседе с комбригом. Вспоминали, как они встречали Октябрьские праздники в мирное время. Было заметно, как каждый мысленно перебирал в памяти пережитое с начала войны. В накуренном шалаше воцарилась тишина лишь к полуночи.

Ноябрь сорок первого года. Обстановка тяжелая. Немецко-фашистские войска рвались к Москве, был блокирован Ленинград. На Тихвин двинулись дивизии армейского корпуса генерала Шмидта и другие пехотные дивизии врага. Этот город рассматривался гитлеровским командованием как стратегический пункт первостепенной важности. Он стоял на магистрали, соединяющей Ленинград со страной. Захват противником города означал усиление опасности Ленинграду. Кроме того, Тихвин был пунктом для дальнейшего продвижения на север, на соединение с финскими частями.

В начале октябрьского наступления ценою колоссальных потерь гитлеровцы прорвали оборону советских войск и 23 октября захватили Будогощь, а 8 ноября - Тихвин.

Чтобы сорвать коварный замысел врага, советское командование перебросило под Тихвин несколько соединений и частей. В ночь на 9 ноября поднятая по тревоге танковая бригада начала форсированным маршем следовать от берегов Свири под Тихвин.

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков в своей книге "На службе народу" отмечал, что нашим соединениям предстояло

"атаковать передовые части танковой дивизии противника и отбросить их к Тихвину, после чего, обойдя город с запада, оседлать тыловые коммуникации вражеской тихвинской группировки. Главная роль в выполнении этого удара отводилась 46-й танковой бригаде, имевшей опыт ведения боев в условиях лесисто-болотистой местности…"

Назад Дальше