* * *
По завершении срочной службы младший сержант Огородник, он же в иночестве – "Стахановец",отличник боевой и политической подготовки, получил необходимые рекомендации и характеристики и, успешно сдав экзамены, был зачислен студентом на первый курс испанского отделения переводческого факультета Московского госпединститута имени Мориса Тореза.
Но деятельность его в качестве секретного сотрудника не прекратилась, наоборот, приобрела второе дыхание. Самодура "сапога-особняка" Матрёшкина сменил майор-интеллектуал из центрального аппарата Лубянки по фамилии Спесивцев.
Теперь Огороднику-"Стахановцу"под руководством нового куратора пришлось следить, скольких белых женщин-москвичек привёл и оставил на ночь в своей комнате общежития негр из Сьерра-Леоне Пьер Бенжамин. Сколько пустых бутылок из-под вина и водки выбросил в мусорный ящик подданный Камеруна Нгомо-Нгура. Сколько селёдок слабого посола зажарили и съели в течение месяца студенты-вьетнамцы…
Донесения о батальонах оприходованных неграми москвичек, эшелонах выпитого спиртного и километрах зажаренных вьетнамцами селёдок все шесть лет обучения "Стахановца"в институте исправно ложились на стол Спесивцева, а затем сменявших его коллег. Когда пришло время получать диплом, Огородник был распределен на работу в качестве переводчика испанского и английского языков в Комитет молодёжных организаций ЦК ВЛКСМ. Проработав там около двух лет, он выехал в долгосрочную командировку в Колумбию.
Огороднику казалось, что дурдом – Советский Союз – и явки на конспиративных квартирах с лубянскими операми остались позади. Что с прибытием в Боготу он наконец свободно вздохнёт и будет общаться на равных только с рафинированными дипломатами. Легкомысленное заблуждение! Майор Заика, сотрудник КГБ, выступавший под дипломатическим прикрытием, встретил "Стахановца"едва ли не у трапа самолёта и на первой же явке поставил задачу по изучению обстановки в коллективе…
Собственно, по-другому и быть не могло. Однажды заложив душу в ломбард Комитета госбезопасности, ты её уже оттуда никогда не выкупишь. Но перезаложить конкурирующей фирме, как оказалось, можно. Что и не замедлил сделать Огородник-"Стахановец".
Однако и КГБ, и Центральное разведывательное управление пребывали в счастливом неведении и не могли нарадоваться на своего секретного сотрудника "Стахановца-Кнайта"…
Глава третья.
"Стахановец" зарабатывает "очки"
Изложенные Огородником факты о "кознях КГБ в Боготе" были немедленно подвергнуты тщательной проверке. В итоге оказалось, что всё рассказанное "Кнайтом" – вздор и импровизация оскорблённого недоверием агента.
Когда же отчёт Джонатана Уилса о "происках КГБ" попал на стол к его непосредственному начальнику Хэвилэнду Смиту, шефу латиноамериканского отделения ЦРУ, тот пришёл в ужас от тупой самоуверенности и наивности своего подчинённого, Уилса.
И хотя Хэвилэнд по достоинству оценил чувство юмора агента и его находчивость, однако отношение руководства ЦРУ к "Кнайту"положительных изменений не претерпело: подозрительность уступила место разочарованию. А всё лишь потому, что в начале 70-х годов верхушка Управления придерживалась убеждения: внимания заслуживает только информация о КГБ, ГРУ и военных приготовлениях Советов.
Эта точка зрения изменилась лишь после того, как в информационно-аналитическом Директорате ЦРУ внимательно ознакомились с содержанием донесений "Кнайта.
…Советское посольство в Боготе вряд ли можно было назвать горячей дипломатической точкой, но вместе с тем советский посол постоянно принимал поток телеграмм из Москвы, которые объясняли позиции Кремля по отношению ко всей Латинской Америке и вопросам, которые выносились на обсуждение в Организации Объединённых Наций.
А это уже были секреты государственной важности, к которым по роду деятельности имел доступ Огородник.
Однако его акции как секретного агента ЦРУ достигли своего пика лишь через полгода после вербовки, когда он начал работать в центральном аппарате МИД СССР.
Накануне отъезда в Москву Огороднику выдали специальные шифрблокноты с индивидуальным шифром. Только человек, имеющий идентичный блокнот, мог расшифровать сообщение.
ЦРУ снабдило его также портативной фотокамерой Т-100, закамуфлированной под обычный тюбик губной помады, чья разрешающая способность позволяла делать 100 снимков в минуту.
Кураторы Огородника позаботились также и о том, чтобы сменить его оперативный псевдоним: из "Кнайта"он превратился в "Тригона",поскольку существовал риск, что КГБ рано или поздно обнаружит, что "крот" ЦРУ, известный как "Кнайт",работал в советском посольстве в Боготе. Если "Кнайт"будет ненароком упомянут в потоке телеграмм из Москвы или в Москву, то КГБ сможет вычислить этого некто, недавно выехавшего из Колумбии в СССР.
Из характеристики агента "Тригона", составленной Смитом Хэвилэндом:
"Умный, подвижный, с широким кругозором. Легко и органично находит контакт с людьми, независимо от их возраста, половой и социальной принадлежности.
Имеет вкус к просчитанному риску, азартен, вместе с тем обладает развитым механизмом эмоционального самоконтроля.
Его общая жизненная установка очень конструктивна. Не считаясь со средствами, умеет достигать поставленной цели. Очень рационален, внутренне организован и собран. К нему вполне подходит определение: self-made man – человек, который сам себя сделал, или "герой с нуля".
Склонен к рефлексии и самоанализу. Очень энергичен, обладает повышенной работоспособностью.
Пользуется успехом у женщин всех возрастных групп и социальных прослоек.
Обладает даром убеждения. В спорах красноречив, логичен, уверен и внешне искренен. Собственную точку зрения готов отстаивать до конца. В последующем может быть использован в качестве агента-вербовщика.
Выявленные недостатки: излишне самоуверен, болезненно переносит критические замечания в свой адрес.
Эгоистичен до крайности, злопамятен, коварен и безжалостен в актах мести.
Гедонист, любит всякого рода излишества, склонен к избыточным удовольствиям. Вместе с тем ярый противник алкоголя и табакокурения.
Неразборчив в установлении сексуальных связей с женщинами, предпочтение отдаёт младшим по возрасту. В отношениях с ними деспотичен. Возможно, это вызвано тем, что в детстве он был лишен в необходимой мере материнской ласки".
Глава четвертая.
На прямой линии с президентом
В феврале 1974 года Огородник был отозван в Москву и зачислен в штат Управления общих международных проблем Министерства иностранных дел СССР.
Назначению немало способствовал и факт многолетнего секретного сотрудничества "Стахановца"с Комитетом госбезопасности, который стремился иметь свои глаза и уши в элитном подразделении МИДа. Туда стекалась информация со всех концов света, так как каждый советский посол ежегодно представлял в министерство отчёт, в котором не только подвергал анализу политическую ситуацию в стране пребывания, но и излагал планируемые мероприятия по улучшению отношений с данным конкретным государством.
Таким образом, ЦРУ с помощью "Тригона",а КГБ с подачи "Стахановца"имели возможность видеть мир точно таким, каким его видело высшее руководство СССР…
В Москве "Тригон"-"Стахановец"принялся за работу засучив рукава. Он перефотографировал и передал в Лэнгли тысячи дипломатических телеграмм, включая секретные депеши, составленные советским послом в Вашингтоне Анатолием Добрыниным и Олегом Трояновским, постоянным представителем Советского Союза при Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке.
Двойной агент сообщал своим операторам из КГБ и ЦРУ, какие конкретно указания давал Кремль Анатолию Добрынину по поводу его поведения в ООН, и какова должна быть его позиция на переговорах об ограничении вооружений, и даже о том, до каких пределов СССР может уступить на переговорах об ОСВ-1.
Кроме того, "Тригон"-"Стахановец"передал в штаб-квартиру ЦРУ подробную информацию о нежелании советского правительства участвовать в военном противостоянии между группировками различной политической ориентации в Анголе…
Не редкостью было и появление на рабочем столе двойного агента докладов о состоянии советской экономики. Неудивительно, что совершенно секретные сведения о быстро сокращающихся запасах нефти на месторождениях в Волжско-Уральском регионе стали достоянием КГБ и ЦРУ.
В первой инстанции они вызвали недоумение и обеспокоенность. После чего по инициативе председателя КГБ Юрия Андропова было созвано заседание Политбюро, на котором обсуждались меры по улучшению обстановки в указанном регионе.
Достигнув другого полушария, та же самая информация отчасти спровоцировала "энергетический кризис" и повышение цен на бензин в середине 70-х годов…
На правах будущего зятя Огородник регулярно участвовал в застольях, устраиваемых в хлебосольном доме секретаря ЦК КПСС Константина Русакова, где часто присутствовали не только партийные бонзы со Старой площади, но также руководители союзных министерств и даже генералы из центрального аппарата Лубянки.
Из отдельных неосторожных высказываний сановных гостей, свидетелем которых зачастую был Огородник, ему несложно было делать далеко идущие выводы.
Обо всём подслушанном в доме будущего тестя "Тригон"-"Стахановец"незамедлительно, но весьма дифференцированно информировал своих работодателей в Лэнгли и на Лубянке.
Так, он представил им подробную справку о нарастающих разногласиях между генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым и председателем Совмина Алексеем Косыгиным по поводу отношений СССР с США.
Юрий Андропов не в силах предложить какой-либо более или менее приемлемый компромисс, чтобы погасить разраставшийся конфликт между двумя первыми лицами партии и государства, просто принял информацию "Стахановца"к сведению.
Администрация президента Никсона мгновенно отреагировала на поступившую от "Тригона"информацию и по согласованию с премьер-министром Канады Пьером Трюдо немедленно направила Косыгину приглашение посетить Соединенные Штаты и Канаду осенью 1974 года…
Для ЦРУ материалы, поступавшие от "Тригона", представляли такую ценность, что руководство Управления ввело специальную систему их распространения, строго обозначив и постоянно держа под контролем круг лиц, которые имели к ним доступ.
Со всеми донесениями агента работали только кадровые офицеры-переводчики Управления. Дипломатические сообщения, переданные "Тригоном",переводились на английский язык дословно, без всякого редактирования и правки, а затем печатались на бумаге с синим окаймлением, получив кодовое название "синеполосные доклады".
Специальные курьеры доставляли их непосредственно президенту США Ричарду Никсону и его помощнику по национальной безопасности Генри Киссинджеру.
Лишь после этого "синеполосные доклады" попадали в Государственный департамент и Совет национальной безопасности.
За всю историю вербовочной деятельности ЦРУ такой чести были удостоены лишь материалы, поступавшие от "кротов" из ГРУ, полковника Олега Пеньковского и генерала Дмитрия Полякова…
* * *
В дом вельможного партийного функционера Огородник попал, обучаясь на последнем курсе переводческого факультета Московского госпединститута иностранных языков им. Мориса Тореза (МГПИИЯ).
В конце 60-х годов отпрыски кремлёвских небожителей обучались преимущественно в Московском государственном институте международных отношений (МГИМО). Во время устраиваемых "капустников" и вечеров отдыха там собиралась вся "золотая молодёжь" столицы.
Специально для таких великосветских тусовок в буфет института из Елисеевского гастронома завозились всевозможные отечественные деликатесы в виде осетровых балыков, крабов, чёрной и красной икры, изысканные сухие вина, импортное пиво, а также "колониальные товары" – бананы, ананасы, манго, киви.
Всё это делалось по распоряжению ректората и парткома в рамках программы производственного обучения. Наставники будущих советских дипломатов были убеждены, что именно таким образом должна проводиться подготовка их адептов к участию в предстоящих дипломатических раутах на высшем уровне.
Советский дипломат, считало руководство института, находясь на приёме у английской королевы, не должен мучиться вопросом, в какой руке ему держать вилку, если котлету по-киевски он уже держит в правой…
Именно для того, чтобы избежать в будущем подобных промахов, в институте и проводились фуршеты с разносолами и лёгкой выпивкой.
Александр Огородник, простолюдин из украинской глубинки, не упускал ни одной возможности побывать на вечерах отдыха и "капустниках", где тусовались без пяти минут дипломаты. Там он мог на короткий миг обмануть себя иллюзорной идеей принадлежности к элите, хоть ненадолго почувствовать себя причастным к касте избранных и хоть одной ноздрей, вдохнуть дурманящий аромат той, недоступной ему ввиду рабоче-крестьянского происхождения, жизни, которую вели его сверстники, сынки и дочки родителей всесоюзного значения…
На одном из "капустников" он познакомился с сыном Константина Русакова, Игорем, который и ввёл его в дом своего отца.
Особенно они сблизились после возвращения "друга Саши" из Колумбии, потому что кураторы из Лэнгли и с Лубянки всячески поощряли посещения "Тригоном"-"Стахановцем"дома секретаря ЦК КПСС Русакова…
Глава пятая.
Губят агентов не деньги, губят их тайники
Весь постколумбийский период своей дважды тайной жизни "Тригон"-"Стахановец"работал в поте лица своего, что называется, на два фронта.
Им были пересняты и переправлены за океан тысячи секретных документов, касающихся магистральных направлений советской внешней политики. Предпочтение, разумеется, отдавалось материалам, в которых излагалась тактика и стратегия СССР в отношении США и их союзников.
"Тригона"-"Стахановца"хватало на всё, и он с неослабевающим вниманием следил за развитием взаимоотношений СССР со странами – участницами Варшавского договора и за планированием и разработкой внешнеполитических акций СССР в отношении так "полюбившейся" ему Латинской Америки.
Энергии агенту не занимать, поэтому он по традиции продолжал держать под контролем и поведение своих мидовских коллег, чему особо был рад его новый куратор из Комитета, полковник Н.
Сотни, тысячи километров "Тригон"накручивал на своей белой "Волге", гоняя по Москве, чтобы заложить или изъять десятки тайников.
Сокольнический, Филёвский, Измайловский парки – места, где он обычно оставлял и забирал контейнеры, камуфлируемые его американскими операторами под бросовые предметы: булыжники, искорёженные консервные банки, обрезки металлических труб.
В одних он отправлял добытые стратегические секреты, из других получал инструкции, специальную экипировку и деньги, деньги, деньги… Хотя, справедливости ради следует сказать, что они никогда для него не были фетишем.
Александр Огородник, будучи весьма прагматичным человеком, всегда отдавал себе отчёт в том, что много денег приносят много счастья только в странах с иным, чем в СССР, социальным укладом.
Он знал, что в Советском Союзе много счастья и много денег приносят высокие звания и глубокие кресла в кремлёвских или мидовских кабинетах. Ему же, человеку маленькому, оставалось одно: добывать большие деньги за чертой закона, лелея надежду, что когда-нибудь, женившись на племяннице Гришина, он станет полноправным членом элитного клуба советского истэблишмента и сможет не таясь, в открытую, тратить добытые деньги. Но когда ещё это сбудется, да и сбудется ли вообще… Ну а раз так, то все усилия надо сосредоточить на добывании денег, денег и ещё раз денег.
Впрочем, в глубине души Огородник надеялся, что когда-нибудь, поднакопив деньжат, он сумеет убедить своих кураторов из Лэнгли не пролонгировать контракт. Почему бы и нет? Он же, в конце концов, – не perpetuum mobile, вечный двигатель!
* * *
К середине 1975 года Второй главк (контрразведка Союза) был обеспокоен докладами, поступавшими из зарубежных резидентур: ещё не накрыт стол, за которым будет проводить переговоры Андрей Громыко, а противоположной стороне уже известно, до каких пределов СССР готов идти на компромисс и делать уступки.
Дряхлеющий советский ареопаг – Политбюро – ещё только обсуждает в келейной обстановке очередные инициативы Советского Союза на международной арене, а правительства западных стран уже заготовили с десяток ответных вариантов, способных заблокировать или помешать их реализации…
Контрразведчики предпринимали титанические усилия, чтобы отыскать этот таинственный источник утечки на Запад совершенно секретной информации государственного значения. В том, что он существует и активно действует, сомнений у руководства КГБ не было. Вопрос вопросов – где его искать?!
В результате скрупулёзного анализа стало ясно, что сведения, составляющие государственную тайну, утекают к идеологическим противникам не из советских дипломатических представительств за рубежом, сколь значимы бы они ни были, а из центрального аппарата МИД СССР, из Москвы. Но и там отыскать шпиона – всё равно, что иголку в стоге сена…