13. В НАПРЯЖЁННОМ ОЖИДАНИИ
В первых числах января 1945 года мы перелетели на новый аэродром, на западном берегу Вислы, в районе, занятом советскими войсками.
Утром 13 января командир собрал весь личный состав части. Нам зачитали специальный приказ Военного совета фронта.
Приказ заканчивался вдохновенными словами:
"За нашу советскую Родину, за наш героический народ, за нашего любимого Сталина вперёд, боевые товарищи!"
Мы с нетерпением ждали начала боевых действий войск фронта. Но нас беспокоила нелётная погода.
Вечером мы узнали, что войска 1-го Украинского фронта уже перешли в наступление. Настали дни великого похода Советской Армии на фашистскую Германию.
Утром 14 января я проснулся, по привычке, очень рано. Раздавались звуки артиллерийской стрельбы - наши войска начали артиллерийскую подготовку.
Вскочил и бросился к окошку: идёт густой мокрый снег. Посмотрел на Куманичкина, он - на меня.
- Наконец началось, Ваня! Но погода не даст нам сегодня летать. Неужели войска пойдут в наступление без авиации?
Куманичкин, Титаренко и я помчались на аэродром, на КП. Там мы узнали, что главная ударная группа войск нашего фронта начала наступление без авиации. Войска нашего фронта наносят фашистам рассекающий удар. Как важно сейчас помочь наземным частям ударами с воздуха! Но метеорологи "погоды не дают". Сидим в своих самолётах в полной боевой готовности, но приказа о вылете нет. Просидели в машинах до вечера. Напряжение было так велико, что не ощущали ни холода, ни усталости.
Советская Армия почти одновременно перешла в наступление на огромном участке фронта. Кроме 1-гo Украинского и 1-го Белорусского, наступают 2-й и 3-й Белорусские фронты и 4-й Украинский фронт - в районе Карпат.
Утром 15 января мы узнаём, что главная полоса вражеской обороны прорвана и войска 1-го Белорусского фронта продвинулись на двенадцать-восемнадцать километров в глубь территории врага.
Днём вылетаем в сложных метеорологических условиях на боевое задание. Отчётливо вижу, что происходит на земле. Могучей лавиной движутся советские танки, пехота, мощно бьёт артиллерия… Как часто в последние дни мы пролетали над этим участком, и никто из нас не заметил сосредоточения такого огромного количества войск! Наша техника только сейчас, как говорят, обнаружила себя, появившись словно из-под земли.
Мы не встретили в воздухе ни единого вражеского самолёта.
К концу дня сопротивление врага на нашем участке было подавлено.
Мы, лётчики, восторгались мастерством наших танкистов, артиллеристов, пехотинцев.
Какой сокрушающий удар нанесли они за два дня наступательных боёв даже без поддержки авиации!
Советская Армия наступала одновременно на всём протяжении советско-германского фронта, лишив врага возможности перебрасывать резервы с одного участка фронта на другой.
14. НАД ВРАЖЕСКОЙ ЗЕМЛЁЙ
16 и 17 января советская авиация активно взаимодействовала с наземными частями и наносила противнику массированные удары. Наступление развивалось с неслыханной стремительностью. Уже 17 января нашими войсками была освобождена столица Польши - Варшава.
К 25 января советские войска подошли к государственной границе Германии.
Следуя за войсками нашего фронта, перелетаем в Сохачев, в Иноврацлав, а затем в район Познани. Техники, а с ними и всё наше "хозяйство" - Зорька, Джек и Кнопка - остались в Иноврацлаве. На новом аэродроме нас должны были обслуживать техники из передовой группы.
Наш аэродром находился невдалеке от бывшего имения Фокке-Вульфа, фашиста-авиаконструктора. Нас разместили в его усадьбе.
Мы долго смотрели на громадный завод, стоявший невдалеке от имения и ещё недавно выпускавший самолёты. Он был выведен из строя.
- Вот где "фоккеры" пеклись! - говорили лётчики.
Перед глазами встало недавнее прошлое: группа "фокке-вульфов", тяжело покачиваясь, летит бомбить наши мирные города и сёла… Вспомнился новый, светлозелёный "фокке-вульф", которого я сбил южнее Харькова…
Чем ближе был конец, тем ожесточённее сопротивлялся враг. Он стягивал к Одеру, к Берлину наиболее боеспособные войска. Гитлеровское командование, не останавливаясь перед тем, чтобы открыть дорогу англо-американским войскам, спешно перебрасывало дивизии, воздушные эскадры с Западного фронта.
Облачность была до земли, и наш полк несколько дней не мог действовать активно. Промежуточных аэродромов до Одера не было.
Весь правый берег Одера в полосе наступления фронта был очищен от врага. Войска нашего фронта форсировали Одер севернее и южнее Кюстрина и взяли эту крепость с ходу. По западному берегу Одера проходил седьмой, последний оборонительный рубеж перед Берлином.
Шла подготовка к решительному удару на Берлин.
Весна задерживала наш перелёт к Одеру.
Никогда ещё я не испытывал такого нетерпения.
Однажды на аэродроме неожиданно приземлился наш "Ли-2". Дверь самолёта открылась, и на землю соскочил Фомин, за ним Хайт с Джеком на руках. Зорьки не было.
Нашего медвежонка случайно убили. Он скучал без нас, с техниками не мог сдружиться, ходил как потерянный, почти не ел. Мимо аэродрома двигались наземные части. Однажды Зорька вышла к дороге. Автоматчики подумали, что медведь дикий, и пристрелили её. Когда подошли ближе и увидели на Зорьке ошейник, поняли, что медведь ручной. Прибежали к техникам извиняться, да дела уже не поправишь.
Жаль было медвежонка - сколько было связано с ним весёлых, бездумных минут в нашей тревожной жизни!
Неожиданно мы получили приказ: вылетать на прифронтовой аэродром, к Одеру.
На новом аэродроме - он расположен в шести километрах от линии фронта и в семидесяти километрах от Берлина - мы начали активные действия. Вылетали "по-зрячему", увидев противника с аэродрома. Результаты сказывались: фашисты опасались залетать к нашим переправам на Одере.
Противник отказался от использования "Ю-87" на этом участке фронта. Он предпочитал действовать большими группами "фоккеров": сбросив бомбы, они становились истребителями, выполняя, таким образом, роль и штурмовиков и истребителей. Шло расширение и укрепление плацдарма, захваченного советскими войсками на западном берегу Одера. Река в этом месте широка и глубока, к тому же начался ледоход. Но ничто не могло остановить наступательный порыв советских войск.
…10 февраля 1945 года мы возвращались с "охоты" без добычи. Я расстроен, однако опыт научил меня не терять надежды до тех пор, пока не приземлюсь.
Подлетая к аэродрому, я услышал по радио свои позывные. Командир полка сообщил: над аэродромом два самолёта противника. Оглянулся и увидел два новых, блестящих "Фокке-Вульфа". С ходу зашёл одному в хвост. "Ну, - думаю, - тебе не уйти!" Второй поспешил скрыться в облаках. Медлить нельзя. Открыл огонь. На вражеском самолёте, очевидно, загорелось масло - он с белым "шлейфом" пошёл к земле. Но фашист снова стал набирать высоту - он, видимо, рассчитывал дотянуть до своей территории. Линия фронта близко. Тогда я второй очередью зажёг мотор "фоккера". Фашист выбросился с парашютом и, опустившись в нескольких метрах от нашего аэродрома, попытался убежать в лес. Но это ему не удалось. Фашистского лётчика привели на командный пункт. Начали допрашивать. Он оказался сыном какого-то барона. Подлетая к нашему аэродрому, он был уверен, что безнаказанно собьёт наш самолёт и уйдёт. Рассказывая всё это, он дрожал, заискивающе поглядывал на. меня и вдруг с ужимкой протянул мне руку. Я почувствовал такое отвращение, что повернулся к нему спиной и ушёл.
Его "фокке-вульф" был пятидесятый сбитый мною самолёт.
15. ШЕСТЁРКА ПРОТИВ ТРИДЦАТИ
Продолжаем полёты на "охоту" в район Берлина. Всеми владеет одно горячее желание, одна мысль: скорее разгромить врага в его же логове!
Над Берлином, над его дальними подступами всё время висят вражеские истребители. Издали сверху видны очертания огромного города. Вспоминаю всё, что читал о нём, что слышал. Вот он, город, в котором рождались фашистские планы порабощения нашей страны, вот оно, логово врага!
12 февраля в паре с лётчиком Громаковским я вылетел в район нашего плацдарма на западном берегу Одера. Плацдарм, занятый советскими войсками на Берлинском направлении, был у фашистов бельмом на глазу. Они пытались наносить по нему удары с воздуха. Тактику они избрали "воровскую" - старались напасть внезапно, бомбардировать, выскакивая из облаков в просветы и уходя обратно в облака. Но эту хитрость мы уже хорошо знали.
С нами в воздух поднялись Куманичкин в паре с Крамаренко и Орлов с ведомым Стеценко. Погода стояла плохая, лишь в просветах виднелось ясное синее небо. Каждая пара искала врага в разных районах, поддерживая связь по радио. На земле было условлено передавать друг другу о том, где и кто увидит противника. Я, как всегда в таких метеорологических условиях, применил бреющий полёт.
Вижу - невдалеке от линии фронта из-под нижней кромки облаков вываливается около тридцати "фокке-вульфов". Они, очевидно, намеревались бомбить войска. В таких случаях я привык драться с любым количеством самолётов противника. Фашисты перестраивались, готовясь нанести удар. Я знал по опыту, что когда они построятся, ошеломить их будет труднее. Сейчас всё их внимание было направлено на построение боевого порядка.
Передал по радио второй и третьей парам:
- Нахожусь в шестом квадрате, все ко мне!
И сразу же подал команду Громаковскому:
- Прикрой, атакую!
Прижимаясь к земле, иду на сближение с противником. Под прикрытием Громаковского с ходу, снизу, врезаюсь во вражеский строй. С дистанции в сто метров выпускаю три очереди в "брюхо" "фокке-вульфа". Вырвалось пламя - горящий самолёт рухнул на землю.
В это время на меня сверху, сзади, зашёл вражеский самолёт. Но Громаковский во время заметил, что я в опасности. "Отвернув" вправо, он дал заградительную очередь и, поймав вражеский самолёт в прицел, сбил его.
Обстановка остаётся напряжённой. Вдруг внизу, рядом со мной, Куманичкин. Боевой друг подоспел во время. На душе стало веселее.
- Саша, бей их! - кричу я.
Вот он в паре с Крамаренко идёт на сближение с вражеской девяткой, на высоте ста пятидесяти - двухсот метров внезапно атакует ведущего и с первой же очереди сбивает его.
- Молодец, Куманичкин!
Чувство у меня такое, какое бывает во время прикрытия наших наземных войск: большое чувство ответственности за свои действия.
Вражеские лётчики - в растерянности. Одни уходят в облака, другие поворачивают на запад. Наша атака настолько стремительна, мы действуем с такой быстротой, что фашистам, вероятно, кажется, будто их атакует большая группа самолётов.
Вот и Орлов подлетает. Под прикрытием Стеценко он атакует вражеский самолёт и сбивает его с короткой дистанции. Но и сам попадает под удар. Орлов сбит.
Мы с удвоенной яростью продолжаем атаковать уходящего врага. Под прикрытием Громаковского атакую сверху последний "фокке-вульф", который пытается скрыться в облаках. Фашист, чтобы облегчить самолёт, сбрасывает бомбы даже на свою территорию. Быстро настигаю его - дистанция подходящая. Открываю огонь. Гитлеровец врезался в землю.
"Вот тебе, собака, за Орлова!"
Попытка противника по-воровски напасть с воздуха на район, занятый нашими войсками, провалилась.
Время истекло. Возвращаемся домой.
Подлетаем к линии фронта. Сейчас противник откроет огонь с земли из всех видов оружия - летим на бреющем. Подаю команду:
- Делаем противозенитный манёвр!
В самом деле, со всех сторон нас начали осыпать трассы зенитного огня. Снаряд пробил мне плоскость и радиомачту. Но мы, искусно маневрируя, благополучно ушли домой. В этом бою наша группа сбила восемь самолётов противника: одного сбил Куманичкин, одного - наш погибший боевой товарищ Орлов, одного - Стеценко, двух - мой напарник Громаковский, трёх - я.
В напряжённом воздушном бою с противником, который в пять раз превышал нас численностью, мы с успехом использовали весь свой опыт.
Когда я докладывал командиру о воздушном бое нашей шестёрки с тридцатью "фокке-вульфами", на КП приняли радиограмму от командующего наземной армией. Оказывается, он наблюдал за тем, как мы вшестером вели бой против тридцати "фокке-вульфов". Наши пехотинцы видели, как фашистские лётчики сбросили бомбы на свои же войска, как были сбиты восемь вражеских машин.
Командующий прислал на имя нашего командира благодарность за помощь, оказанную лётчиками.
Нет большей похвалы для боевого лётчика-истребителя, чем похвала пехотинцев, наблюдавших за ходом его воздушного боя. Это высокая оценка.
Наш бой подробно разобрали и обсудили. Было сделано много полезных выводов, извлечено много важных уроков.
16. ВОЙ С ФАШИСТСКИМ РЕАКТИВНЫМ САМОЛЁТОМ
23 февраля 1945 года, в день двадцать седьмой годовщины Советской Армии, мы собрались на аэродроме и в приподнятом, боевом настроении слушали приказ Верховного Главнокомандующего.
Сколько памятного связано у меня с этим торжественным днём! Я вспомнил, как слушал приказ товарища Сталина на тыловом аэродроме в Средней Азии 23 февраля 1942 года. В ту тяжёлую пору на протяжении огромного фронта от Северного Ледовитого океана до Чёрного моря наша армия вела ожесточённые бои, чтобы, измотав немецко-фашистские войска, изгнать их из пределов нашей Родины. Теперь Советская Армия не только освободила родную землю, но и перенесла войну на территорию фашистской Германии.
Настали долгожданные дни!
Но окончательная победа сама собой не приходит. И мы это хорошо знали. Фашисты бросали в бой все сохранившиеся резервы. Они пытались "напугать" нас, лихорадочно старались применить новую технику, в частности самолёты с реактивными двигателями.
После встречи командира полка с двумя вражескими реактивными истребителями никто из нас больше их не видел. Встречали их ещё лётчики из соседних частей. На нашем фронте эти самолёты появлялись только в одиночку, ограничиваясь атакой на повышенной скорости. Но в бой, как правило, они не вступали, предпочитая действовать "из-за угла".
И вот мне довелось встретиться с вражеским реактивным самолётом.
24 февраля я вылетел в паре с Титоренко на свободную "охоту".
Внимательно слежу за воздухом. Вижу, из-за дымки на высоте трёх тысяч пятисот метров внезапно появляется самолёт. Не замечая нас, он идёт вдоль Одера на скорости, предельной для наших "Лавочкиных". Всматриваюсь: это безусловно реактивный самолёт. Быстро разворачиваюсь, даю мотору полный газ и начинаю его преследовать. Лётчик-фашист, очевидно, и не смотрел назад, надеясь на большую скорость своего самолёта. Я опасаюсь, что, заметив нас, он, по обыкновению, уйдёт. "Выжимаю" из машины максимальную скорость, стараясь сократить расстояние и подойти под вражеский самолёт.
Мой товарищ не отстаёт от меня. Зная его горячность, предупреждаю, чтобы он не терял хладнокровия, не начинал действовать без моей команды.
Хочется подробно, поближе рассмотреть реактивный самолёт и, если удастся, открыть по нему огонь.
Снижаюсь и подхожу под вражеский самолёт со стороны хвоста на расстоянии двухсот метров. Удачный манёвр, быстрота действий и скорость - всё это позволило мне приблизиться к реактивному самолёту.
И вдруг в него полетели трассы - Титоренко не выдержал! Я был уверен, что "старик" испортил план моих действий, и в душе нещадно ругал его. Но, оказывается, его трассы неожиданно улучшили моё положение. Самолёт врага стал разворачиваться влево, в мою сторону, и на мгновение подставил мне свою "спину". В этот миг, развив предельную скорость, которую только может дать мой самолёт, я сблизился с врагом.
Вот уже нас отделяет совсем короткая дистанция. С волнением открываю огонь. Реактивный самолёт, разваливаясь на части, стремительно падает вниз, на территорию врага.
Через несколько дней собралась фронтовая конференция. Было приглашено несколько лётчиков нашей части, в том числе Титоренко и я. В своём сообщении я постарался проанализировать и проведённый нами бой с реактивным самолётом и всё, что мне было известно о тактике действий новых вражеских самолётов. На конференции выступили лётчики из других частей и рассказали о единичных встречах с вражескими реактивными самолётами.
Мы убедились, что реактивные самолёты противника недалеко ушли от поршневых, что, наскоро изготовляя их, фашисты пустились на очередную авантюру. Рассчитывая главным образом на психологическое воздействие, они выпускали самолёты с реактивными двигателями и пытались применить их, совершенно не освоив.
Гитлеровские лётчики боялись летать на этих машинах, не решались выполнять на них фигуры пилотажа. Их "мастерство" ограничивалось полётами по прямой, небольшим снижением и "горкой". Их реактивные самолёты не были маневренны, боеспособны, они имели чисто показной характер.
Русские учёные Жуковский и Циолковский первые в мире создали теорию реактивного движения. По указанию великого Сталина, советские конструкторы и инженеры первые создали сверхскоростные машины. Переход к реактивной технике, к её освоению совершался у нас последовательно. Подлинное новаторство и тщательная подготовка позволили советским лётчикам овладеть сложнейшей техникой. Они первые в мире выполнили высший пилотаж на реактивных самолётах. Только лётчики сталинской авиации смогли освоить групповой пилотаж на сверхскоростных машинах.
Забегая вперёд, скажу, что командир нашей части Чупиков оказался в рядах первых лётчиков, которые освоили групповой пилотаж на реактивных самолётах.
17. В ВЕЛИКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ ЗА РОДИНУ ЗА СТАЛИНА!
Великая Отечественная война с немецко-фашистскими оккупантами победоносно завершалась.
Наши войска сосредотачивались для штурма Берлина. Незаметно для нас готовилось решительное наступление Советской Армии на столицу фашистской Германии.
От Одера до Берлина протянулись оборонительные сооружения. Фашисты использовали для обороны все естественные рубежи и населённые пункты. На подступах к Берлину созданы были три линии обороны. Сам город делился на секторы обороны - враг рассчитывал затянуть сражение.
Наш полк, как и десятки других авиационных полков, находился в полной боевой готовности.
Наступление советских войск на Берлин началось неожиданно, как неожиданно, всего лишь три месяца назад, начался прорыв висленского рубежа.
16 апреля всех нас разбудил оглушительный шум: волнами шли наши ночные бомбардировщики. Земля содрогнулась, загудела.
- Артиллерийская подготовка, друзья! - крикнул кто-то.
Мы бросились к автомашинам, на бегу застёгивая гимнастёрки. На аэродроме собираемся у командного пункта. Нам сообщают, что войска фронта пошли в решительное наступление на Берлин. Боевое воодушевление охватывает нас.
Ничто нельзя сравнить с тем, что мы видели и пережили перед рассветом 16 апреля 1945 года.
До малейших подробностей помню то утро. Тёмное небо в бесчисленных светящихся трассах, мощный гул наших авиационных моторов, раскаты от бомбовых ударов самолётов, непрерывный грохот нашей артиллерии. Лавина огня и металла обрушилась на противника.
Началось последнее, решительное сражение…