В зале зааплодировали, и мне опять стало неловко.
Я был принят единогласно. Секретарь райкома сказал мне:
- Будьте же достойны нашего комсомола!
И я понял, что только сейчас вступил в пору сознательной жизни…
5. УЧЕБНЫЙ ГОД
Требования в техникуме к нам большие. Несколько студентов были исключены за неуспеваемость. Перед экзаменами я очень волновался - вдруг провалюсь! - но сдал все предметы на "отлично" и "хорошо".
Ребята стали разъезжаться на каникулы. Собрался и я в деревню, но меня вызвал к себе председатель профкома:
- За отличную учёбу и активную работу в комсомоле ты премируешься путёвкой в дом отдыха в Новгород-Северский. Поезжай, отдохни.
Вошёл Мацуй, озабоченно посмотрел на меня и сказал:
- Ты даже похудел за время экзаменов. Поправляйся, людей посмотри, себя покажи.
Путёвки получили ещё несколько студентов-отличников, и мы дружной, весёлой компанией поехали отдыхать. Чудесные две недели провели мы в небольшом доме отдыха на высоком берегу Десны, в вековом парке, возле старинного монастыря - исторического музея.
Для меня это был не только отдых. В эти дни я многое узнал из истории Родины. В Шостку мы вернулись загорелые, полные сил и энергии, новых впечатлений.
На втором курсе в начале года меня перевели на механическое отделение. Я увлёкся черчением. Оно давалось мне легко. Привык к точному измерению деталей, аккуратности, приобрёл навыки, которые потом, когда я стал изучать самолёт, мне очень пригодились.
Заниматься в техникуме становилось всё труднее и всё интереснее. Может быть, оттого, что я уже привык работать систематически и, следуя советам Мацуя, тщательно планировал свой день, свободное время оставалось. Я даже успевал ходить в городскую библиотеку и там дополнительно читать техническую литературу.
Торжественно отпраздновав двадцатую годовщину Октября, начали готовиться к 12 декабря - дню выборов в Верховный Совет СССР. У нас в техникуме избирательный участок. Оформляю его лозунгами и плакатами. Но очень обидно, что я ещё не буду участвовать в выборах: мне нет восемнадцати лет.
Миновал праздничный день 12 декабря. Наступили будни. Потекла размеренная жизнь от зачёта к зачёту. Незаметно подошла весна, а с ней и переводные экзамены.
6. НОВОЕ УВЛЕЧЕНИЕ
В воскресенье утром, как всегда, я до завтрака занимался гимнастикой в спортивном зале. Вошли два студента с третьего курса. На них были новые военные гимнастёрки и до блеска начищенные сапоги. Ребята держались независимо и молодцевато.
- Что за маскарад у вас, товарищи? - спросил я.
- Маскарад?! Мы учимся в аэроклубе, и нам выдали форму.
Я застыл на турнике.
- А как вы туда попали?
- Очень просто: взяли в комитете комсомола характеристики, написали заявления, и нас приняли. Сейчас заканчиваем изучение материальной части самолёта и теории авиации. Скоро выйдем на аэродром. Пока тренируемся на батуте.
- Что такое батут?
- Сетка для тренировки вестибулярного аппарата.
Я ничего не понял. Спрашивать было как-то неловко, но я всё же решился:
- А это интересно?
- Он ещё спрашивает!.. Но летать не все могут. Говорят, неспособных будут отчислять из аэроклуба, чтобы зря на них бензин не тратить.
- Как вы успеваете и в техникуме и в аэроклубе?
- Так и успеваем. В аэроклубе есть ребята и с завода. Учатся без отрыва от производства.
- Ну, кончите аэроклуб… а дальше что? - допытывался я.
- Потом пойдём в лётное военное училище… если, конечно, все испытания сдадим и по здоровью подойдём.
Они стали упражняться на кольцах, а я сидел на турнике и думал: "Вот это здорово - лётчиками станут!"
Один из аэроклубовцев, ловко подтягиваясь на кольцах, заметил:
- Нас инструктор по парашютному делу каждый день заставляет физкультурой заниматься. Говорит: лётчик должен быть хорошим спортсменом.
- Ну, этого-то я не боюсь!
- Что, тоже захотел в аэроклуб поступать?
- Не знаю ещё, - ответил я.
Но у меня уже созрело твёрдое решение при первой возможности поступить в аэроклуб.
Начались экзамены, и думать об аэроклубе было некогда. Экзамены сдал хорошо, перешёл на третий курс, и меня опять отправили на отдых в Новгород-Северский.
Беззаботно и весело бежали дни. Но нашу спокойную жизнь всколыхнуло сообщение в газетах: 29 июля японские войска нарушили советскую границу в районе озера Хасан и атаковали высоту Безымянную, советские пограничники Вступили в бой с японскими захватчиками; 31 июля японцам удалось захватить высоты Безымянную и Заозёрную.
6 августа началось наше наступление. Как волновали сообщения с далёкой восточной границы нашей Родины!
Замечательна была доблесть наших артиллеристов, танкистов, пехотинцев, но почему-то я был особенно захвачен сообщениями о действиях советских лётчиков. Там, в районе Хасана, стояла дождливая погода, ни один вражеский самолёт не осмелился подняться в воздух из-за тумана, а наши самолёты непрерывно появлялись над сопками, занятыми японцами.
В эти дни я прочитал книгу Валерия Павловича Чкалова о перелёте через Северный полюс. Замечательный облик великого лётчика-патриота, подвиг советских авиаторов, совершённый ими во славу Родины, заставили меня ещё больше, ещё глубже заинтересоваться авиацией.
7. ЗАЧИСЛЕН В АЭРОКЛУБ
Наступала осень, и началась напряжённая учёба на третьем курсе.
Однажды я снова встретил знакомых аэроклубовцев, и они рассказали, что уже закончили лётную практику и ждут приезда комиссии, а пока продолжают учиться в техникуме.
- А приёма в аэроклуб уже нет?
- Занятия начались, но если подашь сейчас заявление, может быть и примут.
Возможность попасть в военное училище, будущее военного лётчика были заманчивы. Но я боялся сорвать учёбу на третьем, очень трудном курсе, поступив в аэроклуб.
Решил посоветоваться с Мацуем и пошёл в комитет комсомола. Наш секретарь был чем-то занят, и я, присев у стола, ждал, когда он освободится. Мацуй часто кашлял и, видимо, перебарывал недомогание.
Отложив бумаги, он провёл рукой по лбу:
- Ну, Иван, рассказывай, зачем пришёл.
- Есть у меня одна мечта… У нас двое ребят аэроклуб кончили…
- Да, знаю. Они уже летают. Молодцы! Им нелегко было совместить учёбу в техникуме и в аэроклубе, упорства для этого много надо. И ты хочешь?
- Очень. Но, знаешь, я поздно собрался. Говорят, там давно начались занятия.
- А ты сходи, узнай. Мне тоже хотелось заняться лётным делом, да вот здоровье подкачало, врачи не пропустили. Если хочешь знать моё мнение, то я советую: поступай. Только не запускай занятий в техникуме. Справишься, если будешь умело время планировать. А трудностей не бойся. Помнишь боевой клич девятого съезда комсомола: "Комсомольцы, на самолёт!" Действуй, Иван!
На следующий день я отправился в аэроклуб. Там мне сказали, что заявление и документы подать ещё можно, что меня примут и если я сумею догнать учлётов и сдать наравне с ними все экзамены по теории, то буду допущен к лётной практике. Условия были нелёгкие, но я радостно возвращался в техникум. Все трудности казались мне преодолимыми.
Я подал заявление, прошёл врачебную комиссию - она признала меня годным к лётному делу. Через несколько дней я был зачислен в аэроклуб.
Итак, я учлет! Когда я узнал об этом, меня опять одолели сомнения: справлюсь ли? Мелькнула даже мысль: не отказаться ли? Но я вспомнил советы Мацуя, его слова: "Справишься, если будешь умело планировать время". Была бы задача непосильной, комитет комсомола не дал бы мне путёвку, а мой наставник и друг, наш секретарь Мацуй, не стал бы мне советовать. Так рассудив, я почувствовал уверенность в своих силах.
Ни отцу, ни братьям я не сказал о том, что буду учиться в аэроклубе: знал, что они станут меня отговаривать, к тому же не хотелось зря волновать отца. Но мне было неприятно что-либо скрывать от него, я привык рассказывать ему о всех своих делах.
В начале января я пошёл на первое занятие в аэроклуб. Впервые надел форму; чувствовал себя в ней ловко, подтянуто. Зашёл в комитет комсомола. Мацуй осмотрел меня, похлопал по плечу и тепло сказал:
- Форма тебе идёт. Желаю успеха!
8. ДРУЗЬЯ-УЧЛЁТЫ
На крыше большого красивого здания городского клуба имени Карла Маркса - парашютная вышка. Возле клуба - маленький домик. Это и есть аэроклуб.
Иду в моторный класс. Там на подставке стоят настоящий мотор, его агрегаты, детали. На стенах - чертежи и схемы. Невысокий коренастый парень сосредоточенно рассматривает детали.
Лицо у него упрямое, энергичное. Широкие насупленные брови словно нарисованы тушью.
Подхожу к нему:
- Здравствуй!
Он поднимает глаза, от улыбки лицо его сразу становится мальчишески добродушным.
- Тоже учиться?.. Я - Панченко Иван. А тебя как зовут?
- Тоже Иваном. Тёзки. Ты учишься или работаешь?
- Слесарем работаю на заводе. А ты?
- Учусь в техникуме.
- Это хорошо. Тебе, значит, легче будет догонять… Много пропустил? Не беспокойся, поможем.
В класс входят несколько ребят. Панченко говорит:
- А вот ещё комсомольцы с нашего завода. Мы все вместе работаем и вместе учимся… Ребята, знакомьтесь.
Мы гурьбой окружили мотор.
Прислушиваюсь к разговору учлётов и вновь невольно поддаюсь тревожным мыслям: удастся ли мне изучить самолёт, догнать группу?
Рядом со мной стоит Петраков - крепыш с круглой, румяной физиономией. У него такой вид, словно ему хочется спать; двигается и говорит медленно. Заявляет:
- Летать буду, а вот теорией заниматься не хочу, ну её!
Лёша Коломиец, высокий, живой, с серьёзным, открытым лицом и чёрными вдумчивыми глазами, возмущается:
- Чего ты сюда пришёл тогда, если теорией не желаешь заниматься? Сам ведь просился. Всё кричал: "Хочу летать!" Стало быть, только место занимать будешь, форму носить: "Вот, мол, какой я! Летать учусь!"
Ребята засмеялись и зашумели. Все были согласны с Коломийцем.
- Хватит спорить! Там видно будет, кто научится летать, а кто нет, - говорит Панченко, обводит широким жестом мотор, чертежи на стене и добавляет: - Скажу только одно: нужно большое упорство, чтобы освоить авиационную технику.
В этот вечер я твёрдо решил учиться лётному делу, учиться во что бы то ни стало. Правда, в этот же вечер убедился, что трудностей мне предстоит много, но это уже не смущало.
Ребята условились собраться на другой день пораньше и позаниматься со мной.
В общежитии меня уже ждали с нетерпением. Я долго рассказывал приятелям обо всём, что видел и слышал, о своих новых товарищах.
- Но смотри, ведь к дипломной готовиться надо, - предостерегали меня друзья-студенты.
- Попытаюсь справиться, - отвечал я.
И правда, совмещать было нелегко. С девяти часов до трёх - в техникуме, а после обеда - пять часов занятий в аэроклубе. Для домашней подготовки оставались поздний вечер, раннее утро и выходные дни. Я не пропустил ни одного занятия в аэроклубе, ни одной лекции в техникуме. По-прежнему много занимался спортом.
Мне и в голову не приходило тогда, какую огромную роль в моей будущей работе лётчика-истребителя сыграют занятия лёгкой атлетикой и гимнастика.
Нагнать группу мне удалось сравнительно быстро. Товарищи мне помогали - они хорошо учились. Мы стали соревноваться друг с другом.
Я очень волновался, когда, месяц спустя после поступления в аэроклуб, впервые стоял у доски. Отвечал долго - преподаватели знакомились с моими знаниями. Получил хорошую оценку и был бесконечно рад, что иду в ногу с ребятами.
9. УТРАТА.
Мне хотелось поделиться своей радостью с Мацуем. Я давно уже не видел его.
Зашёл в комитет комсомола, чтобы поговорить с ним. За столом на обычном месте Мацуя сидел член комитета.
- А где Мацуй?
- В больнице. Обострение туберкулёзного процесса.
Только сейчас я понял, как тяжело болен наш секретарь.
Несмотря на уговоры товарищей, Мацуй никогда не обращал внимания на своё здоровье. У него была большая выдержка, огромная трудоспособность, та глубокая любовь к делу, которая даёт силы. Осенью он простудился, перенёс болезнь на ногах, и это, очевидно, дало обострение туберкулёза.
В воскресенье я отправился в больницу.
Медицинская сестра сказала:
- Проходите, только не надолго. Он очень слаб. Сердится на нас, когда мы выпроваживаем его друзей, и я теперь уговариваюсь с посетителями: если войду в палату под каким-нибудь предлогом, значит пора уходить. Уж извините, но вас, ребят, много к нему ходит. В приёмный день столько набьётся, что иногда совсем не пускаем.
Она провела меня в палату.
Мацуй лежал с закрытыми глазами. Дышал тяжело и часто. Его похудевшая, пожелтевшая рука бессильно свесилась с кровати, зажав газету.
На сердце стало так тяжело, что я готов был убежать.
- Может, лучше завтра зайти? - спросил я шёпотом сестру.
Но Мацуй открыл глаза, повернул голову и увидел нас. Лицо его оживилось. Он приподнялся:
- А, пришёл! Рад тебе, давно не виделись! Что нового? Руку тебе, Иван, не жму: у меня обострение туберкулёза. Думаю, в санатории поправлюсь. Я не мнителен, но дело моё, брат, плохо… Сядь вон там на стул и рассказывай об успехах. Как дела в аэроклубе?
Я стал рассказывать. Сестра взглянула на меня и вышла. Мацуй слушал, как всегда, внимательно. Ему было приятно, что я догнал группу, и он сказал:
- Я ведь тебе говорил - трудностей бояться нельзя…
Он хотел что-то добавить, но вдруг закашлялся и долго не мог отдышаться.
Я замолчал.
- Не обращай внимания, рассказывай… Скверно, брат, болеть. Я думал - обойдётся. Врачей и товарищей не слушал… Ну, а как газета?
- Сегодня вывесили. Ничего, интересная вышла… Я как. узнал, что ты здесь, всё хотел до выходного зайти, но, понимаешь, всё некогда…
- Слышал, ребята говорили - даже в спортзал не каждый день ходишь. А это - показатель!
Вошла сестра, взяла что-то со стола и молча вышла.
Я встал:
- Извини, друг, мне пора.
Мацуй проговорил с досадой:
- Сестра хитрит и думает, что я не замечаю. - Он улыбнулся. - Только она появится - товарищи уходят. Сговор… Может, посидишь? Я не устал.
- Нет, право, спешу - дел очень много. Зайду завтра.
Он вздохнул:
- Ну, передай всем привет да спасибо, что не забываете… Так бы и пошёл сейчас с тобой… Желаю успехов!
Мне хотелось сказать Мацую что-нибудь тёплое, поблагодарить, подбодрить его, но я молчал. Только с порога крикнул:
- К твоему выздоровлению, Мацуй, постараюсь научиться летать!
Он улыбнулся и помахал мне рукой.
Прошло две недели. Поздно вечером, вернувшись из аэроклуба, я зашёл в одну из комнат - надо было дорисовать заголовок стенгазеты. Рисуя, я по привычке что-то напевал. В аудиторию вошёл мой приятель-однокурсник.
- Здравствуй, друг! - весело приветствовал я его. - Что скажешь?
Он не ответил.
Я взглянул на него, и меня поразило странное выражение его лица.
- Что с тобой?
- Давно тебя разыскиваю, Иван. Мацуй умер.
Кисть выпала у меня из руки.
- Я знал, тебе тяжело будет. Пойдём в комитет. Бюро постановило к завтрашнему утру выпустить листок, посвящённый его памяти.
…Много лет прошло с того вечера. Много замечательных людей - стойких большевиков - в тылу и на фронте помогли мне расти.
Но когда я вспоминаю юность, передо мной всегда встаёт светлый образ Мацуя - моего первого комсомольского вожака, горячего патриота, простого, хорошего человека.
10. ПЕРВЫЕ НАСТАВНИКИ
Подошла весна. Началась подготовка к экзаменам в аэроклубе. Я старательно учусь, занимаюсь упорно, с увлечением. Мне очень помогает запас знаний, полученных в техникуме.
Лекции в техникуме ещё не кончились, но уже идут зачёты, а в мае начнутся экзамены.
На дворе совсем подсохло. В аэроклубе начались занятия по парашютизму. Наш инструктор высок, ловок. Движения у него точны, быстры - ни одного лишнего. На его груди значок парашютиста с цифрой "100" - он сделал сто прыжков. Инструктор увлекательно рассказывает об истории развития парашютизма, о замечательном изобретателе Котельникове, о том, что русский человек первый в мире позаботился о сохранении жизни лётчика при аварии и создал парашют; учит, как нужно обращаться с парашютом.
Во дворе натягивается батут - сетка на прочных резиновых шнурах.
В первый по-настоящему тёплый день староста группы объявляет:
- Сегодня занятия по парашютизму будут проходить на воздухе.
Мы строем выходим во двор. Там, у батута, нас уже ждёт инструктор. Ответив на наше приветствие, он говорит:
- Сегодня начинаем подготовительную тренировку к прыжкам с парашютом. Будем тренировать вестибулярный аппарат. Я уже вам объяснил его роль. Напоминаю: он помещается в области внутреннего уха, позволяет соблюдать равновесие и определять правильное положение тела. А это для лётчика и парашютиста крайне важно. Сетка пружинит и облегчает подскоки. Сейчас я проделаю ряд упражнений.
Он легко вскакивает на батут, показывает нам различные движения, высоко подпрыгивает, переворачивается в воздухе через спину и снова становится на ноги.
С того дня я по вечерам упражнялся на батуте: хотелось научиться делать подскоки так же красиво, как делал инструктор. Вначале не получалось. Приходил домой в синяках - иногда сильно ударялся о сетку. Инструктор внимательно следил за чёткостью и правильностью наших движений.
- Помните, - часто повторял он: - во время прыжков самое важное - приземление. Учитесь поворачиваться по ветру, держать ноги вместе.
Он много, терпеливо работал с нами - работал с душой, как говорил Мацуй. Мы это чувствовали и любили его.
…В аэроклубе идут экзамены по теории авиации. Впереди самое интересное - выезд на аэродром. После экзаменов нас разделят на лётные группы и прикрепят инструкторов. Уже сейчас мы знакомимся с ними. Инструкторы заходят в классы, беседуют с нами.
Однажды, когда мы занимались в моторном классе, до нас донёсся незнакомый раскатистый бас. В аудиторию вошёл высокий, широкоплечий человек. Мы переглянулись и встали. На вид ему лет за тридцать. Походка у него чуть-чуть вразвалку, нос орлиный, с горбинкой, взгляд наблюдательный и слегка насмешливый.
Это Александр Сергеевич Кальков. Говорят, он один из лучших инструкторов, умелый и опытный учитель, требовательный и придирчивый; бывает иногда грубоват и вспыльчив, но зато хорошо летает и отлично учит. Всем учлётам хочется попасть в его группу. Вероятно, ещё и потому, что Кальков - бывший военный лётчик. Поздравив нас с окончанием теоретических занятий, инструктор сказал веско:
- Главное теперь - хорошо сдать экзамены. О каждом из вас буду судить по полётам. Предупреждаю: я требую бережного отношения к самолёту, исполнительности, внимания и аккуратности.