А между тем любые уточнения идут именно в сторону увеличения, как по потерям в войне с Гитлером, так и по итогам сталинской войны внутри страны. Лет пятнадцать назад белорусы сообщили свои потери в Отечественной войне: 2 миллиона 230 тысяч. Каждый четвертый житель республики.
Но это такая же условно приближенная цифра, как и 20 миллионов всех потерь (названные Хрущевым - против 7 миллионов, цифры, "назначенной" Сталиным), потому что сегодня историки уже приблизились к 30 миллионам. А Белоруссия, оказывается, потеряла, заплатила 4 миллиона жизней в войне с фашизмом - это уже почти каждый второй.
Так возникает цифра 110 (она уже называется) миллионов - общих прямых потерь за нашу менее чем столетнюю историю.
Куропаты и Хатынь - в одном ряду. Куропаты - это сталинские Хатыни, геноцид по-сталински. Ни один народ нашей страны, ни одна социальная группа, ни одна профессиональная категория людей и ни один возраст - даже дети сидели в лагерях, ссылались, а с 12 лет расстреливались по апрельскому указу 1935 г. - не избежали общей судьбы.
Ну, а что такое немецкие Хатыни, как не сталинские Куропаты. Ведь Куропаты (как и наши концлагеря) появились на земле раньше.
Когда мы, услышали, узнали из расследований Зенона Позняка, как "черные вороны" в 1937–1938 гг. по ночам шныряли по округе, хватали мужиков из первых попавшихся хат и везли расстреливать в Куропатский лес, мы не могли не вспомнить практику немецких карателей. И никак не могу забыть свои два недоумения, когда, во-первых, минская цензура и стоящие за ней "органы" возражали против названия повести: "Каратели". Обиделись: у нас, мол, тоже карательные организации есть. Второе недоумение: Петр Нилыч Демичев обиделся на то место в нашей с Борисом Луценко пьесе "Возвращение в Хатынь" [1977 г.], где немец-каратель ссылается на приказ ("Зачем же вы, - поучал нас идеолог, - у нас тоже приказы надо выполнять!").
Не сознавая того, они родство душ и дел учуяли - вот и на таком уровне.
Геноцид есть геноцид, по расовому ли проскрипционному списку, по классовому ли. Или просто, как в Куропатах: спущен план "по врагам народа" и его надо выполнять, а лучше перевыполнять (для себя безопасней) хоть за счет безответных мужиков - колхозников.
Война с собственным народом началась уже в 1918-м, называлась "военный коммунизм". Нэп был непродолжительной по времени, но все-таки победой народа (крестьянства, прежде всего) в схватке с безжалостной утопией. Но кажется единственной и последней победой в той куропатской войне.
На многие десятилетия над поверженным народом был установлен режим сродни военно-оккупационному. Потому что сталинские колхозы и политотделы при МТС - это не что иное, как гарнизоны. А ГУЛАГ по всей стране - чем не лагеря пленников? А суды за 20 минут опоздания над рабочими, что это, как не военный режим оккупантов?
Правда, когда пришли зарубежные оккупанты на смену внутренним, мы упрямо повторяли: "Долой гитлеровские сто граммов, да здравствует сталинский килограмм!", но те, кто получали в наших лагерях сталинскую пайку, после того, как получали немецкую, большой разницы, конечно, не замечали. Как и во всем остальном.
Чтобы победить немецких оккупантов, нам надо было хотя бы мысленно отделить своего вождя от их вождя, свои порядки от их порядков - давалось это не легко, но победы ради старались вовсю.
В том и трагизм был ситуации, что, платя огромную цену за победу над Гитлером, народ приближал и полную победу, абсолютное торжество сталинской тирании. Как самозабвенно лгали мы, партизаны, себе и несчастным бабам, колхозникам, которых фашисты жгли, убивали за помощь нам, "сталинским бандитам": зато колхозов уже не будет! И всё будет не так, как до войны!
Надо было победить Гитлера. Любой ценой, ничего другого не оставалось. Его империя, его бесчеловечный режим собирался существовать тысячу лет. Ну, а сталинизм, хочется надеяться, действительно при последнем издыхании. Важно было не отчаяться, не поддаться чувству мести за всё пережитое (многие все-таки поддались), устоять между двух тираний, оставаться человеком в бесчеловечных условиях. (Кстати, это глубинная тема всей военной прозы Василя Быкова.)
В моем родном поселке Глуша, вблизи Бобруйска, установлен памятник подвигу и жертвам земляков в Отечественной войне. Все знакомые фамилии. А в сознании рядышком такие же, тоже с окончанием на "ский": Слоевский, Витковский… Этих нет на памятной стеле, их забрали и убили в 1937–1939 гг. - почти столько же, как и немцы убили. 83 "врага народа" на заводской коллектив из 300 человек! И всего лишь за польские окончания фамилий: конечно, шпионы польской охранки, дефензивы!
Как вообще разделить-отделить: этих убил Гитлер, а этих - Сталин? Если они народ наш убивали на пару, один, ворвавшись в страну извне, другой - изнутри. Дублеры.
Совсем не натяжкой будет утверждение: каждый из них убивал и врагов другого. Сколько гитлеровской военной машине понадобилось бы усилий, времени, чтобы перемолоть 40 тысяч советских, опытных военных командиров - Сталин сделал за него эту работу накануне войны.
А уж как поспособствовал Гитлер своим геноцидом в лагерях военнопленных и на оккупированной территории тому, чтобы не объявились у Сталина настоящие противники после войны, когда люди наши вышли временно из-под гипноза власти Сталина, за границы навязанного им "рая" и увидели, как живут другие. Думается, не раз в мыслях или чувствах добрым словом, уцелевший тиран поминал мертвого: сколько тот работы нужной выполнил! Вот только евреев не всех порешил, этих убийц в белых халатах, приходится самому этим заниматься на виду у всего мира… А как хорошо поработал Гитлер над этими очкариками - интеллигентами, московскими и ленинградскими ополченцами, - ладно, с остальными справится теперь и Жданов!
Конечно, Сталин самоубийцей не был. Наоборот, трусом был, вечно дрожавшим за собственную шкуру. За что и мстил всем, потому что боялся всех. И наверное, специально и особенно за тот паралич воли и страх расплаты, который испытал в первые недели и месяцы войны…
Победы, он, конечно, хотел. Над Гитлером, так обманувшим его - единственный человек, которому он поверил. "Доигрался, подлец!" - это ему хотелось сказать поверженному Гитлеру, и он смог это сказать.
Но не меньше стремился он к окончательной победе над собственным народом, над собственной страной. И поэтому жертвы той и другой войны суммировались. Победить Гитлера он стремился, жалеть "своих" людей он не только не умел (не дано было от природы), но и расчета никакого у него не было жалеть "потенциальных врагов"
В Белоруссии лет 10 назад создан был художественный фильм "Пламя" - многосерийная партизанская эпопея. О том, как партизаны Белоруссии выполнили задание Москвы, а точнее - самого Сталина! Героическая сторона событий отражена старательно, об остальном, в те времена авторы кинофильма рассказать не посмели.
Хорошо помню, как радостно откликались партизаны на любой намек, что такая-то операция - "по заданию фронта, Москвы". На "рельсовую войну" - взрывать железные дороги во время Курской битвы - шли как на праздник.
Думаю, что так разворачивались события и на Витебщине, куда в 1944 г. собраны были для "стратегического взаимодействия с фронтом" отряды и бригады почти со всей Белоруссии - десятки тысяч партизан.
Разгромили, разогнали на значительной территории все немецкие и полицейские гарнизоны - оккупанты вначале были в панике. Тем более что ожидали, конечно, наступления тут Советской Армии.
Но наступления не последовало. То ли у советского командования планы поменялись, то ли сама идея Сталина - собрать в одно место партизан - была всего лишь "военная хитрость": пусть немцы поволнуются.
Начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко в своих воспоминаниях, хотя и описывает эту операцию, никак не объясняет: почему партизан вовремя не оповестили, когда они сами оказались в мешке, что общая согласованная операция отменяется? Или не посмел пойти к тому, кто ему это задание давал, и выяснить: как дальше быть партизанам?
Они ждали, они держались до последнего, привычно веря, что "раз Сталин сказал - железно", а вместе с ними в блокадном мешке оказались десятки и десятки тысяч местных жителей, женщин, детей.
Вот уж когда Гитлер мог поблагодарить Сталина: эти неуловимые партизаны сами собрались, полезли в мешок. Никогда не удавалось окружить столько отрядов, целые бригады, притом сидят и не уходят, есть возможность уплотнять кольцо.
И когда, за много недель, уплотнилось оно (фронтовыми дивизиями) донельзя, решили, наконец, партизаны прорываться. На Витебщине стоит памятник "Прорыв" - вот здесь летней ночью 1944 г. 800 автоматчиков (партизанам казалось: никто не остановит такой напор!), а следом отряды и население бросились вперед. Прямо на затаившиеся немецкие танки. И полегли - тысячи.
Нарочно это Сталин подстроил? Не станем это утверждать. А что безжалостно - так впервые ли? Но когда после войны, уже на исходе кровавого царствования запало в сознание его подозрение, навязчивая мысль, что бывшие партизаны и подпольщики - потенциальные террористы, а потому надо с ними со всеми заново разобраться, думается, что ниточка тянулась и к тому 1944-му: "Слава нашим партизанам и партизанкам", но лучше, спокойнее, надежнее, если героически погибшим!
Поколение мое в основном уцелело, хотя и воевало с Гитлером. Оно уцелело и после Победы. А это было тоже не просто. Видимо, лишь потому не обратилось в лагерную пыль, что не дошла до нас очередь (а только-только доходила) в графике сталинских репрессий против каждого оперившегося поколения.
Мы, конечно, очень бы удивились, если бы с нами, партизанами, поступили, как прежде - с нашими противниками полицаями и власовцами. Как можно нас, проверенных самой войной?! Как будто не были проверены, революцией и гражданской войной те, кого истребил Сталин в 30-е годы. За это самое и истребил: проверен, значит, самоуверен, а такие нам не нужны. Замаранные и запуганные - вроде Вышинского, на всё готовое - куда лучше.
Не из этого ли исходил Лаврентий Берия, когда ставил задачу, цель: каждого третьего гражданина страны сделать сексотом. Чтобы уж замаранные, а значит, свои, были почти все! Вот к какому "идеалу" нас вели - о нем вы тоскуете, "идеалу" нас вели - о нем вы тоскуете, партноздревы, протестуя против департизации КГБ, армии, учреждений?
Куропаты, Хатыни. А сегодня - Чернобыль…
3
Май 1986 года… Мальчик несет две бутылки молока, серьезный, гордый: мамин помощник. Что бы он подумал, как испугался бы, когда бы идущий навстречу ему взрослый подскочил к нему и выхватил эти "гранаты". Такими они казались в руках детей в то время. Я уже побывал у первого секретаря ЦК КПБ Н. Н. Слюнькова, из 6-часового разговора убедился: приборов для замера уровня радиации в продуктах питания в республике нет. И, кажется, просить их не очень собирались: зачем, всё почти в норме, вот только там, на юге, в уголке, не вполне благополучно! Ну, да всё под контролем! "А приборов все-таки нет?" - "Да, нет…" Вот такая беседа накануне моей поездки к М. С. Горбачеву. (Узнали от меня об этой поездке и позвали поговорить, убедить, разубедить.)
Позволю себе привести письмо М. С. Горбачеву [от 1 июня 1986 г.], цифры и факты, в нем фигурирующие, получил я от ученых-физиков В. Б. Нестеренко, Н. А. Борисевича, а также работника ЦК КПБ А. Т. Кузьмина.
Сегодня ученые прикидывают: из 350 "хиросимских" (по выпадению радионуклидов) бомб почти 300 упали на Белоруссию. Оказывается, вот они, истинные масштабы катастрофы. А Минск информировал Москву: у нас пострадали только три района…
Не буду рассказывать, как отвез письмо, какие были звонки и разговоры через помощника Генсека Черняева Анатолия Сергеевича. Результат был, надо сказать, немедленный: в Минск выехала представительная комиссия, и все на уровне министров и замов - сам не ожидал. По неистребимой нашей интеллигентской наивности, я, хотя и догадывался, что причинил республиканскому начальству неприятность, дезавуировав сверхоптимистическую его информацию, но уверен был, что мы друг друга поймем. Писатель взял на себя роль паникера просителя, что ж, и воспользуемся теперь приездом Комиссии и получим всё, что можно.
Но произошло нечто уму непостижимое. Товарищи Слюньков, Бартошевич (второй секретарь ЦК КПБ), Ковалев (Председатель Совета министров БССР) прямо-таки стенку выстроили против всякой помощи республике. Не думаю, что и Комиссия прилагала сверхусилия, чтобы прошибить эту стенку. Не надодак и не надо! Раз у вас все хорошо, нам тем лучше! Где у нас те приборы, или лишние медикаменты, или стройматериалы!
Уже после я понял, насколько не случайной была та радость (С.-Щедрин называл это "административным восторгом"), с какой первый секретарь ЦК Белоруссии сообщал в разговоре со мной о "проколе" украинцев и "успехе" белорусов. Это когда руководителей УССР и БССР покликали в Москву - по поводу чернобыльской аварии.
Ляшко (украинский премьер) полтора часа клянчил и плакался, как у них все плохо и надо им помочь. А наш Ковалев за десять минут отчитался. Николай Иванович Рыжков похлопал его по плечу: "Вот, учитесь у белорусов".
Дорогой Николай Иванович, ну, что вы сделали? Мы, конечно, рады, что всегда ставят в пример нетребовательность и скромность белорусов. Но ведь надо и свои кадры знать. Они что после этого - где уж искать помощи, - они и свои поливальные машины отправили в Киев. А всех, кто не оптимист по-Слюньковски, по-Бартошевичски, тотчас отстранили от чернобыльских дел. Всем кто хотел оставаться при должности, строго-настрого велено было исповедовать одну истину: у нас нет причин для беспокойства, директора атомного центра В. Б. Нестеренко уволили, президента АН БССР НА. Борисевича сместили, секретаря по идеологии А. ТКузьмина (посмел связаться с паникерами) отправили на пенсию…
К слову сказать, когда двое первых попали в списки на республиканских выборах, их и три года спустя, настиг все тот же высокий гнев. Хотя, казалось бы, республиканское начальство сильно поменялось. Но нет, памятлив аппарат в таких делах. Чуть ли не в один день одна и та же статья, чернящая Борисевича и Нестеренко (и за что?.. Именно за Чернобыль!), появилась в "Вечернем Минске" и московской "Рабочей трибуне"…
А мне очень хотелось бы узнать подробности разговора руководителя союзного КГБ тов. Чебрикова с соответствующей организацией в Минске - по поводу уже моей особы. Вот и такая была реакция, это мне известно. Как же, вмешались в "их" дела! Такие дела всегда считались не нашими, а их - даже если тебе на голову посадили целый реактор. ("Ишь полез куда - в большую политику!" - доносилось, как эхо. И в очередной раз "попал под колпак".)
Но все наши личные неприятности - какое это имеет значение в сравнении с тем, что сотворили с народом Белоруссии, с украинскими и русскими областями за более чем три года преступного бездействия. А если и действий, то чисто отвлекающих, декоративных, хотя и очень дорогостоящих: помывки деревьев и дорог, активного строительства "культобьектов" в зараженных районах и т. п.
В этой Большой Общегосударственной Лжи прямое участие принимала и наша руководящая медицина (ее Институт биофизики и сегодня, если и отступает под натиском общественности, то в самом арьергарде), к сожалению, многие и многие ученые: физики, биологи и пр. Последний их крупный залп по правде о Чернобыле, прорвавшейся сквозь стену секретности, - это обращенное наверх "письмо 92-х". И хотя в нем не мало титулованных имен, не услышал их Верховный Совет СССР, не принял 35-бэрную концепцию, по которой дети и беременные женщины приравниваются к работникам-специалистам АЭС. Да, завод Большой Лжи явно кончается.
Но вот интересная закономерность: все участвовавшие в обмане народа пошли на повышение. Из района - в область, из области - в Минск. Ну, а из республиканской столицы, конечно, куда - в Москву, если надо, то прямо в Политбюро. Может, и не все за эти дела, но народу не прикажешь думать, как кому удобнее.
Как-то спросил у академика Андрея Ивановича Воробьева: можно определить первоисточник Большой Лжи о Чернобыле? Согласились, что источников было много. Каждое ведомство, которое оказалось не на высоте (а кто на высоте?), было заинтересовано в этой лжи: малая авария - и их вина малая, а если это катастрофа, значит; и вина их большая. И как это бывает: пряча одни преступления, сотворили новые, еще большие: разве не преступление против человечности вот это - сознательное сокрытие от сотен тысяч людей правды о том, что жить на тех землях нельзя.
Еше Сталиным отрегулированные партийно-государственные структуры, избавленные от контроля снизу, сформированные в целях перманентной войны с народом, действовали и на этот раз как им и положено.
В полувоенной униформе партначальников сталинских времен был немалый смысл: это внешнее выражение сути и предназначения партии "нового типа", созданной для захвата власти, существующей для бе удержания и укрепления, а поэтому изначально военизированной. Именно эта изначальная, ленинская суть и форма партии сослужила Сталину главную службу, как в расправе с самой партией (почти военная дисциплина и психология по рукам и ногам вязала его оппонентов-противников), так и в войне со всем народом, в которой диктатор опирался на слепую готовность партии подчиниться и выполнить любую волю верхов. Любой ценой. (Тот самый "демократический централизм", с которым не захотели расстаться на XVIII съезде.)
Пронизывающие все и вся закостеневшие структуры сработали в ситуации с Чернобылем по нормам всех прежних деяний партаппарата. Разве не связана была, например, коллективизация, и ею вызванный голод с такой же секретностью и Большой Ложью на весь мир? Да и когда не лгали? Когда рухнули все наши фронты, а народу Сталин сообщал, что в Германии вот-вот кончится бензин и начнется революция?
Лги, а не то положишь партбилет! - вот первая заповедь аппарата. А это - что погоны потерять.
Вся наблюдавшаяся картина Большой Лжи и все наши малорезультативные попытки проломить или обойти стену (вплоть до конца 1988 г.) - всё это так и просилось прямо в роман-антиутопию. Но как теперь чаще всего происходит, энергия уходила, тратилась на всё новые и новые попытки прямого, непосредственного действия, не до романов было. Но фабула выстроилась вот такая.
Мир расколот по-прежнему: "Лучше быть мертвыми, чем красными" (или, наоборот, "не красными"). Нацелены на города, страны, континенты ядерные арсеналы, вот-вот случится срыв - психики или техники.