– Вот так-то и дымится вулкан? А великан этот сторожит Огонь-реку, чтобы не угасла она? Как мне через всё это перебраться и выжить? А великан этот пострашнее прежнего, океанского великана, – пронеслось у Афони в голове, пока он тёр злосчастный перстень в надежде на спасение. Надеялся он, что волшебство перстня поможет ему и в этот раз. Потому что плыть дальше становилось всё жарче и жарче. Афоня почувствовал, что задыхается. Он прошептал:
– Прошу, эх! Да что там – молю! Чтобы великан меня не видел, не слышал. Чтобы смог я беспрепятственно из этой пещеры живым выйти и попасть наконец-то на нужный мне берег Хрусталь-реки. Тот, где сидит ведунья-вещунья!
Покропил он из пузырька поток Хрусталь-реки под своим парусником, слёзно моля, чтобы Хрусталь-река и Огонь-река остановились. Только пожелал Афоня, и пещера сразу же наполнилась прохладой. А потом и вовсе холодом. И внутри пещеры пошёл снег. Завьюжила и завыла метель. Хрусталь-река замерзать стала, быстро покрываясь льдом. А Огонь-река чёрным углём да головешками, ещё тлеющими, покрылась. Кое-где тотчас же огонь замер, как нарисованный. Сплетённые между собой Огонь-река и Хрусталь-река, замерли в своём течении. И что ещё удивительнее – даже великан огнедышащий так замёрз, что весь сосульками покрылся. Прыгает, пытается согреться. И сколько ни дует на сложенные, как дрова, деревья, а огонь, как прежде, никак не выдувается. Только кашляет бедняга! И потому не может этот великан зажечь деревья, чтобы поджечь Огонь-реку.
Афоня проворно спустился с парусника и пустился бегом бежать. То по льду Хрусталь-реки, то по обжигающим ступни головешкам тлеющей Огонь-реки. Перепрыгивал через замершие и стоящие, как частокол, языки пламени. И так Афоня пробирался всё глубже и дальше в пещеру. Пока не увидел брезжащий вдалеке свет. Это был выход из пещеры, через который раньше потоки Огонь-реки и Хрусталь-реки вытекали из пещеры. Только у выхода Афоня смог остановиться и перевести дух. Потом на берегу прилёг отдохнуть. Но, вспомнив, что великан может замёрзнуть, повелел, потирая камень перстня:
– Желаю, чтобы всё в пещере стало, как до моего появления в ней! Пусть великан согреется! А Огонь-река пламенеет, как прежде!
Только сказал это, и замерзший великан сильно закашлял от холода. Столб огня с чёрным дымом вырвался из его пасти. Тут он и заметил оставленный Афоней парусник. Взял его в руки. С удивлением рассматривая, повертел, как игрушку, и, уже почти не веря в себя, посильнее дунул на него. Парусник загорелся сразу. Довольный великан радостно забросил горящий парусник с пылающими парусами в середину пещеры, прямо в замерзшую Огонь– реку. Огонь от горящих парусов быстро перекинулся на головешки. И Огонь-река сразу ожила. Поднялась высоким пламенем, растопив остатки льда Хрусталь-реки.
Хоть и не видел Афоня того, что происходило в пещере, но, как только зажурчала и потекла вода в опустевшем русле, понял, что всё уладилось. Хотел было зачерпнуть водицы, чтобы умыться и попить, да обжёг ладони. Поэтому, не теряя времени, он пошёл вдоль реки по берегу. Сколько шёл, теперь уж не важно. Совсем из сил выбился. Уж думал:
– Брошу всё это! Бродягой стану! Не вернусь домой! Пропала моя голова из-за перстенька девчоночьего!!!
Ночь была звёздная. А Афоне и голову приклонить негде. И сам себе в сердечной досаде выкрикнул он:
– Брожу, точно зверь лесной. Так у тех хоть норы есть…
– Не сетуй! Не ворчи! Плыви сюда! – вдруг услышал он знакомый девичий голос. Поискал глазами и увидел на том берегу старушку, сидящую на камушке. Она отражалась в воде. Ласково его рукой поманила. Старенькая совсем, а голос точь-в-точь, как у той Чудо-Рыбы.
– Ты кто, старушка? Добрый человек или наваждение? Ты ли та ведунья-вещунья, что на Хрусталь-реке сидит?
– Да! Это я! Плыви ко мне! Не бойся, уж остыла вода в Хрусталь-реке. Тёплая, ласковая! Самое время поплавать! – успокоила его старушка.
Афоня, ободрённый её приветствием, смело вошёл в воду и поплыл к ней. Вода и вправду хороша была. Теплая! Да ещё и какое-то радужное сияние красоты диковинной от неё исходить стало. Афоня плыл вперёд, зажмурившись, восхищённый этим чудом. Звуки всплесков воды превращались в музыку чудесную. Тут он приметил, что с каждым взмахом его руки река становилась всё шире и шире. И переплыть эту без конца расширяющуюся реку становилось невозможно. Потому что, чем дальше он плывёт, тем дальше берега, словно убегают вдаль, а не приближаются. Речная вода превратилась в морскую бесконечную гладь. Небо над головой Афони стало ночным, звёздным. Появились волны. Они становились всё выше и выше. Поднялся настоящий шторм. И звуки вздымающихся и разбивающихся волн звучали всё оглушительней. Смертельный ужас охватил его. Афоня стал захлёбываться. В какое-то мгновенье он и вовсе потерял сознание. Очнулся Афоня на траве, лежащий у ног старушки.
Он привстал и огляделся. Посмотрел на эту, как теперь ему показалось, не широкую и явно не глубокую речку. Протёр глаза, почесал в затылке. Волосы оказались совсем сухими. Охнул и схватился за сердце. И рубашка его была совершенно сухой.
– Ну да ладно! Переплыл и переплыл!.. Слава Богу! – прозвучал в его голове ответ на вихрь вопросов. И он, радуясь, что в этот раз видит перед собой не чудище и не огнедышащего великана, а простую старушку, спросил её:
– Да скажи на милость, как найти и вызволить царевну? Царь-то наш батюшка убивается в тоске по дочери, – обратился Афоня к ведунье.
– Так это тебе нужно прямо к Хранителю всея Луны, – кротко пояснила она.
– Через речку переплыл – страху натерпелся. А как до этого Хранителя всея Луны добраться? Сколько ещё царств-государств проити нужно? Сколько ещё морей, сколько океанов преодолеть?
– Нет, не нужно моря-океаны переплывать! Не нужно через царства-королевства брести! Было бы только желание добраться. Отсюда до Луны прямёхонько лететь! – ответила ему словоохотливая старушка.
– Ах! Да как же это?!! – ахнул и ужаснулся Афоня.
– Да недолго это. Только вот придётся вернуться к младшему моему брату. Тому, что у вулкана хозяйствует. Разжигает деревьями Огонь-реку. Иной раз, бывает, и перестарается. И от этого извержения вулканов случаются на земле.
– Твой брат? Великан?!! – испугался Афоня.
– Оба великана – братцы мои! И океанский лежебока, и братец, что у Огонь-реки день-деньской вечно греется! Не бойся! Не злой он! Ничего не будет, – успокоила его ведунья-вещунья. – Гостинчик ему снесёшь от меня. Пирожков его любимых пошлю ему. Любимых, вкусных, но остывших. А он-то их с пылу с жару любит. А ради доброго дела можно и похитрить, – лукаво пошутила старушка. – Приглашения от Хранителя всея Луны у тебя нет! Так что самому действовать придётся. Пойдём-ка в дом. Самое время мне пирожков испечь! И тебя, гостя, попотчевать, и братцу гостинчик приготовить!
Афоня поднялся и пошёл следом за старушкой. Оказалось, что жила она в землянке. В совершенно неприметной, обыкновенной землянке, притаившейся в лесочке недалеко от реки. Они спустились в землянку. Внутри горел огонь, разведённый в небольшом очаге. Ведунья-вещунья ловко и быстро замесила тесто и поставила пироги на огонь.
Когда всё было готово, она выкатила большущую корзину на трёх деревянных колёсах и с двумя дырами в дне для ног. Высоченная и большущая корзина. Как-никак, а пирожки-то для великана пеклись. Душистые, вкусные пирожки! Начинка из лесных ягод и трав. Старушка, угощая ими Афоню, сказала ему:
– Ты поешь-ка досыта пирожков и поспи на дорожку! Отдохни!
И то верно: притомился Афоня. Поел и прилёг спать. Утро вечера мудренее. Сны снились ему сладкие и безмятежные.
Но пришло время в путь Афоне отправляться. Залез он в корзину и уместился в ней целиком. Ноги просунул в отверстия на дне корзины. Словом, корзина эта, как кафтан плетёный на колёсах, на него надетый. И шагать в нём он мог, куда угодно. Тем более что колёса, прикреплённые по бокам корзины, крутились быстро-быстро. И самого Афони в ней не видать. Ничего примечательного: катится себе по лесам и полям корзина, полна пирогов! А то, что она сама по себе с пирогами разгуливает, так после всего того, что Афоне пришлось пережить, это уже его ни сколько не озадачило. Сверху, над головой Афони, поставила старушка другую корзину, наполненную пирогами. Чистым расшитым рушником сверху прикрыла и крышкою плетёной закрыла. А ещё дала ведунья Афоне мешок с песком. И пояснила:
– Нужно этот песочек, собранный со дна Хрусталь– реки, бросить в огонь вулкана. В тот самый миг, когда станет братец-великан пирожки на вулкане пирожки разогревать. А разогревать пирожки он будет заодно вместе с корзиной. Всегда так делает – ленится пирожки на сковороду выкладывать. Всякий раз так делает. Хвать всю корзину и шмяк её на сковородку! Не домовитый он у нас.
Услыхал такое Афоня, и не по себе ему стало. Заробел он и прошептал:
– Это что же? Меня прямо на огонь?
– А ты не бойся! Ничего страшного не случится, – успокоила его озорная старушка. – Для этого песочек я тебе этот и дала! Когда высыпешь песок в огонь, так пар и дым повалит. Этот пар и подбросит сковородку вверх. Вот там-то ты и взлетишь! И полетишь прямёхонько на Луну! К самому Хранителю всея Луны!
– А-а-а-а, – простонал в ответ Афоня.
– Ноги не забудь подобрать, – добавила старушка, нисколько не смущаясь, и продолжила поучать Афоню: – Чем дальше, тем страшнее, так что – прекрати бояться!
Но страшно Афоне. Как представил он сковороду того братца-великана, так и страх его одолел. И поделился Афоня своими сомнениями и страхами со старушкой:
– А может, не надо никуда летать? Хорошо, спокойно я жил раньше! Рукой махнёшь, перстнем блеснёшь – и любой достаток тебе в ответ. Любое роскошество, какое только пожелаешь. А? Ты погляди, бабуль, сколько в мире бед, злодейств понапрасну делается. Перстень вернуть супротив этого малость малая! Так что, быть может, не стоит рисковать так? – бормотал в страхе Афоня.
– Эх! Афоня, а я-то тебя, как родного, полюбила! Все крупные злодейства в мире вот так по мелочам и накапливаются. Всё с малости начинается. Вернёшь перстень, станет в этом мире одним делом добрым больше. И светлее в мире будет! Вот вмешался ты, хоть и невольно, а обидел Луняшку. Себе в радость, по прихоти своей могущество перстня Хранителя всея Луны присвоил и тратил.
– А кто такая эта самая Луняшка? – удивился Афоня.
– Луняшка, вернее, Луняра – твоя старая знакомая. Это ты у неё перстень-то стянул! Луняра – дочка родная Хранителя всея Луны. А перстень этот батюшка её доченьке своей – Луняре подарил. Но… Согласна я с тобой, что справедливости на свете маловато. Но, ежели благородный поступок совершишь, так останется в этом мире память и понимание среди людей, как должно поступать. Да и попользовался чужой вещью, почудил, порадовался, пора её и возвращать. А лучше и вовсе – чужого не брать! Не робей, Афонюшка. В помощь тебе Луняшка будет. Она тебя на Луне ждет. Там она тебя встретит.
– Так пусть она прилетает и берёт свой перстень! – с надеждой на избавления от тяжкого испытания возроптал он.
– Афанасий! Афоня!!! Ты отнял, тебе и возвращать! Луняшка только в полнолуние прилететь может. А полнолуние, сам видел, вчера было. Хрусталь-река ещё долго до следующего полнолуния обыкновенной рекой будет. Долго томиться царю-батюшке в ожидании возвращения дочери. Ой, долго! Ведь царевна загостилась у Хранителя всея Луны. Там она! Слетал бы, вернул бы перстень и обратно царевну доставил бы. Девушку домой проводить обязательно нужно! А впрочем, снимай перстень, раз не по силам дело! – сказала рассерженная старушка Афоне. И Афоня, хоть и стоял уже в одной корзине с другой на голове, наполненной пирогами, а обрадовался. Стал он перстень с пальца стягивать. А пока стягивал, что-то загрустил, призадумался и сказал:
– И чего только не повидал за последнее время, а на Луне не бывал. И выпадет ли ещё случай, неизвестно. Хороводы с девчатами водил, в жмурки играл, песни пел, а самого Хранителя, да ещё всея Луны, не встречал. А Луняша-Зверь-Птица Рыбная сама по себе диковинка дивная. А там, на Луне, таких чудинок, поди, видимо-невидимо? Такой случай выпал – и не повидать?! Эх! Жизнь так и так пройдёт. Нет! Пойду я! То есть слетаю на Луну за царевной и перстень хозяину верну. Еще раз на Луняру ту посмотрю!
– Зришь в корень, Афонюшка! На всю жизнь счастья не напасёшься! – задорно подбодрила осмелевшего Афоню старушка-ведунья и добавила:
– Ох, и молодец, ты, Афанасий! Не сомневалась я в тебе, Афоня!
– Всё одно к одному! И перстень сам не снимается. Придётся меня вместе с перстнем к Хранителю всея Луну доставить!
С этими словами и простился Афоня сердечно со старушкой и пустился в путь к её братцу-великану.
Идёт-шагает, колёса по бокам скрипят. Со стороны взглянуть, сама по себе корзина на колёсах своей дорогой катит. А за нею запах вкусных пирогов разносится. Только, если присмотреться, лапти Афони под корзиной мелькают.
Шёл-шёл Афоня и всё-таки дошёл до вулкан-горы. Встал с подветренной стороны, чтобы дух пирогов братца-великана раздразнил и привлёк его внимание.
Учуял великан сестрицыны пироги. Выбежал и бегом к корзине и, не раздумывая, с чего бы ей здесь оказаться, схватил корзину, радостно обнюхивая пироги. Домашние пирожки, хоть и остывшие. Поднял корзину вместе с Афанасием, затаившимся внутри, и побежал разогревать. Дальше всё так и было, как вещунья предсказывала. Взял великан сковородку да прямо с корзиной вместе начал пироги разогревать.
– Удивительно, – подумал Афоня, – этот братец-великан – честный солдат на посту. Приставлен он к этому вулкану соблюдать его в полном порядке. И старается. Неотлучно при нём. Потому что порядок такой, – умилился даже Афоня. – Вот ведь служака! Уважаю таких!
Но пока Афоня размышлял, от разогрева пирожков лапти его задымились, и пятки обжигать стало. Вовремя опомнился Афоня. Развязал узел. Сгрёб в горстку песка Хрусталь-реки – одну, другую и бросил их в огонь через дырку в дне корзины.
Огонь затих, повал дым и пар. На глазах, свернувшись клубком, затухающий огонь превратился в огненный шар. Этот шар словно подтолкнул снизу корзину, в которой сидел Афоня. Что-то оглушительно засвистело, зашумело. Афоня почувствовал, что поднимается ввысь. Как– то жаль стало братца-великана. Видно, как хотелось ему сестрицыных пирогов отведать. Афоня напрягся, собрав все силы, и поднял верхнюю часть корзины с пирогами. Да и швырнул её изумлённому великану!
А великан ловко подхватил корзину. И ни один пирожок не выпал из неё. Как радовался великан сестрицыному гостинцу! Но уж, как угощаться пирогами стал великан, Афоня уже не увидел. Потому что летел высоко над землёй, поднимаясь всё выше и выше над облаками. Удаляясь от Земли, приближаясь к звёздам, с оглушительным свистом летел Афоня к Луне. От страха шапчонку до носа надвинул и только молился о том, чтоб живым до Луны долететь. Уж совсем стал с жизнью прощаться, да вдруг почувствовал, что жар от огненного шара уменьшаться стал. Да и свист тоже затих. Вроде бы и лететь помедленнее стал. Вдруг – шмяк!!! Ух! Сдёрнул он шапчонку и увидел, что сидит на Луне.
А Луна эта… Ни кустика, ни речки, ни деревеньки, ни церкви. Ничего нашенского, сердцу милого, родного не видно! Только холодным, пронзительно ярким светом всё вокруг залито. Поднял голову Афоня, а там в тёмном поднебесье голубым арбузом Земля родимая плавает. Даже взгрустнулось ему. Вот ведь куда неугомонный его нрав загнал. Кругом песок серебристый, скалы суровые, вокруг ни души. Но только подумал так, как над его головой послышалось хлопанье крыльев. Это подлетела к нему давняя его знакомая – Луняра. Глаза красным огнём сверкают. Хвост змеиный лунным светом переливается.
Даже обрадовался ей Афоня. Какая ни есть, а всё же – знакомая! Но, что совсем чудно – в клюве она держала тот самый огненный шар, только он теперь меньше стал. Видимо, остывать начал. Она приветливо и, сверкнув чешуёй, по-дружески помахала ему хвостом. Потом бросила прямо к ногам Афони тот огненный шар. И под ним провалилась земля, то есть луна вместе с шаром. Образовался колодец. Полетел Афоня в этот колодец куда– то вниз, во тьму непроглядную. Следом за ним полетела и эта Чудо-рыба, зверь ненашенская – не пойми, что такое… словом – Луняшка наша.
– Вот ведь, едва очухался – и опять чудеса! А сейчас дома спокойно отдыхал бы! Не летал бы тут, как дуралей неугомонный! Не мучался бы! В родной-то деревне как хорошо и спокойно жилось, – сетовал Афоня. Это было последнее, что он успел подумать. И тотчас упал плашмя на пол. Весь он был выложен камнями бесценными – то прозрачными, то светящимися. Огромные цветы, похожие на деревья, поднимались куда-то ввысь, под потолок, но расцветали не цветами, а прекрасными поющими птицами. Прожжённая в потолке огненным шаром дыра, в которую провалились и Афоня, и Чудо-рыба, то есть Луняша, стала зарастать. И что удивительно, сам шар медленно плыл. Летел по воздуху прямо в руки Хранителю всея Луны. Сам Хранитель сидел на невиданной красоты троне. Он внимательно смотрел на Афоню. Тут Афоня спохватился. Вспомнил, зачем прилетел и обратился к Луняре:
– Прости меня. Искушение преодолеть не было сил. Перстень заветный передай владельцу его – Хранителю всея Луны. И попроси его не держать на меня обиду за то, что попользовался перстнем и своевольничал с ним.
Хотел Афоня снять перстень, но, видимо, так исхудал от этаких полётов, что перстень сам на пол упал.
Луняшка подлетела и клювом ловко перстень подхватила. Крыльями захлопотала-захлопотала и к Хранителю подлетела. И вдруг эта Чудь-Птица вдруг вихрем на одном месте закружилась, так что не разглядеть ни крыльев, ни хвоста с плавником чешуйчатым, ни клюва орлиного. Всё слилось в одно сверкание. И только одна рябь в глазах от этого кружения запестрела.
Но вмиг остановилось всё это. И во всей красе девица прекрасная оказалась на этом самом месте. Хорошо, что Афоня, как влетел в потолок, упал на пол, так и не поднимался. А то опять упал бы. Вот тебе и Луняшка!
Девицы в родном селе Афони красотой своей далеко-далеко прославились. Издалека сватов в их деревню засылали, но такой красавицы никогда он не видал. Одно только, как присмотрелся, конечно, было странновато, что зеленовата девушка с лица. Но даже и это её не портило. Уж такая раскрасавица! Да и Хранитель всея Луны, и придворные его тоже – зеленоликие все, как один. И его, простого румяного парня, как диковинку рассматривают. А он им всем с почтением говорит:
– Мне бы дочку царскую повидать! С самой Земли ради этого прибыл! Сам я не местный, издалека сюда летел только, чтоб царевну увидать! – объяснился Афоня. И, осмелев, продолжил:
– Как же так приключилось, что царевна здесь оказалась? Зачем ты похитил её, Хранитель всея Луны? Ответь! Ведь перстень твой чародейский я честь по чести доставил. Столько испытаний, мук и страданий из-за него принял.
– Не похищал я царевну! – горестно вздохнув, ответил ему Хранитель всея Луны. Показалось Афоне, что слеза сверкнула на его широкой зелёной щеке.
В это мгновение Луняра подплыла к Афоне в таинственном и прекрасном танце, в котором своими движениями она рассказала, что произошло с её семьёй. Афоня залюбовался танцем – рассказом прекрасной Луняры. Луняра пела и танцевала. Пение её прояснило всё окончательно.