Утром в половине седьмого я, мой помощник полковник Алексей Никитич Карпов, охрана на трех машинах и БМП были готовы к отъезду в офис. Анна Васильевна перекрестила меня и поцеловала:
- С богом!
В руках Алексей Никитич уже держал огромный букет свежих роз и шоколадный набор.
- Вручи от меня. Передай поклон, и скажи, что я ее помню и люблю.
По Кабулу поехали каким-то совершенно новым маршрутом - Черемных и Карпову виднее…
В 8.15 у входа в Генштаб меня ожидали Черемных и Самойленко.
Почти все готово, доложил Владимир Петрович. Идет сервировка стола. Есть и сюрприз… Ночью из Ташкента доставили мороженое, пяти сортов. И с орехами, и с клубникой, и с айвой… Я еще подумал: не излишне ли мы стараемся, все-таки разговор-то будет о серьезном и отнюдь не праздничный.
Но Черемных привел неотразимый аргумент: "Ублажай больше любовницу, чем жену".
Я, конечно, строго на него посмотрел, но он был невозмутим:
- А это не я придумал, это - Стефан Цвейг.
Мы поднялись наверх. Там, действительно, заканчивались последние приготовления. Кроме основного стола был приготовлен и чайный столик. Обслуживали две официантки из столовой управления ГВС - две красивых русских девушки, умеющих пользоваться косметикой ровно настолько, чтобы это соответствовало и местной манере, и в то же время не выглядело слишком блекло. Владимир Петрович знал толк в подборе и таких кадров.
Все осмотрев, я отпустил девчат, строго наказав ждать сигнала от Черемных.
Без четверти десять Черемных и Самойленко - два генерал-лейтенанта (в форме! - Черемных к годовщине Октября был произведен в генерал-лейтенанты) пошли встречать Анахиту Ротебзак и генерала Голь Ака, оставив меня одного в огромном кабинете с двумя сервированными столами. Признаться, я скорее чувствую себя в своей тарелке на поле боя, чем в кабинете среди сервированных столов. Да, собственно, нам военным, вообще, не свойственна привычка к подобным приватным встречам, во время которых надо говорить не то, о чем думаешь, делать вид, что беседа тебе приятна, и казаться при этом искренним и непринужденным. Дипломаты - у тех, вероятно, такие дела получаются лучше… Впрочем, наверное, и у меня кое-что получалось. И в Египте, и в Чехословакии, и в Прибалтике я немало повидал людей, немало услышал откровений и фальши, свидетельств дружбы и вражды, открытости и коварства… И все это не могло не отложиться на собственном опыте.
Гостья с генералами пришли ровно в десять. Рукопожатие - узкая ладонь с сильными пальцами без украшений. Трижды мы прикоснулись щеками друг к другу. Затем тот же ритуал с генералом Голь Ака. У меня в руках оказался сверток в магазинной упаковке, перевязанный розовой лентой. Анахита кивнула генералу, и тот пояснил:
- Когда официально идешь к Раису, то впереди себя надо гнать стадо барашков, либо, как символ их, нести с собой каракулевую шкурку. Таков наш обычай.
Я поблагодарил, заметив, что обычай - хороший.
В последнее время я неоднократно встречался с Анахитой Ротебзак - в нашем ли посольстве или в столичных резиденциях. И всегда она была ко мне подчеркнуто официальна. Сейчас иное дело - приветлива, непосредственна. И это помогло мне избавиться от давившей поначалу нервозности, причина которой - я не сразу это понял - крылась в недавнем наставлении Андропова насчет поведения с "первой дамой" официального Кабула.
Высокая прическа, черные волосы с проседью, большие миндалевидные глаза, правильный овал лица, совсем немного косметики, тонкий аромат французских духов. На стройной фигуре серый с искрой костюм английского покроя. Она была, действительно, эффектна и красива.
Под предлогом служебной занятости мои товарищи, извинившись, вышли из кабинета.
Анахита что-то сказала своему генералу.
- Леди просит угостить ее вашим фирменным чаем. А меня… кхе, кхе… наказать рюмкой коньяка, - сказал Голь Ака.
Будет тебе и рюмка, будет тебе и две, только бы разговор у нас состоялся нужный. От этого рябого, курносого, маленького роста, уже очень седого человека, зависела в определенной мере атмосфера моей беседы с Анахитой Ротебзак. Факт оставался фактом: Голь Ака - одна из ключевых фигур в афганских вооруженных силах и главное, в окружении Бабрака.
Прежде чем налить ему рюмку коньяку, я поставил перед гостьей чашку крепкого чая и предложил угощаться мороженым - а его было пять сортов.
- О! - воскликнул Голь Ака, выразив голосом то удивление, которое столь же сильно отразилось на лице Анахиты. Ей был явно приятен этот сюрприз.
Я мысленно аплодировал Черемных: все-то он знает!..
Анахита Ротебзак из тех женщин, имя которых остается в истории. Она, вероятно, сама это понимала. Ведь благодаря своей осведомленности, женской всесильности, она могла оказывать решающее влияние на руководителя государства. Тайс Афинская и Александр Македонский, Клеопатра, Цезарь и Марк Антоний, танцовщица Барбарина и Фридрих Великий, леди Гамильтон и Гораций Нельсон, Жозефина и Наполеон… Мы говорили с ней о роли женщины в истории любой страны. Анахита выгодно показывала свою особую и завидную осведомленность в биографиях реальных исторических личностей - как мужчин, так и женщин. При этом, думаю, их образы и значение она без колебаний примеряла на себя, как решительно и не колеблясь примеряют богатые дамы разные и очень дорогие одеяния в престижном ателье.
Дошли мы в нашей беседе и до Крупской, и до ее влияния на Ленина. И до китайской императрицы Цы Си. Да, трудновато, приходилось членам Политбюро с такой эрудиткой!
Поговорили немного и о литературе. Шекспир, Мериме… Я был почти уверен, что из русских любимых писателей она назовет Тургенева. Так и оказалось, однако при всем восхищении глубиной чувств тургеневских женщин, она все же, как бы между прочим заметила:
- Жаль, что никому из ваших великих писателей не удалось возвеличить в литературе образ Екатерины Великой.
Говорили о философии, о марксизме-ленинизме. И Конфуции, которым Анахита увлекалась в последнее время…
Так мы беседовали неторопливо уже около двух часов, когда Анахита попросила Голь Ака перевести просьбу членов Политбюро и лично Бабрака Кармаля посетить главу государства завтра в 11 часов дня.
Это было по-восточному: о главном в разговоре сказать как бы между прочим. И она далее мягко продолжала:
- Он немного приболел. Но очень хотел бы вас видеть.
- Спасибо. Буду.
И моя гостья добавила, что желательно мне прийти без переводчика.
Я незаметно нажал на кнопку сигнала, и в кабинет вошли Черемных и Самойленко и за ними две официантки.
- Леди просит налить всем коньяку. Очень хорошая встреча. Да, надо скорее, как можно скорее, эмансипировать афганских женщин. Приобщить их к борьбе за идеалы Апрельской революции…
Пока Голь Ака разводил эту демагогию, рюмки были налиты.
- За афганских женщин! За вас, дорогая Анахита, за ваш ум, проницательность, обаяние и красоту.
Выпили.
Затем я вручил Анахите от себя букет роз, и от Анны Васильевны - коробку конфет.
- Леди очень благодарит вас. Она очень любит Анну Васильевну, настоящую тургеневскую женщину.
Черемных и Самойленко проводили гостей. Когда они вернулись ко мне в кабинет, мы сели за большой сервированный стол, и, похваливая Владимира Петровича за знание женской психологии, съели все мороженое, запивая его крепчайшим чаем. Не торопясь, слушая внимательно друг друга, мы тщательно проанализировали ход и результат моей встречи с Анахитой Ротебзак и Голь Ака. Мы понимали: завтра мне надо быть во всеоружии и готовым к любым неожиданностям на встрече с Бабраком Кармалем во дворце.
Резиденция Бабрака Кармаля представляла собой огромный комплекс из гранита и мрамора, построенный властителями Афганистана еще в XVII–XVIII веках. Я бывал здесь довольно часто - по делам Главного военного советника. Здесь же проводились и заседания Реввоенсовета республики и заседания Политбюро, на которые меня часто приглашали, и куда я должен был ходить - пусть и с неохотой - чтобы видеть, слышать и знать, о чем идет речь.
У Бабрака во дворце было несколько кабинетов, и место работы или встреч он постоянно менял. Вброятно, это объяснялось мерами безопасности - кому, как не Бабраку, следовало помнить о печальном конце Амина.
У входа во дворец меня встретил верзила в звании полковника - адъютант Бабрака. Он немного говорил по-русски.
- Ждет в кабинете за библиотекой.
На каждом этаже охрана по четыре наших командос и еще на каждом повороте по два охранника-десантника. (И у Амина, и у Тараки тоже охраны хватало, но это не уберегло их от насильственной смерти…)
Вот и кабинет. Старинная мебель мореного дуба. Мой взгляд скользнул по портьере, которая отгораживала место для отдыха от кабинета и которая, как мне показалось, слегка колыхнулась. Мое подозрение, похоже, перехватил товарищ О.
Бабрак, подняв трясущиеся руки, быстро приблизился ко мне и неожиданно распростер объятия и зарыдал горючими слезами.
- Шурави-шурави… Товарищ… - Он продолжал рыдать. Портьера снова колыхнулась, и снова мой взгляд, - но теперь уже значительно подчеркнуто, перехватил товарищ О.
- Шурави - шурави… Т-т-то-ва-рищ, - продолжал причитать глава государства.
- Он скорбит… Трагедия в Мазари-Шариф… Кандагар… Он очень скорбит, - пояснил мне товарищ О.
Бабрак, оторвавшись от меня, быстро взял со стола бутылку "смирновской" водки и, торопливо, разливая - мимо, на стол, на пол - наполнил три хрустальных фужера.
- Шурави-шурави, то-ва-рищ… - сует мне фужер в руку. - По-жа-луйста… Спа-сы-бо… Спа-сы-бо…
Думал ли я когда-нибудь, что стану участником такой постыдной сцены? Это сейчас, спустя годы, можно усмехаться, а тогда было все чертовски серьезно. Собрав в кулак волю и решимость, понимая, что рискую, возможно, очень многим, я тем не менее твердо и внятно сказал товарищу О.:
- За все отвечаю я. Передай точно каждое мое слово: "Я, генерал армии Майоров, Главный военный советник в Демократической Республике Афганистан запрещаю Вам, Бабрак Кармаль, пить водку и настаиваю на том, чтобы Вы прекратили это делать сейчас же".
Товарищ О. побледнел, молчит.
- Я приказываю: передавай немедленно!
Товарищ О. по-прежнему молчит, как язык проглотил. Тогда я повторяю еще тверже:
- Переводи! Иначе я сейчас же доложу обо всем Юрию Владимировичу Андропову.
Товарищ О. начал что-то бормотать. Портьера снова колыхнулась. Теперь-то я почти наверняка знал, - интуиция мне подсказывала - там была Анахита…
Бабрак сверкнул глазами, сел, нахмурился.
- Шурави…шурави…
- А теперь быстро организуй крепкого чаю, - приказал я товарищу О.
Когда он вышел, Бабрак, глядя просительно мне в глаза, как-то ласково произнес:
- Спа-сы-бо… Пожалуйста… Спа-сы-бо… - И снова дрожащей рукой схватился за фужер.
- Нет!
- Да-да… Спасыбо…
- Не-ет! - выкрикнул я.
Вошел с подносом в руках товарищ О. На подносе стояли чашки и чайник.
Слава Аллаху: в те минуты я был хозяином положения. Бабрака надо было дожать, сломать в тот момент… Он хмурился, злился, но чай все же пил.
Выждав немного, я приказал товарищу О. снова перевести мои слова и четко, взвешивая каждое слово, чтобы смысл доходил до главы государства, я сказал:
- Товарищ Генеральный секретарь ЦК НДПД, Председатель Реввоенсовета Республики Афганистан, Вы знаете, во всех провинциях идет война. Страна в огне. Гибнут сотни и тысячи афганцев и советские солдаты…
Товарищ О. переводит, Бабрак кивает, приговаривая:
- Шурави-шурави… спасыбо… спасыбо…
И тогда, как обухом по его непротрезвевшей голове, я твердо сказал:
- А вы вот с ним вторую неделю… - переводи! - пьянствуете, никого не принимаете…
Бабрак вскочил, затопал ногами, закричал… У товарища О. посинели губы, руки его задрожали, и он взмолился:
- Прошу вас…
- Переводи дословно: если он, Бабрак Кармаль, не прекратит сегодня же пьянствовать, я немедленно доложу об этом Юрию Владимировичу Андропову, Дмитрию Федоровичу Устинову, и это дойдет и до Леонида Ильича. Переводи! И еще - но это уже для тебя - учти, что ты можешь отсюда вылететь и еще неизвестно, где приземлишься…
Бабрак все выслушал, потом помолчал, соображая что к чему, тяжело встав со стула, вплотную подошел ко мне, глаза его увлажнились.
- Шурави-шурави… Спасыбо, спасы-бо…
И снова объятия, тяжелые, тяжелые объятия, которые, однако, предвещали облегчение. Бабрак что-то сказал Осадчему. Тот перевел:
- Он спрашивает, что нужно делать. Он готов на все - ради Апрельской революции… Жизнь за нее отдаст… Все сделает, что рекомендуют ему товарищи Брежнев, Андропов, Устинов, Громыко…
- Переводи… Думаю, для начала ему надо завтра выступить по Кабульскому телевидению. Рассказать о положении дел в стране, об успехах вооруженной борьбы с душманами ради защиты революционных завоеваний. О дружбе с Советским Союзом и его армией. Товарищ Бабрак - опытный политик, революционер, глубокий теоретик, марксист-ленинец, он знает, о чем и как говорить своим соотечественникам.
Лицо Бабрака просветлело - кто не любит лесть?
- Второе и главное. Надо побывать в войсках, встретиться с командирами, вождями племен, губернаторами провинций. Предполагаем организовать такую встречу в районе Джелалабада. Обстановку там нормализуем. Дней через 7–8 туда можно было бы слетать. Согласен ли?
Но Бабрак, словно на автопилоте:
- Спа-сы-бо, пожалуй-ста, спа-сы-бо… - И что-то еще на своем языке…
А товарищ О. переводит:
- Он согласен со всем, что вами предложено. Все выполнит - в интересах защиты Апрельской революции и укрепления дружбы с Советским Союзом.
- У меня все, товарищ Генеральный Секретарь. Спасибо за встречу и деловой разговор.
Может быть, на этот раз показалось мне, а, может, и нет - портьера еще раз колыхнулась…
Мы с Бабраком обнялись на прощанье, и я ушел.
В жизни своей я не любил дураков, лодырей и пьяниц. А тут все эти качества сосредоточились в одном человеке. И этот человек - вождь партии и глава государства!
Из дворца я вышел опустошенным. Я понимал: произошло нечто из рук вон гадкое и пакостное. Но дело - сделано. А что дальше?
Чтобы встряхнуться я взял с собой Бруниниекса, Карпова и охрану и выехал на КП к Халилю - в 7-ю пехотную дивизию, которая вела бой в 40 километрах южнее Кабула, в предгорьях…
Мы провели там всю вторую половину дня. А перед возвращением в Кабул Халиль Ула, как бы между прочим сказал мне:
- Аллах велик! Он карает неверных, - и, помедлив, добавил: - и пьяниц.
А во время прощания он обронил:
- Бабрак, да простит его Аллах, погубит себя в вине.
Чувствовалось, что мой афганский боевой товарищ знает о слабости, если не болезни своего вождя и при этом проявляет ко мне доверительную откровенность.
На следующий день Владимиру Петровичу и Илмару Яновичу я в деталях рассказал про встречу с Бабраком.
- Напрасно тратим время на этого конька. Рано или поздно, хоть и на переправе, а придется его менять. Впустую тратим на него корм.
- Хватит злословить, Владимир Петрович. Нам надо его авторитет укреплять.
- Как пошатнувшийся забор.
Черемных уже тогда не верил в потенциальные возможности Бабрака, как вождя партии и главы государства.
- При всем при этом, Александр Михайлович, наши с вами действия и заключения по обстановке не всегда учитываются там, наверху…
Так, обмениваясь словами, обрывками мыслей, сидели мы и работали, сосредоточившись на изучении положения дел в районе Джелалабада. Ведь именно там решили мы провести совещание военно-политической верхушки, подобного которому не было за все время правления Бабрака. И мы с Владимиром Петровичем чувствовали особую ответственность. Предстояло слетать туда, разобраться в обстановке, обеспечить уверенную стабильность и безусловную безопасность.
Звонок "булавы". Я вошел в кабинет, взял трубку. Андропов!
После короткого моего доклада по оперативной обстановке, я услышал в трубке:
- Вы, Александр Михайлович, рассчитали все правильно. Центральный Комитет партии доволен. Дмитрий Федорович, хоть и болеет, но все знает и передает вам привет.
- Спасибо Юрий Владимирович, спасибо за оценку.
- К тому же вы оказались и психологом, - мягко продолжил Андропов.
Я понимал, что речь уже пошла об Анахите.
- Жизнь научила, Юрий Владимирович.
- Вы знаете, о ком идет речь?
- Догадываюсь…
- Она доверяет вам и вашей жене. Что касается поездки в Джелалабад, мы с Дмитрием Федоровичем одобряем это. Табеева в поездку не берите. Спольников необходимые указания получит. Звоните.
Я вышел из кабины, мои товарищи ожидали меня, навострив уши.
- Все в порядке. Все утверждено! Работаем дальше.
- Товарищ О. оперативно действует, - произнес Владимир Петрович.
Появился Самойленко и мы продолжили готовить Джелалабадское совещание, или, как принято говорить на штабном языке, - "мероприятие".
Это был, как говорится, гвоздь нашей программы на ближайшую неделю. Мы решили, что я с Бруниниексом (произведенным к годовщине Октября в генерал-майоры) в воскресенье вылетим в Джелалабад для организации мероприятия на месте. Меня там будет ждать Шкидченко. Черемных останется в Кабуле - координировать и, где надо, подправлять ход боевых действий во всех провинциях. Самойленко работает в Главпуре с Голь Ака и вместе с ним прилетает туда, в Джелалабад, осуществляет обмен информацией с посольством и ЦК НДПА.
Я особо просил Владимира Петровича - для отвлечения внимания душманов от Джелалабада - буквально во всех провинциях активизировать боевые действия. Особенно в центре, в районе Кабула, севернее, восточнее, южнее его. Просил на следующий же день доложить мне план его мероприятий и действий.
- Поставьте в известность и определите задачи и действия моим заместителям.
- Будет сделано, - как всегда определенно и коротко отчеканил Черемных.
Близилось обеденное время. И вдруг массивная дверь кабинета отворилась и - без предварительного звонка, предупреждения, тем более моего приглашения, буквально нагрянули в мой кабинет взволнованные Табеев и Спольников.
- Александр Михайлович, поздравляем! Какая победа! Поздравляем! С вас причитается!
Я не любил и сейчас не люблю в отношениях между людьми эдакое фамильярное, наигранное ребячество. А тут еще передо мной были два человека, к которым я не испытывал особой симпатии. Да и они ко мне не испытывали тоже особой симпатии. Но не мог же я попросить их в тот момент выйти вон…
- Какая победа? - подчеркнуто холодно спросил я.
- Ну как же, - кипятился Табеев, - впервые в войска под Джелалабадом полетит товарищ Бабрак Кармаль!..
- В Москве очень довольны, ценят вашу находчивость, - более спокойно пробасил Спольников.
- Отметим? - возбужденно предложил Табеев, и я почему-то сразу представил, как хорошо, наверное, у него получалось это "отметим" на посту первого секретаря Татарского обкома КПСС.
- Отметим… - сказал я.
- По высшему разряду? - уточнил, обращаясь ко мне, Черемных. Он знал и хорошо понимал наши условности и на мой кивок головой ответил: - Есть!