- А ничего! - засмеялся кучер. - Вот это дело, так дело! Посмеялись они оба, а Янош и говорит:
- Ты, видать, человек честный. Хочешь мне побратимом быть? Как тебя звать-то?
- Меня - Ионом.
Обнялись Янош и Ион. Тут Ион Яноша бороться зовет:
- Вот ты, Янош, графа побил, а теперь давай мы с тобой силами померяемся.
Стали они бороться. Боролись, боролись, не могут друг друга осилить. Стали из лука стрелять. Обе стрелы в одном дереве застряли: одна в другую ударила! Давай второй раз стрелять. То же самое! Стали они тогда наперегонки бегать - оба враз, голова в голову, к цели пришли.
- Слышишь, парень, мы с тобой и вправду ровно братья от одного отца, от одной матери, - смеется Ион.
Посмеялся и Янош. А потом стали побратимы совет держать. Рассказал Янош Иону, как было дело с черной травой.
- Давай, я медвежьей шкурой скинусь, - говорит Янош, - а ты отнесешь ее графу, Скажи, что ты, мол, зверя убил. Он тебе денег отсыплет, а я, когда время придет, от него удеру.
Сказано-сделано. Понес Ион медвежью шкуру на барский двор, стал с нею по лестнице подниматься. Как услышал граф, что кучер ему медвежью шкуру принес, себя от радости не помнит.
- Подайте его сюда! - орет. - Пусть войдет!
Положил Ион шкуру на кровать. Начал граф медвежью шкуру бить, кулаками тузить. Того и гляди искромсает ее, в куски изорвет. Устал, повернулся к Иону да и говорит:
- Чем тебя отблагодарить? Говори, не бойся!
- Как вам угодно будет, ваша светлость!..
- Ступай на кухню, скажи, чтоб тебе стаканчик водки дали.
- Вроде бы маловато, ваша светлость! - осмелился сказать Ион.
- Что! Разговаривать? Может тебе…
Но так и не закончил граф своей угрозы: медвежья шкура на постели вдруг ожила, зашевелилась.
- Караул! - завопил граф. - Спасите! Помогите!
Только кому же его спасать было? Как взял его медведь в оборот, даже Ион и тот испугался страшного зверя, хоть и знал, что это никто иной, как его побратим Янош. Кричит граф что есть мочи. На крик его сбежались люди. Стоят, друг друга спрашивают, что опять стряслось.
Вбежали в спальню, а на кровати лежит медвежья шкура, та самая, которую Ион принес. И ни следа страшного медведя!
- Медведь! Медведь! - орет граф.
- Где медведь? Какой медведь, ваша светлость? - спрашивает Ион. - Да ведь это только шкура медвежья!.. Видать, бедняга совсем с ума спятил, - зашептал Ион слугам и покачал головой.
- Никакого здесь медведя нет! Одна шкура! - хором повторили слуги.
- Что-о! Да что ж я, по-вашему, из ума выжил? Ион, видел медведя?
- Какого медведя, ваша светлость? Может, привиделось вам…
Задумался граф. Поднял шкуру, и так и сяк ее в руках вертит.
И сам уже готов поверить, что все это ему привиделось. Ничего больше не сказал. А Ион ушел. Когда граф заснул, Янош снова мухой обернулся и вылетел из комнаты.
Встретились опять побратимы в саду, стали думать, как им от графа уйти.
- Только мы с тобой отсюда с пустыми руками не уйдем! - говорит Ион. - Сколько лет я здесь служу. Кабы он что мне причитается выплатил, я бы теперь человеком был…
Повел Янош Иона в подвал, дал ему листочек черной травы пожевать. Обернулся Ион стариком, а Янош арабским скакуном, да таким горячим, так пламя из ноздрей и пышет! Взял старик скакуна под уздцы и повел графу показывать.
- Ваша светлость, - говорит. - Есть у меня жеребец на продажу.
Увидел граф коня, и словно тот очаровал его. Такого скакуна и у короля нет.
- Сколько за него, старик, хочешь? - спрашивает.
- Да тысячу червонцев.
Стал было граф торговаться, - старик на своем стоит, не уступает. А граф с коня глаз свести не может. Видит, что со стариком ничего не поделаешь, отсчитал ему тысячу червонцев. Ушел старик.
Только он вышел за ворота, - исчез, как в воду канул. Поднялся тут жеребец на дыбы, заржал, помчался по двору да прямо в колодец.
Никто и не заметил, как из колодца вылетела муха и полетела, полетела над полями, над лугами…
А граф себя от огорчения по голове кулаками колотит. Заболел даже. Опять лекари, опять лекарства… Долго ли, коротко ли, выздоровел граф, стал опять за один присест по два гуся и по два поросенка уписывать. Вот заявился как-то к нему купец - продает алмаз. Как увидел граф алмаз, чуть с ума не спятил. Алмаз величиной с яблоко, а сверкает, как тысяча факелов ночью.
- Сколько за него хочешь?
Но купец и сам не знал цены. Созвал тогда граф купцов из города, и все они в один голос сказали, что такого алмаза они еще не видели. А что до цены, то надо, мол, тот алмаз золотом засыпать, да так, чтобы его сияния вовсе видно не было, - это золото и будет его настоящей ценой.
Приказал тут граф на алмаз червонцев высыпать. Куда там! Сияет алмаз, как солнце. Высыпали еще ведро. Пуще прежнего алмаз играет! Еще и еще… Так и сыпали, пока вся комната не наполнилась золотом. Только тогда не стало видно сияния алмаза. Да и тут еще купцы толкуют, что покупка, дескать, выгоднее для графа, чем для купца.
Нагрузил купец золотом целый обоз и уехал. А граф положил алмаз в спальню, около своей кровати, и глядит на него - не налюбуется.
Вот в один прекрасный день узнает граф новость: едет сюда, к графу, сам король из своего престольного города на чудо-камень поглядеть. И до короля уже слух дошел! Затеял тут граф пир на весь мир. Мечутся повара и поварята, бегают ключники и лакеи. И вот, наконец, приехал великий король. Вылез он из кареты, спрашивает:
- Где?
- Сию минуту, ваше величество! - склонился перед ним граф.
- Я хочу видеть его сейчас же! - сказал король.
Повел граф короля и его свиту в спальню.
Лежит алмаз на вишневом бархате, играет всеми огнями радуги. Сам король, увидев его, окаменел от удивления.
- Невероятно! - воскликнул он, и протянул было руку, чтобы взять алмаз. И вдруг алмаз на вишневом бархате ожил и обернулся огромной осой.
- Ах! - вскрикнул король и отдернул руку.
- Держи ее! Лови! - заорал граф. А оса к окну.
Оса уже в саду. Скрылась оса в небесной синеве, а король, повернувшись к графу, холодно спросил:
- Что означает эта шутка, господин граф?
Граф открыл рот, чтобы ответить, да так, с разинутым ртом, вдруг взмахнул руками, грянулся оземь и умер с досады.
- Пойдемте, господа! - сказал король, и вся его свита с высоко поднятыми головами последовала за ним. Сели все в раззолоченные кареты и уехали.
Когда кареты скрылись за поворотом, объявились на графском дворе Янош и Ион. Собрали они всех слуг, всех батраков, всех крестьян с графской земли. "Все ли собрались?" - спросил Янош. И когда люди ответили, что здесь все до одного, он сказал им так:
- Братцы, на наше счастье граф лопнул с досады.
- Давно бы уж пора! - проворчал один старик.
И так как Ион и Янош уже получили с лихвой все, что им причиталось со злого барина, стали они между людьми землю и имущество графа делить.
- Что это вы, холопы, затеяли?! - слышат они вдруг и видят, Колдунья-Железный-Нос над ними носится. Спустилась к ним, слезла с помела и замахала сухими, костлявыми кулаками.
- Чего тебе, ведьма? - спросил Янош, подходя к старухе.
Как увидела колдунья Яноша, сжалась вся, в комок собралась.
- Янош, миленький, - хнычет, - пожалей меня!.. Не срами перед слугами, а не то никто больше не станет меня, старой, бояться…
Тут начал весь народ смеяться. Даже те, которые прежде старухи как огня боялись, не могли удержаться от смеха. Смеялись люди и пальцами на колдунью показывали.
- Не смейтесь! - кричала она тоненьким голосом. - Не смейтесь, а не то я вас всех убью!
Но все только весело смеялись, а колдунья в бессильной злобе кидалась, то туда, то сюда, да вдруг вытянулась в тоненькую ниточку; а когда, наконец, люди успокоились, перестали хохотать, видят, а от колдуньи ничего и не осталось, кроме железного носа. Кто-то из ребятишек схватил железный нос, поиграл им немножко, да и забросил в канаву. Там он и валялся до тех пор, пока не рассыпался от ржавчины.
А как покончили люди с дележом, обернулись Янош и Ион орлами и поднялись высоко в небо.
- А ну, погоди, побратим, - вспомнил вдруг Янош. - Ведь были у меня когда-то кровные братья!.. Такие лежебоки, каких днем с огнем не сыщешь. Давай поглядим, что с ними сталось?
И облетели орлы все села, которыми проходил когда-то Янош, и где он своих братьев оставил. Видят орлы, каждый лентяй в своем селе пастором стал. Хорошо им, привольно живется. А один из братьев так даже прославился, и теперь все ожидали, что его вот-вот в епископы возведут!
- Ну, брат, видно, много еще дураков на этом свете! - с горечью вздохнул Янош.
И полетели орлы к его родному дому. А старик отец, избавившись от лежебоков сыновей, разом и от прежней нужды избавился. Превратились орлы в парней. Увидел отец Яноша, то-то обрадовался. С любовью прижал он к груди и Яноша, и названного его брата Иона. А как увидел горы червонцев, что добыли побратимы, чуть было речи не решился.
На радостях устроили они пир на весь мир. Три дня и три ночи на том пиру пировал народ, никто не спал, веселились все - плясали, как пляшут только здоровые и счастливые люди. А другие говорят, что этот пир и по сию пору длится. Правда ли? Я и сам не знаю, а вам на том пиру побывать желаю, пить, танцевать, вволю попировать. Может, как случается, мы там с вами повстречаемся у Яноша за столом. Кто к нему придет, будет весел весь год, а кто прийти не успеет, о том пожалеет!
Как родилась песня
Далеко на океане да на острове Буяне стоит дед под окном с разинутым ртом; стоит и ждет, пока в рот груша упадет.
Пришел - садись, не спеши, не торопись! Вот сказка начинается, народ собирается. Придут девчата, в ленты нарядим их богато, косынками одарим шелковыми, бусами, всякими обновами; а когда парни придут, сапоги им дадут, со скрипом, новые да шляпы поярковые… Ну да это присказка, а сказка впереди!.. А теперь слушайте!
Жил-был когда-то дед небогатый, борода лопатой. Всю жизнь дед на поле от зари до зари спину гнул, работал… А если б его спросили, были ли у него в жизни ясные денечки, дед, пожалуй, и ответить бы не сумел. Не помнил он в жизни своей радости. Нехорошо это, когда жизнь человека к концу подходит, а помянуть ее нечем! Может, оттого и наш дед невеселый был. Бывало, вечерком даже и всплакнет.
- Чего ты, батюшка, плачешь? - спросит его сын Ванюша.
- Эх, парень! Не видал я в жизни радости, - скажет ему старик в ответ. - А жизнь-то моя кончается… Ваня, Ваня! Кабы было хоть теперь чему порадоваться! Вот ты весь день сидишь - баклуши бьешь… На тебя у меня никакой надежды. Горька была моя молодость, а старость и того горше.
В те времена трудно людям жилось. Приказал тогдашний властелин мира черному горю раскинуть крылья над всей землей.
Труд людской был без радости. Работали люди хмурые, печальные. За смех, как за страшный грех, наказывали. Но никто грозного властелина земли не видывал, ни один человек его в лицо не знал.
А был Ванюша уже здоровый детина. Хоть куда парень: кудри у него, словно спелая рожь, глаза ясные, что васильки синие. Прям и строен был Ванюша, как березка, лицом бел и румян, сердцем добр и весел.
Бывало, пашет Ванюша, пашет да вдруг остановится, голову закинет, слушает, как жаворонки в небе поют, да дрозды в кустах пересвистываются.
- И чего ты, Ванюша, как люди не работаешь? - скажет отец.
А Ванюша и сам не знал, что с ним творится. Возьмется он, скажем, траву косить. Идет в ряду с другими косарями, косит и молчит, как приказано. А потом вдруг разгорится весь, затуманится взор. А то ходит, словно в воду опущенный… Будто тянет его куда-то вдаль. Не избыть ему в косьбе молодой удали, - иной жизни, воли сердцу хочется. Он то от косцов отстанет, остановится, а то и вовсе работу бросит, в лес уйдет, песни птичьи слушает, с птицами перекликается, пересвистывается. От певчих птиц его не отличишь, - будто сам он птица диковинная.
Только кому с того польза? Не унять Ванюше тоски птичьим посвистом, не развеять ее ветром лесным…
Вернется Ванюша из лесу, опять за косу возьмется, да ненадолго. Поработает, поработает и опять в лес. Мало с такой работы толку. Глядит на него старик-отец, еще пуще огорчается… Ничем Ванюша его не радует.
Да, надо вам сказать, что в те времена люди ни петь, ни играть не умели. А о кобзе, например, или, о свирели никто и не слыхивал.
Не знал о них и Ванюша, но сердце его просило песен и радости. Без них ему жизнь была не в жизнь. Он и сам не знал, чего ему не хватает, и маялся, как рыба на песке, как сокол в неволе, как сердце без ласки. Не находил себе парень места и все думал: "Как бы мне грусть-тоску со свету согнать?"
Только вся его мука была напрасна: ни сам он, никто другой на то ему ответить не мог.
Убежал он однажды вот так-то в лес, оставил других в поле хлеб дожинать. Только дошел до поляны, где всегда отдыхал и птиц слушал, загремел гром, сверкнула молния и полил такой дождь, что Ванюша вмиг промок до костей. А молнии одна за другой так и сверкают. Опасно в грозу по лесу ходить! Знал это Ванюша, но куда ему было деваться? Тут заметил он в старом дубе большое дупло и решил там грозу переждать. Влез это он в него. Гнилушкой и грибами пахнет. Попривыкли глаза к темноте, видит Ванюша, все дупло кругом резьбой украшено, будто стены замка какого, а по резьбе из светляков затейливые узоры выложены. Сверкают светляки, словно искрятся. А из дупла вниз под землю ступеньки спускаются, как ковром, зеленым мохом устланные. "И куда эти ступеньки ведут?" - подумал Ванюша, и потянуло его вниз по тем ступенькам. А лестница, чем дальше, тем шире становится, шире стены перед ним расступаются. Потом вдруг свернула лестница, и очутился Ванюша в дивном саду. Трава там шелковая, по колено. Только не зеленая она, а лазоревая. А цветы в траве золотые да серебряные. Пройдет ветер, трава шевелится, цветы качаются да тонешенько так, словно колокольчики, позванивают. А кругом деревья высокие, стволы из хрусталя горного, как столбы ледяные светятся, и листочки на них живые, лазоревые, и между них плоды всякие из ярких самоцветов горят-переливаются: груши опаловые, вишни-черешни алые, орехи изумрудные. И глядится диво-сад, словно в зеркало, в золотые воды ручьев да прудов. Бегут в траве ручейки, журчат, словно соловьи, поют.
Стоит Ванюша, как завороженный, Стоит, глядит, куда его завели замшелые ступеньки, не может от волшебного сада глаз отвести. И слышит Ваня, зовет его кто-то по имени: "Поди ко мне, Ванюша! Не бойся!.."
Оглянулся парень направо, налево… Никого!
- Что же, не видишь ты меня? - спрашивает голос откуда-то из глубины сада. Взглянул Ваня и видит, лежит под раскидистым деревом на бархатной подушке черепаха. Большая, с колесо. Щит у нее весь золотом разукрашен, а на голове веночек из золотых и серебряных цветов.
Понял тут парень, что это хозяйка волшебного сада. Вспомнились ему рассказы стариков, не раз поминавших имя Хозяйки Подземного Царства. Сказывали они, что велика ее сила, что коли случается людям забрести в ее царство, иных она богатыми дарами оделяет, а иных никогда больше назад на землю не отпускает. Только, видать, не знали старики, что в Подземном Царстве хозяйкой черепаха.
- Добрый день, Хозяйка… - начал парень. - Я пришел сюда…
- Брось, Ванюша! - ласково молвила черепаха. - Знаю я получше твоего, что тебя сюда привело. Ты, может, и сам того не ведаешь… Послушай!..
Подняла тут черепаха голову, и по ее знаку в лазоревой листве деревьев разом проснулось несметное множество птиц. От взмахов птичьих крыльев затрепетали, зашептались лазоревые листья на деревьях, заколыхались хрустальные ветви, зазвенели, тихонько ударяясь друг о друга, плоды-самоцветы. Полились в тиши подземного сада дивные звуки. Им вторило журчание золотых ручьев. И вдруг защебетали, запели птицы, и пение их сплеталось с шумом листвы и журчанием вод. И тогда родилась песня, первая песня такая нежная, за сердце хватающая, что у Ванюши дух занялся. И казалось ему, что птицы поют о его родном селе, о старике-отце, напрасно ожидавшем от сына радостей, о жнецах, работающих на поле, о золотых хлебах, по которым волною ветер ходит, обо всем, что только есть прекрасного на белом свете.
Но, как началась песня, так вдруг и оборвалась. Перестали щебетать птицы, не шепчется листва, не звенят больше плоды-самоцветы.
- Что же они? - в отчаянии закричал Ванюша. - Прикажи им, Хозяйка, пусть продолжают, пусть снова машут крыльями! Эх, если бы я мог так же, если б умел так же вот, как они, рассказать все, что на сердце накипело. Что же это было?
- Песня это была, Ванюша, - сказала черепаха.
- Песня? - переспросил парень.
- Да, песня! То, что ты столько времени ищешь, сам того не зная. Хочешь научиться песням, чтобы навсегда разогнать грусть и тоску людей?
Стучит сердце парня, ровно колокол в груди гудит. Знает он, что Хозяйка Подземного Царства, если захочет, может ему дать этот великий дар - песню.
- Хочу! Больше всего на свете хочу! - говорит Ванюша.
- Будь по-твоему! - сказала, покачав головой, черепаха. - Коли так, ступай вперед, вон туда, - показала она. - Там, под большим деревом, отдыхает мой дядька. Иди же, иди, не бойся! Только смотри в оба: если откроет он сперва левый глаз, встанет сердитым, - может тебя и съесть. А коли правый - обласкает, не будет знать, как тебе лучше помочь!.. Все для тебя сделает!..
- А петь он меня научит? - спрашивает парень.
- Только он один и может тебе в этом деле помочь.
- Ну, так я пошел! Спасибо за все. Хозяйка, счастливо оставаться!
- В добрый час, Ванюша.
И пошел Ванюша. Вышел он из сада, видит, перед ним большое поле все лазоревой травой поросло. А посреди того поля могучее дерево. И десятерым его не обхватить! А под деревом спит в тени уродище-великан. Рот у него от уха до уха.
"Будить мне его, или не будить?" - думает Ваня. И решил: "Разбужу! Будь что будет!" - Сорвал он длинный прут, стал великана за ухом щекотать. Проснулся великан, почесал за ухом, повернулся на другой бок да как глянет на него да сразу обоими глазами! И сердится он, значит, и помочь ему непрочь.
- Что тебе, козявка, надобно?
- Меня в тебе племянница-черепаха прислала…
- Ну и что, коли прислала?! Такая уж у нее повадка: видит, спит человек, так надо его по пустякам разбудить! Проглотить тебя, что ли, и дело с концом? Чай, у тебя мясцо молодое, сладкое, лучше цыплячьего!.. Ну, чего даром стоишь? - закричал вдруг великан. - Разбудил, так сказывай, что тебе от меня надобно?
Рассказал ему Ванюша все, как было, и о песне, что слышал в чудесном саду, и о своем желании научиться слагать песни.
- Может, хочешь, чтоб я тебе и Лук-Силу-Земли и Стрелу-Что-Все-Пробивает дал?