Мы быстро перевязали рану куском разорванной для этой цели рубашки. К тому времени огонь с обеих сторон прекратился. Только троим полицейским удалось ускользнуть. Больше десяти трупов валялось на земле. Оставшиеся в живых подняли руки. Штокман сурово прикрикнул на них:
- Бросайте оружие, гады, и отойдите в сторону!
Те, трусливо озираясь, послушно выполнили приказ. Штокман повернулся ко мне:
- Ватагин, иди на мое место! Ты же ранен!
Я отполз на другую сторону дороги. В этот момент раздались три одиночных выстрела. Пули зловеще просвистели совсем низко над нами. Со своей новой позиции я осмотрелся вокруг. Один полицейский залег примерно в двухстах метрах от нас и вел огонь из ручного пулемета. Похоже, что он испытывал недостаток в патронах, потому что стрелял с большими промежутками и короткими очередями. Мои товарищи спустились, чтобы собрать брошенные трофеи, а я, прикрывая их, открыл огонь по полицейскому с ручным пулеметом.
Пока я стрелял, одна из неподвижно лежавших в кювете фигур в синей форме вдруг стала подавать признаки жизни.
- Не шевелись! - громко крикнул я. - Если вздумаешь подняться, то начиню твою голову свинцом.
Человек этот пугливо обернулся и попросил:
- Умоляю тебя, братец, не убивай меня! У меня жена и дети, не стреляй, я всего лишь полевой сторож!
- Я тебе не брат, хватит разговаривать, лежи и не шевелись, если тебе дорога жизнь! - коротко отрезал я.
Полицейский, стрелявший в нас, с каким-то непонятным упрямством выпускал очередь за очередью. Я тоже усилил огонь. И тут услышал голос Штокмана.
- Товарищи, быстрее забирайте оружие и давайте отходить! Из Войнягово показались солдаты и полиция. Будьте внимательнее, перебегайте только пригнувшись!
Вдруг Карамфил покачнулся и упал с тихим стоном. Забыв об опасности, я вскочил, пересек шоссе и подбежал к нему. Схватил его за плечи, посмотрел в лицо:
- Карамфил, браток, что с тобой? Карамфил, ты слышишь меня?
Карамфил лежал неподвижно с плотно закрытыми глазами. Я лихорадочно искал пульс и не мог его нащупать. От горя у меня перехватило дыхание. Прибежали и остальные товарищи. Штокман ножом разрезал куртку Карамфила и обнажил грудь.
- Прямо в сердце, - прошептал он сдавленным голосом. - Карамфил убит, товарищи…
Стало тихо, так тихо, что я почувствовал, как кровь стучит у меня в висках. Наши взгляды встретились, но никто не проронил ни слова. Мы стояли безмолвные и потрясенные. Предательский пулемет тоже замер. Буквально в какую-то долю секунды злодейская пуля оборвала жизнь нашего друга Карамфила. Штокман первый нарушил молчание:
- Товарищи, унесем нашего Карамфила? Решайте, время дорого, нужно уходить! А то нас могут окружить!
- А если он еще живой? - отозвался Йонко. - Мы не должны его оставлять здесь, чтобы он не попал живым в руки врага! - И добавил: - Идите! Я вас догоню!
Нагруженные винтовками и автоматами полицейских, опустив голову, двинулись мы вперед. Я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Карамфила. Никак не мог поверить, что человек, с которым мы только что разговаривали и шутили, уже мертв. Все примолкли. Когда нас догнал Йонко, мне показалось, что уже пройдено много километров. Он присоединился к колонне, и никто из нас не осмелился задать ему ни одного вопроса. Мы продолжали свой путь. Только поднявшись довольно высоко, мы остановились и оглянулись назад. По шоссе двигались грузовые автомашины с солдатами и полицейскими, показалось и несколько легковых машин. Прибывшее подкрепление открыло сильный, но беспорядочный огонь, за нами было организовало преследование. Высоко в светлом небе угрожающе зарокотали самолеты, поднятые, вероятно, с аэродрома в Марино-Поле. Пытаясь нас обнаружить, они летали совсем низко и из пулеметов упорно обстреливали войняговские холмы. Мы скрылись в лесу, который, как нежная мать, укрыл нас. Там я предложил преклонить колени в память о Карамфиле.
- Товарищи, - с болью сказал я, - Карамфил был одним из активных и энергичных ребят в Карловском крае. Будучи еще учеником гимназии, он преисполнился ненавистью к фашизму и вступил в ряды революционной молодежи. В этом прекрасном человеке сконцентрировались самые лучшие качества революционера. Он заслужил любовь и уважение партизан.
Кто-то всхлипнул. Это вызвало во мне еще большую горечь.
- Всю свою жизнь я буду проклинать врагов, которые прервали жизнь нашего Карамфила. Всю свою жизнь буду сожалеть, что не успел сразить человека, пославшего пулю, отнявшую жизнь нашего боевого товарища, который носил в своей свободолюбивой душе ботевскую ненависть к врагам. Так поклянемся же под этим балканским небом, что мы отомстим за его смерть! Так передадим же нашу любовь к павшим товарищам, чистую и святую, грядущим поколениям, чтобы и они через много веков знали, что за нашу свободу здесь, на этом самом месте, сгорело много молодых сердец! И пусть поют песни о герое Карамфиле, как поют о его первом учителе - Ботеве, о Ботеве-воеводе!
Как жаль, что мы не имели возможности похоронить его с венками и песнями!
Мать не оплакивала его, девушка - его первая любовь - не проливала над ним горючих слез. Только родные горы по-отечески стояли у изголовья героя, став немыми свидетелями его безвременной гибели.
Но я все еще не мог поверить в то, что Карамфил погиб. И все думал, что произойдет какое-то чудо и он снова пойдет вместе с нами. И мы опять усядемся под каким-нибудь буком, и он вновь напомнит нам, как прекрасно жить и бороться.
Низкий поклон славному сыну наших гор!
Выбрав удобное место, где нас никто не смог бы обнаружить, мы присели. Тихий ветерок шелестел пожелтевшими листьями. В этой монотонной песне словно звучала скорбь об ушедшем от нас товарище.
Сейчас предстояло решить, что же нам делать дальше. Наш приход сюда, в западную часть Среднегорья, преследовал совсем иную цель. Я, как представитель штаба зоны, имел поручение отвести Штокмана в отряд имени Васила Левского, новым командиром которого его только что назначили. Йонко и Веселин направлялись в отряд для его укрепления в качестве командиров подразделений. После встречи около села Войнягово Карамфил должен был отвести нас в отряд. Но Карамфила не стало. И мы оказались в незнакомой местности. Мы не имели представления, куда надо идти, чтобы установить связь со здешними партизанами.
- Прежде всего надо поровну распределить запасы продуктов и боеприпасы, чтобы при необходимости каждый мог действовать самостоятельно, - сказал Штокман.
Самым старшим из нас был Штокман, человек с богатым опытом, он всегда мог подсказать, как нужно поступить. А при нашем положении создавшаяся обстановка не сулила радужных перспектив. Оказалось, что мы располагаем всего лишь половиной мешка картошки.
- Товарищи, - сказал я, - полицейские, безусловно, блокируют лес. Надо искать отряд Карамфила, в противном случае нам придется туго!
- Это правильная мысль, - прервал меня Йонко, - но как нам узнать, где он находится? Ведь мы в этих краях впервые! В село входить опасно, мы не знаем никого из местных жителей.
- Давайте тщательно закопаем в землю оружие, чтобы его можно было легко найти нашим людям, ведь вскоре оно понадобится, - предложил Штокман.
Разумное предложение. Веселин и я начали копать яму между корнями могучего дуба, а Йонко и Штокман старательно завернули автоматы. Мы позаботились и о том, чтобы оставить знаки, по которым смогли бы сразу обнаружить это место.
- В руках партизан это оружие будет использовано по назначению, - заключил Йонко и вытер вспотевшее лицо.
Где-то около вершины Богдан, где начали собираться темные облака, сверкнула яркая молния. Прогремел гром. После теплого и душного дня наступала дождливая ночь. Первые капли, крупные и тяжелые, забарабанили по листве. Подул ветер, поднял с земли и понес за собой траву и листья. Небо быстро потемнело, сразу же наступил вечер, словно бы его пригнали облака, ветер и дождь.
- Давайте готовить постель, пока не намокла земля, - предложил я.
Мы наломали ветвей, сделали из них что-то вроде тюфяка, и укрывшись каждый своим пальто, легли.
- Завтра решим, что будем делать. Спокойной ночи! - сказал Штокман.
Крепки партизанские нервы: несмотря на непрекращающийся дождь, мы спали как убитые.
Рано утром неподалеку от нас затрещали выстрелы. Мы вскочили.
- Оставайтесь здесь, между этими двумя тропинками! - предложил Штокман. - А я поднимусь на холм и выясню обстановку.
Мы забрались в кусты и зарылись в опавшие листья. Вскоре вернулся Штокман, усталый и запыхавшийся:
- Лес блокирован солдатами и полицией!
Словно бы в подтверждение его слов совсем близко послышались крики, ругань. С хрустом ломались сухие ветки.
- Сюда идут! - прошептал Йонко. - Вон двое, внизу между деревьями.
К нам приближались две сверкающие от влаги каски. Прильнув к мокрым листьям, я весь превратился в слух. Не смел даже пошевельнуться, думал только об одном: "Если нас обнаружат, мы едва ли сумеем вырваться…"
В это время по тропинке зацокали конские копыта. Я осторожно выглянул из своего укрытия. В седле на гнедом коне в надменной позе важно восседал офицер. Он подождал, пока двое солдат в мокрых касках вытянутся перед ним.
- Обнаружили что-нибудь? Где вы мотаетесь? А ну, быстрее!
- Их здесь нет, господин поручик, мы облазили весь холм. Они, безусловно, забрались повыше, - высказался один из них.
- Куда они денутся по такой грязи? Вам лень искать как следует. Только и ждете, чтобы завалиться спать, негодяи! Партизаны - хитрые люди, но на сей раз им не уйти от нас. Ну, чего же вы на меня уставились? Бегом марш! И смотрите в оба!
- Слушаюсь, господин поручик! - одновременно откликнулись оба.
Лошадь фыркнула и понеслась. Один из солдат обратился к своему напарнику:
- Ну и скотина же этот поручик! Еще столько крови нам перепортит, глазом не моргнет!
- Зверь, настоящий зверь, только бы не попадаться ему на глаза!
Они поговорили еще немного и пошли вправо. Наконец мы смогли пошевельнуться. Нам стало ясно, что это и есть большая блокада, о которой мы уже имели сведения, но не знали, когда она начнется. Штокман развязал свой рюкзак:
- Товарищи, пока относительно спокойно, можно поесть.
Каждый получил по холодной картофелине, это, конечно, не обед, но делать нечего.
- Будем скрываться до вечера! Как стемнеет, попытаемся выбраться отсюда, - вздохнул Йонко.
- Это единственный выход. Для таких людей, как мы, темнота - самый добрый друг, - согласился я.
Перед закатом снова пришлось спрятаться в импровизированном убежище между двумя тропинками. Совсем близко от нас пять-шесть полицейских ногами разгребали опавшие листья. Я решил не выдавать своего присутствия, пока они на меня не наступят. Потом, когда мы вспоминали об этих напряженных часах в войняговских лесах, оказалось, что все думали об одном и том же: если кого-нибудь из нас обнаружат, то он должен отвлечь внимание врага, чтобы спасти других.
Как только наступила ночь, мы почувствовали себя сильными и бодрыми. Горы окутал туман, и мелкий дождь, не прекращавшийся весь день, усилился. Мы давно уже промокли до нитки. Стали готовиться в дорогу.
- Товарищи, - сказал Штокман, - самое разумное - идти только на восток, пока не доберемся до знакомых мест. У меня есть компас. Согласны?
Мы съели свой ужин и пошли один за другим. Стояла такая темень, что я ничего не видел вокруг. Размокшая, скользкая земля мешала идти. Обувь, мокрая и облепленная глиной, стала вдвое тяжелее. То и дело теряя равновесие, спотыкаясь и падая, мы выбрались с войняговских гор. Только собрались устроить привал, как из темноты перед нами выплыли светящиеся окна. Залаяли собаки. Оказалось, что мы подошли к селу.
- Ватагин, ты не знаешь, что это за село? - подтолкнул меня локтем Штокман.
- Не знаю, я здесь не бывал.
- Дьявольские козни! - выругался Веселин. - Лучше уйдем, пока не поздно. Эти псы своим лаем поднимут всех на ноги.
- Люди, наверное, ужинают, - добавил Йонко.
Я заметил нотку зависти в его голосе и тоже проглотил слюну. Голод давал знать о себе. Мы подняли воротники пальто и направились к какому-то холму.
Штокман посмотрел на компас, а я - на часы. Время приближалось к полуночи.
- Йонко, - улыбнулся я, - уже поздно! Наверное, люди уже поужинали.
Мне, разумеется, было не до шуток, но эта способность шутить в трудную минуту является неотъемлемым качеством большинства партизан. Ведь только шутка в час испытаний могла отвлечь от невеселых мыслей. В какое село мы тогда попали, я и до сих пор не знаю.
Мы продолжили свой путь на восток.
- Идем как будто бы в чернилах, - пробубнил Веселин.
- Осторожно, яма! - послышался словно из-под земли голос Йонко.
Еще не успев отреагировать на предупреждение, я почувствовал, что куда-то проваливаюсь. Инстинктивно я протянул вперед руки, но все равно свалился вниз, вслед за мной полетел и Веселин. Яма оказалась неглубокой - всего три-четыре метра, - и никто не ушибся.
- Проклятая яма! - шепотом выругался Веселин.
- Куда запропастился мой автомат? Наверно, упал в воду.
Все занялись поисками автомата, ведь оружие для партизана - самая ценная вещь. Полчаса мы ощупывали каждый сантиметр земли, и в конце концов Веселин радостно воскликнул:
- Нашел!
Я вздохнул с облегчением. Значит, можно продолжать путь. И вот совсем рядом послышался шум воды. Совсем близко протекала река.
- Товарищи, это же Стряма! Отсюда начинаются знакомые нам места. - И я почувствовал, что ко мне возвращается чувство уверенности.
Мы ускорили шаг. Река после дождей стала полноводной, и вода ее показалась нам теплой. Глаза уже стали различать ветки на деревьях и очертания противоположного берега. Все вокруг выглядело сизым из-за раннею рассвета, который неумолимо и равномерно размывал ночную тьму.
- Ну, трудности остались позади, - улыбнулся Штокман. - Это уже знакомые места.
Компас здорово помог нам. Не успел я осмотреться, как под самым высоким деревом уже запылал костер.
Штокман предложил погреться. В это хмурое, влажное утро огонь показался нам особенно приятным. На наших хмурых лицах стали появляться улыбки.
- Ни одной струйки дыма! - воскликнул Веселин.
- Товарищ Штокман все делает точно по правилам!
Мы разулись, чтобы скорее просохнуть.
- Как только согреемся и приведем себя в порядок, - сказал Штокман, - решим, что делать дальше. И продукты найдем.
Стало совсем светло. Находясь далеко от населенных пунктов, можно было рассчитывать на относительное спокойствие. Мы заранее договорились о контрольной встрече в свеженских горах с нашими из отряда имени Христо Ботева. Уже и дождь прекратился. Укрепилась надежда, что хорошая погода поможет нам благополучно добраться до своих.
Но не всегда получается так, как тебе этого хочется. Только мы подкрепились картошкой и затоптали остатки костра, как загремели выстрелы. Лес отозвался гулким эхом, пули засвистели со всех сторон, стали падать обломанные ветки, полетели щепки.
- Отходить в горы! - крикнул я.
В промежутках между выстрелами ясно доносились топот, ругань и угрозы в наш адрес.
- Стрелять только в самом крайнем случае, - приказал Штокман и ползком стал продвигаться вперед.
Мы последовали за ним. Без единого выстрела нам удалось выскользнуть из кольца. Усталость нарастала. Вдруг слева от нас, в высоких кустах, мелькнуло несколько серых фигур, и, пока мы сообразили, что же нам предпринять, кто-то из карателей крикнул:
- Вот они, партизаны!
Другой, вероятно начальник, заревел:
- Окружай их!
Мы залегли.
Куда бы я ни посмотрел, повсюду видел фигуры солдат и полицейских.
- Вперед! Слышите, скоты!
"Только попадись мне на мушку, я сразу же заткну твою мерзкую пасть!" - подумал я, сжимая автомат.
- Товарищи, пойдем прямо на прорыв, вон там их меньше всего! - сказал Штокман.
Я ощупал свою раненую руку - простреленное место болело, но не настолько, чтобы мне мешать.
- А ну, давайте, сейчас как раз подходящий момент, пока они не замкнули кольцо окружения. Вперед! - Штокман открыл огонь по перебегающим от куста к кусту полицейским. Мы дали дружный залп, сделали перебежку и залегли. Нам удалось ввести противника в заблуждение. Прячась от пуль, они не заметили нашего передвижения и осыпали градом свинца то место, где мы до этого находились.
- Как только они немного осмелеют и зашевелятся, пойдем на прорыв! - скомандовал Штокман.
Мы ждали молча, готовые тотчас же броситься в атаку. Я наблюдал за участком впереди себя. И вот высунулись из укрытий несколько человек, повертели головой во все стороны, явно пытаясь понять, куда мы делись.
- Огонь! - крикнул Штокман.
Перебегая с места на место и отстреливаясь, мы в одно мгновение оказались лицом к лицу с врагом. И прежде чем он успел опомниться, нам удалось вырваться из кольца окружения. Тогда, несмотря на то что нас было всего четверо, мы могли уже успешно отстреливаться, не опасаясь получить пулю в затылок.
К счастью, с севера надвигались черные тучи. Загремел гром, длинная изломанная молния ударила в скалу. Подул сильный холодный ветер, и полил проливной дождь. Природа как будто хотела помочь нам. Мы предполагали, что полицейские не решатся броситься за нами в погоню. Нужно было воспользоваться благоприятным моментом. И мы пошли, даже не оглядываясь. С неба, свинцового и какого-то зловещего, на нас выливались потоки воды. Земля превратилась в такое месиво, что мы проваливались по щиколотку. Но, не переводя дыхания, мы продвигались вперед…
К вечеру очутились в знакомой калоферской местности - Коритарско. Здесь у калоферцев находились зимние кошары.
- Тут наверняка найдем чего-нибудь поесть, - сказал Йонко.
Мы промокли до нитки. Зашли в первую кошару - пусто. Ни людей, ни продуктов. Никогда Коритарско не выглядело таким нежилым. Мы обошли все кошары, но тщетно.
- Ясно, что ужин нам не придется готовить, так хоть бы отоспаться, - махнул рукой Веселин.
- В этих кошарах мы оставаться не можем! - откликнулся я. - Если враги идут за нами следом, то прежде всего станут искать нас здесь.
Всем нам хотелось передохнуть под крышей, но это оказалось невозможным. Мы спустились на два-три километра вниз по течению реки Аджарской и кое-как устроились под деревьями. Усталость давала знать о себе. Спали как убитые.
Примерно часов в шесть Штокман разбудил меня:
- Ватагин, посмотри туда, на тот холм!
На другом берегу реки, на низких склонах, раскинулись солдатские палатки.
- Лагерь! - только и смог я вымолвить.
Несколько лошадей паслось у какого-то бесформенного возвышения, покрытого брезентом. Я указал на него Штокману:
- Это наверняка пулеметы и минометы!
Йонко и Веселин отправились в разведку. К обеду они вернулись.
- Солдаты из артиллерийского полка. Уже два дня находятся здесь, в лагере. Полицейских и жандармов нет.
Мы решили не рисковать. Когда стемнело, Штокман и Йонко отправились на другую сторону реки искать свободное место, где мы могли бы пройти незамеченными дальше. Вернулись угрюмые.
- Повсюду солдаты. Если только шевельнемся, сразу же нас обнаружат, - объявил Штокман. - Нужно переждать.