- Вишь, бестия, твой хозяин. Видать, совесть мучила, что гроши тебе платил. Ты, Ваня, не сдавайся, если не будет платить по десятке, в трактир устрою, там одних чаевых вдвое больше будет.
Ничего не делая, имея пятнадцать рублей в кармане да еще около пяти на сберегательной карточке, Ванюша действительно отдыхал: ходил на море, грелся на солнышке, купался, посещал портовую столовую - ел камбалу и бычки, а они, поджаренные на постном масле да еще в томатном соусе - просто объедение. Иногда брал с собой кусок хлеба и покупал по дешевке вспухшую банку консервов - все тех же любимых бычков в томатном соусе. Проколет ее ножиком, выпустит накопившийся воздух, откроет банку и так аппетитно съест на берегу. Да еще за копейку возьмет кружку кислого хлебного кваса на рундуке у квасника. А что еще человеку нужно?!
4
Ваня очень любил читать, особенно книжки про войну, про великих людей. Как-то попал ему в руки "Всеобщий русский календарь" за 1912 год в честь столетия Отечественной войны 1812 года. В календаре много говорилось о Наполеоне. Как блистательно взошел он на императорский трон! Сколько одержал разных побед! Чего еще не хватало? Нет, пошел на Россию, хотел побить нашего красавца императора Александра I. Да не тут-то было! Правильно сказал русский солдат на допросе у французов: "Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну, да об нас другая статья..."
Читая журнал, Ванюша узнал, что русские войска в 1812 году были разделены на две армии: первая под начальством Барклая де Толли, тогдашнего военного министра, находилась в Виленской губернии, вторая - под командованием князя Багратиона - в Гродненской. Наполеон хотел помешать соединиться этим армиям и разбить каждую порознь. "Эх, какой быстрый!" - думал Ванюша и старался скорее дойти до развязки. Дальше он прочитал: "...Император Александр поручил обсуждение дела особому комитету, который нашел, что необходимо назначить одного общего главнокомандующего над всеми действующими армиями и, повинуясь голосу народа, выбрал 67-летнего старика, предводителя С.-Петербургского ополчения, Михаила Илларионовича Кутузова".
Новый вождь был встречен с восторгом в народе и в войске, к которому прибыл 17 августа в главную квартиру при Цареве-Займище. Прошел слух, что когда главнокомандующий перед боем объезжал лагерь, над головой его взвился громадный орел, символ победы. "Приехал Кутузов бить французов", - говорили солдаты. Все ликовало в лагере все ждали битвы - и наконец состоялась эта жестокая, неизгладимая из народной памяти битва на Бородинском поле, в 108 верстах от Москвы.
Ванюша прямо-таки благоговел перед мужицкой мудростью Кутузова. А еще он очень полюбил князя Багратиона - за его смелость и отвагу. Да как было не полюбить такого бесстрашного героя. Ведь в Бородинском сражении русскими солдатами под его руководством не один раз были отражены сильные атаки французов. "Вот действительно генерал что надо!.."
Со слезами на глазах читал Ванюша о том, как могучий защитник отечества, любимец солдат князь Багратион, "генерал по образу и подобию Суворова", пал в сокрушительном бою. Багратион был сражен картечной пулей, которая раздробила ему ноги, и он свалился о лошади. Князя положили на носилки и унесли с поля битвы. Это была невозместимая потеря для русской армии. Весть о смерти храброго, неустрашимого полководца быстро разнеслась по войскам и отозвалась тяжелым горем в душе каждого воина.
"Кто же заменит Багратиона?" - заволновался Ванюша. И успокоился только тогда, когда прочитал, что Кутузов поручил командовать войсками на багратионовых флешах хладнокровному и такому же отважному, как Багратион, генералу Дохтурову.
Ванюша восторгался Кутузовым и такими русскими генералами, как Ермолов, Коновницын, Лихачев. Это не то, что немцы (вроде Ренненкампфа), которые, поджавши хвост, давали тягу от японцев. Вот генерал Лихачев, сидя в углу укрепления на складном стуле, бледный, истощенный болезнью и ранами, слабым голосом заклинает своих солдат: "Не выдавай, братцы, не выдавай!" Неприятель надвигается на укрепления, подобно морскому прибою, вводит в бой резервы. Русские солдаты отбиваются с львиным мужеством и один за другим падают на груды мертвых тел, сраженные пулями и штыками. Погасает последний луч надежды в сердце Лихачева. Он видит вокруг себя торжествующего неприятеля и воспламеняется отвагой. Генерал вскакивает на ноги и бросается на врага, размахивая шпагою: "Братцы, смелей! Не выдадим родной земли!" Ружейный приклад повергает его на землю. Блеснули штыки, готовые поразить Лихачева. Но французы узнают, что это генерал, и щадят его. Горсточка пехотинцев уже не может остановить неприятельской лавины и гибнет под штыками французов.
Ванюша зачитывался календарем. Издание было дешевое и весьма популярное. Позднее он прочитал гениальное творение Льва Толстого, и война 1812 года предстала перед ним во всей ее полноте, во всех ярких и трагических красках. Книга захватила Ванюшино воображение, и зревшая в нем сызмала гордость за свое отечество и за свой народ еще более окрепла. Через многие годы, через страдания и радости прошла она с ним, вдохновляя на добрые дела.
Ванюша восхищался не только храбростью и геройством русских воинов, его радовало и то, что на борьбу с ненавистным Наполеоном поднялся весь народ; он с упоением читал, что, оставляя родные места, крестьяне поджигали свои избы, риги, мельницы. Неприятельские войска встречали на своем пути только безлюдные, обгорелые остатки селений, потоптанные хлеба, травы и бесконечные пожарища.
Многие из крестьян собирались в дружины и "охотились на захватчиков". Появились смельчаки, которые нарочно сдавались в плен неприятельским отрядам, чтобы заводить их в гиблые места. Ванюша узнал о том, что во время Отечественной войны были не только герои, но и героини. Можно ли было не восхититься крестьянкой Смоленской губернии старостихой Василисой, организовавшей дружину из местных крестьян и крестьянок, которая нападала на врага, уничтожала его или захватывала в плен. Крестьянка Прасковья из деревни Соколовой, Сычевского уезда, переодевшись во французский полковничий мундир с орденами и в каске, во главе своей дружины не раз наводила страх на французов.
Ванюшу просто потряс эпизод, когда под Смоленском попал в плен к неприятелю русский крестьянин. Он был силен, здоров, ловок. Французы, по своему обыкновению, наложили на его руку клеймо "Н" - Наполеон. Означало это клеймо, что крестьянин зачислен на службу неприятеля. Когда мужику растолковали смысл клейма, он выхватил из-за пояса топор, размахнулся и отсек себе заклейменную руку...
А бесславное сидение Наполеона в Москве, пожар в столице, поспешное бегство неприятельских войск... Страшная дорога - жестокое возмездие за поругание земли русской. Из более чем 600 тысяч французских солдат осталось в живых только около 80 тысяч человек.
Все, что прочитал Ванюша об Отечественной войне 1812 года, он невольно связывал с событиями, которые потрясали мир сто лет спустя. Особенно волновали Ванюшу Балканы. Как же это болгары и сербы не сумели победить турок! Война славян против Турции окончилась впустую. Что это такое, на самом деле! Японцы надавали по шее нашим в 1905 году, а турки поколотили наших братушек болгар и сербов. Надо же доказать неприятелям России, что русские люди умеют постоять за себя и умеют воевать!
С такими мыслями Ванюша появился как-то у тети Елены, Разумеется, он заразил этими мыслями малышей - Вадима и Шурика, и они тайно решили, что пойдут воевать, если будет война. Дядя Миша хохотал, когда Шурик проговорился о принятом решении.
- Это от безделья у тебя, Ванька! Приходи-ка ко мне в пролет, ящики потаскаешь - вся дурь у тебя из головы вылетит.
"Дурь-то дурь, - думал Ванюша, - а все-таки нехорошо, что Россия проиграла войну Японии, да и на Балканах не повезло".
Позже, вспоминая те дни, Ванюша во многом разобрался и на многие вещи взглянул по-иному. Но юношеский патриотизм был прямым и, непосредственным, продиктованным не шовинизмом, не высокой политикой, а чисто ребяческим желанием того, чтобы "свои" были сильнее всех и всегда побеждали. Вряд ли Ванюша понимал, что означает слово "политика". Он просто любил Родину и, конечно же, верил всему, что напечатано в книгах, журналах и газетах. Раз напечатано, значит, правда, это не то, что от руки написано, мало ли что можно написать. Еще раньше он много читал про Степана Разина в копеечных выпусках, про Ермака - завоевателя Сибири, знал песню о нем, выучил наизусть "Полтаву" Пушкина и "Бородино" Лермонтова... Теперь перед его глазами предстала великая война с Наполеоном...
Все это складывалось в определенную систему, западало в чистую, неиспорченную детскую душу. И рождалась любовь, страстная, всепоглощающая любовь к России, к ее широким просторам, к ез чудесным дремучим лесам, к многоводным рекам и морям. Жизнь научила его любить людей, среди которых он родился и рос. Он был привязан к близким - к маме, к тете Наташе, к тете Елене, даже к дяде Мише, несмотря на его пьяные скандалы.
Своим детским сердцем он чувствовал, что люди в основе своей хорошие, добрые, мужественные, и если живется им часто не так, как нужно, то не они в том повинны.
Подсознательно росло в Ванюше тяготение к военной службе. Воспоминание о графском сынке-кадете не давало ему покоя. Высокомерие Дорика, его пренебрежительное отношение к нему, Ванюше, больно задело самолюбие. Думалось, что он ничуть не хуже графского сынка и мог бы потягаться с ним на военном поприще. А тут военные события подогревали фантазию Ванюши. Они настроили его, как музыкальный инструмент, на определенное звучание...
Как-то утром Ванюша увидел приклеенный к фонарному столбу высочайший манифест. Ванюша впился в него глазами: "Божию милостью мы, Николай вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая: объявляем всем верным Нашим подданным... мы повелели привести армию и флот на военное положение..."
Ниже царского манифеста Ванюша прочитал именной высочайший указ Правительствующему Сенату, в котором говорилось о призвании под ружье верноподданных.
Внизу стояло: 20 июля 1914 года. С.-Петербург.
Так, собственно, и отложилось в памяти Ванюши начало первой мировой войны. Как растревоженный улей, загудела Россия. По стране прокатилась волна шовинизма, выступления рабочих против войны были жестоко подавлены...
Немцы начали свое наступление на Францию по плану Шлиффена, разработанному еще Мольтке-старшим. Главный удар они наносили правым крылом своих армий через Бельгию на Париж. Французы терпели неудачу за неудачей и отступали. Франция обратилась к России за помощью. Россия начала спешное и неподготовленное наступление 2-й армии под командованием Самсонова в Восточной Пруссии. Немцы отступили, русские их преследовали...
Ванюша видел, как из Одессы войска отправлялись на фронт. Он слышал номера частей - 60-й пехотный полк, 15-я артиллерийская бригада, 14-я стрелковая бригада... Он был захвачен общим порывом и побежал записываться добровольцем. Ему ответили в воинском присутствии, что он еще сопляк и по возрасту не подходит: берут восемнадцатилетних, а ему только шестнадцатый год. "Ах, сопляк, - зло подумал Ванюша, - ну, погодите же!"
Все эти дни он помогал грузчикам в товарной конторе у дяди Миши. Но вот перестали подавать вагоны: все пути были заняты погрузкой войск. На фронт отправлялся 256-й пехотный Елисаветградский полк. Грузились повозки, лошади, фураж, кухни и люди, молодые и пожилые люди, оторванные от своих дел и семей; их дети и жены, матери и отцы плакали и причитали. "На кого ты нас покидаешь, наш родненький, наш кормилец!" - с этими словами женщины, среди которых было много молодиц, бросались на шею своим мужьям. Солдаты допивали последнюю бутылку водки, крепко целуясь, прощались и затягивали песню: "Последний нынешний денечек гуляю с вами я, друзья..."
Отовсюду слышались крики повозочных, подгонявших лошадей в вагоны. С возгласами: "Эй, взяли, разом взяли!" - солдаты вкатывали в вагоны тяжелые фуры. А рядом стояли плачущие бабы с детьми. Женщины рвали на себе волосы... Великая картина человеческого горя, прибой людских страстей, который то взвивался, доходя до клокотания, то стихал, обессиленный. В общем гаме с трудом можно было различить отдельные голоса: покрикивания начальников на своих подчиненных и солдатские утешения женам:
- Перестань, Катя, будет, не реви, не отягощай душу!
Но что эти увещевания! Женские всхлипывания неслись со всех сторон, ни на минуту не утихая.
И снова слышалось:
- Не реви, Катя! Погоди, разобьем немцев - и вернусь. Бог помилует, черт не возьмет.
Ванюша наблюдал не один день эти картины. Солдаты показались ему добрыми и мужественными. Даже в тяжелые минуты, подавляя в себе горькие чувства, они могли шутить, смеяться. А потом вновь мрачнели, наполненные тяжелыми думами, горем расставания и, чтобы вырваться из тисков этого томительного переживания, затягивали песни. Пели, разбившись на группы: молдаване запевали свои дойны, в которых грусть перемежалась с буйным весельем; украинцы, закрыв глаза, слаженно, сердечно выводили свое. Вдруг все обрывалось и гремела разухабистая русская песня: "Соловей, соловей-пташечка, канареечка жалобно поет..."
"Поеду, - решил Ванюша, - заберусь в пустой вагон и поеду".
Стандартные составы воинских поездов не всегда заполнялись до отказа, в каждом эшелоне оставалось по два-три пустых вагона. На них-то и нацелился Ванюша. "Столько народу едет, - размышлял он вспоминая о полученном в присутствии отказе, - что и я не пропаду! Важно только, чтобы при отправке не заметили и не высадили".
Правда, он еще попытался "честно" уехать на фронт, подходил, просил солдат:
- Дяденьки, заберите меня с собой.
Те только смеялись:
- Куда тебе, дурень, ехать с нами? Ну, мы люди подневольные - забирают и везут ерманцев бить, вот мы и едем, а нам-то он што - пусть бы себе жил.
Оставался один выход - незаметно влезть в пустой вагон. Ванюша так и сделал. Заранее приметив два незагруженных вагона, он уже на ходу вскочил в один из них. Быстро закрыл за собой дверь теплушки, залез на верхнюю полку для вещей, сколоченную из досок, и затаился там с замершим сердцем.
Поезд набирал скорость, минуя выходные стрелки. Стук колес все учащался. И Ванюша облегченно прошептал:
- Еду-у-у!
Глава пятая
1
Нельзя сказать, чтобы Ванюша испытывал удобства в товарном вагоне на полке из досок, положенных на косые упоры. Но не беда. "Главное, что еду на фронт", - думал он. Каждый поворот колес приближал его к осуществлению давней мечты. На фронте он опять будет среди солдат, в доброту и отеческую ласку которых уверовал всем существом.
Вскоре Ванюша совсем освоился в вагоне, даже отодвигал дверь теплушки, чтобы образовалась щель, и смотрел на мелькавшие поля спелой пшеницы и ржи, на проплывавшие мимо деревеньки и полустанки. Когда поезд подходил к станции, приходилось задвигать дверь и закрывать вагон: ведь так важно уехать подальше от Одессы, тогда, если Ванюша и будет обнаружен, его не отправят этапом обратно.
Стало уже темнеть, когда эшелон подошел к станции Раздельная и остановился. Ванюша снова закрыл теплушку и забрался на полку. Послышался скрежет отодвигаемых дверей вагонов и говор высыпавших на перрон солдат.
Вдруг кто-то отодвинул дверь Ванюшиной теплушки и заглянул в вагон:
- Ребята, смотри, пусто, а нас набили два взвода с пулеметами в один вагон. Давай перегружайсь!
И солдаты дружно полезли в вагон, бросая вперед вещевые мешки и другие немудреные солдатские пожитки. В углу, в сторонке, поставили два пулемета. В вагон вошел взводный унтер-офицер, дядька лет тридцати пяти, с небольшими усами и добрым круглым лицом. Ему сразу уступили место:
- Вы ляжете на верхних нарах, у окна, господин взводный!
- Ну, у окна так у окна, - ответил низкий грудной голос.
Солдат с черной бородкой и усами, рослый и статный, быстро вскочил на нары, расстелил соломенный мат и покрыл его домашним рядном - прямо против Ванюши, что притаился, как перепел во ржи. Единственным его желанием было остаться незамеченным, по крайней мере до тех пор, пока не тронется поезд. А там будь что будет!
Наконец, поезд тронулся, лязгая буферами. Эшелон тяжелый - сорок набитых до отказа вагонов. Паровозу сразу взять его трудно, получаются рывки, да такие, что с полки можно слететь. В теплушке зажгли фонари. Кто-то, забрасывая вещевой мешок на полку, заметил беглеца.
- Ого, хлопцы, да тут зайчишка притаился. Ну-ка, вылазь, косой! - и стал стаскивать Ванюшу с полки.
Ваня смотрел на солдата умоляющими глазами.
- Ты, Бильченко, полегче, не пугай мальца, - это был голос взводного. И, уже обращаясь к Ванюше, унтер-офицер спокойно сказал:
- Вылезай, милок, поглядим на тебя.
Солдаты обступили "зайца". Со всех сторон слышалось:
- Э-э, да это хлопец малый, сосунок.
- А мать-то, поди, ищет.
И опять вмешался взводный:
- Садись-ка, рассказывай, куда путь держишь? - Он усадил около себя смущенного и несколько растерявшегося Ванюшу.
- Рассказывай, рассказывай, не бойсь, мы тебя есть не будем, а так - штаны спустим и малость всыплем, чтобы в воинский эшелон не залазил, - пообещал кто-то из солдат.
- За что вы меня будете бить? - Ванюша ощетинился волчонком. - Я на войну еду!
- На войну-у, - удивился взводный. - Вот оно что. Значит, ерманца бить будем... - И уже серьезно сказал: - А думаешь, сынок, на войне - это все равно что мед лизать да та пряники мазать?
- Нет, ничего такого я не думаю, знаю, что тяжело будет, да так уж решил.
- Значит, решил, а мы тут ведь можем перерешить, - добродушно улыбнулся взводный. - Вот ты нам расскажи, почему убежал из дому, а мы рассудим, правильно ты поступил или нет.
Ванюша, не таясь, все рассказал о себе, о маме, о тете Елене, о своей болезни скарлатиной и о том, что хозяин взял на его место другого "мальчика".
Долго взводный и солдаты судили да рядили, как быть с Ванюшей, и всем взводом решили: пусть едет, а там видно будет; начальству же о нем доложить при подъезде к фронту.
Так Ванюша оказался среди пулеметчиков, которые стали называть его "сынком".
Эшелон шел ходко. Миновали Жмеринку, Казатин, Киев, Чернигов Гомель. Всем стало ясно, что везут их на германский фронт, а не на австрийский. Значит, воевать будет тяжело. Вести с фронта шли плохие вроде как бы побили германцы наших, а "Солдатский вестник", как называли в шутку невесть откуда бравшуюся молву, сообщал, что наших вообще разбили в Восточной Пруссии, а многих взяли в плен, что от армии генерала Самсонова ничего не осталось и о нем самом ни слуху ни духу.
Когда эшелон пришел в Вильно, о Ванюше доложили начальству. Так, мол, и так, обнаружили приставшего хлопца, как быть, что прикажете с ним делать? От начальства последовал приказ: приставшего подростка передать военному коменданту для отправки этапным порядком домой.
Ванюша уперся: даже слезы из глаз брызнули.
- Никуда я не пойду, и отправлять меня некуда. Я бездомный и от вас не отстану!
Взводный унтер-офицер, Митрофан Иванович Шаповалов, уже успевший за дорогу привыкнуть к Ванюше, потрепал его по плечу:
- Вот те раз! А слезы-то зачем? Солдату, сынок, плакать не полагается.