местонахождении в полк, попросил прислать специалистов из полевой авиаремонтной мастерской, вместе с ними восстановил самолет и перелетел на свой аэродром...
Мы внимательно слушали замполита, и рассказанные им эпизоды из боевой жизни наших старших
однополчан, участвовавших в Сталинградской битве, вызывали восхищение. Их мужество, отвага
воспринимались нами как пример для подражания, как образец беззаветной верности своему
священному долгу солдата Советской Отчизны.
- Вы пришли в полк, на боевом Знамени которого - образ великого Ленина, - взволнованно закончил
свое выступление майор. - Будьте же достойны высокой чести, умножайте подвигами славу нашего
полка! [12]
Предстояло на практике ответить, какой отклик в наших сердцах, в наших умах получили его слова.
А пока... Пока мы с восхищением смотрели на каждого летчика, грудь которого украшала Золотая Звезда
Героя Советского Союза. Нам они казались рыцарями неба, людьми, отвага, смелость и боевая дерзость
которых были недосягаемы для нас.
Моим кумиром стал лучший ас полка, первым получивший здесь звание Героя Советского Союза, капитан Дмитрий Прудников. Я присматривался к нему, жадно ловил каждое его слово, старался
подражать не только смелости и отваге героя, но и манере говорить, держаться, даже копировал его
походку. Мне казалось, что только так равняются на героев, только так можно стать похожими на них.
Втайне я лелеял мечту попасть под начало Прудникова - в его передовую эскадрилью.
3.
На нашем участке фронта наступило временное затишье. Используя его, весь личный состав усиленно
готовится к предстоящим боевым операциям. Каждый отчетливо понимает, что близятся жаркие
сражения, что враг еще силен и будет упорно сопротивляться. Бывалым летчикам непривычно без
настоящей боевой работы. А тут приходится изучать теорию, заниматься тренажами, слушать лекции.
Для нас же, молодых летчиков, эти дни - настоящая школа. Прямо в поле, на фронтовом аэродроме
опытные наставники, мастера штурмовых атак учат нас бить врага, учат побеждать в бою. Их
рекомендации трижды проверены практикой. Их выводы выверены сотнями атак. И мы знаем: то, что
говорит командир полка майор Ляховский, штурман Суклышкин, летчики Бикбулатов, Заплавский, Беда, никаким сомнениям не подлежит. Это - руководство к действию.
Штурмовые удары... Для летчиков в этих двух словах кроется глубокий смысл. Это целая наука, для
которой нужны смелость, верный глаз и твердая рука. Она требует досконально знать повадки, тактику
противника, его боевые возможности. Нужны физическая выносливость, выдержка, воля, умение хорошо
ориентироваться, [13] "читать землю", безошибочно находить нужную цель и наносить по ней точный и
неотразимый удар. И еще одного требует эта наука: уметь находить выход из, казалось бы, безвыходных
положений. Этому и учили нас сейчас бывалые летчики, мастера всесокрушающих ударов.
Один день сменялся другим. Изучив теорию, мы приступили к практической части программы -
желанным полетам.
...Как и предусмотрено, в шесть ноль-ноль начало полетов. Командир полка подходит к стартовой
радиостанции, берет из рук солдата-связиста микрофон.
Вот и мой черед. Надеваю парашют, вскакиваю на левое крыло "ила", забираюсь в кабину, застегиваю
ремни, закрываю фонарь и замираю в ожидании разрешения на выруливание.
- "Коршун"-ноль три! Я - "Рубин". Взлет разрешаю!
Мотор набрал обороты. Машина рвется вперед. Я отпускаю тормоза, и самолет, взяв разгон, мчится по
ровному полю, отталкивается от земли и поднимается.
Набрав высоту, выполняю первый разворот, второй. Кладу машину в глубокий вираж, "ил" послушно
повинуется моей воле, четко вычерчивая фигуры. Следует боевой разворот, пике, снова закладываю
машину в глубокий вираж с набором высоты...
- "Коршун"-ноль три! - предостерегает "Рубин", - внимательно наблюдайте за воздухом!
Несколько минут спустя новая команда:
- Закончить работу! На посадку!
Командир детально анализирует мой полет, разбирает его поэлементно. Даже незначительные ошибки в
технике пилотирования не прошли мимо его внимания.
Я задумался: как далеко еще мне до настоящей уверенности в пилотировании!.. Делаю вывод: надо много
работать, настойчиво, упорно, каждодневно...
Тут же, с одного старта взлетали и "старики" - опытные летчики, которых мы, молодые, называли
сталинградцами. Я присел в сторонке и пристально наблюдал за их действиями. Как они уверенно
владеют самолетом! Мне бы так, да поскорее!.. [14]
Прошло несколько дней. За это время мы научились определять по "стилю" отдельных летчиков, изучили
"почерк" наших лучших мастеров.
- Прудников! - восторженно восклицал кто-то, когда над нами стремительно проносился штурмовик.
- Стрельцов пошел бреющим!
- Гляди-ка - Ляховский пикирует!..
Однажды мы с Игорем Калитиным стояли в стороне от заправочной линии старта, наблюдая за полетами.
- День добрый, ребята! - послышалось рядом. Обернулись - Тараканов. Улыбается, как и тогда, во
время первой нашей встречи.
- Здравия желаем, товарищ лейтенант! - по школьной выучке поприветствовали мы Николая
Николаевича. Был он, как нам показалось, навеселе.
В эту минуту с невообразимым ревом над стартом пронесся "ильюшин", пилотируемый Прудниковым.
- Вот здорово! Вот это дает!.. Игорь, смотри! - невольно вырвалось из моей груди восхищение.
В глазах Тараканова заплясали чертики.
- Видите "одинарку" (так авиаторы называли одноместный самолет конструкции Ильюшина первых
выпусков)? - Тараканов показал рукой в сторону заправочной стоянки самолетов на старте.
- Видим! - ответили мы. - Номер на нем двенадцатый...
- Верно. Я на нем сейчас полечу.
Николай погасил улыбку, поджал губы и быстрым шагом направился к "одинарке".
- Что это с ним? - недоумевал Игорь. Но меня сейчас всецело занимал самолет, управляемый
Прудниковым.
Прошло минут десять. Мы все стояли на том же месте, беседовали. Наш разговор прервала сирена: по
взлетной полосе стремительно мчалась санитарная машина, вслед за ней ринулись все, кто находился на
старте.
- Что-то случилось, Игорь!
- Самолеты, кажется, столкнулись. Бежим! - Игорь бросил под ноги папиросу, притушил ее и помчался
туда, где уже толпились люди. Я за ним.
...Перед нами - разбитый в щепки самолет. Бронестекло фонаря рассыпалось на мелкие осколки. В
кабине [15] лежал Тараканов. Его вытащили, перенесли в санитарную машину и увезли.
Позади разбитого самолета стоял Ил-2 с пробитой кромкой правого крыла.
Нетрудно было догадаться, что виновником этого происшествия был Тараканов. Произошло все из-за его
недисциплинированности. Он самовольно сел в самолет, не осмотревшись, и вопреки запрету стартера
повел машину на взлет. Уже в конце разбега, метрах в двадцати, прямо перед собой Николай увидел Ил-2, руливший после посадки, и резко потянул на себя ручку. Самолет, поднимаясь вверх и теряя скорость до
критической, задел правым колесом плоскость рулящего "ильюшина" и метров с двадцати пяти -
тридцати рухнул вниз.
Мы с Игорем были подавлены: Тараканов - опытный, заслуженный летчик - и вдруг такое!.. И из-за
чего? Из-за амбиции, из-за бравады. Хорошо еще, что остался жив...
Потом, когда Николай возвратился из госпиталя, ему объявили: за грубый дисциплинарный проступок он
отстранялся от полетов, был понижен в звании...
Это был суровый для него урок и предостережение для других.
На партийном и комсомольском собраниях живо, горячо обсуждался в эти дни вопрос о дисциплине, о ее
прямой взаимосвязи с безаварийностью, с боевой готовностью, со всем укладом армейской, фронтовой
жизни.
4.
29 апреля 1943 года - знаменательная для нас дата: этот день объявлен годовым праздником полка.
Тогда же мы узнали радостную весть: наш полк получил новый номер - 75-й и наименование
гвардейского. Такой высокой чести он удостоен за славные подвиги наших старших товарищей -
сталинградцев. Мы разделяем радость ветеранов, гордимся тем, что и нас отныне будет осенять
гвардейское знамя, но мы знаем, что наименование это добыто большой и очень дорогой ценой -
отвагой и кровью.
Весь личный состав - в строю. Начинается волнующе-торжественная церемония вручения полку
гвардейского [16] знамени. Я впервые в жизни участвую в таком событии. Настроение приподнятое.
Весенний ветер разносит по степи бравурные звуки военных маршей.
Выступает генерал Рытов и от имени командования 8-й Воздушной армии поздравляет нас со
знаменательным событием.
Четким шагом подходит к Знамени командир полка майор Ляховский, становится на колено, целует алый
шелк и произносит клятву. Его устами произносит священные слова клятвы каждый, кто стоит в этом
строю, кто пойдет завтра в огонь сражений за торжество великих ленинских идей, кто готов не пожалеть
ни крови, ни жизни для достижения победы над врагом.
Потом каждому из нас был вручен гвардейский знак. Мы гордились им и понимали, что, привинтив этот
знак на гимнастерку, авиатор дает заявку на новые ратные дела.
"Мы - гвардейцы!" - размышлял я. И тут же спрашивал себя: "А что ты сделал особенного, каков твой
вклад?"
...На следующий день опять учебные полеты. Привычно взлетают и садятся самолеты. Гудят моторы.
Вдруг над нами парадным строем проносятся три шестерки "илов". Содрогается земля от поющих в
унисон "голосов". Еще бы! Ведь их мощь - больше тридцати тысяч лошадиных сил!..
- Новые самолеты! - кричит мне в ухо Игорь и расплывается в улыбке. Я тоже радуюсь: теперь
"безлошадным" не останусь!
Минут двадцать жил аэродром особым напряжением. Но вот все новоприбывшие самолеты зарулили на
стоянки, и наши тренировочные полеты были продолжены.
На моем счету уже несколько самостоятельных полетов в зону и на полигон. За это время я обрел
уверенность в пилотировании "ильюшина", научился четко выполнять взлет и производить расчет на
посадку.
Игорь тоже хорошо освоил программу.
На душе радостно. Жарко припекает солнышко, сушит землю. Бросаю пилотку, расстегиваю ремень, снимаю гимнастерку и подставляю разгоряченное тело весеннему ветру. [17]
...Утром я не смог поднять головы. Еле собрался, наконец, с силами и пришел на старт. Руки, ноги ломит, голова трещит.
- Младший лейтенант Недбайло, что с вами? - спросил руководитель полетов. - Вы больны?
- Никак нет! Здоров!
Очевидно, и по голосу, и по моему виду нетрудно было определить, что говорю я неправду.
- Немедленно отправляйтесь в санчасть! - сказал руководитель. - От полетов я вас сегодня
отстраняю...
Медсестра сунула мне подмышку термометр и убежала куда-то. Минут через семь вернулась, взглянула
на градусник и протянула его вошедшему в комнату врачу. Тот удивленно вскинул брови, взял мою руку, сосчитал пульс, прикоснулся ко лбу.
- Да у вас же, батенька мой, самый настоящий грипп! А может, и что-то посложнее...
И потянулись дни, один скучнее другого. Постельный режим. Лекарство. Горько было на душе, обидно: друзья летают, учатся, а я... Разрядка наступала лишь в те минуты, когда меня навещал Игорь. Он
сообщал все подробности, рассказывал, как идут занятия, кто и как выполняет программу.
Я понимал: и Игорь, и другие товарищи уже меня опередили. В который раз ругал себя за
неосмотрительность. Но что было делать?
В один из долгих тоскливых дней болезни пришли меня проведать девушки. Среди них была и Катя.
Девушки поставили на тумбочку цветы, подбодрили меня и ушли.
И вновь я наедине со своими мыслями, тревогами, тоской.
Заходил, бывало, и Тараканов. Но был он молчалив, замкнут. На вопросы отвечал сухо, односложно.
Сотворил беду - и теперь раскаивался. И я понял, что заходил он в лазарет не столько ради меня, сколько за тем, чтобы я успокоил его, помог ему обрести душевное равновесие.
Каждый раз, когда врач совершал обход, я заводил речь о выписке. Объяснял, что чувствую себя хорошо, пора в часть. Доктор что-то бормотал, ощупывал меня, слушал сердце, легкие.
Наконец сказал: [18]
- Ну, батенька мой, довольно! От нашего халата вы отныне свободны.
Я готов был обнять этого тихого, доброго человека, но не решился: неудобно как-то, и, лишь тепло
поблагодарив доктора за заботу о моем здоровье, поспешил получить свою одежду.
И вот на мне снова военная форма.
5.
Игорь встретил меня радостной вестью:
- Завтра полк перелетает на боевой аэродром, ближе к линии фронта!
Но вместе с радостью ко мне пришла и тревога: ведь я за дни болезни отстал от товарищей, теперь меня
могут и не взять.
Утром представился командиру. Он спешил, поздоровался и больше ничего не сказал. Вижу, летчики
готовятся к перелету.
И вдруг через час-полтора:
- Товарищ Недбайло! Вы останетесь пока что в Котельниково.
Что еще командир говорил - я уже не слыхал. В голове гудело, как многократное эхо: "Вы останетесь!..
Вы останетесь!.." Я чуть было не разрыдался от горькой обиды. Было как-то совестно и больно.
К полудню аэродром опустел, если не считать оставшихся на нем пяти неисправных самолетов. Кроме
меня были оставлены Семейко и Егорышев: у одного не ладилось со взлетом, у другого "хромала"
техника пилотирования. Улетели и не все авиаспециалисты. Оставлен был Тараканов.
- Что приуныли, молодцы? - утешал он нас. - Выше головы! Вот возьмем и создадим свой полк. Так
уж и быть - командиром стану я. Заместителем назначаю младшего лейтенанта Недбайло, Семейко -
штурманом. Ну, а ты, Егорышев, будешь наш подчиненный. Договорились?
Тараканов продолжал балагурить, но поднять наше настроение ему так и не удалось.
Прошла неделя, потом еще одна - в тоске по друзьям, по полетам. Встречаю как-то Тараканова.
Улыбается. Видно, чему-то несказанно рад. [19]
- Лечу с Болдырихиным за новыми самолетами на завод!
Оказывается, к нам в Котельниково прибыл заместитель командира дивизии полковник Болдырихин. С
ним - пять летчиков.
"Что придумать, как быть?" - забеспокоился я.
Догоняю Тараканова.
- Николай, будь другом: замолви словечко - пусть и меня возьмет!.. Я справлюсь, даю слово - не
подведу! Вся надежда на тебя...
Сначала Тараканов засмеялся. Потом подумал и сказал:
- Ладно, идем!
У крыльца дома, где разместился Болдырихин, Николай вдруг остановился.
- Нет, не пойду я, Анатолий. Не могу!..
- Эх, ты! - рассердился я, взбежал на крыльцо и постучал.
- Пожалуйста, входите! - послышалось за дверью. Я вошел в просторную комнату, представился и...
запнулся.
- Слушаю вас, товарищ младший лейтенант! - мягко сказал полковник.
Кратко излагаю свою просьбу:
- Возьмите меня с собой перегонять "илы". Все, что потребуется выполнить...
Полковник окинул меня внимательным, теплым взглядом, улыбнулся и сказал:
- Вот что, дорогой! Завтра в шесть ноль-ноль начинаются контрольные полеты. Летать будете вы, Семейко, Егорышев и Тараканов. Передайте Тараканову, чтобы он распорядился подготовить два
самолета - боевой и "спарку".
Вздох облегчения вырвался из моей груди.
- Спасибо вам, товарищ полковник! - выпалил я, обрадованный таким неожиданным оборотом дела, и
сияющий, возбужденный выбежал, забыв на радостях попрощаться.
Полеты начались ровно в шесть. Первым контрольный полет выполнял Тараканов. Семейко с
полковником взлетел вторым. Я стоял на старте и внимательно следил за действиями своих товарищей.
Не скрою - очень переживал. Было ясно, что полковник Болдырихин [20] - опытный школьный
инструктор, и от его наметанного глаза не ускользнет ни малейшая моя ошибка. Вот он и скажет, готов ли
я к такому ответственному делу, как перегон самолетов.
Мысленно повторяю весь порядок действий, все движения летчика на взлете, на посадке. Вот уже и
Семейко возвратился, его сменяет Егорышев. Почему Семейко мрачен, молчит? Значит, что-то неладно...
Настала моя очередь. Надеваю парашют, сажусь в кабину. Контролирую каждое свое движение.
Чувствую, что и Болдырихин не спускает с меня глаз. Проверяю, все ли в порядке, и по СПУ{4}
докладываю:
- К взлету готов!
- Выполняйте полет по кругу! - слышу голос полковника.
Взлетел. Выполнил первый разворот, второй, третий, четвертый. Веду машину на снижение. Высота сто
метров, пятьдесят...
- Подтянуть! - говорит полковник и тут же прибавляет обороты мотору. Земля все ближе, ближе. Вот
уже самолет касается ее колесами и бежит по грунтовой полосе.
- Еще один полет по кругу! - отдает распоряжение Болдырихин...
Второй полет я выполнил без замечаний.
- Ну как, самостоятельно полетите? - спросил Болдырихин.
- Полечу, товарищ полковник!
- Разрешаю три полета по кругу!
Я выполнил их с оценкой "отлично". Приятно услышать похвалу от такого опытного наставника, как
полковник Болдырихин!..
...Серо-зеленый "Дуглас" с "перегонщиками" на борту приземлился на заводском аэродроме, где
выстроились в ряд шестнадцать новеньких "илов". Они еще пахли свежей краской. На крыльях ярко
горели алые звезды.
Замкомдив разъяснил задачу: эти самолеты нам предстоит перегнать в Ленинск.
- Взлетаем парой, - сообщил Тараканов. - Перед взлетом станешь справа от меня. [21]
Я растерялся: легко сказать - взлетаем парой! А я ведь пока только видел, как это делают другие. А сам
в строю еще не летал. Но не отступать же!
Пошли на взлет. Набрали высоту. Лететь парой без показа было с непривычки трудновато.
Первая посадка. Заруливаю, ставлю самолет рядом с машиной Тараканова и выключаю мотор. В ушах
звенит, и наступившая тишина кажется неестественной. А день выдался на удивление. Лучи майского
солнца слепят глаза. Спрыгнув с плоскости, я направился к замкомдиву.
- Хорошо, товарищ младший лейтенант, - услышал я от ведущего. Первый экзамен вы успешно
выдержали. Теперь готовьтесь к следующему этапу перелета.
Окрыленный этими словами, я поспешил к своему самолету. Но радость моя сразу исчезла при взгляде на
Тараканова. С сердитым лицом Николай нервно кусал какой-то стебелек.
- Сколько раз летал строем? - строго спросил он меня.
- Сейчас вот - впервые.
- Почему не предупредил? - взорвался Тараканов. - Что, захотел угробить и себя, и меня?