Я виновато молчал. Тараканов был, разумеется, прав.
- Да ты пойми, - отважился наконец я, - ведь от этого полета зависело все. А я не могу ждать, я
должен бить врага, как и ты, как и мои товарищи по школе.
Тараканов отбросил искусанный стебелек и примирительно произнес:
- Ладно уж! Тут и моя вина есть: не учел, что ты летчик начинающий. Надо было с тобой поработать на
земле. Ошибок ты допускаешь немало...
Тут же Тараканов сделал анализ ошибок, рассказал, как поступать в том или ином случае. А в заключение
сказал:
- А сейчас - готовься к вылету.
...Четыре перегона - четыре практических урока. Я овладел пилотированием в паре и в составе
восьмерки. Это придало сил и уверенности. Повезло еще и в том, что боевую машину ("одинарку") мне
доверили перегнать на один из прифронтовых аэродромов. Так я получил возможность отработать
бреющий полет и плотный строй шестерки штурмовиков. [22]
И вот, наконец, родной полк.
...Кто это сжимает меня в крепких объятиях?
- Игорь? Ты!
Жмем друг другу руки, радуемся встрече: снова вместе, снова рядом! Делимся новостями. Рассказываю
Игорю о своих полетах. Он выслушал меня, потом с гордостью сообщает:
- А у меня уже четыре боевых вылета!
От души радуюсь за своего друга. Когда же мой черед?
Глава вторая
1.
Командира звена интересовало все до мельчайших подробностей: и как мое здоровье, и сколько времени
провел в воздухе, и с кем летал. Последнее, как я понял, особенно важно было знать Бикбулатову. И когда
я ответил: "С Таракановым", - Бикбулатов одобрительно кивнул головой и улыбнулся краешком губ.
От Тараканова я уже знал, что тот дружит с Бикбулатовым и Заплавским. Боевое побратимство трех
отважных летчиков - русского, татарина и украинца - родилось и окрепло в горячем небе Сталинграда.
И теперь они всегда были вместе.
- Будете моим ведомым! - сказал Бикбулатов с заметным акцентом. - Бортовой номер вашего
самолета тридцать два. Идите к самолету, познакомьтесь с экипажем.
Я не шел, а летел к самолету. Еще бы! Командир звена берет меня своим ведомым! Первым мне
представился механик самолета сержант Мотовилов. Из кабины воздушного стрелка выглядывал
светлоглазый юноша. Он улыбнулся, тут же соскочил вниз и четко отрапортовал:
- Старший сержант Малюк. Ваш воздушный стрелок, товарыш командир!
- Значит, летать будем вдвоем! - крепкое взаимное рукопожатие скрепило наш союз.
- Откуда родом? - поинтересовался я, хотя, судя по фамилии, по заметному акценту, сразу можно было
понять, что Малюк с Украины. [23]
- Есть такой город Корсунь. Може, чулы? Так я оттуда...
Мне сразу понравился этот парень.
Узнав, что его имя Антон, я обрадовался.
- Тезки, мы с тобой, выходит! Вот это здорово! - и рассказал, что и я был записан родителями как
Антон, но когда подрос, решил изменить имя на более распространенное - Анатолий.
Разговорились. Родился Антон Малюк в селе Набутов, Черкасской области, в армию пришел в 1940 году
по комсомольскому набору, учился в Харьковской школе младших авиационных специалистов, стал
мотористом. В самые трудные для Родины дни, в разгар Сталинградской битвы подал Антон Малюк
заявление в партию. Когда на вооружение полка стали поступать самолеты Ил-2, Малюк одним из
первых обратился к командованию полка с просьбой послать его на курсы воздушных стрелков, чтобы, как он написал в заявлении, "непосредственно участвовать в боях против фашистов"...
Познакомился я в этот день и с механиком по вооружению рядовым Сашей Чирковой и мотористом
ефрейтором Анатолием Барановым.
Итак, экипаж самолета был в полном составе.
А в это время противник стремился во что бы то ни стало приостановить наступление советских войск.
По Северному Донцу и Миусу проходила мощная оборонительная линия фашистов, которую следовало
преодолеть частям и соединениям Южного фронта, получившим задачу освободить от гитлеровцев
Донбасс.
Один из тех дней особенно запомнился мне.
...Накануне вечером командир эскадрильи капитан Кривошлык предупредил: завтра предстоит боевой
вылет. Полетит весь полк.
Итак, завтра - мой первый бой!..
Ночь провел тревожно. С волнением ждал рассвета, торопил события. Утром вскочил, позавтракал и -
на аэродром.
На стоянке уже рокочут моторы - идет опробование двигателей. От самолета к самолету спешат
бензозаправщики, подвозятся баллоны со сжатым воздухом. Слышатся голоса механиков и мотористов.
Подготовка самолетов к вылету идет полным ходом. [24]
- Как самочувствие, настроение, товарищ Недбайло?
Обернулся - мой командир Бикбулатов. Аккуратный, подтянутый, чисто выбритый.
- Все в порядке, товарищ гвардии лейтенант! - бодро отвечаю. О том, что плохо спал, разумеется, -
ни слова.
- Вот и хорошо! Карта есть? Обстановка ясна? Маршрут проложен? Ну-ка, разрешите ваш планшет...
Вот видите - железнодорожная станция Софьинобродская? По данным нашей разведки, фашисты
разгружают здесь танки и пушки. По этой цели и предстоит нанести удар...
Вскоре я уже сидел в кабине. Ждал.
Томительно тянутся минуты. Небосвод словно бы раздвинулся, приподнялся над линией горизонта. И
вдруг взметнулась ввысь яркая точка, брызнула зелеными искрами - это сигнал к запуску. Взревели
моторы - сразу в восемнадцать голосов. И пошли "ильюшины" на старт.
Три шестерки - одна за другой тремя рядами - выстроились на взлетной полосе. Моя машина - в
последнем ряду. Буду левофланговым, рядом с Бикбулатовым.
Ждем сигнала на взлет. Его подает командир полка гвардии майор Ляховский: он сегодня сам ведет нас в
бой. Я уже много слышал о нем. Это признанный мастер штурмовых ударов. Смелый и решительный в
бою. Слышал не раз, как летчики восхищались его искусством нанесения удара с пикирования. Уважали
майора Ляховского и за его человечность, отзывчивость, выдержку и тактичность. Не было случая, чтобы
он кого-то обидел. Разговаривал с каждым, как равный с равным. Внимательно слушал собеседника, взвешивал доводы, любил докопаться до истины, был справедлив.
...А вот и сигнал. Самолеты мчатся по ровному полю, взмывают ввысь. Курс - на цель!
Неожиданно небо озарилось вспышками разрывов. Бьют зенитные пушки, тянутся к нам трассы
"эрликонов". Первая шестерка отбомбилась. На земле - фейерверк, багровые всплески огня. Что горит
- не пойму: то ли цистерны, то ли танки, то ли сама железнодорожная станция. Все время посматриваю
на хвостовой номер командирской машины - не оторваться бы от "Бика" (такой позывной у
Бикбулатова). [25]
Самолет ведущего как бы неохотно переваливается на левое крыло и входит в пике. Впереди -
буквально перед носом - промчался самолет Игоря Калитина. Отвожу от себя ручку - повторяю
маиевр, дважды нажимаю кнопку бомбосбрасывателя, и четыре "сотки" летят вниз. Вижу внизу разрывы.
Бикбулатов повторяет заход. Я - за ним.
- "Коршун"-ноль три{5}, не отставай! - слышу голос командира.
Машина вздрагивает - веду огонь из пушек и пулеметов. Стреляю длинными очередями, неприцельно
- никак не удается распределить внимание. Слишком за многим нужно следить: ведущий - цель -
зенитки - огонь... Справа и слева от меня огромными птицами стремительно проносятся самолеты.
- "Коршуны!" Конец атаки! - передает командир нашей группы.
Но где же мои товарищи, шедшие в третьей шестерке? Где "Бик"? Попробуй, разберись! Что скажет
командир? Эх, слепой... Растерялся!..
Пристраиваюсь к впереди идущему самолету. Присмотревшись к хвостовому номеру машины,
обнаруживаю, что это не самолет "Бика". Да и окраска у него несколько иная, чем у наших машин.
Сверяюсь по компасу. Так и есть: отклонился от курса! Выходит, "потерялся", пристроился к другой
группе.
Отхожу в сторону и беру приблизительный курс. Вскоре замечаю знакомый ориентир и облегченно
вздыхаю. Ну, конечно же, - наш аэродром!
Вдруг завибрировал двигатель. Упали обороты. В чем дело?.. Пока я поспешно ищу разгадку, земля
неумолимо приближается. Для принятия решения остаются считанные секунды. Надо немедленно
садиться! Но на посадочную полосу нельзя: нарушу порядок, помешаю другим самолетам.
Выбираю площадку в стороне, резко отвожу ручку - увеличиваю скорость.
Тут же начинаю считать секунды. Шасси - на выпуск!.. [26]
Удар. "Ильюшин" подпрыгнул, завис в воздухе, снова коснулся земли колесами - и покатился по полю.
- Командир! - слышу тревожный голос Малюка. - Позади дым!..
Машина движется несколько десятков метров и замирает на месте. Стремглав выскакиваю из кабины, Малюк - тоже. Он тут же начинает бросать землю на горящий мотор. Спешу ему на помощь. Подбегают
механики и мотористы с огнетушителями, сбивают пламя.
Спасибо товарищам - спасли самолет! На душе горько. Вконец расстроен: ведущего потерял, от группы
отбился, мотор сжег...
У самолета появляются полковой инженер капитан Клубов и техник нашей эскадрильи старший техник-
лейтенант Дмитрий Одинцов. Осматривают машину, что-то говорят между собой. О чем - не пойму: мне сейчас попросту не до них.
Потом улавливаю:
- Ничего страшного! - говорит капитан Клубов. - Отремонтируем самолет. Главное - люди целы, живы, невредимы...
- Не отчаивайся, дружище! - улыбнулся он мне, желая хоть как-нибудь подбодрить. - Машину всегда
можно починить, а вот летчика...
Клубов не закончил фразу. Но смысл ее был понятен. И в его тоне, и в том, как он, слегка подтолкнув
меня, сказал: "Иди, докладывай командиру о полете, а о машине я сам доложу!" - было столько
отцовского, что я даже опешил, не зная, что ответить Клубову, и направился на КП.
Подхожу к командиру звена. На меня в упор нацелены его широко раскрытые темно-карие глаза. "Бик"
резко бросает мне:
- Докладывайте!..
- Товарищ лейтенант! - вскинул руку к шлемофону. - Задание выполнил, но...
Лейтенант прервал меня:
- Что "но"? "Но", "но"! А вы знаете, что оставили ведущего над целью без прикрытия, что самолет
свой сами же и довели до такого состояния? А еще "Коршун" позывной! Не коршун, а коза бесхвостая!..
Последние слова больнее всего задели меня. Я вспыхнул, но сумел сдержать себя: уставом не
предусмотрено [27] оправдываться в подобном случае. Тем более, что "Бик" был прав. Но вот к чему тут
коза, да еще бесхвостая?!
А "Бик" долго бушевал, строго отчитывал меня и наконец сказал:
- Можете идти! Советую подумать хорошенько над тем, что вы сегодня натворили и какими подвигами
"отличились"...
Я не знал, куда девать себя. Усталый и расстроенный, побрел за пригорок, снял шлемофон и прилег на
траву. Уединившись, я несколько раз анализировал случившееся. И пришел к выводу: никто меня больше
не выпустит в полет, не возьмет на боевое задание!..
Глаза глядели ввысь, в чистую, прозрачную глубину неба. Слева медленно наплывала гряда белых
облачков. И мне вдруг вспомнилось такое же синее небо над головой в другом месте - близ
Краматорска.
...Тысяча девятьсот сороковой год. Лето. Мой инструктор Нужный - бывалый, опытный летчик, участник боев на Халхин-Голе - после двух контрольных полетов на У-2 разрешил мне лететь
самостоятельно.
И вот я поднимаю У-2 навстречу солнцу. Странно как-то - в передней кабине нет инструктора! Рокочет
мотор. Я испытываю радостное волнение: подчинил своей воле, своим рукам машину, обрел крылья, победил стихию! Отныне небо - мое!..
Все шло хорошо, пока после четвертого разворота я не повел самолет на снижение. Стремительно
набегает земля, а я чего-то жду. Выравниваю самолет, планирую, но забываю дать обороты мотору. В
результате скорость потеряна. Самолет заваливается на левое крыло, ударяется левым колесом о землю, подпрыгивает, еще раз ударяется - и разворачивается почти на 180 градусов.
Выключил мотор. Выбрался из кабины. Вижу, ко мне бегут курсанты. К самолету подходит Нужный, осматривает его, приказывает курсантам за хвост оттащить У-2 в сторону, где его будут ремонтировать.
Оказалось, лопнула металлическая расчалка шасси, сломалась левая подкрыльная дужка. Взлетел я
именинником. А после такой посадки был огорчен, подавлен. Инструктор стоял в стороне, курил, ждал
завершения ремонта. [28]
"Хоть бы поругал! - думал я. - Легче стало бы на душе. А то вон с каким укором поглядывают на меня
ребята!.."
Но Нужный был невозмутим. И тогда я направился к нему.
- Товарищ инструктор, - от волнения я не узнал своего голоса. Казалось будто слова эти произносит
кто-то другой.
Закончить фразу я не успел. От самолета донеслось: "Готово!" Нужный бросил под ноги недокуренную
папиросу, тщательно примял ее носком сапога и пошел к машине. Я поплелся за ним. Он обошел самолет, внимательно осмотрел его и, повернувшись ко мне, сказал:
- Садись!
Я быстро забрался в кабину. Инструктор поднялся ко мне.
- Считай, что я ничего не видел! Договорились?.. Полетишь?
- Конечно, полечу! - радостно ответил я. Три полета по кругу выполнил без замечаний.
- Нет, не все потеряно! - крикнул я товарищам, когда подрулил на стоянку и выключил мотор. - Я
буду летать! Буду, буду!...
Ребята улыбались, поздравляли меня.
Взволнованный, радостный, я обнял своего инструктора и сказал:
- Спасибо за все!
Благодарил его и за науку, и за щедрость души.
Потом ушел в степь, теплую, звонкую, пахнущую разнотравьем, лег на спину и размечтался. Смотрел в
бездонную глубину сине-голубого океана, где тихо плыли облака.
* * *
...Зримое и воображаемое, прошлое и настоящее переплелось во мне. И я... успокоился, пришел в себя. И
только Нужный был сейчас для меня человеком, чья фамилия очень соответствовала моменту. Разве не
мог бы Бикбулатов быть таким же? - думал я.
- Толька! Бесов сын! А я уже с ног сбился - никак тебя не найду!..
Это Игорь. Стоит надо мной, улыбается:
- Поздравляю тебя с боевым крещением! - толкает он меня в бок, жмет руку. - Сам знаю, как трудно
в первом. [29] .. Испытал!.. А ты здорово посадил своего "Ильюшу"!..
- Ладно, хоть ты не подстрекай! - огрызнулся я, сожалея о том, что моим воспоминаниям пришел
конец.
- Да ты не сердись! Всякое в нашем деле случается... Пошли, довольно валяться!
Подхожу к стоянке, ищу свой самолет. Машину Игоря вижу, но рядом - пустое место. Сердце сжалось: здесь должен стоять мой штурмовик под номером "32". Но самолета нет!.. Антон Малюк о чем-то
беседует со своим коллегой - воздушным стрелком, летающим с Калитиным.
Игорь подозвал их и вдруг взволнованно произнес:
- Братцы, пусть наша боевая дружба всегда и везде будет нерушима! На земле и в воздушном бою будем
стоять друг за друга!..
- Будем! - в один голос воскликнули мы. И четыре руки соединились, утверждая нерушимость этой
клятвы.
2.
- Пошли на танцы! - предложил мне Игорь, когда мы выходили из столовой после ужина. - Надо, братец, встряхнуться: а то все бой да о бое!.. А девчата какие в нашем полку есть! - явно подзадоривая
меня, хитро улыбнулся он.
- Да я уже не помню, когда танцевал...
Молодость берет свое: за день измотаешься так, что буквально валишься с ног, а вечером, глядишь, -
куда и усталость девалась.
Когда мы подходили к длинному, пожалуй, самому просторному из всех уцелевших в этом селе дому, я
вздрогнул, услышав мягкие, бархатные переливы баяна. Играли тот же вальс, который полюбился мне в
Изюме, - светлый, чарующий. Звуки ласково касаются сердца, тревожат его, волнуют, радуют, напоминая о жизни, которую называют довоенной.
Сейчас этот вальс звучал в полутемном зале Барилокрепинского сельского клуба. Он тоже, как и все мы, воевал, звал на подвиг во имя победы. Видавший виды баян наполнял помещение то грустной, то
мажорной мелодией, [30] и этим мужественным людям, сегодня смотревшим смерти в глаза, он пел о
человеческой нежности, о жизни, о любви.
Среди танцующих много девушек: часть из них одета в военную форму, остальные - в цветастых
платьях. Это - местные.
Кружатся пары... Техник звена лейтенант Сорокин сидит у стены на стуле и, мечтательно полузакрыв
глаза, играет.
Игорь тянет меня за руку:
- Погляди направо - какие девушки!..
- Я ведь ни с кем из "их не знаком.
- Пригласи на танец и познакомишься.
- Да я ведь говорил тебе: танцую неважно.
Игорь захохотал:
- А что тут мудреного? Переставлять ноги в такт музыке!..
Я медленно пересек зал, направляясь в дальний угол, где стояла группа девушек в военной форме. И
вдруг. . Да, это была она - Катя Илюшина. Гимнастерка аккуратно выглажена. Сапоги начищены до
блеска. Стройная, подтянутая. Направился к ней... Но... опоздал. Не видя меня, к Кате подскочил Игорь, галантно поклонился, сказав при этом:
- Разрешите?..
А за его спиной - я с растерянной физиономией. Девушка окинула обоих взглядом и, секунду
поколебавшись, протянула руку Игорю. Мне же она улыбнулась тепло и искренне. Затерявшись в толпе, я
ревнивым взглядом наблюдал за Игорем и Катей. Потом побрел к выходу - и ушел.
Утром Игорь допытывался:
- Ты почему это сбежал? Хотел тебя познакомить с Катюшей, а ты исчез... Знаешь, как ее фамилия?
Илюшина. Спросил, не дочь ли она конструктора наших самолетов? Нет, говорит...
Игорь сыпал словами. А я молчал.
...После завтрака мы с Игорем отправились на разбор. Майор Ляховский подробно проанализировал
операцию, выполнявшуюся всем полком.
Ко мне подсел Николай Тараканов.
- Что, как туча, сидишь? - спросил, словно вчера ничего и не случилось. - С боевым крещением
тебя!.. [31]
"Бик" - мой ученик. Я его поставил на ноги, а теперь он тебя учит и воспитывает. Радуйся, что к такому
командиру попал...
Я удивился: значит, Тараканову ничего не известно о том, что произошло между нами? Выходит, Бикбулатов ни единым словом не обмолвился о моем позоре... Мне, виновнику, прямо выложил все, что
думал, а ближайшему другу - ничего не рассказал!..
В глубине души почувствовал уважение к командиру звена.
Тараканов несколько отвлек меня разговором, и я вначале толком не уловил, о чем вел речь Ляховский.
Кого-то хвалил, кого-то поучал. Все же понял: в целом вылет полка был успешным.
"А моей заслуги в этом нет", - с горечью подумал я.
- Младший лейтенант Недбайло...
Вскакиваю с места, руки по швам.