- Счастье семье твоей, Угунь, - произнес шаман. - Что же дальше?
- На подарках я увидел знаки рода Быка.
- Ну что ж, - голос шамана стал суровым, - надеюсь, ты знаешь, как поступить?
- Да, Великий, я дважды выбрасывал дары Быка на позор его людям. Но сегодня случилось то, что привело меня к тебе. На дне сосуда было перо филина! А ты знаешь, Великий, что, когда перо филина находят со знаком рода Быка, это…
- Да, - прервал шаман, - это значит, что имеют дело с Байгет. Теперь я сам вижу, что дело серьезное.
- Ни в одном из родов нашего племени, - продолжал Угунь, - нет шамана могущественнее ее. И лишь немногие, такие, как ты, Великий, могут сравниться с ней. Что же могу сделать я, простой человек?
- Даже не все из нас, - в раздумье произнес шаман, - могут произносить ее имя.
Затем он замолчал и закрыл глаза. Казалось, шаман заснул. Наконец он открыл глаза и уставился на гостя:
- Сейчас я беседовал с владыкой неба, - произнес он чужим, незнакомым голосом. - Он сказал мне: "Если внучку Угуня едет сватать сама Байгет, значит, это угодно мне, а потому Угунь должен исполнить мою волю".
- О, Великий, - в смятении вскричал Угунь, - я не знаю, что мне делать. Побудь у меня во время сватовства, ведь словами и делами твоими руководят духи неба.
- Много дел у меня, славный Угунь. Мне жаль, но я не смогу тебя посетить.
- О, Великий, я отдам тебе косяк из двадцати лучших кобылиц и юную невольницу из племени кыргызов, краса которой превосходит красоту цветов Хорезма!
- Хорошо, Угунь, мне не нужны твои дары, но высшие силы принимают их в знак своего благоволения к твоему дому. Я же в память нашей старой дружбы приеду к тебе.
Пасмурным осенним днем к дому Угуня подъехали всадники, гнавшие перед собою десять коней в великолепной сбруе.
Резкий ветер надувал пузырями на груди и спине кожаные халаты четырех седобородых мужчин, яростно вскидывал отороченные мехом полы одежды и гулко хлопал ими о лошадиные бока, низко пригибал пучки пестрых перьев на остроконечных головных уборах из толстой серой ткани с красной обшивкой.
Длинные бронзовые пластины и круглые выпуклые бляхи на халатах и сбруе поблескивали тусклым желтоватым светом, скупо отражая низко нависшее над землей серое небо.
На поясах у старых воинов - кинжалы, к седлам приторочены клевцы.
Посередине ехали три женщины в пестрых шелковых халатах, черных с красным безрукавках и полукруглых нагрудниках, расшитых бронзовыми бусами и большими нефритовыми кольцами, которые молочным с прозеленью светом напоминали солнце, плывущее в ненастье на мутном туманном небе.
У одной из женщин, кроме того, на нагруднике были нашиты три бронзовых диска, а на спине позвякивали бубенцы. Ее зеленоватые глаза холодно смотрели в одну точку, а крючковатый нос напоминал клюв филина, перья которого красовались у нее на шапке.
Это была знаменитая шаманка Байгет из рода Быка, которую динлины, не называя по имени, величали Могущественной. Когда всадники приблизились к дому, один из стариков затрубил в большой турий рог, а другой забил в маленький бубен. Тотчас же на пороге дома показался Угунь, поддерживаемый под руки сыновьями. Поверх кожаного халата на нем был еще шелковый. На голове корона из соколиных перьев. Сзади раб нес опахало.
- Рад видеть Могущественную в моей бедной хижине! - склонился в поклоне Угунь.
- Придется радоваться, хотя предпочел бы не видеть меня, - сквозь зубы пробормотала шаманка.
И хотя особой проницательности не нужно было, чтобы угадать мысли Угуня, тому показалось, что Байгет заглянула в самую глубину его души, он смог только смущенно пробормотать:
- Могущественная милостива…
И немного оправившись, добавил:
- Заходите в дом, дорогие гости!
В доме сидели на почетных местах старейшина рода и шаман в шелковых халатах. Над каждым из них прислужники держали опахала с ручками из слоновой кости. Дальше расположились старейшины наиболее влиятельных семей рода Оленя в праздничных одеждах. Перед всеми гостями стояли глиняные и деревянные миски с вареной бараниной, жареными куропатками и рыбой и кубки с напитками из кобыльего молока. Был тут и сыр, и колбасы, земляника, и малина, и пышные ячменные хлебцы. Был и хмельной напиток из ячменя и даже бочонок с согдийским вином, купленный через хуннов у хорезмских купцов.
Угунь, низко кланяясь, принялся рассаживать гостей. Он хотел усадить Байгет рядом с шаманом. Но та презрительно передернула плечами, села в стороне и жестом позвала своих помощниц.
- Мир прибывшим! - начал старейшина рода Оленя. - Какие новости в степи?
- Мудрые говорят: зима суровой будет, - ответил один из прибывших. - Насытился ли скот ваш за лето на тучных пастбищах?
Между хозяевами и гостями завязалась неторопливая беседа.
После традиционных вопросов и ответов заговорила Байгет:
- Прославленный Хориан из рода Быка и сын его Хангэй наказали передать достойному Угуню и всему роду Оленя их слова. Хориан сказал: "Когда в твой дом, Угунь, придет беда, он будет тебе надежной поддержкой. Когда на твои стада нападут хищники, он будет верным сторожевым псом. Когда Великая река выйдет из берегов, Хориан будет прочной стеной, охраняющей тебя от наводнения".
У Хангэя растет сын. Он будет искусным охотником и земледельцем, доблестным воином, истинным динлином. И сейчас самый сердитый баран не может сбросить его со своей спины. Алакет может стрелой отделить лист от ветки и не повредить ни того, ни другого. Внучка Угуня хороша собой и, надеюсь, будет доброй хозяйкой. Род Оленя и род Быка, как и в прежние времена, должны хранить дружбу и родство. Что скажешь ты, род Оленя?
Наступило молчание. Первым заговорил шаман:
- Всем известно, что Угунь - сын человека, сослужившего большую службу роду и племени, и сам он - дружинник старейшины, а кто Хориан? Кто Хангэй?
- Хориан, - ответила шаманка, - это верно, не имеет рабов и не состоит в дружине своего старейшины, но он славен подвигами среди всех племен народа Динлин. Тело его носит следы многих деяний, песни о нем поют даже во дворце Эллея. И у него достаточно скота, мехов и золота, чтобы богато одарить родственников.
- Все это так, могущественная Байгет, - шаман явно гордился правом называть ее по имени, - но скажи, разве в семьях Быка мало нанесли обид скромным дочерям Оленя? Разве не сын Хориана Паан не раз жестоко обходился со своей женой? Мы не хотим больше отдавать наших дочерей на муки и слезы.
- Многое ты преувеличил, Великий, - возразила Байгет, - но я отвечу тебе вопросом: а разве в вашем роду не обижали дочерей тех родов, где брали жен? Разве достойный Угунь не на младшей жене вымещал недавно ярость?
При этих словах глухой гул прошел среди собравшихся. Да, от могущественной шаманки ничто не могло скрыться. Угунь сидел белый, как только что снятая с дерева береста.
- Но мы не упрекаем вас, - продолжала шаманка, - и обещаем, что и тех небольших неприятностей, которые терпели у нас дочери Оленя, внучка Угуня не увидит.
- Так. - Теперь шаман даже привстал: видимо, этот ход он берег на крайний случай. - А свято ли хранит род Быка заветы предков брать жен лишь из родов своего племени? Мы слышали, что многие из дочерей иноземцев кыргызов заняли места у очагов, где раньше управляли лишь дочери динлинов. Можем ли мы теперь поставить дочерей рядом с презренными иноземками?
- Так вот о чем ты вспомнил, Великий, - протянула Байгет. - Но разве у старейшины рода Оленя жена из нашего племени?
- Это верно, Могущественная, но она из народа Динлин, а сейчас в борьбе с Хунну все динлины должны слиться в единое племя.
- Ну что ж, Великий, народ кыргызов живет рядом с нами, терпит от хуннов столько же, сколько и мы, вместе с нами выступает против общих врагов. Да и разве забыл славный старейшина, который молча слушает нашу беседу, как его дед во времена набега на хуннов попал в плен, но был отбит кыргызами…
- Довольно, - воскликнул поспешно старейшина, - я помню то, что должен помнить, и не противоречу тебе, Могущественная!
- Да и Великому, - быстро продолжала Байгет, - хорошо известно, чем он обязан некоторым…
- Довольно, - вскричал и шаман. - Тайны жизни шаманов не должны знать непосвященные!
- Я и не открываю их, - смиренно отозвалась Байгет. - Я лишь скромно решилась напомнить Великому…
- Да, да, я помню, я тоже не думал отказывать такой достойной служительнице духов. Я лишь хотел по обычаю испытать, серьезны ли ваши намерения. Пусть будет счастливо потомство Хориана и Угуня. Пусть внучка нашего хозяина станет нареченной сына Хангэя. Только если она узнает, - глаза шамана сверкнули, - горе в роду Быка, берегитесь мести рода Оленя!
При этих словах сородичи Угуня схватились за рукоятки клевцов и кинжалов. Между тем Байгет, презрительно усмехаясь, искоса поглядывала на шамана.
Глава IV
Алакет и его сверстники становятся воинами. Тайгет из рода Быка идет в набег на дальние племена
Восемь раз проносились над селением рода Быка зимние бураны. Восемь раз пробивалась из-под талого снега молодая трава и стада рода уходили на летние пастбища.
Старый Хориан собрал юношей на площади посреди селения.
Взгляд старика был суров, брови нахмурены. В глазах молодых динлинов затаилась тревога.
- До сего дня, - сказал старый воин, - вы, словно тонкие деревца, росли под сенью старых деревьев - ваших отцов. А ныне вы поднялись и окрепли. Теперь надлежит вам показать, стали ли вы истинными динлинами, воинами и охотниками. Целую луну вы проведете вдали от родных в заповедной долине, где покажете свою силу и ловкость, где старики рода откроют перед вами вход в жилище мудрости, дабы вы знали предания рода, племени и земли Динлин, берегли и хранили нашу древнюю славу. Вы не вернетесь в селение до тех пор, пока старые люди вам не дозволят. А если в степи, в лесу или в горах вы встретите сородичей, то не должны ни о чем говорить с ними, брать у них еду или питье. А сейчас вы последуете за мною в горы.
И вот молодые динлины на конях, вооруженные луками, стрелами и кинжалами, двинулись за Хорианом к дальней горе. На ней высились могучие старые лиственницы, а дальше лежала заповедная долина, поросшая густым лесом.
Никто не провожал юношей, ибо обряд посвящения был окружен тайной и люди верили, что даже взгляд в сторону отъезжавших может навлечь гнев духов предков.
Поздним вечером юноши въехали в лес. Тихо угасали на лиственницах золотые отблески последних солнечных лучей. От ручьев полз белесый туман. Мрак сгущался с каждым мгновением. Кони во мхах спотыкались о кучи бурелома.
Алакета от сырости и смутной тревоги бил озноб, от которого он тщетно пытался удержаться.
- Почему дед не делает привала? - прошелестел, словно ветерок, шепот Канзыра - сына Гелона.
Старик ехал далеко впереди, но слух его улавливал малейшие звуки. Он лишь неодобрительно хмыкнул. Но Канзыр испуганно замер в седле. Ведь настоящий воин должен быть терпелив и неприхотлив.
Внезапно несколько лошадей беспокойно навострили уши. Их ноздрей достиг едва заметный запах и он внушал тревогу.
Почуяли этот запах и молодые динлины. Издалека донеслось глухое рычание. Медведь!
Алакет натянул поводья, и сдерживаемый рукою юноши его конь продолжал следовать за конем Хориана.
- Хозяин леса идет своей дорогой. Он не ступит на нашу тропу, - пробормотал вполголоса Хориан, словно разговаривая сам с собою.
Но внук старейшины рода - приземистый толстый Синтай - не сумел сдержать свою лошадь. Она резко повернула, споткнулась о поваленное дерево. Синтай с криком рухнул на кучу валежника. В тот же миг Алакет повернул коня и, перегнувшись, ухватил за гриву лошадь Синтая. Нащупал поводья и, держа их вместе с поводьями своего коня в правой руке, спрыгнул на землю. Синтай в это время выбрался из валежника и бросился к Алакету. Тот сунул ему в руку поводья и, вскочив на коня, последовал за отрядом. Синтай взгромоздился на спину лошади, двинулся за Алакетом.
Что до Хориана, то он даже не обернулся. Однако проворчал, словно обращаясь к себе самому:
- Синтай неуклюж, как старая гусыня, и труслив. Алакет поступил как мужчина.
С первыми лучами восходящего солнца отряд спустился с горы и вступил в заповедную долину. Здесь над порожистым ручьем возвышался на пригорке бревенчатый дом посвящения - под двускатной крышей.
Перед домом врыт деревянный столб с острым верхом и вырезанными на нем символами владыки неба - кругом и крестообразным знаком, который изображал звезду.
Здесь юношам предстояло прожить целую луну, дабы стать настоящими мужчинами.
Несмотря на бессонную ночь, Хориан дал посвящаемым лишь краткую передышку. Присев на берегу, они наскоро подкрепились ячменными лепешками и запили водой из ручья.
Потом разнуздали лошадей и пустили их пастись на поляне. Затем Хориан собрал юношей в кружок, указал им на густые заросли боярышника и сказал:
- Настоящий динлин должен быть упорен, вынослив и терпелив. Видите, как сплелись ветви колючих растений! Вы любите лакомиться этими ягодами. Но я испытаю вас другим. Вы встанете в один ряд, сбросите с плеч одежду, грудью и руками проложите дорогу сквозь чащу. Думайте, что перед вами злобные хунны, которых вам надлежит смять. Помните - враг радуется вашему страху, вашей боли. Поэтому не издавайте ни звука, хотя шипы будут ранить вас, словно стрелы. Ну, вперед!
И они пошли. Ломали и топтали колючую заросль. Руки, грудь, босые ноги были изранены в кровь.
Канзыр продирался вперед, сдерживая готовый вырваться стон, кряхтел сквозь зубы. Алакет тяжело дышал, но молчал, а из уст Синтая порою вырывались сдавленные всхлипывания, но он упорно лез сквозь заросли рядом с товарищами.
Когда старик наконец позвал юношей, он сказал Синтаю:
- Ты будешь упорно биться с хуннами, но твои стоны будут радовать врага и смущать друга. А это плохо.
Днем начались военные упражнения. Юноши стреляли в цель из луков, метали копье, клевец, кинжал. Вступали в примерные поединки друг с другом, учась наносить и отражать удары. Но удары наносили не в полную силу, оставляя лишь царапины на теле "противника".
А поздно вечером разожгли огромный костер, соорудили завалы из сучковатых бревен, каменных глыб и учились перепрыгивать через эти препятствия на коне.
Но вот небесная лосиха повернула рогами небо на полночь, и Хориан сказал, что воинские упражнения закончились.
Измученные юноши готовы были упасть на землю и погрузиться в непробудный сон, но Хориан сказал, что настоящий динлин должен сохранять бодрость, даже после непосильных трудов.
- А вы, - добавил старик, - еще не так уж много трудились! Сегодня вы должны узнать о былом могуществе народа Динлин, о том, откуда появились хунны и как началась наша вражда с ними.
И собрав юношей у костра, он начал рассказывать древнее предание, слышанное от прадедов. И странное дело! С первыми словами старого воина сон, готовый смежить веки молодых динлинов, покинул их. И вот они придвигаются ближе и ближе к рассказчику, боясь пропустить малейшую подробность.
- Давно это было, - так начал Хориан, - тогда травы были выше человеческого роста: когда шли стада, не было видно земли от одного горного хребта до другого. Рыбы в Великой реке было столько, что во время нереста лодка рыболова скользила не по волнам, а по чешуйчатым спинам. Тогда динлины были многочисленны, как муравьи и мошка в лесах. Они владели землей от восхода до заката солнца, и не было племени, которое не платило бы им дань. И вот тогда-то из безводных степей пришло племя змей с золотой чешуей.
- Долог и труден был наш путь! - сказали они динлинам. - Мы измучены голодом и жаждой! Дозвольте выпить нам немного воды из вашей реки. Дозвольте нам поесть немного травы на ваших пастбищах.
- Мы всегда рады гостям, - ответили змеям динлины. - Мы поделимся с вами всем, что имеем.
И змеи начали пить и есть. Но с каждым глотком длина змеи увеличивалась на двадцать луков. Скоро они поглотили с речной водой всю рыбу. Степь, прежде покрытая зеленой травой, густою, как шерсть барана, стала желтой, словно глаз совы. От голода падал скот.
Тогда храбрейшие из динлинов навострили стрелы из бронзы и кости, взяли в руки копья и клевцы, оседлали могучих коней и вступили в бой со змеями. Но блеск их чешуи слепил воинов и коней, а стрелы отскакивали от нее, как от камня.
Все же воины ухитрялись поражать змей в открытые пасти и глаза. Много змей пало в день битвы, но еще больше пало динлинов. Тогда великий шаман призвал на помощь владыку неба, и тот указал динлинам путь на север к Семи Горам.
Как только динлины достигли котловины в центре гор, с вершины повалились камни и засыпали за ними все входы. Прошло сто лет, и динлины пожелали вернуться в родные края, но выхода не было.
Однажды юный воин на охоте увидел, как лиса скользнула в щель между горами и ушла. Он созвал народ, и люди кайлами стали расширять щель. Расширили ее настолько, что мог пройти бык, запряженный в повозку, и отправились в путь. Но земли динлинов были во власти потомства змей с золотой чешуей, и динлины то воевали с ними, то должны были платить им дань. А от старшей змеи произошел род каганов, который правит хуннами.
- Но придет день, - закончил Хориан, - динлины поразят хуннов и прогонят их далеко-далеко, в безводные степи.
Затем и я суров к вам, что борьба с потомками змей будет тяжела. А вы должны стать сильными воинами, сильнее хуннов!
Миновала одна луна. Прошедшие испытания молодые динлины вернулись в селение. Теперь они могли и даже были обязаны приходить на собрания сородичей. Но слова на нем не имели и должны были лишь выслушивать мнение старших.
Говорить на собрании рода мог только воин, поразивший в бою хотя бы одного врага.
Однажды утром селение огласили тревожные звуки бычьего рога. Алакет и его братья выбежали из дома.
Люди спешили на площадь, где царило оживление.