Эта книга посвящена вооруженной борьбе советских воинов с японскими милитаристами на Дальнем Востоке в 1945 году, причем большое внимание уделяется героическим боям за освобождение Курильских островов.
В основе ее - документальные рассказы о Героях Советского Союза старшине 1 статьи Н. Вилкове и матросе П. Ильичеве, о старшем сержанте И. Кобзаре и старшине 2 статьи П. Бабиче. Авторы книги: капитан 2 ранга А. Гритченко и подполковник запаса Е. Меерович шаг за шагом прослеживают пути формирования их характеров, раскрывают истоки подлинного героизма.
Книга рассчитана на широкий круг читателей. Особенно полезна она для молодежи, готовящейся служить в рядах нашей армии.
Содержание:
ГОРСТЬ КУРИЛЬСКОЙ ЗЕМЛИ 1
Необычная пассажирка воздушного лайнера 1
На новом месте службы 1
Знакомство с замполитом 2
Когда бушует океан 3
Идет война священная 3
Десант покидает бухту 5
Первый бросок 6
В бой идет морская пехота 8
Дорога в бессмертие 8
Живая память 9
ЗА ПЯТЬ МИНУТ ДО ПОБЕДЫ 10
Начало биографии 10
Война 11
На защиту Родины 12
Первые шаги 12
Вера в свои силы 13
СЕРДЦЕ КОБЗАРЯ 17
ЧИСЛИЛСЯ В СПИСКАХ ПОГИБШИХ 20
Примечания 23
А. Гритченко, Е. Меерович
Подвиг на Курилах
ГОРСТЬ КУРИЛЬСКОЙ ЗЕМЛИ
Необычная пассажирка воздушного лайнера
Бортпроводница неторопливо шла по салону, приветливо улыбаясь пассажирам. Взгляд ее невольно задержался на печальном лице старушки. Людей столь преклонного возраста не часто увидишь в салоне воздушного лайнера, тем более на такой длинной трассе: Москва - Владивосток. Что заставило эту старую женщину покинуть дом и отправиться в долгий, нелегкий путь?.. Может быть, желание повидать внуков, которые поселились на другом конце земли со своими неугомонными родителями, а может, и недобрая весть. Во всяком случае, из-за пустякового дела люди на восьмом десятке жизни не станут забираться в заоблачные выси, в грохот и сутолоку аэропортов.
Бортпроводница остановилась возле кресла старушки. Мягко заметила:
- Что же вы, бабушка, ремни не застегнули?
- Ты уж не сердись, внучечка, никакого сладу нет с этими вашими ремнями, - оправдываясь, произнесла старушка, виновато поглядывая на красивую девушку. - В какой уж раз летать приходится, а пристегиваться не научилась.
- Разрешите я вам помогу. - Бортпроводница щелкнула алюминиевым замком ремня и удовлетворенно сказала: - Вот, теперь порядок. Не выпадете.
- Неужто вот такой поясок человека может спасти? - недоверчиво спросила старушка.
- Может, - уверенно сказала бортпроводница, тряхнув ржаной копной волос.
Рев двигателей заглушил голоса. Девушка пригнулась к старушке, поправила сползший с ее головы платочек.
- Что же ты, внучка, себе такую беспокойную работу выбрала?
- Так ведь я люблю летать! А вы-то, бабушка, во Владивосток зачем летите?
- Да я не во Владивосток, а чуток подальше. На Камчатку. Там, может, и на Курилы полететь придется…
Девушка не могла скрыть своего удивления.
- Кто же у вас там?
- Сынок…
Лицо старушки потемнело, глаза погасли, наполнились слезами.
- Давно не виделись, наверное? - Девушка ласково погладила ее плечо. - Как величать-то вас?
- Агриппина Яковлевна, по фамилии Вилкова. А сыночка своего я в последний раз перед самой войной видела. На острове Шумшу, на горе, у самого моря его могилка…
Пассажирка больше не плакала. Только суровей стали ее черты, глубже морщины, темней круги под глазами.
- Кем был ваш сын, Агриппина Яковлевна?
Та щелкнула замком старомодного ридикюля и протянула девушке потертую на сгибах бумагу. Бортпроводница быстро пробежала глазами напечатанное на машинке письмо:
"Уважаемая Агриппина Яковлевна!
По сообщению военного командования Ваш сын старшина Вилков Николай Александрович в боях за Советскую Родину погиб смертью храбрых.
За геройский подвиг, совершенный Вашим сыном, Николаем Александровичем Вилковым, в борьбе с японскими империалистами, Президиум Верховною Совета СССР Указом от 14 сентября 1945 года присвоил ему высшую степень отличия - звание Героя Советского Союза".
- Не забыли моего сыночка, - тихо промолвила Вилкова, - и меня не забыли… Вот опять пригласили к себе погостить моряки. Расскажу им про Николая, - после короткой паузы она негромко добавила: - Если б вернулся с войны Николай, жену домой бы привел красивую, как ты…
Девушка, будто не слыша ее последней фразы, продолжала читать:
"Посылаю Вам Грамоту Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Вашему сыну звания Героя Советского Союза для хранения как память о сыне-герое, подвиг которого никогда не забудется нашим народом".
На новом месте службы
…Катер, лихо развернувшись, приближался к пирсу. Николай Вилков, плотный крепыш, с обветренным, скуластым лицом, с большими серыми глазами, стоял возле рубки рулевого и всматривался в силуэт плавбазы "Север", которая отныне должна стать его новым "домом".
Он легко взбежал по шаткому трапу, четко поприветствовал флаг. Потом, как положено, представился дежурному офицеру. Уже направляясь в каюту командира, услышал за своей спиной:
- Ну и парень! Ох, и силен, видать…
Сидящий у письменного стола командир предложил ему:
- Проходите, старшина, садитесь.
Николай опустился на узкий, обитый черным дерматином диванчик.
- Значит, вы наш новый боцман? - сочный командирский баритон вывел Вилкова из задумчивости. - Были знакомы с мичманом Дроздовым?
- Не приходилось, - ответил Николай.
- А жаль…
Последняя фраза капитан-лейтенанта содержала нечто вроде укора, так что Вилков почувствовал себя в чем-то виноватым. Действительно, ему не пришлось встречаться со своим предшественником, прежним боцманом корабля мичманом Дроздовым…
- Отменный был специалист, - вздохнул командир. - И команду в твердых руках держал. О таком боцмане можно только мечтать! А вы, кажется, спортом увлекаетесь, старшина?
- Есть немножко.
- Не скромничайте. Я встречал вас на соревнованиях. Видел, как ходите на шлюпке. И на лыжах, разумеется.
- На моем прежнем корабле было немало хороших лыжников и гребцов, - с чуть приметной грустинкой в голосе произнес Николай. Командир, видимо, уловив его настроение, вскинул широкие брови:
- Вы что же, не очень охотно шли к нам?
Вилков промолчал. А командиру подумалось, что с новым старшиной еще придется повозиться. "Был бы Дроздов здоров, я бы его и на десять таких, как этот, не променял". Командир даже в мыслях не мог себе представить, что можно без особого желания идти служить на его корабль.
Мог бы, конечно, Николай сказать, будто с первого дня службы на флоте мечтал попасть именно на "Север". Дескать, спал и видел себя "хозяином верхней палубы" на таком замечательном корабле. Тогда наверняка он сразу же заслужил бы расположение капитан-лейтенанта. Но не умел старшина льстить, подлаживаться к настроению других, будь этот другой даже сам командир корабля. Ему еще в детстве мать внушила: "Человек - не подсолнух, человеку не пристало весь свой век за солнцем головой ворочать…"
- Ну, что молчишь, старшина? - поторопил командир. - Говори, не стесняйся.
- Вы верно поняли, товарищ капитан-лейтенант, - Вилков поднял свою круглую, коротко стриженную голову. - Мне не очень хотелось уходить с родного корабля. - Он сделал упор на слово "родного".
- Что ж, спасибо за откровенность.
Командир поднялся. Вскочил, приняв стойку "смирно", и Вилков. Теперь, когда они стояли друг против друга, оказалось, что оба почти одинакового роста. Только у Вилкова плечи пошире да и весь он от прямых, мускулистых ног до выпуклой, обтянутой синей фланелью груди, короткой, как у атлета, шеи, выглядел массивней и поэтому казался немного ниже командира.
Уже не предлагая больше садиться и сам оставаясь на ногах, капитан-лейтенант сухим официальным тоном посвятил старшину в круг его обязанностей, посоветовал быть повзыскательней, не преминул заметить, что корабль всегда числился на хорошем счету.
- Завтра доложите, как устроились, - сказал он в заключение.
В старшинской каюте Николай присел на скамейку, огляделся. В два этажа койки, отгороженные тяжелыми плюшевыми шторами, намертво привинченный к палубе выкрашенный под дуб стол, покрытый зеленой материей. Две банки, как называют здесь скамейки. На переборке в самодельной металлической рамке цветная вырезка из "Огонька" - три летчицы, совершившие рекордный перелет - Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Марина Раскова. Они улыбаются, из-под откинутых на затылок летных шлемов выбиваются легкие волосы…
Спустя несколько минут Вилков уже стоял на полубаке. Боцманская команда была в полном сборе. С нескрываемым интересом краснофлотцы разглядывали нового боцмана, появление которого, видимо, оторвало их от каких-то занятий. Ближе всех к Вилкову оказался приземистый, будто вросший в палубу, человек. На розовом, мясистом лице его блестели бусинки пота, а маленькие карие глазки смотрели на Вилкова в упор. Всем своим видом он словно бы говорил: "На первый взгляд ты орел, а каким окажешься на поверку, еще неизвестно, может, и мокрой курицей".
- Что ж, давайте знакомиться, - произнес старшина. - Фамилия моя Вилков, звать Николай, по батюшке - Александрович. А теперь вы себя назовите. Начнем с вас. - И Вилков указал глазами на приземистого человека.
Тот неожиданно тонким голосом произнес:
- Егоров Василий Карпович.
- Уваров Анатолий Ильич…
- Осьминкин Владимир Иванович…
- Синицын Леонид Борисович…
Разве он мог сразу всех запомнить? Конечно, Егорова ни с кем не спутаешь. Да и Уварова тоже: выглядит совсем мальчишкой. Длинный, худющий, шея тонкая, уши оттопыренные, большие, как вареники, а на щеках и на верхней губе рыжеватый пух. "Наверное, ни разу еще не брился, - подумал Вилков, исподтишка разглядывая Уварова. - Кисти рук в свежих царапинах. Нелегко, наверное, дается юноше корабельная наука…"
- Чем вы занимались перед моим приходом? - спросил спокойно боцман, ни к кому персонально не обращаясь.
Ответил Егоров.
- Ремонтировали оборудование.
- Продолжайте, не буду вам мешать.
И Вилков направился в носовую часть корабля, откуда стал наблюдать, как Анатолий Уваров тщетно пытается срастить упругие металлические нити троса. Длинные, тонкие пальцы хватают то один, то другой конец, нагибают их, но стальные нити пружинят, не поддаются, больно жалят руки.
- Эх, ты, салажонок, был бы мичман Дроздов, он бы тебя живо приучил к нашей работе, - презрительно бросил ему Егоров.
Вилков, стоявший за шлюпкой, не был виден матросам. Да и не до него им было, занятым работой. Его поразило, что Егоров, сам легко, без видимых усилий сращивающий тугие нити тросов, и не собирается помочь товарищу.
Пришлось подойти к Уварову, взять из его рук инструмент. Повернувшись к нему, ободряюще сказать:
- Видите, ничего здесь трудного нет. Научитесь. Еще и самому Егорову пять очков вперед дадите! - Он нарочно подчеркнул слово "самому".
И без того румяное лицо Егорова вспыхнуло, заходили под тугой кожей желваки.
- Мало каши съел, чтобы со мной тягаться, - обиделся он.
- А вы, оказывается, человек гордый, конкуренции не терпите, - поддел его Николай. - Сами у мичмана Дроздова научились, а товарищу помочь не хотите. Не по-флотски это, Василий Карпович. - И уже обращаясь к Уварову: - Вот так продолжайте. Не будет получаться, Егоров вам поможет. Как, Егоров, поможете?
- Помогу, почему не помочь…
Знакомство с замполитом
С заместителем командира по политической части они сразу нашли общий язык. Оказалось, он, как и Вилков, до службы был речником. И это сблизило их.
Замполит спросил, какое впечатление произвела на боцмана команда.
Николай ответил не сразу.
- Народ в команде вроде неплохой, - осторожно начал он. - Есть отличные специалисты. Егоров, например… Уваров, тот совсем еще молодой. А в общем, я доволен. Сразу почувствовал школу мичмана Дроздова.
Внезапно замполит рассмеялся. И тут же сказал:
- Не сердись, старшина! Как только ты упомянул про школу Дроздова, у тебя даже голос изменился. Ну, прямо точь-в-точь, как у нашего командира. "Школа Дроздова" - это его излюбленный конек. На всех собраниях, совещаниях об этой школе говорил. Может, от этого-то наш бедный Дроздов и захворал… - Он добродушно хохотнул.
Пересев с кресла на диван рядом с Вилковым, замполит обнял его за плечи, понизил голос и сообщил:
- Вот что, Николай Александрович, Дроздов, конечно, отменный был специалист, слов нет. Но и он не без греха. Малость перехвалил его командир… Оттого, наверно, последнее время у того голова кругом и пошла. Дисциплину в команде ослабил. Любимчики появились. Тот же Егоров. Его, кстати, краснофлотцы между собой называют "единоличник". Ни за что к товарищу на помощь не придет…
"А ведь правильно говорит замполит, - отметил про себя Вилков. - Вот и сегодня Егоров над Уваровым потешался, вместо того, чтобы помочь".
Беседовали они еще долго.
А на следующий день сразу после подъема флага Вилков попросил разрешения командира освежить покраску правого борта.
- До ужина работу закончить, - распорядился командир.
Когда боцман ушел, он повернул к замполиту тщательно выбритое лицо.
- А боцман-то молодец. Я и сам собирался распорядиться насчет покраски…
Николай принялся колдовать над баночкой из-под консервов, смешивать краски разных цветов. Потом приказал Егорову и Уварову вместе заняться делом. От его внимательного взгляда не ускользнуло выражение растерянности, промелькнувшее на мясистом лице Егорова. Куда только девалась обычная самоуверенность того! Зато Уваров так и засиял, будто боцман пригласил его на торжественный обед, а не поручил работу.
Только позднее выяснилась причина необычного настроения Уварова…
Плотик, в котором разместились они с Егоровым, как поплавок прыгал на мелкой волне.
- Ну, действуйте, - напутствовал моряков боцман.
Когда часа два спустя он перегнулся через борт, чтобы посмотреть, как они там, то невольно услышал их разговор. Боцман ведь не сомневался: при покраске, как и во время сращивания тросов, Егоров будет задавать тон. Не без умысла послал их вместе, рассчитывая, что Уваров будет учиться у бывалого Егорова. А тут вдруг Уваров говорит Егорову:
- Ты, Вася, не так кисть держишь. Видишь, какие мазки получаются?
- У меня рука затекла, - оправдывается Егоров. - Я б лучше якорь-цепь вручную выбрал, чем этой покраской заниматься!
- А все потому, что кисть неправильно держишь. Вот, погляди, как надо.
Вилков залюбовался Уваровым. Ну, и молодчина! Даже не верилось, что это тот самый краснофлотец, который еще совсем недавно был таким беспомощным и неумелым при сращивании металлического троса.
Перед ужином, спустив на воду "тузик" - маленькую двухвесельную шлюпку, боцман обошел на ней корабль. Свежевыкрашенный правый борт поблескивал в лучах заходящего солнца голубовато-серой поверхностью. Совсем даже неплохо получилось.
Вечером он доложил командиру корабля:
- Покраску правого борта закончили.
- Хорошо. Вы свободны, боцман.
Николаю показалось, что говорил с ним капитан-лейтенант суховато. Но едва за боцманом закрылась дверь, на лице командира появилась довольная улыбка. "А боцман-то действует не хуже Дроздова…"
Выстроив на юте боцманскую команду, Вилков прошелся перед строем, плечистый, с отменной выправкой.
- Краснофлотцы Егоров и Уваров, два шага вперед!
По стальным палубным плитам гулко застучали тяжелые матросские ботинки.
- Кругом!
Теперь Уваров и Егоров стояли перед строем.
- За отлично сделанную работу, - громко начал Вилков, - краснофлотцам Егорову и Уварову объявляю благодарность.
- Служу Советскому Союзу! - произнесли они.
Предстоял поход. А прогноз погоды был неважный. Ожидался шторм. На верхней палубе нужно было все закрепить по-штормовому: там находился важный груз…
Капитан-лейтенант в сопровождении боцмана обошел палубу, придирчиво проверил крепление. По его сухощавому лицу нельзя было понять, доволен он действиями нового боцмана и его подчиненных или чем-то неудовлетворен.
И все же Николаи проникался к нему все большим уважением.
"Дотошный! Такому пыль в глаза не пустишь", - размышлял боцман, следуя за командиром. А тот на ходу бросал короткие замечания:
- Подтянуть трос.
- Лучше закрепить брезент.
Особенно внимательно осмотрел капитан-лейтенант, как закреплены громоздкие грузы - кубической формы ящики, на которых чернели надписи: "Осторожно! Не кантовать!".
Закончив осмотр палубы, он бросил на ходу "добро" и, почти не касаясь руками поручней, легко взбежал по трапу. На мостике его поджидал замполит, который тут же поинтересовался:
- Ну, как боцман?
- В порядке.