Бег на месте
Спеши, спеши, мастер!
Спеши, пока можешь передвигаться!
Пока не иссякло дыхание до последней капли.
Пока сокращаются мышцы кой-как.
Пока чувствуешь в себе жизнь, неведомо как задержавшуюся.
Пока спят рыжие пиджаки. Спеши, мастер!
Ну же!
- Побежали! - сказала дурнушка и взяла его за руку.
И, о чудо, он побежал. Быстро-быстро.
Скорей!
Смотри, вычертилось вверху сплетение черных веток. Светает.
Еще скорей! Еще!
Да что это - бежит, а аллее конца нет.
Бежит - и все будто на месте.
Он на месте, а небо все светлей.
- Нажми давай! - кричат сзади.
Оглянулся - за ним целый людской поток!
- А это кто же? - кричит он на бегу.
- Те, кто переболел безумием! И выздоровел! Они больше не будут! У них выработался иммунитет!
И все бегут, как он. Вскидывают коленки, кулаки у груди, рычагами ходят локти. И все, как он, почти не двигаются с места.
- Где же выход? - кричит мастер. - Далеко еще?
- Близко! Близко! - кричат в ответ. - Работай!
Задыхается мастер, пот градом. А выхода не видать.
И все на месте! Все на месте!
- Жми! Жми!
Фу-ты господи, вон он, выход, наконец.
Вон он, вон он.
Еще немножко. Немножко. Совсем немножко.
Чуть еще - и мы до него домчимся, до выхода.
А солнце тем временем всходило
- Жми-жми-жми-жми! - не переставая кричали мастеру в спину, и он достиг-таки ворот и вырвался из парка.
Солнце всходило. Веера его лучей возносились из-за крыш. И вот чистым пламенем брызнул и вознесся его слепящий лик.
- Поздно! - сказал мастер и остановился.
- Поздно! - выдохнули те за ним.
- Сейчас встанут рыжие пиджаки.
- Сейчас нас разгонят.
- Извиняюсь, я пошла, - сказала дурнушка, - а то меня побьют камнями. - Она исчезла.
- Поздно, - при последнем издыхании повторил мастер.
Отчаянно глянул он на сияющий диск.
- И уже нет времени! Сейчас умру, и все останется как есть!
Он вытер плачущие глаза.
- Уже умираю. Уже меркнет свет в моих очах.
- Меркнет свет в наших очах, - заговорили те, за его спиной.
- Что такое, меркнет свет в наших очах?
- Почему меркнет свет в наших очах? Разве мы все умираем?
- Разве был приказ - умереть сразу всем?
- Еще не было такого приказа.
- Не было.
- Отчего же меркнет свет в наших очах?
- Прощай! - сказал мастер. - Прощай, прекрасное, сияющее выше всего! Кончился мой завод, прощай навек!
И еще раз взглянул на солнце.
- Позвольте, - сказал он. - Позвольте, позвольте.
От слепящего диска откололся краешек.
- Мне мерещится?
Неполный был диск. Как луна, когда пойдет на убыль. И слепил уже поменьше.
- Ну а дальше?
Еще уменьшился диск. Будто подтаивал с правого бока.
- Ну! Ну! - понукал мастер, вздев кулаки. - Выручай!
Уже можно было глядеть на ущербное светило, хоть и прижмурясь. И стал виден другой диск - рядом, маленький, черный. Он прикрыл часть солнечного лика и двигался влево.
- Вперед! - закричал мастер. - Началось затмение! К ратуше!
Затмение
Такой маленький черный мячик, а ловчит закрыть солнце целиком. И ведь закроет. Почти что закрыл. Вместо большого круглого солнца в темном небе серп с острыми концами. Густо вокруг него высыпали звезды. Млечный Путь забелел.
Будто и не светало еще.
Птицы прекратили свои прыжки и чириканье, улеглись спать обратно.
В ночи светятся часы на башне ратуши. Покрытые специальным составом, светятся римские цифры и стрелки, ползущие назад.
- Где же она? - спрашивает мастер, ощупывая шершавую стену. - Здесь должна быть дверь! К винтовой лестнице! Где дверь?
- Ее нет.
- Замуровали. Чтоб никто не проник к часам.
- Как же я проникну?
- Мы поможем.
- Мы вас подымем.
- Опирайтесь на наши руки.
- Становитесь на наши плечи.
- Шагайте по нашим головам. Шагайте, не бойтесь: выдержим!
- Все выдержим. Лишь бы время пошло вперед.
- Шагайте!
Что произошло? Черное тело накрыло солнце без остатка, от края до края, - казалось бы, должна наступить полная тьма? Но нет - свет небывалый вспыхнул вокруг черного диска! Разливаясь, сжимаясь, полыхая, всплескивая, выбрасывая длинные языки, дивным кольцом затрепетал он посреди Вселенной, и все цвета радуги были в нем, но такие яркие, ясные, каких не бывает в земных наших радугах. Про этот фиолетовый цвет, например, невозможно было сказать просто "фиолетовый" - он был ультрафиолетовый, идеально фиолетовый, божественно фиолетовый! - и также остальные цвета.
- Солнечная корона! - крикнул мастер, стоя на чьих-то плечах. - Это солнечная корона!
- Корона! - завопила опять откуда-то вынырнувшая дурнушка. - Солнце надело корону, чтобы чествовать Время, Идущее Вперед!
- Поднимите меня! - сказал мастер.
И множество рук вознесло его на высоту башни.
Площадь очутилась далеко внизу, созвездья придвинулись.
Вплотную перед мастером было гигантское поле циферблата. Фигуры зодиака паслись на нем, как тяжкие чудища. Копьями великанов стояли цифры: то грозно в ряд - II, III, IIII, то соприкасаясь - в V, то скрещиваясь - в X. Снизу казалось, что стрелки движутся плавно, - вблизи они прыгали судорожными прыжками. Сполохи солнечной короны проносились волнами по этому скопищу позолоты, по толстым, как свернувшиеся удавы, завиткам украшений, по рыбам с разинутыми ртами.
- Лезьте! - кричали снизу.
Мастер ухватился за какую-то загогулину, подошвой заскользил по другой.
- Не могу! - крикнул, скрючившись над бездной. - Падаю!
Глядь - и сверху тянутся руки. С башенной крыши.
- Держитесь, мастер!
Знакомые лица.
- Анс? Ты?
- Я, мастер.
- Ты же ушел по длинным дорогам.
- Куда же я мог отсюда уйти?
- А вы как тут очутились, молодой доктор? Ваше дело лечить.
- Леченье всех болезней начинается здесь.
- Как, это вы, господин астроном, иностранец? Вы приехали наблюдать затмение! Посмотрите, какая корона!
- Я очень рад видеть вас среди нас! - с чувством ответил астроном, помогая втащить мастера на крышу.
- А это чье закрыли звезды маленькое лицо под железной каской, подхваченное ремешком? Илль, ты убит. Ты лежишь в братской могиле. Тебя нет, Илль.
- Почему нет? Раз я был - я есть. Мы, убитые, тоже помогаем пустить время вперед.
- Разговорчики! - строго сказал, приближаясь, Дубль Ве. - За работу! Мы пытались сделать без вас, мастер, да что-то не выходит.
В пролом стеклянной крыши они спустились туда, где находился механизм.
Мастер огляделся удовлетворенно.
Ни пылинки нигде, ни паутинки. Чистота и блеск.
Тихо вращались зубчатые колеса.
- Приступим! - сказал мастер, засучивая рукава.
Эники-беники
- Эй! Эгей! - донеслось снизу. - Го-го-го!
- Рыжие пиджаки, - сказал доктор.
Астроном растянулся на крыше и в бинокль посмотрел вниз.
- Да, - подтвердил он. - Оттеснили народ и окружили башню. С ними оба министра и Гун.
- Не обращайте внимания, - сказал Дубль Ве.
- Прежде всего, - сказал мастер Ансу, - придется его остановить.
Они налегли на самое большое колесо и остановили. И другие колеса остановились.
Стрелки на циферблате заметались и замерли.
- Эй, кто там балуется с часами? - донесся крик Гуна. - Я тебе побалуюсь! Слезай!
- Ничего не можешь сделать! - крикнул доктор. - Опоздал!
- Почему опоздал?
- Потому что с нами мастер Григсгаген!
- Вы что, вперед их пустить вздумали? Вот я вас! Эй, там, на башне, слышите? Куда же я, я, я тогда денусь?
- Куд-куда, куд-куда все мы денемся? - подхватили пиджаки.
- В сумасшедший дом! - крикнул доктор. - Почем я знаю и кому это интересно, кроме вас?
Внизу притихли.
- Что они делают? - спросил доктор.
- Совещаются, - ответил астроном.
- Подай отвертку, - сказал мастер Ансу.
- Теперь охватили башню руками и расшатывают, - сказал астроном.
Башня качнулась.
- Не эту, - сказал мастер, - самую маленькую.
И Анс подал маленькую отвертку.
- Эники-беники! - хором с площади.
Площадь запыхтела, затопала. Башня закачалась сильней.
- Ели вареники!
Еще сильней.
- Эники-беники клец! - Это уж начался какой-то чертов аттракцион.
Они ее расшатывали, облапив и толкая животами.
Верхушка башни вычерчивала дугу по Млечному Пути.
Из стен выскакивали кирпичи, как зерна из кукурузного початка.
Часы то запрокидывались к небесам, то кланялись чуть не до земли.
И солнечная корона озаряла все это, играя ультрафиолетовыми и инфракрасными языками.
- Невозможно работать, - сказал Анс, взлетая и опускаясь. - Скажите им там.
- Эй вы, эники-беники! - крикнул доктор. - Катитесь отсюда! Мешаете!
- Сам дурак! - крикнул Гун. - Сейчас вам будет клец!
Дуга вправо. Дуга влево.
Кирпичи из стен ручейками.
Дуга влево. Дуга вправо.
Какое работать. Кувыркается сердце, взболтаны мозги.
Теменем о потолок. Зубьями механизма изорваны бока.
Влево-вправо-влево-вправо - ух, вниз полетели!
- Старайтесь, старайтесь! Вам неизвестно, что такое мастер! Он может и так! Надорвитесь, лопните, я - ученик Себастиана, все равно пушу время вперед!
Нет. Не успеть. Мастерство - не тяп-ляп. Мастерству нужны замедленность, паузы, раздумье. А башня сейчас рухнет.
Кирпичи из стен потоками.
Успеть. Успеть. К черту паузы. Она рухнет, а время уже вперед, уже вперед.
Во имя твое, Ненни.
Она рухнет, а тебе жить, Ненни.
Бежать вприпрыжку и гнать ногой камушек.
Тебе заселять землю, Ненни.
Пойдет, пойдет вперед. Настоящий мастер может все.
Что за звон? Что за звон?
Такого не было от сотворения мира.
Залил все другие звуки.
Рвется в уши, колотит по барабанным перепонкам, как град.
- Что за звон?
- Не слышу!
- Что за звон?
- Громче!
- Звон, говорю! Звон! Звон!
- Это летит Последняя Гибель.
- Что?
- Сейчас все исчезнем, молодые и старые, умные и эники-беники.
- И Ненни?
- Все до единого. По второму разу погибнут те, кто уже умер раньше. Да, Илль, и ты, окончательно. И твой шлем и ремешок от шлема. И некому будет поставить крест над нами. Положите отвертку, теперь уж ни к чему…
Звон… Звон… Звон… Перестаньте подождите… Лавина обвал не остановить ничем нет… Солнечную корону погасил как свечку… Я протестую позвольте я тоже имею голос что еще за Последняя к чему такая роскошь неужели мало той старинной уютной с которой свыклись… Конец ничего в мире кроме звона кроме звона…
Стоп.
Надо же, как я крепко спала. Ты, должно быть, весь дом всполошил.
Хватит тебе. Спасибо.
Это вы поняли - я будильнику говорю спасибо.
Похвала будильнику
Хочу сказать ему похвальное слово.
Сколько разных часов на свете, а полезней будильника нет.
Дай ему бог здоровья.
Как он бдителен, как своевременно приходит на помощь.
В высшей степени приятно все это отметить.
А если какой-нибудь иногда, случается, ворвется в ваш хороший сон и не даст вам его досмотреть - ну что ж, скажу на это: а в вашей работе ошибок не бывает?
Слава будильнику, слава!
Туш в его честь!
Славьтесь, будильники всех марок, в корпусах квадратных и круглых, на четырех камнях и на одиннадцати.
Я просыпаюсь все глубже. Если засыпаешь глубоко, надо глубоко и просыпаться, иначе что же это будет с нами?
День разгорается. Вдох, выдох. Вставай-ка, умойся чистой водой - и за дело.
Просыпаюсь все глубже, расплываются лики моего ночного видения. Время идет вперед.
Да здравствует Время, Идущее Вперед.
Это я рассказала сон, который мне приснился в ночь на пятницу.
1941–1963
А. Нинов "Который час?" Сон в зимнюю ночь. Роман-сказка
Впервые: Новый мир. 1981, № 9; Спутники. Кружилиха. Который час? Кишинев, 1984.
Роман-сказка "Который час?" относится к числу наиболее ранних по замыслу и поздних по воплощению произведений Пановой. В архиве писательницы сохранилась рукопись законченной пьесы "Который час?" в 3-х действиях и шести картинах, над которой она работала в 1939–1943 гг. Пьеса эта не ставилась и не публиковалась. В июле 1960 г. в письме А. Я. Бруштейн Панова сообщила о своем намерении вернуться к теме этого произведения: "…В Коктебеле хочу заняться одной своей старой-престарой темочкой. Была у меня когда-то неудавшаяся пьеса "Который час?". Хочу к ней вернуться (к теме)…" (ЦГАЛИ. Ф. 2546, оп. 1, ед. хр. 470).
Между ранней пьесой и романом-сказкой, завершенным через двадцать лет, существуют теснейшие связи на всех уровнях литературного произведения - его замысла, жанра, сюжета и конкретных образов, использованных в новой форме для достижения более сложного и многостороннего художественного единства. Вернувшись к своей давней теме, Панова не просто модифицировала старый сюжет, обратив его из драматической формы в эпическую, а создала новое произведение, отмеченное более зрелым художественным мастерством и вобравшее в себя более поздний социально-исторический, философский и нравственный опыт писательницы.
Главный сюжетный мотив, который перешел в роман-сказку из пьесы, был развит автором с большой выдумкой, опиравшейся тем не менее на историческую реальность.
Место действия обоих произведений - условный европейский город, на ратушной площади которого возвышается башня с большими квадратными часами. На их циферблате, кроме обычных римских цифр, изображены знаки зодиака и лунные фазы.
В городе ждут солнечное затмение, и Астроном-иностранец приезжает сюда с научными целями для наблюдений над солнечной короной. Точка зрения стороннего наблюдателя, Астронома, позволяет более отчетливо охарактеризовать общественную ситуацию в городе, где недавно произошли революционные перемены - сделаны первые шаги к общественному равенству и справедливости. Угнетенные получили человеческие права, а бывшие хозяева затаились в ожидании своего часа. Фигура Астронома целиком перенесена из пьесы в роман, его функция при этом развита и расширена. В одной из сцен пьесы Астроном откровенно признается главе города Янису Янсену (в романе он выступает под именем справедливого правителя Дубль Ве), что ему, чужестранцу, многое нравится в новых порядках, но кое-что раздражает. Что именно? "Мне не нравится, - говорит Астроном, - что вы слишком забегаете вперед" (ЦГАЛИ. Ф. 2223, оп. 2, ед. хр. 13). В романе-сказке "Который час?" эта небольшая сценка из пьесы развернута в специальную главу: "Астроном на приеме у Дубль Ве".
Центральными событиями романа-сказки являются два невероятных происшествия. Героем первого оказывается старый часовой мастер Григсгаген, который задался безумной мыслью пустить назад время на главных башенных часах города, надеясь таким образом возвратить себе утраченную молодость. Вопреки общим интересам своих сограждан, он осуществляет это губительное намерение. Прообразом Григсгагена в пьесе был старый часовщик Дениэл Хербори, употребивший свой талант и свои знания во зло людям и не остановившийся перед опасностью всеобщей катастрофы, Он догадывается, что часы на башне "не просто показывают время, они погоняют его. Секунда за секундой - и набегают минуты, слагаются сутки, копятся годы… Часы вперед - и время вперед. Если бы часы пошли назад - пошло бы назад и время…" (ЦГАЛИ. Ф. 2223, оп. 2, ед. хр. 13).
Поворот стрелок городских башенных часов назад нарушает не только естественный порядок вещей в природе, но и ведет к роковым социальным последствиям. Одна безумная затея открывает простор для следующей. Второе невероятное происшествие, последствия которого подробно описаны в романе, - захват власти в городе сумасшедшим, буйно помешанным маньяком, страдающим манией величия. В пьесе этот беглец из сумасшедшего дома, схваченный санитарами, звался Андерс Гальве, в романе он выступает под именем Гун, причем путь его восхождения к власти лежит через трусость одних, глупость других и предательство третьих.
Времена Гуна в романе - это торжество Верховного гробовщика, получившего в городе безмерную власть над живыми. Это одновременно и реставрация прошлого в самых грубых, бесчеловечных и отталкивающих его формах. Бывший правитель города Дубль Ве брошен в тюрьму, основы равенства людей и социальной справедливости разрушены, бедные загнаны обратно в подвалы, беспризорные дети опять на улицах, над процветавшим недавно городом царят террор, беззаконие и ужас смерти. У людей исчезло завтра, у них осталось только вчера.
Судьбу отдельного человека под властью Гуна наиболее полно представляет санитар Мартин - лицо, отсутствовавшее в пьесе. Мартин имел несчастье засмеяться однажды, когда связанного Гуна возвращали на леченье в больницу. Это случилось, когда время еще шло вперед. Теперь он расплачивается за это. На казнь его ведет "железно обутый", и казнят Мартина без света, без свидетелей, без суда - просто сталкивают в бездонную яму.
В главе "Праздник", на параде своих войск, Гун держит речь перед горожанами, исчерпывающе формулируя свое человеконенавистническое кредо. Важнейшие тезисы этой речи Панова перенесла в роман из монолога Андерса Гальве, написанного в начале 40-х годов для пьесы. Речь диктатора в романе приобрела в то же время совершенно новые черты, каких не было раньше, логического абсурда, усугубляющего одержимость и бредовую реальность каждого слова.
Возвышение Гуна при новом порядке, когда время пошло назад, было бы невозможно без пособничества политиканов Элема и Эно, попадающих, в свою очередь, в полную зависимость от диктатора. Иррациональная власть Гуна основывается также на автоматической исполнительности безымянных стражей режима - "рыжих пиджаков", "железно обутых" и просто "мальчиков в касках", приветствующих любого правителя.
Политическая программа Гуна, программа войны и насилия, имеет вполне определенные исторические аналогии с идеологией и практикой фашизма, а сам он вызывает прямые ассоциации с бесноватым фюрером, ввергшим народы Европы в пучину второй мировой войны.
Общее название пьесы и романа-сказки - "Который час?" - лишний раз подчеркивает главенствующую тему обоих произведений, стремление понять свое время в его основных противоборствующих тенденциях. Какие силы убыстряют движение времени, способствуют социальному и общественному прогрессу, служат человеку и человечеству в их неуклонном стремлении к лучшему? И что препятствует этому движению, ведет к регрессу, к политической и социальной реакции, угрожая обратить ход истории вспять?