Только о последнем напрасно волновались летчики. О том, чтобы не дать остыть их горячим сердцам, враг старательно заботился сам. Его бесконечные налеты, бомбовые удары, гибель невинных людей, пожарища - все это выше поднимало волну ненависти в сердцах летчиков к заклятым врагам - фашистам.
Самолеты получены, собраны, облетаны, оружие пристреляно. Наконец-то первое боевое задание: прикрытие района Картахена - Аликанте от бомбардировщиков. Прежде чем приступить к его выполнению, отработали вопросы взаимодействия с эскадрильей Александра Гусева. Гусевцы прибыли в тот момент, когда Девотченко проверял технику пилотирования подчиненных. Как раз готовился к взлету Шестаков.
- Посмотрю за ним вместе с тобой, - сказал Гусев Девотченко. - Нравится мне этот парень, а вот каков он в воздухе - еще не видел.
- Сейчас увидишь.
"Ястребок" Шестакова взлетел. Быстро набрал высоту и тут же начал одну за другой с большой точностью выписывать замысловатые фигуры сложного пилотажа. Посадка - тоже высший класс.
- Жаль, что такой мастер достался тебе, - только и сказал Гусев.
- А разве у тебя таких нет?
- Есть, конечно, но… почти такие. Он же у тебя виртуоз, его в бою на мушку не возьмешь…
- Это точно - сам проверял, из-под прицела вьюном уходит.
- Запомни, Ваня, выйдет из Шестакова большой летчик…
- Дай-то бог, чтобы здесь, в Испании, какая-нибудь беда его не подстерегла.
- Ну, этого мы можем пожелать всем нам…
Установив прямую телефонную связь, обговорив тактику взаимных действий на случай отражения массированного налета вражеских бомбардировщиков на Картахену, согласовав ряд других, не менее важных вопросов, делегация гусевцев убыла на свой аэродром.
Прикрытие района - задача не из легких. И конечно, исключительно важная. Ведь речь идет об охране морских портов, важных населенных пунктов. Только истребителю не по нутру ждать, когда враг изволит сам объявиться, его удел - активный поиск, решительный натиск, стремительные атаки. А тут продежурили целую неделю - ни один, даже случайный, самолет противника не показался. То ли франкистская разведка хорошо сработала, то ли там что-то затевают, к чему-то готовятся. Факт оставался фактом: с появлением в воздухе "чатос" и "москас" налеты прекратились.
В общем, нет настоящей боевой работы. От этого у всех падало настроение.
- Из перекисшего теста плохой хлеб получается, - стали выражать недовольство летчики. - Скоро ли займемся тем, ради чего сюда прибыли?
Что мог ответить на это Иван Девотченко? Он ведь и сам думал о том же, и когда случалось видеться с начальством, задавал те же вопросы.
Сейчас он задумался над тем, что нужно как-то организационно объединить коммунистов и комсомольцев эскадрильи.
Тут основная трудность заключалась в том, что в одном подразделении служили члены ВКП(б) - наши летчики и испанские коммунисты - техники, механики. Не будешь же создавать две партийные организации?
Гусев рассказал, что в его эскадрилье образовали партийное землячество, которое объединило коммунистов всех наций. Председателем землячества избрали Ивана Панфилова.
А что, если не ломать голову, последовать этому примеру? Другое вряд ли что придумаешь, а указаний на этот счет ждать не приходится: на месте-то видней.
Предложение командира было поддержано. Организовали партийное землячество, руководство им поручили летчику коммунисту Зубареву. Его помощником по работе среди комсомольцев единодушно избрали Льва Шестакова. Он скучать сам не будет и другим не даст…
"С таким не пропадем!" - было мнение молодежи.
Шестаков из тех, кому не нужно растолковывать, что и как делать. О кем говорили: он работает по принципу "самовоспламенения".
Принцип этот "сработал" на следующий же день. Лев подошел к Девотченко, обратился:
- Товарищ командир! Пока нет боевой работы, разрешите я расскажу ребятам о действиях здесь наших предшественников.
- А откуда ты знаешь, как они действовали?
- Да вот тут у меня кое-что собрано…
Вытащил из бокового кармана записную книжечку, которую в его руках видели в Гавре при встрече с возвращавшимися из Испании летчиками. Она не только была вся исписана аккуратным четким почерком, но между ее страниц были вклеены вырезки из газет.
Девотченко полистал книжечку, развернул одну-другую вырезку и вдруг обнял Шестакова, радостно восклицая:
- Ну, Лева, ты настоящий молодец! Да тебе с такими материалами цены нет! Ведь на них можно всю партийно-политическую работу построить, людей воспитывать. Это же сейчас так важно…
Лев даже опешил от такого бурного проявления чувств обычно суховатым, сдержанным командиром, не знал, как себя в такой ситуации вести.
- Вот что, Лев, - сказал уже строго Девотченко, - сегодня соберем всю эскадрилью и проведешь первую беседу. Понравится людям - будешь выступать перед ними раз в неделю, пока весь материал не используешь. А там, смотришь, новый появится, уже наш, собственный.
Беседа была посвящена Героям Советского Союза, заслужившим это высокое звание за мужество и храбрость, проявленные в небе Испании, - Ивану Копецу, Сергею Денисову, Сергею Черных, Павлу Рычагову.
Рассказ о них был настолько захватывающим, что все слушали, раскрыв рты. Слушали и мотали на ус: Шестаков деталь за деталью раскрывал "секреты" боевого мастерства и мужества прославивших себя воздушных бойцов. Чувствовалось: он не раз анализировал все, что узнавал о героях, по "косточкам" разобрал их приемы, тактику действий, много полезного почерпнул для себя и теперь готов щедро поделиться им со своими товарищами по оружию.
Девотченко смотрел на Шестакова и вспоминал недавние слова Гусева:
- Запомни, Ваня, выйдет из Шестакова большой летчик, будут о нем говорить, учиться у него…
"Пожалуй, ты прав, Саша, - подумал про себя командир. - Но не будем спешить с выводами. Все о каждом из нас скажут воздушные бои, которые вот-вот начнутся".
И они действительно начались, только не для эскадрильи Девотченко, а для гусевцев. Их срочно перебросили на Южный фронт в Кабеса-дель-Буэй. Там у республиканцев было мало авиации, враг господствовал в небе. Требовалось сбить с него спесь.
Прикрытие Картахены, Аликанте, Мурсии теперь возлагалось на одну эскадрилью Девотченко. Летчики воспрянули духом: может быть, скоро удастся провести первый воздушный бой!
Первый бой… Неизвестно, что кому он принесет, но все жаждут его, ждут не дождутся. Видно, так уж устроен человек: лететь навстречу яркой мечте, даже зная, что можно и сгореть, не достигнув ее.
Но все, к чему страстно стремишься, рано или поздно приходит. Приходит без фанфар и барабанного боя, приходит буднично и просто.
Вот как произошло это у Льва Шестакова.
На аэродром прибыла группа американских и английских журналистов. В большинстве своем - долговязые, ведут себя бесцеремонно, громко разговаривают. С ног до головы обвешаны фотоаппаратурой.
Девотченко совершенно не был рад столь неожиданному визиту. Ведь будут расспрашивать - а что рассказывать? Пока никто ничем не отличился, для республиканской Испании, по существу, ничего еще не сделали. А может, именно это и устроит больше всего неожиданных гостей?
Журналисты оказались в курсе дел эскадрильи. Им просто хотелось познакомиться, поговорить с молодыми советскими летчиками. Ясно, с какой целью: узнать о настроениях, посмотреть, насколько вновь прибывшие парни крепки духом.
Командир представил гостям Зубарева и Шестакова, поручил им заняться приезжими, поскольку самому нужно было организовывать боевое дежурство. Зубарев и Шестаков разделили журналистов на две группы, повели их в звенья.
- Мистер Честакофф, вы хорошо стреляете в воздухе? - спросил довольно твердо по-русски идущий рядом с ним англичанин в пенсне с золотой оправой.
- У нас все стреляют хорошо, - прозвучало в ответ.
- А не думаете ли вы, что учебные стрельбы и огонь в бою - это не одно и то же?
- Нет, не думаю. Что умеешь делать - то сделаешь в любой обстановке.
- А если нервы не выдержат?
- А вы слыхали наш авиационный марш?
- Это какой?
- Тот, где поется: "А вместо сердца - пламенный мотор".
- О, - англичанин начал доставать из карманов блокнот и вечное перо, - вы остроумны, мистер Честакофф, это надо записать…
Лев только собрался было что-то еще сказать, как вдруг до него донесся какой-то гул. Он взглянул в небо и увидел пару двухмоторных вражеских разведчиков. Идут себе чинно-благородно, будто знают, что никакая опасность им не грозит, летчики-истребители на земле заняты гостями.
- По машинам! - разнеслась громкая команда Девотченко.
Летчики бросились к своим "москас", журналисты отскочили в сторонку, наблюдают, что будет дальше. Приготовили фотоаппараты.
Торопясь к истребителю, командир эскадрильи на все лады чертыхался:
- Принесло этих газетчиков на мою голову! Не снимем разведчиков - на весь мир раззвонят. Им ведь только дай посмаковать…
Точно о том же думали Зубарев, Шестаков и другие: "Как бы не ударить в грязь лицом! И надо же появиться разведчикам в столь неурочный час…".
В последнюю минуту Девотченко сообразил, что ни к чему взлетать всей эскадрильей - получится свалка, неразбериха.
Пойдут он, Зубарев и Шестаков.
Тройка "москас", подняв рыжую пыль, взметнулась в небо. Все трое устремились к разведчикам. Те, заметив истребителей, прибавили скорости.
Девотченко показал ведомым: вы, мол, вдвоем атакуйте левого, я сам - правого.
Комэск почти настиг разведчика, дал очередь, тот сразу же круто заспиралил к земле.
"Неужели попал? Так сразу?" - недоумевал командир. Недоумевали и все на земле. Вражеский самолет несся к земле, но, глядя на него, никак нельзя было отделаться от чувства, что он управляется опытной рукой. Мучаясь сомнениями, Девотченко вошел в пике, чтобы настичь противника и еще раз полоснуть его огнем пулеметов. Но не тут-то было. У самой земли разведчик выровнялся, стал в горизонтальный полет и тут же как будто растворился на фоне местности: он был слишком хорошо закамуфлирован под нее.
- Тьфу, чтоб тебя черт взял! - зло сплюнул Девотченко. - Научились, гады, спасать свои шкуры. А что там делается у Зубарева и Шестакова?
А там было вот что.
Зубарев, приняв на себя командование парой, ринулся вдогонку второму разведчику. Шестаков, верный правилу "ведомый - щит ведущего", неотступно шел следом, наблюдал за тем, чтобы кто-то еще не свалился на них сверху или сбоку.
Зубарев, зная, что огонь пулеметов И-16 особенно эффективен на малой дистанции, подошел к разведчику вплотную, прицелился, нажал гашетку… а оружие молчит. Еще раз нажал - молчит. Что такое?! Зубареву ничего не остается, как выходить из атаки. Разведчик, как тот, которого преследовал Девотченко, начинает спиралить. Шестаков, ничего не понимая, бросается за ним, забыв на время о ведущем. Приближается вплотную к цели, жмет гашетку - но пулеметы молчат!
Где-то в глубине сознания мелькнуло: "Расхвастался, у нас все хорошо стреляют". Потом мысль переключилась на поиски причины отказа оружия. "Проклятье! - чуть не вскрикнул Шестаков от пришедшей на ум догадки. - Двойная перезарядка нужна. Ведь пулеметы были дважды взяты на предохранитель еще вчера, для учебного боя. Вот и забыли об этом!"
Наконец разведчик, перестав спиралить, набирает скорость. Теперь не уйдет: оружие приведено в боевое положение. Если, конечно, еще что-нибудь не помешает. Не должно помешать!
Шестаков настигает разведчика. Подходит к нему сбоку сзади, прицеливается по левому мотору, дает длинную очередь, не прекращая ее даже после того, как вспыхнул мотор, все еще не веря в свою удачу: это его первый сбитый враг, им открыт личный счет боевых побед! Разгоряченный, он даже не заметил, что одновременно с левым мотором разведчика вспыхнул и правый: подоспел и подстраховал Девотченко. Вражеский разведчик, потеряв управление, стал заваливаться на крыло. И тут Лев четко увидел, как из уже охваченной пламенем кабины вражеского самолета выбирается летчик, отталкиваясь, бросается вниз, над ним вспыхивает белый купол.
Лев совершает вокруг него вираж - словно ритуальный танец. Видит узкое, длинное лицо блондина, перекошенное в бессильной злобе. Парашютист грозит кулаком, потом выхватывает пистолет и, вращаясь на стропах, открывает стрельбу по истребителю.
"Огрызается, как волк на псарне, - подумал Шестаков, - вот полосну из пулемета - сразу поумнеешь!" Он уже положил было палец на гашетку, но тут же спохватился: "Пусть снижается, возьмем в плен, поближе посмотрим, что за зверь этот фашист".
Не думал - не гадал тогда Лев Шестаков, что пожаловал он жизнь врагу, с которым еще не раз придется скрестить пулеметные трассы в воздушных боях, и что кончится эта дуэль уже над советской землей…
Заходя на посадку, Шестаков видел вдали догорающий сбитый им самолет и снижающегося парашютиста, к которому устремилось по голой каменистой степи несколько легковых машин. Благо их хватало: автомобили были даже у командиров звеньев.
"Ну вот, свершилось наконец то, к чему так долго шел - и первый бой, и первый сбитый, - думал Лев, планируя на аэродром. - Правда, все произошло как-то не так, как следовало, как тысячи раз рисовалось в воображении. Эта проклятая двойная перезарядка! Перестраховщики придумали, а ты расплачивайся…"
Девотченко, Зубарева, Шестакова приветствовали все, кто был на аэродроме, прыгая, бросая в воздух головные уборы, что-то крича. Общий азарт охватил и гостей. Они тоже радостно махали приземлившимся летчикам, настраивали фотоаппаратуру…
Шестакова буквально вытащили из кабины, начали качать. Кто-то из журналистов успел щелкнуть затвором, запечатлеть этот момент, и потом снимок появился в одной из прогрессивных английских газет.
Англичанин в золотом пенсне долго выжидал, когда Шестакова оставят в покое. Ему страшно не терпелось задать какой-то вопрос. Это было написано у него на лице. Лев еще подумал: "Сейчас какую-нибудь каверзу подбросит".
И не ошибся.
- Мистер Честакофф, - улучив минуту, обратился тот, - вы дрались о-кей! Я вас поздравляю с победой. А теперь скажите, какое вознаграждение получите вы за сбитый самолет?
Шестаков чуть не присел от удивления. Он ожидал какого угодно вопроса, но не такого. Даже растерялся в первый миг. Но потом быстро нашелся:
- К сведению господина, мы сражаемся за республиканскую Испанию, а не за вознаграждение. Разве ваши летчики воюют здесь за деньги?
- Странный вы человек, мистер Честакофф. Наши, конечно, сражаются за деньги.
- Простите, - перебил его Лев, - и много они сбивают?
- Не оч-шень, - перестал улыбаться журналист.
- Нам сказали, что ваши летчики потихоньку уезжают отсюда…
- Да, да, верно. Здесь оч-шень жарко. И много не заработаешь.
- Жарко - это точно, - сказал Шестаков, - просто невыносимо. Только нашим людям это не мешает выполнять свой интернациональный долг. Хозе, - крикнул он тут же своему технику, чтобы закончить разговор, - угости-ка гостей апельсинами, они, наверное, как и мы, от жажды умирают.
Проворный Хозе тут же преподнес корзинку крупных сочных апельсинов и поррон с ключевой водой - кувшин с узким горлом.
Вот как мы его сбивали… Испания, 1937 г.
- Попить можно? - спросил американец. - Стакан есть?
- Тут стакан не требуется, - ответил Шестаков. Взял из рук Хозе поррон, поднял его на вытянутых руках, чуть наклонил, и живая, играющая на солнце струя полилась ему прямо в рот.
- О-кей! - воскликнул американец, щелкая затвором.
На аэродром доставили пленного пилота. Тощий, как хлыст, белобрысый немец. Прибыл с гитлеровским легионом "Кондор". Имеет награды. Глаза злые, ведет себя так, словно случившееся с ним - чистое недоразумение. Будто ничто для него не закон и не указ.
Девотченко не очень хотел заниматься с ним.
- Только проводили журналистов, теперь - пленный. Ну и денек! Решил было отправить его в штаб республиканцев, пусть там возятся с ним.
Но верх взяло простое человеческое любопытство: что за типы эти фашисты, чем живут, чем дышат?
С помощью переводчика состоялся следующий разговор.
- Ваше звание, имя, где родились?
- Лейтенант Курт Ренер, из Баварии, сын ремесленника…
- За что воюете в Испании?
- Защищаем интересы генерала Франко. Каудильо - друг фюрера.
- Какое же вы отношение имеете к интересам Франко?
- Каудильо - друг фюрера, - тупо, как раз и навсегда заученный урок, повторил немец. Потом он вдруг выпрямился, поднял голову: - Мы все равно вас победим. И всегда будем побеждать. Великая Германия покорит всех! - закончил он сорвавшимся голосом.
В разговор вмешался Шестаков:
- Вот ты кричишь о победе. Над кем?
- Над коммунистами!
- Запомни, фашист, не видать вам победы над коммунистами! Придет время - ничего от нас не останется на земле. Лучшее подтверждение тому - ты сам. Отлетался, больше не поднимешься!
Терпеливо выслушав переводчика, Курт Ренер прищурил злые глаза, уставился на Льва, словно стараясь хорошенько запомнить его, прошипел:
- Хорошо смеется последний. Я еще не отлетался. Мы еще встретимся, вы еще все услышите о Курте Ренере!
Нет, этому фашисту самоуверенности не занимать. Откуда такая спесь?
Допрос пленного дал хорошую пищу для размышлений. Шестаков никак не мог успокоиться: подумать только - сын ремесленника! Как же Гитлеру удалось оболванить свой народ? Где тут разгадка?..
Допрос пленного оказался не последним событием того памятного дня. После обеда на аэродром прилетел товарищ Мартин - советник комиссара республиканских ВВС Филипп Александрович Агальцов.
Он узнал о сбитом "дорнье" и поспешил к месту события, чтобы лично все посмотреть, разобраться в результатах первого в эскадрилье боевого вылета. Поговорил с Девотченко, Зубаревым, Шестаковым, подробно расспросил их о деталях вылета. Когда ему все стало ясно - собрал летчиков.
Это был очень поучительный разбор действий истребителей. Агальцов отметил решительность командира, высоко оценил организацию боя. Хорошо отозвался о Зубареве, похвалил Шестакова.
- Первый бой есть первый бой, - сказал он, - судить строго за него нельзя. Но выводы делать крайне необходимо. Первое, нужны тренировки и еще раз тренировки. Тогда не будете забывать о предохранителях и перезарядках. Второе, целесообразнее действовать парами. Подними Девотченко еще один истребитель - от него бы не ушел разведчик. Третье, в бою все забыли об осмотрительности. А если бы выше шли "мессершмитты"? Или "дорнье" просто оказался приманкой, а на аэродром обрушила бы удар группа бомбардировщиков? Осмотрительность - залог победы. Ты видишь - ты хозяин положения.
В общем, разложил Агальцов аккуратненько все по полочкам. Всем стали ясны промахи и просчеты, и это значило, что все чуть-чуть выросли как воздушные бойцы.
- Есть ко мне вопросы? - спросил Филипп Александрович, заканчивая разбор.
- Есть! - ответил Шестаков.
- Пожалуйста.