– Годится, – подтвердил Ахманов. – Толстые балки пустишь поперек на уровне плеч и пояса, а из брусков потоньше соберешь каркас. На него бронзу навесишь, и будет все тип-топ.
– А ты откуда это знаешь? – полюбопытствовал ваятель.
– Знаю, голубь мой, знаю, – сказал Ахманов. – Я, видишь ли, Гермес, посланец богов. Командирован папой Зевсом тебе в помощь.
Ваятель почесал темечко, покосился на золотую цепь у Ахманова на шее (правда, без свистка, но солидной толщины) и склонил голову.
– Хайре, благой бог! Ну, раз ты велишь клепать каркас из железа, так и поступим. Кто я такой, чтобы спорить с олимпийцами?
– Ты и не спорь, – посоветовал Ахманов. – Делай, что говорят, и прославишься в веках.
Глазки у Хареса заблестели еще сильнее.
– Прославлюсь? Ты обещаешь, посланец богов?
Ахманов с важным видом поиграл цепочкой и произнес:
– Будет творение твое, о Харес из Линдоса, чудом света наравне с египетскими пирамидами. Но простоит недолго.
– Недолго – это сколько? – встревожившись, спросил ваятель.
– Лет пятьдесят, – сообщил Ахманов, не помнивший точной даты. [Колосс Родосский был воздвигнут в 292–280 гг до н. э. и простоял до 224 г. до н. э. Разрушен в результате сильного землетрясения. ] К его удивлению Харес вовсе не опечалился, а хлопнул себя по коленке и воскликнул:
– Пятьдесят так пятьдесят! Достаточный срок, чтобы пропить гонорар и упокоиться в славе. А там хоть олива не расти!
– Кстати, о гонораре, – произнес Ахманов. – Вспомни, Харес, что я – покровитель торговли, и на кривой меня не объедешь. Ясно?
– Ты о чем, благой бог?
– О том, что не худо бы оплатить мою помощь. Десять процентов меня устроят. В афинских драхмах, разумеется.
– Пять! – попробовал сбить цену Харес, но Ахманов грозно уставился на мошенника:
– Это кто у нас спорит с олимпийцами? В Тартар захотел?
Сверкнула молния, зарокотал гром. Харес, а за ним ученики, бухнулись на колени.
– Помилуй, божественный вестник! Будет, как велишь! Десять процентов в афинских "совах"! [Афинская или аттическая серебряная драхма весила 4,36 г. На ней изображалась сова, птица богини Афины, поэтому эти драхмы часто называли "совами".] Клянусь и обещаю!
– То-то же, – молвил Ахманов и проснулся.
Некоторое время он лежал не двигаясь, слушая, как похрапывает в ванной жена, и глядя на израильский агрегат, испускавший торсионные волны. Потом слез с кровати, выключил москитную машинку и пробурчал:
– Какой забавный сон! Лишнего я вчера хлебнул что ли?.. А может…
Тут он споткнулся о мешочек, валявшийся на полу. Мешочек был увесистый, и когда Ахманов его поднял, в мешке зазвенело. Вдохновленный этими звуками, он распустил завязки, и на постель ручьем хлынули монеты. Однако не серебряные драхмы, а греческие евро с лупоглазой совой. Их оказалось штук пятьдесят [Похоже, гонорар Хареса составил пятьсот драхм, что было в античные времена крупной суммой (более двух килограммов серебра). Но писатель Ахманов не исключает, что мошенник Харес его нажег, заплатив не десять, а пять процентов. В этот случае гонорар ваятеля равен тысяче афинских драхм. ], но этот новодел не мог сравниться ценностью с древней афинской валютой – драхмы были раритетом, а евро всего лишь деньгами.
– Мошенник этот Харес! – злобно буркнул Ахманов и пересыпал монеты обратно в мешок. Их хватило на две порции креветок в таверне "Грек Зорба" и бутылку коньяка "Метакса". Креветок Ахманов съел с женой, а коньяк подарил своему другу писателю Балабухе.
ВОЯЖ 13. АТЛАНТ ИЗ ГИМАЛАЕВ
Можно сказать, что писатель Ахманов попал в Гималаи, выполняя спецзадание. Случилось так, что, будучи в Москве, познакомился он у своих издателей с главным редактором журнала "Знание – жизнь". Некогда журнал был именит и славен, печатал фантастику и популярные статьи по всем наукам, но теперь оскудел, захирел и с миллионных тиражей свалился на жалкие двенадцать тысяч. Что подтверждает латинскую пословищу: nil permanet sub sole – ничто не вечно под солнцем.
Встретив Ахманова, редактор завел с ним научную беседу как с большим знатоком прошлого и будущего Земли. Но разговор получился не очень содержательный: редактор, экспансивный мужчина, перескакивал с пятого на десятое и, наконец, обрушился на "Аргументы и факты", где печатали отчеты о гималайских странствиях доктора Мулдашева, чудодея из Уфы.
– Атлантов он, понимаете, нашел! И лемуров, наших прародителей! – брызгая слюной, возмущался редактор. – Представьте, мой драгоценный, будто бы дрыхнут они в пещерах сорок миллионов лет, дожидаясь конца света! Чушь, бредни, ерунда! Жалкие перепевы мадам Блавацкой!
Ахманов слушал и согласно кивал, иногда выражая свое мнение о докторе Мулдашеве язвительной ухмылкой. Ухмылка получалась кривоватая, с оттенком зависти – как-никак, тиражи у Мулдашева были много больше, чем у писателя Ахманова.
Редактор вдруг хлопнул себя по лбу.
– Идея! Вы, голубь мой, человек здравомыслящий и подкованный в науках… Почему бы вам не съездить в Индию, в Гималаи эти, с заданием от нашего журнала? Пройдете в точности по следам Мулдашева и развенчаете его галиматью! Думаю, ничего вы в этих пещерах не найдете, кроме мокриц и летучих мышей! Зато путешествие будет интересным, а мы поднимем тираж журнала.
– Путешествовать я люблю и в Индии с Гималаями еще не был, – произнес Ахманов, выслушав редактора. – Однако тугрики нужны. Или рупии. Или хотя бы доллары, сокол мой ясный.
Редактор скис.
– С тугриками у нас напряженно, – пробормотал он. – Но вы, кажется, получили у издателей солидный гонорар?
– Получил, – со вздохом признался Ахманов. – До Индии и обратно хватит, но ведь еще и подарки нужны! Бакшиш! Без бакшиша местные гуру в пещеры не пустят.
– Ну, с бакшишем мы решим вопрос, – приободрившись, сказал редактор. – Подарите подшивку нашего журнала за прошлый год. Даже две подшивки! – Тут он плотоядно облизнулся и добавил: – Итак, ждем первую статью, мой драгоценный. Чао!
– Чао, – отозвался Ахманов и следующим утром вылетел в Дели. Затем, руководствуясь книгами Мулдашева, он добрался до гималайских гор точно в том месте, где находилась пещера с атлантами и лемурами. Доктор утверждал, что они лежат в каменных саргофагах в состоянии сомати, и что в атлантах три метра роста, а в лемурах целых пять. Или, возможно, семь – этого Мулдашев не выяснил, так как в пещерах было темно, а дальше порога его не пустили. Там имелся ментальный барьер для отсева недостойных – прежде всего, врунов и конъюнктурщиков.
Итак, двигаясь по стопам предшественника, Ахманов прибыл в горную деревушку, где в маленьком, продуваемом ветрами святилище обосновались хранители пещеры. Было их двое: один – старый, а другой – совсем старый. Но старички оказались бодрыми, практиковали йогу, ели целебные травки и кое-как понимали английский.
– В пещеру, – сказал Ахманов, передавая увесистые подшивки журнала. Их приняли с благодарностью – в этих суровых краях топливо очень ценилось.
– В пещере только глядеть, фото нет, – сказал старый гуру.
– Глядеть издалека, – добавил совсем старый.
– Глядеть сначала, – молвил Ахманов. – После внутрь идти.
– Не моги, – возразил старый гуру.
– Они не пускать, – уточнил совсем старый.
Ахманов вытащил красный билет члена Союза российских писателей и веско произнес:
– С этим пускать везде и бесплатно. Пошли!
Старый гуру пожал плечами, и они зашагали к расселине в скалах. За нею было обширное полутемное пространство под каменными сводами. В дальнем конце этого подземелья смутно виднелась дыра неопределенных очертаний, полная загадочного мрака. В общем, все было так, как описано в книгах Мулдашева, и не приходилось сомневаться, что по крайней мере до этих мест уфимский доктор добирался.
Они подошли к дыре, и тут гуру промолвил:
– Здесь закрыто. Не миновать никак, если нечистый помысел.
– Сюда приезжали из России, целый экспедишн, – сказал Ахманов. – Кто-нибудь побывал во второй пещере?
Старик замотал головой.
– Нет. Суетный люди, недостойный! Пялиться с порога.
– Потом писать много глупостей, – пробормотал Ахманов и шагнул в дыру.
Никакого сопротивления! Он еще услышал, как гуру икает от изумления, и в тот же миг кромешная тьма сменилась неярким светом. Камера, в которую попал Ахманов, была похожа на внутренность раковины, выстланной перламутром, испускавшим серебристо-розовое сияние. В потоке этого мягкого жемчужного света стоял сероглазый юноша в потертых джинсах и футболке с надписью "I lave you" и глядел на гостя с благожелательной улыбкой.
– Атлант? – осведомился Ахманов. – Или лемур?
– Не имею чести, – ответил сероглазик на русском. – Пича Вомба, Наблюдатель категории "Би", служебный номер пятьдесят три дробь семь.
– Это как понимать? – с легким удивлением полюбопытствовал Ахманов.
– Так и понимайте, – ответил Пича Вомба. – Сорок миллионов лет назад мы облучили ваш мир прогрессирующей радиацией. С тех пор наблюдаем. – Тут его улыбка сделалась печальной. – Наблюдаем и ждем, когда вы поумнеете, созрев для контакта.
– Боюсь, это случится не скоро, – вздохнул Ахманов.
– Увы! Я здесь уже пятую тысячу лет и подумываю о том, не облучить ли вас вторично. В Галактике это был бы уникальный случай. Всем прочим хватило одного раза, даже сирианским свинорылам.
– Я всегда считал, что Земля – заповедник недоумков и редкостных кретинов, – с грустью признался Ахманов. – Представить только – у меня тиражи меньше, чем у Мулдашева! Возмутительно!
– Согласен с вами. Но среди недоумков встречаются и вполне разумные персоны. – Сероглазик отвесил Ахманову вежливый поклон. – Так что надежда на прогресс, пусть скромный, нас все еще не покидает. Хотя эти бредни о лемурах и атлантах… – Он скривился.
– Простите великодушно за доктора Мулдашева, – сказал Ахманов. – Приношу извинения от лица земной цивилизации и особенно от ее докторов. Обещаю, что мы постараемся прогрессировать побыстрее. Все, от мала до велика!
– Всем не обязательно, – молвил Наблюдатель Пича Вомба. – Например, доктора Мулдашева мы не включаем в категорию прогрессируемых. Знаете, временами эволюция делает странные зигзаги и даже поворачиваясь вспять, от хомо сапиенс к австралопитекам и троглодитам.
– А не облучить ли доктора Мулдашева отдельно? – предложил Ахманов. – Так сказать, в порядке личной реморализации?
– Отдельно – слишком дорогой эксперимент. Мы не может тратить на это ресурсы Галактики, – возразил Наблюдатель. – Опять же проблема не в одном Мулдашеве. Вспомните о Денникене, Лобсанге Рампе и остальных шарлатанах! Вспомните о ваших лжеакадемиках, астрологах и чудотворцах! Вспомните, наконец, о пресловутом Ангаре-18!
Осведомленность Пичи Вомбы удивила Ахманова, но Наблюдатель пояснил, что может получить любую информацию ментальным способом, а также прямо из компьютерных сетей.
Прощаясь, они вступили в физический контакт, пожав друг другу руки, и Ахманову почудилось, что он коснулся не ладони, а гибкого теплого щупальца. Возможно, подумалось ему, Наблюдатель – не гуманоид, его человеческий облик лишь видимость, а на самом деле Пича Вомба – разумный осьминог?.. В таком случае, байки Мулдашева об атлантах и лемурах для него вдвойне оскорбительны.
С другой стороны, размышлял Ахманов по пути домой, было бы совсем неплохо, если бы разумные земляне произошли от головоногих. Писателям, скажем, прямая выгода: можно творить в восемь рук, и все они близко к голове. Гораздо ближе, чем у доктора Мулдашева.
ВОЯЖ 14. ГРЕНЛАНДИЯ, ЗЕМЛЯ СВОБОДЫ
Когда случился датско-гренландский инцидент, писатель Ахманов поехал в зону боевых действий в качестве военного корреспондента. Конечно, супруга увязалась с ним – ей поручили делать фото и врачевать раны Ахманова, если такие окажутся. Отправились они по заданию единственного российского СМИ, проявившего интерес к этой войне. То был журнал "Физкультура и спорт", чья редакция сочла, что борьба Гренландии за независимость относится скорее к спортивным мероприятиям, нежели к каким-либо иным.
Как известно, первое столкновение произошло в Копенгагене, после атаки гренландской авиации. Два самолета ("Ан-24" советского производства) разбросали листовки и высадили десант, дюжину парашютистов с ледорубами. Эти бойцы принялись крушить витрины лавок и супермаркетов, а затем вступили в рукопашный бой с датской полицией. Ахманов и его жена находились прямо на линии фронта, у ящиков с бананами возле разгромленной продуктовой лавочки. Там их и взяли.
Взяли их узкоглазые гренландские десантники и поволокли к берегу моря. Сначала Ахманов возмущался, показывал корреспондентский жетон, но потом успокоился, решив, что освещать боевые действия можно по любую сторону фронта. Тем более, что тащили их вежливо, с бережением, лишь иногда тыкая ниже поясницы рукоятями ледорубов. Таким порядком писателя и его супругу отвели к морю, где дожидалась подводная лодка.
Переход в Гренландию на этом дредноуте занял двое суток. Жена Ахманова проводила время в основном на камбузе, знакомясь с гренландской кухней, Ахманов же трудился не покладая рук, брал интервью у капитана, десантников и членов экипажа. Бойцы с горечью перечисляли обиды, нанесенные датчанами: эмбарго на шапки из нерпы, ущемления национальной шаманской религии и отказ выдвинуть на Букер книги авторов-гренландцев. Кроме того, датские власти не пожелали дублировать на гренландский боевики Голливуда, очень любимые местным населением. Все это, вкупе с другими актами великодатского шовинизма, привело к росту национального гренландского самосознания и, как результат, вспыхнула война за независимость. Хотя армия Гренландии включала только один батальон, два подержанных самолета и подводную лодку, шансы повстанцев были отнюдь не призрачными: капитан намекнул, что в их распоряжении есть секретное оружие.
Наконец лодка замерла у береговых айсбергов, и Ахманов с супругой отправились в чум министерства иностранных дел. Там их поджидал министр Каквыргин, он же – член гренландского сената, шеф разведки и генерал повстанческой армии. За обильной трапезой (подавали печеную с ягелем нерпу и китовый ус под маринадом) генерал признался, что захват Ахманова был главной целью атаки на Копенгаген. Ожидалось его активное содействие борьбе гренландцев за свободу. Каквыргин даже сравнил Ахманова с лордом Байроном, освободившим Грецию от турецкого ига.
Жена писателя – редкий случай! – взглянула на него с восторгом. Что до самого Ахманова, то он был очень удивлен.
– На кой я вам сдался, сэр? Я не Байрон, я мирный литератор и в революциях не участвую! Тем более, в гренландских!
– Вы лучший в мире эксперт по инопланетным пришельцам, – возразил министр Каквыргин. – А у нас как раз такой случай. При строительстве подледной базы мы наткнулись на замороженную тварь и нуждаемся в срочных консультациях.
– Это другое дело. Пошли! – решительно молвил Ахманов, и они отправились в огромную пещеру под ближайшим айсбергом. Одна из ее стен была отшлифована и освещена прожекторами, и там виднелся закованный в ледяной панцирь пришелец. Тварь походила на зубастого зеленого аллигатора, только размером с приличного кита.
– Ой, крокодил Гена! – воскликнула жена писателя Ахманова.
– Для такого Гены мы все чебурашки, – проворчал Ахманов, изучая пришельца. Отметив величину зубов и когтей, он уставился на острые штуковины под брюхом инопланетянина, очень похожие на разделочные ножи. Над полуприкрытыми глазами (их было четыре) виднелись стекла очков или какого-то другого прибора, а выше – рога и пара здоровых телепатических шишек. Сзади наблюдался шипастый хвост, усиленный броневыми пластинами. Словом, то был типичный монстр из фильма "Чужие".
– Ну, что скажете? – спросил Каквыргин.
– Байрону в Греции такое и не снилось, – пробормотал Ахманов. Затем добавил: – Попробую вступить с ним в контакт.
Он был не чужд телепатии. Во всяком случае, ментальные позывы супруги воспринимал безошибочно.
"Ты кто?" – промыслил Ахманов для начала.
"Съем!" – отозвался дремлющий монстр.
Ахманов напрягся.
"Ты откуда?"
"Съем!"
"Как ты здесь очутился?"
"Съем!"
"Чего тебе надо?"
"Съем, съем, съем!"
"Какая ограниченность! – послал в ответ Ахманов. – Не ожидал от брата по разуму!"
"Съем всех!" – откликнулся инопланетный крокодил Гена.
Пожав плечами, Ахманов взглянул на генерала.
– Вы собираетесь его разморозить?
– Есть такое намерение, – признался Каквыргин. – Мы думаем, сэр эксперт, что в благодарность он сообщит что-то полезное для нашей борьбы за свободу. Нам очень пригодился бы метатель антиматерии или, на худой конец, лазерная пушка.
Ахманов покивал головой.
– Секретное оружие, так? Не советую, генерал, не советую. Не буди лихо, пока тихо! Иначе вашей борьбе конец, да и вам тоже.
– Это почему же, сэр?
– Обещает всех съесть. И знаете, я ему верю, – сказал Ахманов, покосившись на клыки пришельца.
Генерал опечалился.
– Плохо, сэр, очень плохо! Мы пребывали в больших надеждах… Неужели этакое чудовище, – он ткнул в клыкастого монстра, – нельзя использовать во благо революции?
– Можно, – промолвил Ахманов. – Сделать кошачьи консервы и продать. Хороший выйдет бизнес!
Каквыргин совсем расстроился.
– Ценю ваш юмор, сэр, но посоветуйте что-нибудь толковое. Вы же эксперт!
Ахманов хмыкнул, пошевелил извилинами, но продуктивные идеи как-то не рождались. Очень мешали телепатемы пришельца. Тот по-прежнему грозился съесть всех, а Ахманова – в первую очередь.
Он прикидывал так и этак, старался как мог, ибо питал к народу ледяного острова искреннюю симпатию. В конце концов, если абхазы, баски и курды требуют независимости, можно ли отказать в свободе угнетенным гренландцам?.. Так Ахманов маялся минут десять под взором генерала Каквыргина, глядевшего на него с большой надеждой. Но в голову ничего толкового не приходило.
И тут раздался голос жены писателя.
– Надо обменять этого крокодила, – промолвила она. – Обменять в том состоянии и виде, в котором вы его нашли.
Писатель с генералом в недоумении уставились на нее.
– Обменять? – повторил Каквыргин.
– А смысл в чем? – добавил Ахманов.
– Ох уж эти мужчины! – фыркнула его супруга. – Как ты не понимаешь, дорогой? Такая находка – большая ценность для рекламного бизнеса. Ты посмотри, какая пасть, какие когти! На футболки пойдет, на полотенца, сумки, кружки и так далее! Опять же туристов можно водить и загребать деньгу лопатой… Вот и обменяйте!
– На что? – спросил Каквыргин.
Жена писателя Ахманова вздохнула, удивляясь мужскому тупоумию.
– На свою свободу, генерал. Вы датчанам – эксклюзивные права на крокодила, а датчане вам – независимость. Очень даже справедливо.
Каквыргин и Ахманов переглянулись. Затем генерал произнес:
– Мудрая женщина ваша супруга, сэр. Какой практический ум!
– Истинно так, – кивнул Ахманов и поежился. – Временами даже страх берет.
Следующим утром они улетели в Петербург на гренландском "Ан-24". Улетели с почетом – то был спецрейс через северный полюс. В трюме самолета, в огромном сундуке, лежал подарок гренландского сената жене Ахманова – манто из белого медведя.
В тот же вечер Ахманов услышал в теленовостях, что Дания признала независимость Гренландии, получив взамен некую торговую преференцию. Через неделю Гренландию приняли в ООН, НАТО, Евросоюз и ЮНЕСКО. Решив это отметить, Ахманов купил в универсаме банку датского пива. Купил, присмотрелся и вздрогнул: с банки на него скалил зубы инопланетный крокодил.