Впрочем, поплатиться в России может каждый второй, если не первый… На любого можно найти пресловутый компромат, а то и придумать, если уж сильно кому-то понадобится. "Со времени Иисуса невиновных нет", – как саркастически пел Егор Летов в расцвет перестройки.
Говорят (прошу прощения, но в нынешних реалиях "говорят", "источник" уже не являются штампом – это необходимость), да, говорят, что арест Амирова – начало наведения порядка в Дагестане, за которое принялся недавно назначенный временно исполняющим обязанности главы республики Рамазан Абдулатипов.
Что ж, посмотрим, к чему это приведёт. Не исключено, что со временем и Рамазана Гаджимурадовича этапируют в Москву А что? С недавних пор любая (или почти любая) голова высокопоставленного чиновника не сидит на плечах крепко-накрепко.
Наверняка уголовные дела вокруг недавних министров Сердюкова и Скрынник, уход из правительства Суркова – игра режима, но в общественном сознании это положительные знаки. Не удивлюсь, если и супернепотопляемого Сергея Иванова когда-нибудь поцарапают за его, например, признание в том, как он отреагировал на воровство в ГЛОНАСС, которое Иванов, как это принято называть сейчас, – курировал:
"Когда я начинал работу, а программа начиналась в 2006–2007 году, для этого были выделены огромные бюджетные средства. И где-то в 2009–2010 году у меня, знаете, на уровне ощущения стали возникать подозрения, что что-то не так. А в начале 2010 года ко мне обратился тогдашний министр внутренних дел Рашид Гумарович Нургалиев, который мне доверительно сообщил, что у него не только ощущение, но и появляются первые факты, или основания, подозревать, что бюджетные средства ГЛОНАСС, говоря по-простому, воруются. После этого я встретился в закрытом совершенно режиме с некоторыми – не буду называть их имена – следователями, операми, сотрудниками МВД, которые непосредственно работают по этому делу. Они мне показали бумаги размером примерно со стол, просто простыни, где, по их мнению, чёткими стрелочками было показано, как ходят деньги и куда они уходят. И я попросил их продолжать работу, естественно, не снижать никаких темпов. <…> Ну, терпел. Терпел. Я не подавал виду, потому что я понимал, что если я начну подавать вид, то это приведёт просто к настороженности и попытке замести следы".
Наверняка эти слова сохраняются не только в архивах оппозиции, но и там, на самом верху вертикали. И когда-нибудь их предъявят. Когда для сохранения вертикали потребуется очередная сакральная жертва.
Глава Счётной палаты Степашин даёт интервью нечасто, но когда начинает откровенничать, говорит страшные вещи. Коренная мысль, что воруют (ну, или мягче – "нарушают") повсюду и все. Кроме, пожалуй, главного человека в стране. И получается, что ему очень трудно поднимать Россию, делать её сильной и крепкой.
То, что главный если и не автор той системы, в которой мы все пребываем, то уж точно тот, кто эту систему, построенную в лихие 90-е, решил не ломать, Степашин и другие критики воровства, как-то не очень-то вспоминают…
Для меня с ранней юности было загадкой, как это соратники Сталина, старые большевики, герои гражданской войны, шли под расстрел – шли волнами, признаваясь в шпионаже, вредительстве, заговорах. Как энкавэдэшники, мучившие этих старых большевиков, сами становились жертвами, которых мучили те, кто через несколько лет тоже становились жертвами. Ведь это же люди были, у них должен был существовать инстинкт самосохранения. Бежали единицы, отказывались служить режиму тоже единицы. Но почему не находилось силы, способной сломать этот конвейер, работавший несколько десятилетий?
Конечно, можно было принять объяснения, что Сталину, дескать, помогала "идеологическая обработка", сокрытие массовости репрессий. Но это объяснения для головы. А вот душа продолжала вопрошать.
Только теперь я, кажется, стал понимать, как это было, не головой, а душой (или печёнкой).
Историки, политики, аналитики утверждают, что нынешние "посадки" некорректно сравнивать со сталинскими репрессиями. Ну да, не тот размах, не та (пока?) жёсткость. Но ведь не обязательно расстреливать, чтоб запугать, – достаточно раздать несколько десятков "двушечек", а в крайнем случае, разобраться во внесудебном порядке; чтобы вызвать восторг у одной части общества и заткнуть глотку другой, достаточно закрыть несколько десятков тысяч, а не сотен. (Кстати, по отношению к численности населения, заключённых у нас сегодня немногим меньше, чем при Сталине.)
Сажают или держат под статьёй представителей всех социальных слоёв и уровней власти. И удивительно, как дружно отворачиваются от того, кто попадает в жернова системы или же вполне может туда угодить. Уважаемый, всесильный человек в мгновение ока становится всеобщим врагом и ничтожеством.
Вон как все возликовали, когда лишился своей должности Лужков, или убрали из министров обороны Сердюкова. Теперь, информагентства сообщают, в Дагестане ликование по поводу ареста Амирова… Следственный комитет, оперативники, фээсбэшники у нас снова элита. Для них нет запретных дверей, неприкосновенных фигур. Ну, может, за исключением нескольких. Коренастые ребята даже не предъявляя корочек и ордеров могут в любой момент явиться к любому и вскрыть любой компьютер, забрать любой мобильник…
Но ведь история, и не только отечественная, множество раз демонстрировала, что эти-то органы первыми и страдают от своей всесильности. Чистят их регулярно. Правда, каждый из коренастых ребят, да и хрупких женщин в чёрной мантии или синей форме уверен, что именно он окажется Василием Ульрихом или Глебом Филаретовым, или же Андреем Вышинским, Василием Блохиным, Михаилом Панкратьевым… Уверен, что умрёт относительно спокойно естественным путём, ляжет пусть не на Новодевичьем, но на близком по статусу кладбище.
И для их такой уверенности есть основания – всех не вычистят (это даже Сталину не удалось), а до нового XX съезда ещё несколько десятилетий. "За это время умру или я, или эмир, или осёл", – как мудро рассуждал Ходжа Насреддин. (Недаром эту фразу цитируют сегодня очень часто.) Но, как мы видим, так называемый маховик раскручивается – если в первый восемь лет Путин предпочитал постепенность, "эволюционность": малой кровью подчинил своей группе олигархов, делом "оборотней в погонах" осадил силовиков среднего звена, заморозил внутреннюю политику в несколько этапов, – то теперь, после 6 мая 2012-го он действует стремительно. И, кажется, остановить или замять ряд уголовных дел при всём его желании уже невозможно. Сажать Навального, Удальцова, Даниила Константинова невыгодно – зачем выращивать Нельсонов Мандел? – но и не сажать уже нельзя. Нельзя проявлять слабость.
Да, маховик раскручивается. Людей метут или выдавливают из страны… Фактическую эмиграцию экономиста Сергея Гуриева многие восприняли с иронией: ну да, нашёл повод и уехал к семье в Париж. Скатертью, дескать, дорога, господам место в Париже…
Но в Париже и его ближних и дальних окрестностях всё больше не только господ. Валят из России разные люди, и очень много молодёжи. Кого-то припугнули, кого-то подставили, кто-то попробовал и понял, что честным путём здесь не подняться. Их место занимают, грубо говоря, менее умные, а место менее умных – ещё менее умные. А этих в свою очередь поддавливают товарищи из Средней Азии.
Этнический состав населения России меняется на глазах. Причём всей России – от Нового Уренгоя на севере до Владика на востоке и Калининграда на западе. И когда начинает раздаваться слишком уж громко: "Россия для русских", – сверху отвечают, что это общемировой процесс, и если к нам едет мигрантов всё больше и больше, то это значит, что в России жить всё лучше и лучше – в нищую страну бы не ринулись. Иногда показательно вылавливают сотню-другую несчастных и пытаются депортировать, а в основном же предостерегают: "Проявления экстремизма будут пресекаться самым решительным образом".
Подъём протестного движения в декабре 2011 – лета 2012-го пошёл на пользу режиму. Он позволил режиму увидеть лица своих врагов и дал повод начать с ними расправляться… Услышав дня через два-три после показа фильма "Анатомия протеста-2", что всех, кто в нём фигурирует, посадят в ближайший год, я, помню, не поверил. Но вот прошло месяцев восемь и мы видим, что Константин Лебедев уже сидит, Развозжаев, Боровиков, Удальцов арестованы, Илья Пономарёв и Геннадий Гудков находятся на грани уголовных дел (а может, уже и завели дела, какая, в сущности, разница); Каспаров по неподтверждённым данным эмигрировал, Навального активно судят…
"Ну ладно, – подумал я, – это политические активисты. Но в "Анатомии…" внимание уделено, например, Дмитрию Быкову. Он-то так же свободен и активен, как и раньше".
На днях я оказался в Свердловской области вблизи городка Нижняя Тура. И там мне рассказали про Быкова…
Не буду пересказывать подробности истории. Наберите в поисковике Интернета "Дмитрий Быков Нижняя Тура". Ссылок вывалится масса. Советую ознакомиться с разными точками зрения, не забыть и статью самого Быкова "Ход Турой". Неприятная история, в общем, произошла в конце февраля. Сенсационная встреча с читателями во глубине Урала, оказавшаяся провокацией… И, главное, как я узнал, история не закончена – следователи работают, людей допрашивают… Зная, что Следственный комитет, это некое безотходное производство, можно считать, что и Дмитрия Быкова готовятся накрыть надёжным колпаком…
После некоторого расцвета начала 2000-х мы снова стали стремительно тупеть и быдлеть. И неудачный всплеск протеста, похоже, только ускорил этот процесс… Большинство людей поняло, что цивилизованно, по-человечески здесь ничего не сделаешь, и снова, как в 90-е, большинство стало звереть. Перед парнями снова открылись лишь две дороги: в менты или в бандиты. И, кстати, в отличие от 90-х, теперь стать ментом уже не "западло", это престижно. Тем более и грань между ментами и бандитами стирается всё сильнее; приблатнённость вновь вошла в моду, и её усердно демонстрируют персонажи на самом верху вертикали.
Мир бандитов и ментов – жестокий мир. И что делать тем, кто традиционно является их добычей?.. В отличие от сталинского времени, у этой потенциальной добычи в 10-е годы XXI века есть одно преимущество – сухари теперь можно не сушить, а купить в любом супермаркете. Там с любым вкусом. Минус же в том, что при той скорости, с какой нынче происходят задержания, даже стоящий у порога чемоданчик с сухариками схватить вряд ли успеешь.
Май 2013
В давильне
Я редко хожу в суды, хотя всё больше моих знакомых и тех, кого я знаю и кому симпатизирую в их общественной деятельности, попадают в заключение.
Правда, нас всячески пытаются уверить, что подследственный, это ещё не осуждённый, но мы видим, что жизнь в СИЗО, скорее всего, тяжелее, чем в колонии. Может, у подследственного больше надежды на обретение свободы, чем у того, кому приговор вынесен, хотя вряд ли: оправдательных приговоров в последние годы почти не случается.
Достаточно разок побывать в здании суда, чтоб убедиться – они не храмы правосудия, а почти те же тюрьмы. Входишь, обшмонанный, и попадаешь в длинные коридоры, по которым ходят-бродят, болтая дубинками, судебные приставы, очень похожие на надзирателей. "С дороги!.. Съёмка запрещена!.. К стене!.. Воды нет!.." Формально свободный, за стенами этого учреждения, чувствуешь себя потенциальным обитателем мёртвого дома. Вот шагнёшь не туда, достанешь фотокамеру, и повезут тебя в камеру тюремную…
Весной я решил побывать на заседании по делу Леонида Развозжаева. Заседание проходило в Басманном суде города Москвы. Приехал вовремя, постоял на крутой лестнице в очереди на досмотр… Во время досмотра, охранник, покопавшись в сумке палочкой, среди запасных зажигалок, блокнотов и прочей мелочовки, разглядел красную корочку.
– Адвокат? – насторожился он.
– Нет.
– А кто? Что за удостоверение?
– Член Союза писателей.
– Журналист? – настороженность охранника сменилась тревогой.
– Не совсем.
Пропустили.
В узком коридоре стояли люди. Десятка три. Мест на жёстких лавках хватило единицам. Остальные мялись вдоль стен. Я стал мяться тоже.
Часа через полтора захотелось курить и пить. Спросил у охранников, есть ли где выпить воды. Они удивились такому вопросу, даже дар речи не сразу обрели. Наконец сообщили, что нет.
Долго не решался выйти на улицу. Но – вышел. Покурил, нашёл ларёк, купил воду. Тут же открыл, сделал несколько глотков. Вернулся.
Снова досмотр. Увидели бутылку.
– Что это?
– Вода.
– А почему открыта?
– Пил на улице.
– Открытую проносить нельзя.
– Да я только что выходил. – Я стал раздражаться. – Ещё спрашивал у вас про воду!.. Можете понюхать – простая вода. "Бонаква".
Пропустили, как будто сделали великое одолжение.
Снова ожидание. Попытки людей сфотать друг друга пресекались угрозами вывести их из здания. Тем, кто слишком часто курсировал меж зданием и улицей, говорили:
– В следующий раз можете и не войти.
И тут одна из дверей открылась, в коридор быстро вывели Леонида Развозжаева и в тесном кольце конвоиров почти поволокли вверх по лестнице. Прямо как какого-то маньяка-людоеда.
Люди даже опомниться не успели, а когда опомнились и ринулись вслед за ним, путь им перекрыли охранники:
– Стоять! Нельзя!
Выждали минут десять и тогда уж пропустили.
Я не был в числе первых, поэтому когда добрался до того зала – крошечного кабинетика, – в котором должно было начаться заседание, все две или три лавки в нём были заняты… Позже меня пропустили лишь парня, который махал какой-то карточкой и кричал:
– Пресса, пресса!
Я пожалел, что не подтвердил во время первого досмотра, что я журналист. Может, сидел бы сейчас в зале, и всё бы увидел, услышал… Хотя как тому, кто пробует писать прозу, и в таком положении есть свои плюсы – я видел оскорблённых людей, оставленных в коридоре, слышал их слова про наши суды и про всё прочее.
А потом я поехал домой. Смысла долго торчать перед закрытыми дверями не было. Всё ясно.
С тех пор прошло месяца два, и я снова оказался в суде. На сей раз в Чертановском и не совсем как частное лицо. Я выступил поручителем по делу Даниила Константинова, оппозиционного активиста, которого (первым) обвиняют не в чем-то бредовом вроде организации восстания в Калининграде, а в конкретном убийстве.
Была надежда, что ему изменят меру пресечения. Домашний арест вместо камеры СИЗО в протухшей, туберкулёзной Матросской тишине… О Данииле Константинове я узнал году в 2008-м, когда было создано яркое, но мгновенно погасшее движение "НАРОД", объединившее Алексея Навального, Сергея Гуляева, Захара Прилепина, Петра Милосердова… Константинов был не на виду, но явно среди активистов. Позже он стал лидером движения "Лига обороны Москвы", которое, судя по всему, было способно объединить умеренных националистов… Но тут его арестовали. За убийство.
Да, подозревают, точнее – давно уже обвиняют, хотя сам судебный процесс ещё не начался – в убийстве. Причём не в случайном, не в состоянии аффекта, а совершённом расчётливо: сперва, мол, бил кулаками, а потом – ножом. Умело скрылся, так что сыщики не могли выйти на его след почти полгода…
Парень Даниил мощный (правда, после года с лишним заключения – страшно бледный), поэтому и шьют убийство. Был бы щуплый, нашлись бы другие статьи. Режим захотел законопатить активного, умного, образованного, и упорно конопатит… Интеллигентность Константинова власть не интересует, она и не представляет, видимо, как можно быть интеллигентом и националистом. Для неё националист – бугай с ножом. Вот в такой ранжир и впихивают Даниила Константинова.
Поручителем был не я один. Ещё – журналист, учёный Андрей Пионт-ковский, правозащитники Наталья Холмогорова, Сергей Давидис и Анна Каретникова, муниципальный депутат Алексей Приходько, поэтессы Елизавета Емельянова и Алина Витухновская, отец Даниила, знаменитый в начале 90-х политик Илья Константинов.
Заседание назначили на понедельник, середина дня.
Собрались, ждали. Стлался шепоток, что у судьи Тюркиной, которая будет вести дело, в долгой практике есть оправдательные приговоры. Чудо!.. Другим чудом оказалось то, что в этом суде оказался доступный для всех буфет – если не боишься проморгать разрешение войти в зал, можешь поесть, кофе заказать…
Спустя часа полтора после заявленного времени начала заседания, в зал провели Даниила. Именно провели, а не проволокли, как Леонида Развозжаева месяца два назад. Следом вошли защитники, прокурорский работник. Мы, поручители, сидели, стояли, ходили по коридору. Заседание было закрытое, поэтому поддерживающих почти не пришло – всё по-деловому, тихо и мирно. Если не шуметь, то, может, заменят СИЗО домашним арестом. Да, если не шуметь, хорошо себя вести…
Открылась дверь зала заседания и оттуда что-то тихо сказали. Никто сначала и не обратил на это внимания, но тут же опомнились, бросились к двери:
– Что?
Оказывается, вызвали одного из поручителей.
Минут через пять дверь снова открылась и снова что-то тихо сказали.
– Сенчин! Где Сенчин? – колыхнулось по коридору.
Я был здесь, вошёл.
Судья, нестарая, интеллигентного вида женщина, попросила у меня паспорт, предложила встать посреди зала за нечто вроде трибуны, сказать свои имя-фамилию-отчество, адрес регистрации.
Я сказал.
Потом судья скороговоркой поинтересовалась, знаю ли я об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и отказ от дачи показаний.
Я сказал, что знаю и расписался в бумажке.
– Где вы работаете? Ваш род занятий? – задала новые вопросы судья.
Я сказал, где работаю, добавил, что член Союза писателей Москвы, лауреат премии правительства Российской Федерации (думал, дурачок, что это поможет).
Судья как-то уважительно покивала и спросила у моложавого человека в форме с двумя просветами на погонах:
– Есть ли вопросы к поручителю у стороны обвинения?
Сторона обвинения, глядя в стол, мотнул головой отрицательно.
– Есть вопросы к поручителю у стороны защиты?
Защита спросила, что побудило меня стать поручителем. Я ответил, что давно знаю Даниила Константинова по его общественной деятельности, слежу за ходом расследования, и у меня сложилось стойкое ощущение, что того, в чём его обвиняют, Константинов не совершал.
– Спасибо, присаживайтесь, – сказала судья и назвала фамилию следующего поручителя; один из охранявших дверь судебных приставов, открыл её и почти шёпотом повторил эту фамилию…
Хорошо, что меня вызвали одним из первых, потому что я смог в полной мере насладиться автоматизмом этой процедуры. Одни и те же вопросы судьи, отрицательный жест головой стороны обвинения. Только защитники и сам Константинов из клетки разнообразили обряд вопросами, смысл которых, впрочем, оставался тем же: почему стал поручителем, знаком ли с Даниилом лично.